[Лалэль]

Воспоминание второе

Невозможно описать словами отчаяние, охватившее меня после пробуждения: я не только осталась без средств к существованию, без крыши над головой, не только оказалась отринута обществом, но и лишилась последнего своего достояния - девичьей чистоты и невинности. Но и это было не самым страшным.

Я отчаянно гнала от себя мысль о том, что со мной может случиться подобное, но реальность была неумолима: во мне уже зрел плод этого противоестественного совокупления.

Когда я поняла, что не только перестала быть девушкой, но и вскорости стану матерью ужаснейшего существа, я зарыдала и призвала к себе смерть. Я готова была наложить на себя руки; меня останавливало только опасение, что тогда Господь отвернется от меня и отправит несчастную грешницу вместе с её приплодом в ад. По этой же причине я не рискнула обратиться к повитухе, чтобы избавиться от плода . Мне казалось, что это повлечет за собой фатальные последствия.

Поневоле пришлось смириться с тем, что мое чрево отныне будет служить яйцом для этого Василиска. И ведь некого было в этом винить: меня предупреждали, чтобы я была осторожнее, но я безрассудно играла с силами, которые были заключены в отцовских рукописях - и поплатилась за это.

Мне не к кому было пойти за утешением. В полном отчаянии я решила обратиться за ним к Богу.

В маленькой деревенской церкви, куда я пришла, когда закончилась вечерняя служба, было тихо и почти темно - остатки дешевых свечей, освещавших стены, уже догорали. Священник громко гремел ключами - он торопился попасть домой, пока ужин не остыл.

Я подошла к нему и попросила уделить немного времени для беседы со мной. Он согласился, хоть и без видимого желания.

- Святой отец, скажите, а как Господь отнесется к женщине, которая произвела на свет дитя, не будучи замужем? И что об этом думает церковь?

- Господь милосерден и все прощает, - туманно ответил священник, - и я лично придерживаюсь мнения, что Он любит каждую свою овечку, даже ту, которая отбилась от стада. Я думаю, если такая женщина искренне раскается в своем грехе и постарается искупить его добрыми делами, то Господь с радостью примет её в свои объятья.

- А если эта особа пала жертвой насилия?
- Тогда она достойна только сострадания, а гнев Божий падет на того, кто это содеял.

- В таком случае, церковь не откажет этой женщине в своей благосклонности? Её дети могут быть крещены, сама она может быть венчана и отпета по христианскому обряду?

Он замялся.

- Церковь, может быть, и не отказала бы заблудшей душе, но есть еще и людское осуждение, и пастырю поневоле приходится с этим считаться...

Тут я не утерпела и перебила его, чтобы задать вопрос, который мучил меня больше всех:
- А как церковь расценивает случаи, когда женщина вынашивает ребенка, зачатого демоном?

На лице священника появилось выражение явного скептицизма.

- Простите, милая барышня, вероятно, ваша нянька рассказывала вам слишком много страшных сказок. Такое невозможно.

Поскольку я сама была живым примером невозможного, то твердо стояла на своем:

- Если церковь учит нас, что есть Ад, то значит, она признает и существование всех его обитателей. И хоть я не встречала в Библии ничего подобного, но наверняка случалось, что эти нечистые вступали в сношения с земными женщинами, отчего те беременели. Как в таком случае церковь расценивает мать и плод?

- Если вдруг такое случится, то плод должен быть умерщвлен, а мать отлучена от церкви.

Я настолько не справилась с волнением, что даже вздрогнула.

- Но если зачатие произошло без согласия несчастной?

- Значит, она задолго до этого дала согласие на то в своем сердце, - твердо ответил священник, - совершая прелюбодеяние с демоном, она стала преступницей в глазах Бога и людей.

У меня на глазах выступили слезы.

- Как вы смеете! - не сдержавшись, закричала я. - Сначала вы отказали моему отцу в христианском отпевании и погребении, а теперь решили отнять у меня последнюю надежду? Никогда больше не приду в вашу церковь!

И с этими словами я выбежала вон. Я не оглядывалась, но уверена, что священник так и застыл на месте, недоуменно глядя мне вслед.

...Отец мой небесный! Неужели ты действительно не будешь больше любить меня после того, что я натворила?..

Дни потянулись печальной чередой: я все также мучилась от холода и ждала весны, все так же голодала, но страдания мои усилились в несколько раз, потому что в моем теле поселилось другое существо, и оно властно требовало удовлетворения всех своих нужд. Оно изматывало меня; я чувствовала, что теряю последние силы и надежда покидает меня.

Среди прочих невеселых раздумий меня посетила одна разумная, меркантильная мысль: у меня ведь есть подготовленные к печати рукописи отца, значит, можно уже нанести визит таинственному мистеру Хоггарту.

