We say goodbye in the pouring rain
And I break down as you walk away
Stay, stay.
Cause all my life I felt this way
But I could never find the words to say
Stay, stay.
- Я бы не советовал вам ехать домой, - сказал Алан. Помолчал немного, покусывая губу, сделал ход и добавил: - Шах и мат. Плюс два домашних задания.
- Помню, - сквозь зубы процедила я, и взмахом руки заставила фигуры снова встать по линейке. Учитель только поморщился – он терпеть не мог позерства. – Все будет в порядке, мистер Ноланс. Вы же сами наложили на меня лучшую защиту.
- Мне кажется, вы недооцениваете ситуацию, мисс Лиэллоу, - отрезал Алан, и я даже сквозь темные очки почувствовала на себе тяжелый взгляд нечеловеческих янтарных глаз. – Эллестара за вами охотится, и не остановится ни перед чем, чтобы завладеть вашей силой. И это может отразиться… на всех.
Я едва удержалась от того, чтобы не сказать чего-нибудь колкого на его счет, но вовремя прикусила язык. Незачем Алану знать, что мне известна его история, да и, признаться, это совсем неуместная тема для подколок.
- Можете поехать со мной, мистер, если это поможет успокоить вашу… - я посмотрела на Алана, мигом вскинувшего брови, и осеклась.
- Да-да? Что же вы замолкли, - он чуть приподнял уголки губ в намеке на улыбку, и поднялся. – Вы не понимаете всей ситуации, глупая девчонка! Здесь вас защищают лучшие маги, и то, Эллестаре один раз удалось пробраться в ваш разум, а в мире людей вам даже на помощь не смогут сразу прийти!
- Феба тоже склонна думать, что вы слишком… драматизируете, - осторожно сказала я. – К тому же, вы многому меня научили. Надеюсь, я оказалась способной ученицей.
К моему удивлению, Алан усмехнулся – кажется, даже с легким одобрением.
- Да, - неожиданно согласился он. – Не ожидал, что из вас, в самом деле, будет толк. Но, если будете продолжать с тем же успехом, уже через полгода мои уроки вам не понадобятся.
- Что?! – вырвалось у меня непроизвольно. Алан, уже доставший было свою палочку, чтобы телепортироваться домой, опять заломил бровь.
- Признаться, я тоже весьма удивлен этим фактом. Всего хорошего, и не забудьте о завтрашней тренировке, - сухо попрощался Алан и исчез в воздухе.
Стоило ему уйти, я почувствовала, что улыбка сама собой стекает с лица, и упала в кресло.
Это было двойственное чувство – радость от признания своих выдающихся способностей и растерянность от того, что осталось всего полгода… У меня осталось полгода на то, чтобы найти хоть какой-нибудь выход из ситуации, полностью выкручивающей руки и заставляющей порой просыпаться в холодном поту.
Патрик, сам того не ведая, в день нашего разрыва сказал правду. Я привязалась к человеку, от уроков которого сначала выла в голос. Привязалась, сама того не замечая, уж слишком незаметно и тихо он входил в мои мысли и сны. Сама не понимая, что происходит, сначала ненавидела, жаловалась Илоне на то, какой он гад, на его методы обучения, на бескомпромиссный, жесткий характер…
А когда он вдруг исчез на две недели, отменив занятия, я поняла, что не могу ни спать, ни есть, ни готовиться к экзаменам – просто сидела, лихорадочно перебирая различные варианты событий и едва сдерживаясь, чтобы не кинуться к нему домой и не проверить, там ли он, жив ли, здоров… Я врала самой себе, что переживаю только потому, что моя жизнь в опасности, а он учит меня защищаться, что мне нужны его уроки для успешной сдачи сессии…
Однако ночью, лежа без сна, я думала вовсе не о том, как буду сдавать экзамены или сражаться с колдуньей, а по крупицам перебирала моменты того единственного вечера, когда Алан позволил заглянуть за его непроницаемую холодную и сдержанную маску.
И даже сейчас, отпросившись на короткий месяц каникул, я с восторгом мечтала о встрече с семьей, но, порой, нет-нет, да и ловила себя на мысли, что мне будет не хватать выматывающих уроков и жесткого, резкого голоса.
Алан Ноланс даже в самом страшном кошмаре, пожалуй, не смог бы додуматься до причины, которая могла заставить меня остаться.
***
Перед отъездом домой меня долго напутствовала Феба – и, наверное, впервые с рождества я поняла, по какому тонкому лезвию хожу. Здесь, в Ателлене, среди древних артефактов и плещущейся вокруг магии, мощных защитных барьеров, я не воспринимала всерьез нависшую угрозу. Но когда Феба, совместно с Аланом, накладывала на меня многоуровневую защиту и вручала амулеты, я впервые смогла оценить всю серьезность ситуации.
