Каникулы закончились, начался учебный год — предпоследний учебный год в Ателлене. За нагрузками воспоминания о поцелуе стерлись, сгладились, сметенные целым ворохом других проблем, но полностью преодолеть неловкость в общении с Аланом я так и не смогла.
А он, казалось, и вовсе меня избегал — раньше мы вполне могли поиграть в шахматы или поболтать о прочитанных книгах, то теперь он исчезал практически сразу после окончания тренировки. Это было неприятно, даже обидно — я чувствовала себя так, будто сама бросилась ему на шею или начала за ним бегать, а он меня отверг.
Но хуже всего было то, что еще тогда я поняла — я вляпалась. Раз и навсегда. Влюбилась в человека, который старше меня на много лет, в собственного учителя. Да что там — в преступника, обязанного снова вернуться в подвалы Инквизиции, когда все закончится.
Мне хотелось поговорить с ним, как-нибудь подступиться, снова расколотить эту ледяную стену, которую он так старательно воздвигал между собой и всем окружающим миром — но у меня не было ни единого шанса остаться с Аланом наедине.
Все, что мне оставалось — наслаждаться уроками, хоть так получая свою долю общения.
К концу осени я сдалась и опустила руки. Решила, что все-таки стоит жить своей жизнью, если кое-кто обладает такой твердолобостью.
Илона, чьи отношения с Грегом приводили меня в тупик, предложила Рождество отметить вдвоем.
— Пойдем в клуб, потанцуем, склеим себе пару красивых мужиков, — весело сказала она как-то за ужином. — Ты же не собираешься сидеть под елкой и ждать, пока его мрачное величество соизволит посетить наш маленький домик?
— Не соизволит, — машинально пробормотала я, размазывая по тарелке кашу. — Он от меня как будто прячется.
— Что все-таки у вас тогда произошло?
— Да неважно, — вздохнула я. — Ничего такого.
Конечно, она мне не поверила. Но ничего не сказала.
***
— Только не говори мне, что собираешься пойти в этом? — вытаращила глаза Илона, когда я вышла из своей комнаты. — Мы же идем на вечеринку, в клуб, а не на благотворительный утренник в детском доме!
— Чего тебе не нравится? — я оглядела себя и осталась вполне довольна. Модные джинсы, яркая блузка… Но, судя по лицу Илоны, ей решительно не нравилось все.
— Твое счастье, что я купила одно о-о-очень миленькое платье, но еще ни разу его не надевала!
Платье оказалось, конечно, красивым и на вид дорогим — черный плотный шелк, контрастный пояс, тонкое кружево — но чувствовала я себя в нем, как и во всех вещах сестры, на редкость неуютно.
— Мне кажется, у меня из него грудь вываливается, — пожаловалась я, безуспешно пытаясь подтянуть повыше корсаж. Илона шлепнула меня по рукам и чуть потянула корсаж вниз.
— Она и должна вываливаться, все нормально. Та-ак… теперь нужно сделать тебе прическу. И накрасить. А то ты похожа на школьницу, это никуда не годится, мы же не ищем педофилов… — бормотала она себе под нос, ловко орудуя кисточками, расческами и какими-то страшными на вид приспособлениями.
Мне ничего не оставалось, кроме как закрыть глаза и отдаться на волю этому маленькому тайфуну.
Не знаю, как ей удалось накрасить меня за пятнадцать минут — обычно она тратила на собственный макияж не меньше часа — но, видимо, когда не было времени, у Илоны открывалось второе дыхание, а мы уже опаздывали.
— Чудесно, — хмыкнула я, разглядывая себя в зеркале. — Теперь я похожа на шлюху.
— Бо-оже, твой Алан совсем тебя испортил,— закатила глаза Илона. — Первый раз слышу от детки-Арианы такие плохие слова. Идем, ты отлично выглядишь, все мужики в клубе — твои!
***
Сначала мне, и правда, было весело.
