Джордж плеснул себе очередную порцию бормотухи, которая постоянно получалась у него вместо нормальных коктейлей, и рывком – ну какие могут быть приличия в таком состоянии! – влил в себя весь стакан. Зеркало с отвращением показало бледного, с замутившимся взглядом мужчину, ссутулившегося в неглубоком кресле у окна. Джордж криво ухмыльнулся незнакомцу – тот ответил не менее усталой гримасой.
- Знаете, - обратился к неожиданному собеседнику Джордж, - ведь это кресло напротив… Оно не всегда пустовало. Помню, вечерами мы с Эвой… Ах, да, я женат, вы же знаете? У меня прекрасная жена – Эванджелина. Так вот, раньше все вечера напролет мы с Эвой сидели в этих креслах, обсуждая новости из газет, читая вслух книги, делясь переживаниями и впечатлениями прошедшего дня. А теперь?
- Честно говоря, - продолжал Джордж, не дождавшись ответа, - я не помню, когда именно все пошло наперекосяк. Кажется, меня тогда повысили в… не помню, в каком году, но мне пришлось проводить на работе намного больше времени, и я приходил домой уже уставший настолько, что зачастую не хватало сил даже поужинать. Да, точно, Алисия тогда как раз пошла в подготовительный класс. Но у нас с Эвой оставались выходные! Да, представьте себе, на выходных мы не расставались целыми днями, а ночи были наполнены нежностью и страстью. А теперь…
- Вы думаете: это так престижно – быть генеральным директором! – заговорил Джордж, когда его слушатель вновь промолчал. – Так я вам могу сказать: ничего подобного! Ничего подобного!
Он рывком встал и одним шагом преодолел расстояние до зеркала. Слушатель, видимо из вежливости, тоже поднялся.
- Вы хоть представляете, через что мне пришлось пройти?! Работать с утра до ночи, зарабатывая лишь деньги – и ни грамма счастья. И еще эти снобы… Да-да, я о коллегах и начальстве. Лишь одному Симоводу ведомо, что я чувствую каждый день, каждый час в офисе. Меня ведь там не ценят. Да, моя работа безупречна, но эти люди – они постоянно строят козни против меня, постоянно пытаются подставить, сместить. Я уже чувствую, что еще немного – и меня ждет пособие по безработице. А мне ведь уже тридцать пять лет! Тридцать пять, понимаете? Это не двадцать, когда вся жизнь впереди. И даже не тридцать, когда еще можно начать сначала. Я потратил всю свою молодость, чтобы обеспечить семью, чтобы Эва ни в чем не нуждалась, жила бы в свое удовольствие, но это только отдаляло нас друг от друга. У нее отдельная спальня. Уже давно. И, боюсь, отдельная жизнь. А у меня жизни нет.
- Ты совсем свихнулся со своей работой, Джо! – Эванджелина, кажется, была зла, как никогда.
- Какие гости в моей спальне! – саркастично процедил Джордж.
- Ты пьян? Симовод всемогущий, да ты пьян, как сапожник! Ты разговаривал сам с собой? Ах, нет, с зеркалом. Джордж, дальше так продолжаться не может. Я устала. Мы уже давно чужие люди: тебе дороже твоя работа, чем жена и дочь. Ты вспомни, ты только вспомни, когда мы с тобой последний раз где-нибудь отдыхали?
- Отдыхали? Да у меня нет ни секунды на отдых! Если я начну отдыхать, кто будет оплачивать счета? За наше поместье надо платить, знаешь ли. Так же, как и за школу Алисии. Впрочем, о чем это я? Я тебя всю жизнь оберегал от невзгод, ты не проработала ни часа, в глаза не видела ни одного счета. Ты не знаешь цены деньгам. Это оттого, что я тебя люблю, глупая. Люблю! А ты только недотрогу из себя корчишь. Запомни, милая, миром правят богатые, а богатыми – деньги. Мы богаты, и за это платим личным временем. Иначе – никак.
Джордж мгновенно устыдился своей вспышки – еще никогда он не кричал на жену. Но, правда, никогда до этого он и не напивался. А Эванджелина молча стояла посреди комнаты, опустив голову и не зная, что ответить. Ему вдруг стало так жалко ее – в этот момент Эва больше всего была похожа на потерявшегося ребенка.
- Прости, прости, любимая, - прошептал Джордж, обнимая Эванджелину.
- Убери от меня свои руки, чудовище! Я не просила богатства, слышишь? Я хотела быть счастливой! А у тебя на уме только деньги, деньги, деньги… Ты думаешь, нельзя быть счастливым, живя в небольшом доме? Нет, Джо, это ты запомни: миром правит любовь. А любовью не дано править никому. А теперь уходи. Я больше не могу, не хочу жить с тобой – с тем, кого я любила всю жизнь и ждала любви в ответ, но ты лишь откупался от меня, платил за мою любовь деньгами. У-хо-ди.
Джордж не ожидал подобного. И, вероятно, от того, что его застали этим «уходи» врасплох, он действительно ушел.
И лишь на следующее утро он нашел в себе силы вернуться к этому разговору.
На самом деле, проснувшись, Джордж надеялся – настолько отчаянно, как только бывает в ситуациях, где от нас уже ничего не зависит, - что вечерняя ссора с женой ему только приснилась. «Ну ведь бывали же у меня и раньше кошмары от переутомления», - успокаивал он себя. Но жесткая, неудобная кровать и бьющий через окно без штор яркий свет позднего утра убивали последнюю надежду: после ссоры Джордж добежал до вокзала и заскочил в последний поезд на Старлайт Шорз, где у них был маленький и совсем необустроенный домик, доставшийся в наследство после смерти какой-то четвеюродной тетки, с которой сам Джо никогда не виделся.
Домик в Старлайт Шорз