[Лалэль]

Седьмой отчет

Недели 10-11-12

Пир злых призраков

Я не считаю себя – или вернее, не считал до тех пор, пока все это началось – человеком мнительным, подверженным приступам необъяснимого страха. Наоборот, я всегда гордился тем, что в любой ситуации могу мыслить трезво. Но после того, как один из моих сыновей внезапно умер, а второй явился мне во сне безголовым подростком, я испугался. Мне казалось, что смерть объявила на нас охоту – безумная мысль, но именно так я её и сформулировал. Как я ни старался гнать прочь дурные мысли, в моей душе поселилась затаенная тревога, от которой невозможно было избавиться.

Я говорил себе, что нечего бояться сверхъестественной угрозы, когда вокруг полно угроз вполне реальных. Нас каждый день могли убить, ограбить, мы постоянно рисковали задохнуться в дыму или сгореть – ведь никакой пожарной службы в городе не было, и любое случайное возгорание, даже незначительное, могло стать причиной большого пожара. Мы с хорошей долей вероятности могли погибнуть от переохлаждения, от голода – в городе и в те времена было туго с продовольствием, могли выпить отравленной воды, заразиться инфекционными болезнями и мучительно скончаться в луже собственной блевотины. Наконец, никто не был застрахован и от лучевой болезни – ведь радиационный фон нашей местности так и не пришел в норму, и пусть мы не падали замертво, выходя из укрытия, никто не мог сказать, какую дозу облучения мы получаем ежедневно.

В таких условиях бояться смерти было просто глупо – она была повсюду. В пище, которую мы ели, в воде, которую глотали, в воздухе, которым дышали – во всем. Все, что угодно могло стать причиной конца.

С другой стороны, мне вроде бы и не о чем было волноваться. Мы жили хорошо – настолько, насколько вообще возможно хорошо жить в аду. Дети подрастали, становились на ноги. Каждый вырос особенным, не похожим на других – но все они получились красивыми, умными, целеустремленными. Зет продолжал править школой, Ромул, несмотря на физические трудности, добился своего – стал главным городским судьёй. Рэм записался в ополчение и сделал головокружительную карьеру, превратившись в красивого молодого генерала, при взгляде на которого в моем сердце просыпалась та же отцовская гордость, которая появлялась, когда я глядел на Зета.

Я достиг вершины карьеры океанолога, и Игрек, несмотря на мои протесты, занялась тем же самым, хотя вряд ли могла принести команде хоть какую-то существенную пользу. Ну да и пусть: у каждого должно быть какое-то занятие в жизни.
Ландау подросла и превратилась в юную девушку с довольно сложным характером. То упрямство, которое я заметил в ней еще при рождении, продолжало расти вместе со своей обладательницей; на учебу это влияло благотворно – потому что самовлюбленная Ландау и мысли не допускала, что может чего-то не понять или с чем-то не справиться, и получить что-то меньше, чем высший балл. Но вот отношения с родителями – это был настоящий ужас. Я человек вспыльчивый, и у всех детей бывали со мной конфликты, так что вряд ли могу быть объективным, но эта девица умудрилась довести до кипения даже такого ангела терпения, как моя жена.

Пятница, что ни день, читала ей нотации, но Ландау её не слышала и продолжала смотреть на мать, как на пустое место.

Когда мы совершенно этого не ждали, Пятница подарила мне еще двоих детишек. Мы уже стали относиться к этому с юмором и только посмеялись: мол, в земле по-прежнему ничего и не родится, зато у нас все отлично плодоносит. А если серьезно, то мы решили, что где пять, там и семь – все равно все прокормимся.

Близнецы – на этот раз мальчик и девочка – появились на свет крепенькими, здоровыми и без видимых внешних отклонений. На этот раз гены Пятницы победили мои ущербные гены, и я был этому очень рад. Для этих детишек мое генетическое уродство осталось только потенциальной возможностью – возможно, задуматься об этом придется только их внукам.

- Как мы их назовем? – спросила Пятница, с нетерпением ожидая услышать экзотические имена. Но я разочаровал её:
- На этот раз я разрешаю выбрать имя тебе. Пусть это будет сюрприз. Придумаешь, зарегистрируешь детей в мэрии, а потом расскажешь.

Моя жена – замечательный человек, может быть, лучший на Земле, но фантазия у неё совершенно не развита. Я в очередной раз убедился в этом, когда услышал придуманные ею имена. Джил и Сэм – ну что может быть банальнее?

К тому времени, как в нашем доме появились приведения, близнецы уже повзрослели, пошли в школу и почти сравнялись по росту с Ландау. Пусть они были еще малы, но Зет пообещал, что поможет младшим устроиться в Университет, и начал подготавливать их к вступительным экзаменам. Мы готовились к тому, что наши дети скоро покинут родной дом, и нам станет скучно, но мы и не представляли, что кто-то покинет его навсегда.

Началось все с того, что, как я уже сказал, в доме появились приведения. Естественно, мы быстро поняли, что это шалит неуспокоенная душа Икса.

Сначала он не делал ничего особенного – только шумел по углам, да поднимал в воздух разные вещи, например, урну со своим прахом, нашу старую детскую игрушку и так далее.

Потом он до полусмерти напугал Игрек, когда при ней забрался в ванну и начал мыться.
А затем совсем распоясался и начал приставать ко всем подряд.