Внутри скользили по стенам яркие разноцветные лучи, играла громкая музыка, и этого оказалось достаточно, чтобы позабыть и о последнем экзамене, перенесенном на февраль, и об Эллисаре, и даже об Алане.
Мы с Илоной обменялись рождественскими подарками, немного выпили в баре и отправились на танц-площадку.
Музыка била в уши, отдавалась в висках, уносила на своих волнах, и я растворялась в ритмичном безумии, плавно двигаясь в такт. Илона уже вовсю зажигала с каким-то рыжим парнем, у меня тоже не было отбоя от кавалеров, и Рождественский вечер казался вполне удавшимся.
Вокруг тоже царило веселье — кто-то пил, кто-то горланил в караоке, кто-то запускал на улице салют, осыпающийся золотыми искрами.
Но вскоре зажигательные мелодии сменились медленными лиричными композициями, и я немного загрустила, хоть и не показала вида.
Первый танец был белым, и, хотя некоторые парни многозначительно на меня поглядывали, я провела его, сидя на кушетке и наблюдая за тем, как Илона грамотно окучивает кавалера. Но когда послышались первые аккорды второй медленной песни, кто-то пригласил меня танцевать, и я согласилась, только чтобы не подпирать стену.
Сначала я не поняла, что это за песня, не узнала ее по вступлению, явно взятому диджеем из какой-то другой композиции, но стоило только вслушаться — как я почувствовала, что сердце стучит быстрее.
You and I moving in the dark
Bodies close but souls apart
Shadowed smiles, secrets unrevealed
I need to know the way you feel
Я до боли сжала плечо своего партнера, и он изумленно поднял бровь, но я только покачала головой.
Музыка текла и текла, нежный голос вокалистки заставлял стискивать зубы, и я старалась успокоиться, отогнать от себя встающие перед внутренним взором образы, не думать, не вспоминать, не…
Cause all I want is just once to see you in the light
But you hide behind the color of the night
Я не выдержала. Остановилась, извинилась перед партнером и стремглав вылетела из зала, подальше от этой музыки и песни, от которой комок вставал в горле, было трудно дышать, а сердце колотилось, как бешеное.
Успокоилась? Забыла? Выбросила все из ума?
— Ром, — коротко бросила я изумленному бармену. Зубы стучали о стакан, когда я делала глоток, и я едва не подавилась крепкой, одуряюще пахнущей жидкостью.
Отголоски песни доносились и сюда, но эмоции уже понемногу отступали.
Чтобы окончательно прийти в себя, я вышла на балкон — как была, в тонком платье. Холодный зимний воздух коснулся разгоряченной кожи и встрепал волосы. Я поежилась, обняла себя руками.
Мир вокруг казался сказочным — снег пушистыми шапками лежал на дорожках и газонах, укутывал величавые деревья, скрывал все ямы и выбоины. Я постояла немного, разглядывая это великолепие, и уже хотела вернуться внутрь клуба, как голову будто пронзило раскаленной спицей.
Зрение тут же помутилось, из глаз брызнули слезы. Я слепо зашарила вокруг руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, чтобы удержать равновесие, и лихорадочно пыталась сообразить, что происходит.
Впрочем, можно было и не задумываться — в этом мире существовал только один человек, который так страстно и яростно хотел моей смерти. Только одна ведьма — и именно она пыталась сейчас просто пробить мой защитный барьер, достучаться до моего разума напрямую. Грубо, топорно, через боль, пролезть в мысли — как тогда, на прошлое Рождество.
Но на этот раз у нее ничего не вышло. Барьер, поставленный Аланом вместо амулета, держался крепко, и уже спустя пару минут я почувствовала, как боль отступает — видимо, Эллисара поняла, что так просто у нее ничего не выйдет, и на одну и ту же удочку дважды меня не поймать.
Я перевела дыхание, вытерла выступившие слезы и медленно, держась за стену, вернулась в клуб. Кое-как переставляя ноги, спустилась к танцполу и нашла Илону.
