[Лалэль]

Опять не положила техничку, виновата, обещаю все оформить в ближайшие дни, сейчас просто сил нет

Восьмой отчет
Недели 12 -13
Вместе шагнуть в пропасть

Игрек сделала заявление, после которого нас с матерью чуть удар не хватил:
- Мама, папа, я встретила мужчину, и мы решили жить вместе.

Мы оба так и сели. Потом, когда к нам вернулся дар речи, забросали ее вопросами, пытаясь узнать, как дело было. Дочь рассказала, что познакомилась со своим ухажером недавно, и они сразу поняли, что им суждено быть вместе. Он приехал не пойми откуда и говорит с, как сказала Игрек, милым акцентом. Из ее сбивчивого рассказа, в котором было не так уж много полезной информации, мы сделали вывод, что в наш город он приехал не так давно.

- Может, ему просто жить негде? - предположила неромантичная Пятница. Игрек ничего на это не ответила, но судя по тому, как она вздрогнула, такая мысль не приходила ей в голову.

Мне очень хотелось увидеть этого таинственного хахаля – не только потому, что он встречался с моей дочерью, но и просто потому, что не каждый день встретишь мужика, который способен спать с женщиной без головы, не говоря уж о том, чтобы испытывать к ней какие-то нежные чувства. Игрек привела своего к нам домой – оказалось, это плюгавый рыжий волосатик среднего росточка и в очках. Он сказал, что родом с Балкан и до Взрыва был режиссером; лично для меня это многое объяснило. Если бы не это, я бы решил, что парень душевнобольной, а так – все нормально. Для него роман с безголовой девушкой на фоне апокалиптических пейзажей – всего лишь воплотившаяся в жизнь творческая фантазия.

- Что ты о нем думаешь? - спросила Пятница, когда мы остались наедине.

Мне жених не понравился – он выглядел как типичный нюня и слюнтяй, и я понимал, что наша девочка хлебнет с ним горя. Но я так же хорошо понимал, что это, возможно, единственный шанс для нее выйти замуж и завести семью.

- Пусть живут, чего уж там...

И, получив наше благословение, они съехались – точнее, жених переехал жить к нам. Первое время все держались с ним настороженно, просто с непривычки – сам новый жилец вел себя смирно и был безобиден, как божья коровка. Со временем у него сложились доверительные отношения со всеми жильцами дома, особенно близко он сошелся с Зетом. Я даже не мог представить, какова природа их дружбы.

Честно сказать, я был шокирован, застав их целующимися.

- Дорогая, ты раньше не замечала, чтобы нашего сына тянуло к мужчинам?

Для меня это было как пощечина. Мне было неприятно представлять сына в объятьях мужика, и было обидно за Игрек. Я понимал, что для режиссера оба эти романа были лишь развлечением, способом разнообразить жизнь и обострить ощущения: иметь интим с женщиной без головы и одновременно с этим соблазнить её брата – очень пикантная ситуация. Но я не мог допустить, чтобы он, заигравшись в любовь, испортил жизнь моим детям.

Я вызвал молодых на серьезный разговор и прямо спросил, собираются ли они расписаться. Они явно не ожидали такого крутого поворота. Ухажер Игрек начал говорить о свободной любви, но я быстро объяснил, что свободная любовь у него будет с кем угодно, только не с моей дочерью. Или пусть женится, или пусть уматывает ко всем чертям. Игрек была обескуражена моим ультиматумом, а жених быстро всё понял и сделал правильный выбор. На следующий день мы уже играли свадьбу.

Все было очень мило и тихо, по-домашнему; Игрек оделась в белое и спрятала отсутствующее лицо под фатой, и была почти самой прекрасной женщиной на свадьбе. Почти - потому что Пятница была гораздо красивее. Я откровенно любовался ей; годы лишь коснулись её красоты, не украв её. Теперь, увидев её в праздничном наряде на свадьбе дочери, я впервые понял, насколько она прекрасна, и как сильно я её люблю.

Молодые обменялись кольцами, и пути назад больше не было. Несмотря ни на что, я был рад за Игрек – она оказалась первой дочкой, которую я выдал замуж (что-то мне подсказывало, что у других моих девочек будут с этим большие проблемы). Я был счастлив оттого, что моя бедняжка познает счастье тихой семейной жизни, и наконец-то почувствует себя возлюбленной, невестой, женой. Правда, детей им заводить не следовало, но ведь и без этого можно жить.