Пока я не ощутила сложные, покалывающие кожу заклинания, обнимающие меня второй кожей, и не сунула в карман целую горсть самых разных защитных амулетов, я не понимала, в полной мере, что мне действительно что-то угрожает. И что Феба, которую я бы уж точно не назвала паникершей, настолько серьезно озабочена моей безопасностью. Я уже давно поняла, что наставница ничего не делает без веских на то оснований.
И когда крыши Ателлена остались далеко позади, и сам город растаял в туманной дымке, я впервые со встречи с Эллестарой ощутила страх. За пределами университета, весь последний семестр воспринимавшегося как крепость, надежно защищающую меня от всех угроз, я чувствовала себя очень уязвимой.
Сидя в самолете и трясясь потом в автобусе (Феба запретила использовать магию за пределами школы, опасаясь, что Эллестара может меня выследить, так что даже телепортироваться я оказалась не способна), я вспоминала колдунью. Вспоминала бледную кожу, налитые багрянцем глаза, мертвенно-белые губы, шепчущие мое имя, зовущие… и передергивалась. Осознание того, что, не приди тогда Алан, и я могла бы быть уже мертва, накатило только сейчас – в душном, полном людей автобусе, подпрыгивающем на кочках. Несмотря на жару, меня заколотило, кровь отхлынула от рук и лица, по спине побежали мурашки.
Мне захотелось назад, в Ателлен – прямо сейчас, бегом, как можно скорее, - и взять себя в руки я смогла, только огладив пальцами шероховатую поверхность медальона. Феба не отпустила бы меня, если бы Эллестара уже всерьез открыла охоту. В конце концов, за прошедшие месяцы она меня не беспокоила…
Когда автобус подъехал к дому, я все-таки немного пришла в себя. И искренне, радостно улыбнулась, обнимаясь с матерью. Несмотря на то, что мама почти не владела магией, и на то, что дом наш находился далеко и от волшебного мира, и от университета, здесь все дышало покоем, тихим семейным счастьем – и я облегченно выдохнула, стоило только войти в просторный холл.
- Совсем взрослая стала! – мамина улыбка ослепляла, заставляла искриться счастьем и улыбаться в ответ. Я рассказывала ей о своей жизни, она делилась последними новостями, на плите уже грелась вода для супа, который мне, ненавидящей готовку, было приятно варить. Папа должен был приехать с минуты на минуту, вместе с Эдриком и Элейной – кажется, они поехали то ли в зоопарк, то ли в лунапарк.
Душа совсем оттаяла и потеплела, все страхи были забыты, и только один раз я почувствовала что-то странное. Не знаю, что это было… Накрывая на стол, я уже разложила вилки и ложки, и держала в руках тяжелую супницу с дымящимся варевом, когда спиной ощутила холодный, всепроникающий взгляд. Словно холодной поземкой лизнуло, посреди июля-то.
Торопливо поставив супницу на стол, я обернулась через плечо, но за спиной (уже?) никого не было.
Странное ощущение… это не была опасность, да и из заклятий ни одной не сработало, однако не по себе все-таки стало. Правда, ненадолго – уже вскоре послышался шум подъезжающей машины, дом наполнился смехом, криками, веселыми возгласами, и все страхи окончательно отошли на второй план.
Занятая учебой и своими проблемами, я совсем уже забыла, как хорошо быть дома. Среди любимых и любящих людей, звона посуды, стука тарелок, смеха, тихих переругиваний между мамой, братом и сестрой, подколок отца и мурлыканья кошек. Там, в Ателлене, мне очень не хватало этого простого семейного уюта.
За весь месяц я ни разу не прикоснулась к книгам по учебе – хотя, наивная, взяла с собой целых два трактата, надеясь их изучить. Ничего, успею прочитать их и в университете, сейчас же я торопилась жить, каждый день проводить с семьей, зная, что вскоре придется опять надолго покинуть уютное гнездышко.
Я болтала с мамой, играла с отцом в шахматы, много времени проводила с Эдриком и Элейной. Общаться с братом и сестрой, почему-то, было для меня особенно важно – может, потому, что так я сама ненадолго возвращалась в детство, от которого оказалась окончательно и бесповоротно отрезана.
Несмотря ни на что, дома я могла позволить себе быть беззаботной. Представлять, что нет никакой опасности и угрозы жизни, и нет гор учебников и домашних заданий, не существует жестокой инквизиции и закона, дамокловым мечом висящего над головой. Алана в этой жизни тоже не было – но он приходил во снах.