— Ари! — ошарашенно воскликнула она, окинув меня быстрым взглядом. — Что случилось, на тебе лица нет!
— Это та… стерва… попробовала напасть… — я благодарно улыбнулась, чувствуя, как меня обдает волной целительской магии Илоны. — Спасибо. Я пойду домой.
— Ты уверена? У меня есть с собой пара эликсиров…
— Я устала и хочу спать. Ты веселись, — я обняла сестру на прощание и снова вышла на улицу.
Запоздало вспомнила, что забыла куртку, но махнула на это рукой — в конце концов, сейчас я телепортируюсь, и все будет нор…
Вторая вспышка оказалась сильнее первой.
Я охнула, покачнулась и упала в снег, беспомощно всплеснув руками.
Голые ноги и руки тут же обожгло холодом, виски разрывались от боли, а на улице, как назло, никого не было, и не вышло бы даже позвать на помощь.
Я попробовала встать, но ничего не получилось — пока эта дрянь пыталась пробиться в мои мозги, тело будто парализовало.
Черт! Черт! Черт!
Проклятая ведьма, как ты мне надоела…
Сделав над собой колоссальное усилие, я, наконец, смогла поднять собственные щиты, раз и навсегда вышвыривая Эллисару из своей головы, обращая оружие против нее самой, и тихо рассмеялась, когда боль снова схлынула.
Я неуклюже поднялась, шатаясь от пережитого напряжения. Перевела дыхание, собираясь с силами для телепортации.
И едва не расплакалась от облегчения, увидев Алана, появившегося в столбе теплого золотистого сияния.
***
Алан снова нес меня на руках — как тогда, в переломный летний день — так же осторожно, поддерживая и прижимая к себе, и мне было слышно, как гулко бьется под черной рубашкой его сердце.
Боль уже ушла, а на руках у Алана было так уютно, спокойно и безопасно, что я только еле слышно вздохнула, когда мы оказались дома.
Он осторожно опустил меня около кровати, помог ровно встать.
— Все в порядке? — голос звучал очень напряженно и встревоженно.
Я кивнула.
Ром растекался по жилам, мутил мысли, толкал к необдуманным поступкам. Песня все еще звенела в ушах.
— Но ты прячешься за цветом ночи… — пробормотала я себе под нос.
— Что?
Я повернулась к Алану. И быстро, пока не передумала, притянула его к себе.
— Ариана… — он так неуверенно отпрянул, что я улыбнулась. — Мы не должны, и…
Я придвинулась к нему еще ближе — так близко, что чувствовала на своей коже дыхание.
Он весь напрягся и будто бы окаменел. Интересно, как давно у него никого не было?..
— Уходи, —выдохнула я ему в ухо. — Уходи, если действительно хочешь уйти, а не из-за своих дурацких принципов, сомнений и черт знает, чего еще… Я знаю, что делаю.
Алан отстранился. Сжал губы, будто обдумывая что-то — а потом медленно, осторожно, будто боясь причинить боль, коснулся моей щеки.
***
— Ты не пожалеешь? — много позже спросил Алан, когда мы лежали в полутемной комнате и смотрели, как где-то вдалеке разгораются и гаснут огни от салюта.
Я чуть приподняла голову, взглянула ему в глаза.
— Если ты хочешь уйти — дверь по-прежнему вон там.
— Что же мы творим? — тихо усмехнулся Алан. — Тебе несдобровать, если кто-нибудь из них об этом узнает.
— Значит, не узнают, — сонно пробормотала я, устраиваясь на его груди и с наслаждением чувствуя, как он задумчиво перебирает пряди моих волос. — С Рождеством.
— С Рождеством, — эхом отозвался Алан.
Я нашарила его руку среди простыней и стиснула ее пальцами, до сих пор не веря, что все происходящее — реально.
Осознание, до этого смутно витавшее вокруг, растекалось по венам и будоражило кровь.
Одна простая мысль, наконец-то оформившаяся ясно.
Я. Его. Люблю.