Мне было сложно на это решиться: не только потому, что я не знала этого господина и не была уверена в том, что он примет меня хорошо, но и потому, что мое тело сильно изменилось и явно свидетельствовало о том, что я беременна, а женщине в таком состоянии не пристало показываться на людях. Однако нужда все сильнее брала меня за горло, и я, преодолев стыд, отправилась в лавку Хоггарта, чтобы продать им работы моего отца.

Я подошла к дверям лавки в сумерки, но внутри горел свет - очевидно, хозяин все еще был здесь. Незапертая дверь свидетельствовала о том, что посетителей здесь ждут не только днем, но и ночью. Сама лавка выглядела более чем скромно, но в витринах за тусклым, запыленным стеклом были выставлены редкие, экзотические вещи, должно быть, очень дорогие. Мой взгляд упал на модную шляпку, украшенную перьями, и я вздохнула. Ах, я ведь всего лишь девушка! Мне так сложно смириться с тем, что судьба моя сломана, и я лишена даже самых невинных женских удовольствий.

Простояв некоторое время на крыльце и не дождавшись приглашения, я осторожно зашла внутрь, надеясь сразу увидеть хозяина.



Но увидела только груду интересных и странных вещей, которые живо напомнили мне убранство алхимического кабинета отца.

Когда я, посмеиваясь, потрогала островерхую шляпу - такие носят ведьмы на картинках в детских книжках - вкрадчивый голос сказал:

- Пять золотых монет, мадемуазель.

Сначала мне показалось, что это говорит сама шляпа, но потом я обернулась и увидела за прилавком очень странного субъекта. Он был наряжен в экзотическое одеяние, под стать всему окружающему, и тоже казался каким-то персонажем из сказки. Впрочем, присмотревшись, я поняла, что это всего лишь цыган, из тех, что я видела на ярмарках, хотя и достаточно красивый - для их породы.

- Добрый вечер. Могу я увидеть мистера Хоггарта?
- Он в отъезде, я за него. У вас к нему какое-то дело?

Цыган - отныне и впредь буду называть его так, ведь он и не подумал представиться - смотрел на меня крайне заинтересованно, и в его взгляде я читала насмешку. Он как будто видел перед собой глупого мышонка, который, ничего не понимая, разгуливает под самым носом у кота.

Конечно, существует определенный тип женщин, которые интересуются их товаром и посещают это заведение. А я вряд ли похожа на женщину-алхимика, травницу или ведьму. Скорее на девчонку, которая по неопытности влезла в серьезное дело колдовства, которое ей не по зубам.

- Я Соломея Притчард. Мой отец завещал мне напечатать свои рукописи, и велел обратиться к мистеру Хоггарту, продать их ему, чтобы он их издал... Но если его нет, то...
- Вы - дочка Николауса Каменного? - совсем другим тоном спросил Цыган, - Что же вы сразу не сказали! Дочь Николауса - всегда желанная гостья в нашем заведении... - и, прежде чем я успела что-то ответить, он выскочил из-за прилавка и пылко поцеловал мне руку.

Видимо, в их кругах отец носил прозвище "Каменный". И, похоже, его здесь уважали.

- Поверьте, - Цыган, по-прежнему не выпуская моей руки, пылко прижал её к своей груди, - мы все скорбим о смерти вашего батюшки. Немного было в наших краях таких, как он. Жаль, что эксперименты со стихией огня довели его до беды.

Эксперименты? Я решила, что хорошенько расспрошу Цыгана об этом... чуть позже, пока у меня было к нему другое, более важное дело.

- Итак, отец поручил мне издать рукописи...
- Так он оставил записи? - глаза Цыгана засверкали, как два червонца. - Это же просто сокровище! Давайте их сюда, дорогая леди, скорее, скорее!

Я, дрожа от волнения и смущения, передала ему сверток с рукопиями - он выхватил его у меня, распутал веревку и принялся читать, сгорая от нетерпения. Иногда, впрочем, по его лицу пробегала легкая усмешка. В конце концов он не выдержал и уточнил:
- Кто именно это писал?
- Я. Переписывала с черновиков, которые он оставил. У него был ужасный почерк, если помните.
- Это верно, - он снова углубился в чтение и пробормотал, - кое-что перепутано, но это легко поправить... Но это же просто сокровище, да...

Я, кусая губы, ждала, пока он закончит восхищаться и перейдет к делу. Отец поставил меня в неловкое положение: я была свосем несведуща в таких делах и не представляла, что мне причитается за эти рукописи. А что, если мне заплатят меньше, чем они стоят? Как я тогда буду требовать за них полную цену?