В моих снах он был совсем не злым и не сварливым – он держал меня за руки, говорил тихо и мягко… и улыбался. А я улыбалась в ответ, и мы танцевали посреди темного леса, и мой смех взлетал в темное небо, и глаза Алана не прятались за очками.
Я смотрела в янтарные глаза, наливающиеся теплом, которого мне никогда не получить от этого человека в жизни, и чувствовала, как на душе медовой патокой разливается спокойствие.
А просыпаясь, стискивала подушку и долго глядела в окно и разрывалась от противоречивых чувств – одновременно хотелось и остаться здесь, в иллюзии уверенности в завтрашнем дне, и вернуться в университетский городок, к робкой, зыбкой мечте, узнав о которой, инквизиция, пожалуй, тут же запретила бы Алану со мной всяческое общение.
За день до возвращения в Ателлен мне приснилась Эллестара. Она ничего не говорила и не делала – только молчала, глядя на меня сквозь лесную чащу. Каким-то чутьем я знала, что колдунья не может подойти ближе, что это, и в самом деле, сон, однако, стоило открыть глаза в своей спальне, как я четко осознала – пора назад.
***
- Прекрати психовать! – строго одернула меня Илона, не отрываясь, впрочем, от книги.
- Я не психую! – я в очередной раз набрала номер мобильного телефона Алана, и в очередной раз прослушала сообщение о том, что абонент не доступен. – Просто послезавтра уже начинаются занятия, а я даже расписания не знаю!
Илона все же подняла голову от книги и смерила меня очень подозрительным взглядом.
- Позволь мне уточнить. Ты так волнуешься из-за предмета, который ненавидишь, с преподавателем, которого терпеть не можешь, и до которого ты пытаешься дозвониться с самого утра?
- Да! То есть нет! То есть… - я выдохнула, с яростью глядя на Илону, улыбающуюся как сытая кошка.
- Кажется, кто-то…
- Пойду прогуляюсь, - не став дослушивать, я вытащила палочку и телепортировалась в ближайший парк.
Нет. Я не влюбилась. Нужно быть последней идиоткой, чтобы влюбиться в Алана Ноланса – этого въедливого, придирчивого, жесткого, честного, сильного… Я поймала себя на последней мысли и нахмурилась.
Ну и что, что он мне снился все каникулы. Ну и что, что я переживаю из-за того, что не могу до него дозвониться. Это ничего не значит. Просто я волнуюсь за него… он же мне стал… почти как друг.
И мне совсем не хочется кинуться к нему домой и проверить, все ли в порядке. И не оказалось ли вдруг, что насчет полугода он мне соврал, и на самом деле он уже у инквизиции.
И…
- Будьте добры, банку яблоневой настойки, - улыбнулась я продавщице. Если я не могу сама справиться со стрессом – буду бороться с ним другим путем. В малых дозах же алкоголь отлично расслабляет.
Одной банки оказалось мало. Я ничуть не расслабилась, а, наоборот, начала психовать еще больше. Так что за ней последовала еще одна, а потом и еще… ну а пить я никогда не умела…
Через какое-то время, судя по опустившимся сумеркам, довольно большое, я с удивлением обнаружила, что стучусь в подозрительно знакомую дверь. Страх волной пробежал по нервам и исчез – отступать было уже поздно. Особенно когда в ответ на стук в доме послышалась возня, а затем дверь распахнулась, и перед моим взором предстал Алан Ноланс собственной персоной.
- Живой! – пьяно рассмеялась я, озвучив первое, что пришло мне в голову. Алан, кажется, мою радость не разделял. Лицо у учителя, едва он понял, кто явился по его душу, моментально вытянулось, и глаза, не сомневаюсь, полезли на лоб. Но самообладания Алану было не занимать – уже через несколько секунд он взял себя в руки и сдержанно поинтересовался:
- Чем обязан, мисс Лиэллоу?
- Вы же не заставите даму стоять на пороге? – улыбнулась я.
Кажется, от подобной наглости он и вовсе остолбенел. Но посторонился, уступая мне дорогу, и даже не дернулся, когда я споткнулась, и едва не сбила самого Алана с ног.
- Я вам весь вечер звонила! – возмущенно воскликнула я, когда Алан сдержанным жестом кивнул мне на стул, небрежно придвинутый к столу, а сам опустился на соседний. – Почему у вас телефон выключен?!
- Мне казалось, у вас еще каникулы, - Алан попытался мягко отобрать у меня банку, но я упрямо сжала пальцы.
- Каникулы, - закивала я. – Но через два дня уже должна начаться учеба!