Возможно, он хотел нам что-то сказать, но не знал, как это сделать.
Я быстро догадался, что означает явление сына, умершего давным-давно – кто-то из нас скоро отправится вслед за ним. Но я не мог признаться себе в том, что всерьез думаю об этом. Ведь я всегда мыслил трезво и оперировал только материальными категориями.

Я даже знал, кто будет тем несчастным – вспомните сон, о который я уже писал. И поэтому я каждый день поджидал у дверей, когда Рэм вернется домой, хватал его за запястье, измерял пульс и с тревогой вглядывался в его уставшее лицо, ища в нем малейшие признаки нездоровья. Рэм каждый раз только посмеивался: бравым молодым генералам хворать не положено. Единственное, что его мучило – это усталость.

Но однажды Рэм не засмеялся. Однажды он пришел домой смертельно бледным и с порога бросился искать аптечку. На мой встревоженный вопрос: "Что случилось, сынок?" мой заботливый сын неискренне ответил:
- Все нормально. Просто переутомился.

Но его недомогание не проходило. К вечеру Рэму стало хуже, он не выходил из туалета и весь позеленел. Мы позвонили Пятнице - она отпросилась с работы и прибежала домой с полной сумкой лекарств. Когда она накормила ими Рэма, и бедняга наконец заснул, я тихонько спросил жену:
- Что с ним такое?
- Не могу пока сказать. Какое-то кишечное расстройство.

Когда я это услышал, у меня внутри что-то заныло. Сбывалось то, чего я больше всего боялся.

Недомогание, которое сначала казалось несерьезным, за одну неделю превратило моего сына в бледную тень. В нем трудно было узнать того живого, активного мальчика, каким был мой Рэм. Пятница отчаянно гадала, как и когда он мог подхватить дизентерию, а я понимал, что все было предопределено. Все решилось давным-давно, еще до того, как я увидел тот сон.

Никто не хотел верить в худшее, но как мы ни боролись за жизнь Рэма, он угасал, как свечка. Он старался делать вид, что ничего не происходит, ходил по дому, старясь выполнять разные мелкие дела и воевал с Пятницей, которая буквально силой заставляла его лечь в постель. Не знаю, кого он хотел обмануть - себя или нас. Но на одиннадцатый день Рэм тихонько вышел на улицу, упал в снег и замер. Мы хватились его только минут через двадцать, когда он уже совсем застыл.

Потом были шумные похороны, на которых мы чувствовали себя скорее гостями, столько на них пришло незнакомых людей. Это были друзья, сослуживцы, подчиненные, знакомые моего мальчика. Его многие любили, поэтому на похороны пришел чуть ли не весь город. Все тихонько перешептывались, жалели его, удивлялись, что он умер таким молодым.

Я смотрел на него, бледного, прозрачного, лежащего в гробу, и удивлялся, насколько он не похож на моего Рэма. Кто бы мог подумать, что он погибнет такой нелепой смертью, что его победит не вражеская пуля или нож, а злая болезнь.

-Как ты? - тихонько спросила Пятница.
-Нормально, - ответил я. Я действительно начал смиряться с потерей.

Все переживали горе по-своему. Ромулу было тяжелее всего - они с Рэмом были двойняшками, и ему сильно не хватало брата. Но еще сильнее переживал Зет - он настолько привык видеть в Рэме свое отражение, что чувствовал глубокую пустоту от потери близнеца, как будто вместе с ним умерла часть Зета. Он все время ходил, глубоко задумавшись, и наконец сказал:
- Отец, я думаю, мне надо закончить дело Рэма.
-Что ты хочешь?
- Я хочу возглавить его армию.
- Разве ты справишься?
- Думаешь, это сложнее, чем строить школьников?

И как я его ни разубеждал, он твердо стоял на своем. Он оставил свою работу в министерстве образования и ушел в армию. Я не одобряю его, но втайне горжусь его решимостью.

Однако перед уходом с должности он сделал щедрый подарок Ландау, Джил и Сэму - отправил их в университет. Конечно, это странное название для полуразрушенного кампуса, где даже общежитий нет, а в аудиториях гуляет холодный ветер, но я думаю, что мои ребята справятся. Они же наши дети, значит, могут выжить в любых условиях.

Пятница переживала горе тяжелее всех, но я знал, как её утешить. И это получилось у меня так хорошо, что буквально пару ночей спустя она с возмущением спросила меня:
- Тебе что, так нравится, когда я беременна? Куда нам еще дети?
Но втайне она была очень рада, что скора снова будет нянчиться с маленьким.

На этот раз роды начались ночью. Не потому, что детям пришел срок появиться на свет, а потому, что Рэм напугал Пятницу. Да, он явился в виде призрака. Возможно, Рэм просто соскучился по нам по всем. Увидев Пятницу, он так обрадовался, что захлопал в ладоши.

Пятница не ожидала снова увидеть своего мертвого сына; от испуга у неё отошли воды и начались схватки. Все время, пока она рожала, Рэм летал вокруг и истошно орал. Всю ночь он летал по дому и орал, доводя нас и роженицу до исступления.

Когда же он наконец успокоился, Пятница произвела на свет двойняшек - снова мальчика и девочку. Поскольку они родились ночью, а их мертвый брат стал им крестным, я предложил дать детям имена, связанные с волшебством и ночью. Мне на ум пришли имена египетских богов луны и ночи - Шу и Тефнут, которые тоже были братом и сестрой. И мы их так и назвали - Шу и Тефнут. Хорошие имена, по-моему.