Вероятно, Цыган угадал, что меня волнует, потому что оторвался от чтения и, пристально поглядев на меня, сказал:
- Не волнуйтесь, мадемуазель. Эти свитки - золотые, и я заплачу за них золотом, как положено.

И он честно выполнил свое обещание, отвалив мне две сотни золотых монет. Теперь мне по крайней мере, было на что жить.

- Можно мне спросить? - поинтересовался он, провожая меня до двери. - Впрочем, мой вопрос будет очень нескромным, так что вы можете отказаться на него отвечать. Поймите меня правильно - вы, совершенно очевидно, в положении, но я не вижу у вас на пальце обручального кольца...

Я застыла, оцепенев, не зная, что и сказать.

- Вот я и хочу спросить - не причинили ли вам обиду? Если да, только назовите имя - и мерзавца не станет. Я никому не позволю обижать дочку старого Николауса.

Мне стало так горько, что комок сам подступил к горлу, и на глазах сами собой выступили слезы. Впервые кто-то спросил меня о моем состоянии, впервые кто-то заинтересовался мной - с тех пор, как я сюда приехала. Впервые кто-то искренне хотел мне помочь.

Я разрыдалась и рассказала ему все, как было - мне ведь нечего уже было терять. Цыган слушал, не перебивая, но я чувствовала, что мой рассказ его потряс.

- Некоторые распутные демоны действительно ищут плотских связей с земными женщинами, - рассказ он, когда я закончила плакать и успокоилась, - их называют инкубами. Они отличаются тем, что высасывают из своей жертвы все силы, а затем и душу, оставляя только плотскую оболочку, которую тоже вскоре губят. Некоторые утверждают, что от них невозможно забеременеть, но я слышал про подобные случаи. Дети рождаются обычно и внешне, и своей нечеловеческой силой и злостью похожими на своего родителя. Для матери даже выносить подобное дитя стоит невероятных трудов, а роды обычно отнимают у неё жизнь.

Мне стало дурно, и я начала медленно оседать на пол.

- Соломея, Соломея, - Цыган подхватил меня, готовую упасть, - не волнуйтесь, я не брошу вас в беде. Плод травить сейчас уже поздно, да и раньше вам это тоже не помогло бы - если он решил прийти на этот свет, он придет, так или иначе. Но я дам вам траву, которая значительно облегчит ваше состояние, и помогу вам в момент родов. Мы сделаем так, что вы благополучно разрешитесь... а там уж подумаем, что с ним делать.

В результате я рожала, стоя босиком в центре нарисованного на земле алхимического круга, одетая в одну только рубашку - и все это происходило на глазах незнакомого мужчины.

- Тело должно чувствовать свободу, - махнув рукой, сказал Цыган, - да и после всего эту одежду все равно придется выбрасывать. Не стесняйтесь.

Я чувствовала дикую неловкость, и если бы не жуткая боль и страх, сковывающий все мое тело, наверняка убежала бы разрешаться от бремени в кусты. Но я не могла пошевельнуть и пальцем.

Страшная боль как будто разрывала меня изнутри. Не могу судить, похоже ли это на то, что испытывают все женщины, когда рожают. Замужние готовятся к этому, начиная с того момента, как их поведут под венец, и природа милостиво помогает им исполнить долг жены и матери. А я была вчерашней девственницей, рожающей случайно зачатое дитя, к тому же готовилась произвести на свет не человеческого ребенка, а самого настоящего змееныша. И отсутствие опыта, и природа - все было против меня. За меня был разве что Цыган с его травками (удивляюсь, как он не побоялся при этом присутствовать). Однако его помощь была неоценима: помню, что когда я впадала в забытье, он всегда оказывался рядом, чтобы поддержать меня и влить мне в рот новую порцию целебного зелья.

- Помните: как только он родится - бросайте его и выходите из круга, - все время повторял он, - только это вас спасет.

Я, сцепив зубы, выдержала последнюю, самую сильную схватку - и подхватила в подол что-то теплое, влажное, скользкое и кричащее. Это и был тот самый демоненок, которого я носила все это время. Я держала его на руках и рассматривала с недоумением и страхом. Он выглядел и пищал, как обычное человеческое дитя,и только ярко-красные глаза выдавали его демоническую природу.

- Бросай его, Соломея, бросай! Выходи скорее!

Я, нагнувшись, опустила ребенка прямо в центр круга - но он не коснулся травы, завис в воздухе в пятнадцати футах над землей. Я вскрикнула от ужаса.

- Круг закрывается! - кричал Цыган. - Выходи, или застрянешь там навечно!

Я поспешно вышла из круга, а мой новорожденный сын так и остался парить в воздухе, запертый в пространстве алхимического круга.
В глазах у меня потемнело, я пошатнулась и упала навзничь. Сознание покинуло меня.