Я встала. Мир пошатнулся. Алан тут же вскочил, явно готовый подхватить, если я вдруг решу упасть, но мне все же удалось удержаться на ногах. Смяв банку, я бросила ее в мусорное ведро.
- Я просто волновалась за вас, - честно сказала я, не глядя в сторону учителя.
Его изумление я ощутила, казалось, самой кожей – интуицией ли, шестым чувством.
- Не нужно меня жалеть, - сдержанно ответил Алан. Я резко обернулась. Он стоял совсем близко, на расстоянии буквально пары шагов – глаза скрыты под черными очками, но губы дрогнули в горьком изломе, и по лицу пробежала едва заметная тень. Мне захотелось преодолеть разделяющее нас расстояние, сдернуть с него очки и посмотреть в глаза – но я медлила, не решаясь ни на наглость, ни просто на то, чтобы сделать хотя бы один шаг.
- Это не жалость, - только и удалось мне выдавить. – Просто вы сказали про полгода… и я не могла дозвониться… и я боялась…
- Не беспокойтесь, наши с вами занятия будут проводиться, как и обычно.
- Да можете вы думать не только о занятиях! – я все-таки сделала этот шаг и вцепилась пальцами в воротник его пиджака. Алан не отстранился, даже не сделал попыток, и я осмелела – не сняла, просто чуть приподняла очки.
Нечеловеческие глаза смотрели странно – без гнева и ярости, даже без намека на злость. Только глухая, горькая тоска, и вымораживающая печаль. Так смотрят на потерянное счастье, на упущенные возможности и прошлое, в которое уже никогда не вернуться. Так смотрят на дом, оставшийся далеко позади, с выстывшим очагом и паутиной, свисающей с балок. Так смотрят, когда прощаются навсегда – словно стараясь запомнить и сохранить мимолетное мгновение.
- Вам пора домой, - произнес Алан, опуская веки. Он поднял руки, касаясь моих кистей, словно собираясь отвести их от своего лица и очков, но задержал движение, на несколько секунд сжав пальцами мои запястья.
Прикосновение было как удар током. Словно хлыст прошелся по оголенным нервам, я расширила глаза, глядя на тонкие бледные пальцы, но руки не вырвала. Наоборот – сделала еще один крошечный, почти неощутимый, шаг ближе.
Алан не был пьян, но, похоже, самоконтроль отказал и ему. Иначе как объяснить, что через мгновение я оказалась в кольце сильных, теплых рук?..
Губы у Алана были жесткие, а тело под моими руками, мгновенно переместившимися на его спину и плечи, казалось окаменевшим, но поцелуй вышел долгим, неспешным, с той щемящей нежностью, от которой хотелось и смеяться, и плакать одновременно. Он целовал меня, словно вспоминая давно забытые ощущения, заново открывая для себя целый новый мир, обмениваясь дыханием, насыщая потребность, о которой, казалось, уже перестал и вспоминать.
Сквозь три слоя одежды я чувствовала, как тяжело бухает его сердце, слышала, как участилось дыхание, и было бы впору задуматься, что я делаю, с кем, но мыслей не было. Ничего не было – только руки, и губы, и разрастающееся, ширящееся где-то внутри меня чувство защищенности и покоя.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Алан вдруг отстранился, разжал руки и сделал резкий шаг назад. Помотал головой, будто бы стряхивая невидимую паутину.
- Я отвезу тебя домой, - сказал он хрипло. – Прости.
- Но я…
- Я не должен был, - Алан устало потер лоб. – Забудь об этом.
- Но ты… ты… - нужно было что-то сказать. Сделать что-нибудь, чтобы не дать ему снова закрыться в этой своей скорлупе, растопить отчуждение, снова возникшее, когда он тоже осознал, кого целует. – Я же не… - мысли путались, и внятно говорить не получалось.
- Пойдем. Ты устала, - он выудил из кармана ключи от автомобиля и осторожно взял меня под локоть, чтобы я не упала.
В машине Алана было тепло, меня укачало, и, пока мы ехали до моего дома, я успела задремать. Проснулась, только когда почувствовала, как Алан подхватывает меня под плечи и колени, легко поднимает на руки и куда-то несет.
- Мистер Ноланс? – услышала я изумленный голос Илоны, а затем последовавший за ним громкий шепот: - Да, вот сюда. Спасибо. Что с ней?
- Просто немного перебрала, - хмыкнул Алан. Кажется, он говорил еще что-то, Илона отвечала, но я уже не слушала – убаюканная, я засыпала. И, засыпая, видел перед внутренним взором только одно – янтарно-золотистые глаза, полные горечи.