Я знал, что Игрек не подарит мне внуков, но она единственная обзавелась семьей, и только её можно было считать продолжательницей рода. Поэтому накануне свадьбы я зашел к дочке и сказал:
- Знаешь, я уже много лет веду семейные записи, и я хочу, чтобы когда я постарею и выживу из ума, мой дневник перешел к тебе. Только не удивляйся тому, что ты там... - и я осекся, сообразив, что Игрек ничего не сможет прочитать.
Но она не обиделась, наоборот, обрадовалась.
- Как здорово... Мне так приятно! Я буду хранить историю нашей семьи, так же бережно, как ты её хранил.
Я, чувствуя неловкость, предложил ей взять все тетради, что заполнил за эти годы - кроме последней, мне нужно было сделать в ней последнюю запись.

Когда я говорил о сумасшествии, я ничуть не шутил. Моя песенка спета: телесно я, может быть, ещё и крепок, а вот разум уже подводит. Я начал забывать даже самые простые вещи; с грустью замечаю, что то же самое происходит и с Пятницей. А ведь мы еще относительно молоды, нам нет и пятидесяти пяти.

Дальше будет хуже, нас поразит то старческое слабоумие, которое неизбежно кончится полной потерей разума. Паркинсонизм, болезнь Альцгеймера, деменция – кто знает, что ещё нас ждет.

Пятница врач, она отлично все понимает. У нас состоялся серьезный разговор, когда я открыто объявил ей, что нам остается только один выход из этого положения – самоубийство. Есть много способов сделать это быстро и безболезненно, говорил я.

Но Пятница, скорбно качая головой, всё повторяла:
- Я не могу этого сделать.
И как я ни старался её убедить, объясняя, что умирать от старости куда мучительнее и дольше, чем от пули, она не поддавалась на уговоры.
- Подумай о детях, каково им будет?
- А каково будет им с нами возиться, пока не помрем? Ты хочешь повесить двух невменяемых стариков на их плечи?

Я понимаю Пятницу - наши младшие, Шу и Тефнут, только-только подросли, глядя на их мордашки, совсем не хочется умирать. Но мы должны думать не только о себе.

- Милая, мы прожили долгую жизнь, десять детей вырастили – и каких детей! Один другого лучше, все на загляденье… Старшие всего, чего хотели, добились, младшие скоро из колледжа приедут – тоже специалистами станут, в жизни устроятся. Дочку вон даже выдать замуж смогли. Дети встали на ноги, сами борются за жизнь, мы им больше не нужны. Чем дальше, тем сильнее мы будем им мешать… Не пора ли освободить их от этой ноши? Внуков нам все равно не нянчить.

- Не знаю, - Пятница выглядела удрученной, - мне надо подумать. Пойдем прогуляемся.

Мы с трудом открыли тяжелую дверь бункера и выбрались наружу.

- Сколько воспоминаний… Вот здесь мы впервые встретились, помнишь? А на этом месте ты впервые меня обнял. А здесь мы стояли, когда ты попросил меня стать твоей Пятницей. Ты помнишь?
- Не очень-то.
- Знаю. На то у тебя и есть я, чтобы помнить.

Пятница зацепилась взглядом за могилу Рэма.

- Ты слышал, что он снова приходил? На этот раз к Зэту. Пугал его.
- Может, это был он не он?
- Кто знает…

Мы дошли до границы наших владений и остановились возле развалин старого дома, сгоревшего давным-давно, почти сразу после Взрыва.

- Вот и все, дорожка закончилась. Недолгая была прогулка…
Пятница грустно посмотрела на меня и крепко поцеловала.
- Я не хочу уходить… Пойми меня правильно, я не боюсь, просто мне жаль все оставлять. И я не хочу покидать тебя – вдруг мы больше не встретимся…

Сердце разрывалось от боли, когда я думал об этом, но я принял решение.
- Я буду с тобой. Если ты хочешь дожидаться конца, я останусь ждать рядом с тобой. Плохо, конечно, что ты увидишь, как я одряхлею, но видимо, этого не избежать. Мы пройдем это вместе.
- Пройдем вместе, - жена протянула мне белую ручку, я взял её, и так, рука об руку, мы вступили в закат.

Это моя последняя запись, так что можно посчитать, что моя жизнь обрывается. Хорошо ли я её прожил, дурно ли – решать не мне; если хочешь, осуди меня или похвали, неизвестный читатель. Хотел бы я увидеть тебя хоть одним глазком, но это невозможно…

Я не знаю, что будет с нами дальше. Знаю только, что пока во мне будет теплиться хоть одна искорка разума, я буду любить её. Если бы можно было загадать желание, я бы попросил, чтобы она никогда не умирала. Надеюсь, когда это случится, я буду уже совсем безумен или мертв.

Если она умрет на моих глазах, я не смогу этого вынести.

На этом мы официально прощаемся с Робином, и дневник переходит к Игрек.