[Emary]

Набросок из жизни 2. Город под названием Память.

Ночь. Глубокая ночь. Кажется, что она захватывает с холодной практичностью затаившегося убийцы окружающий мир, в котором я разлетаюсь на сотни кривых штрихов и захлебываюсь в ней без остатка. Без остатка на жизнь… Каждую ночь все замирает, погружаясь в тягучий сон, как будто кто-то понемногу готовит нас к тому, что неизменно встретит нас в конце жизни. Неужели сон – это просто маленькая репетиция смерти? Я смотрю, как город тоже тонет в ночи, закрывая свои многочисленные глаза. Окна домов гаснут одно за другим, погружаясь во мрак. Я вижу вдали одинокое окно – там кто-то кого-то ждет. А может этот город и называется Память? Город, в котором мы живем после смерти. Темнота пронизывает меня насквозь, стирая тревоги, и крыльями черной птицы обнимает сердце.

А может и не стоит вспоминать прошлое, оставив его там, где оно похоронено? Странно, ведь в городе так много людей и у меня есть друзья, но я по-прежнему чувствую, как Одиночество тоскливо взирает на меня, опустившись рядом со мной на спящую землю. Жаль, что оно не умеет говорить… Я вспоминаю утро, седой туман и серую толпу - людей, будто вырезанных и картона, спешащих по своим делам, бегущих в никуда и возвращающихся на одно и то же место, пытающихся жить, оправдать свое существование, только не знающих как это сделать. Цикличный бег по кругу, бесконечный и странный. Почему никто не старается радоваться близким, которые, наверняка, у них есть? Почему никто не хочет добиться чего-то большего, чем просто существовать на бумаге и ждать своего конца?

Наверное, и я медленно становлюсь одной из картонных фигур в той серой толпе, слившись с ней в одно целое. Небо едва заметно начинает светать. Одиночество тяжело вздыхает и кисеей тумана растворяется в предрассветной дымке.
- Спасибо за все, - тихо шепчу я ему вслед и подхожу к кромке воды. Река все еще спит, наслаждаясь тишиной. Это единственный пляж в городе, но оживает он лишь по выходным. Люди приходят сюда семьями, отдохнуть от беспросветной беготни по кругу, понежиться и позагорать на песчаном берегу. Хотя, песок на нем немного странный - с примесью искусственного, кое-где, чуть дальше от воды, сквозь него проглядывает щебень. Угрюмый, изъеденный ржавчиной завод молчаливо взирает на меня с другого конца берега, мрачно усмехаясь. Я слишком поздно его замечаю, занятый своими мыслями, и уже успеваю войти в воду.

Я чувствую, как за моей спиной оживает громада завода, тяжело дыша своими трубами. Вдали охает и стряхивает с себя последние остатки сна градирня. Близится рассвет. Вода в реке, словно впитавшая чернильную гущу ночи, все еще прохладная и никак не желает принимать теплоту первых лучей просыпающегося солнца. Мои беспокойные мысли то и дело возвращают меня на кладбище, на котором я просидел полночи, стараясь понять происходящее. В какой-то момент мне хочется схватить лопату из домика на свалке и просто раскопать собственную могилу. Но я себя останавливаю – чего я добьюсь этим, кроме того, что буду видеть по ночам кошмары? Тупая, пульсирующая боль поселяется в висках, только я почти не обращаю на нее внимания. Я знаю, что лучше пока не думать ни о чем, не искать мучительно, возможно, несуществующие ответы на методично возникающие в моей голове вопросы. Ведь часто бывает так, что ответ появляется тогда, когда ты уже не надеешься его получить, позабыв о вопросе. Конечно, забыть о собственном памятнике вряд ли удасться.
Я натягиваю на мокрое от воды тело изодранную одежду и сажусь под склонившейся к воде ивой, пытаясь строить планы на будущее, но противные мысли снова и снова направляют мой взгляд в сторону кладбища. О каком будущем я вообще думаю? У меня нет ничего, даже дома… Хотя, что мешает мне его построить, тем более у меня скопилась небольшая сумма? Мои мысли опять начинают возвращаться только уже не к собственной фотографии на памятнике, а к таинственному незнакомцу, позвонившему мне накануне. Надо будет присмотреться к окружающим меня людям. Звонили именно мне, а это значит, кто-то был определенно в курсе того, что Хуан отдал мне свой мобильник. У меня к этому незнакомцу накопилось много вопросов. Я на всякий случай осторожно оглядываюсь по сторонам и сразу замечаю маленькую одинокую фигурку, стоящую на песчаном берегу.

Я не вижу ее лица, но узнаю в ней именно ту девочку, пришедшую несколько дней назад на свалку вместе с Харвудом. Меня поражает то, что родители отпустили ребенка одного в шесть часов утра на пляж, хотя, возможно, она сама сбежала из дома.
- Привет! – обращаюсь я к девочке, - ты меня помнишь?
Она вздрагивает и быстро оборачивается. Ее губы трогает едва заметная улыбка:
- Помню. Мне нравится это место, по утрам тут никого нет. Меня зовут Зурита, но лучше называй меня Зу! А у тебя какое имя? – темные глазенки малышки доверчиво смотрят на меня. На мгновение я колеблюсь и твердо произношу мертвое для меня имя:
- Джулиан, но для друзей я – Жули, - да, так будет лучше, ведь я всего лишь часть того, кто лежит под землей на уровне 7 футов. Может быть, поэтому люди сокращают имена, чувствуя себя всего лишь тенями или рисунками тех, кто находится по ту сторону?
- Мы ходили раньше сюда с дедушкой, - глаза Зу тут же наполняются слезами, она замолкает, но через минуту продолжает снова, - пока родители не отправили его в сумасшедший дом.
Я так и застываю с открытым ртом. Не в силах ничего сказать, просто кладу ладонь на голову малышки и осторожно глажу ее по волосам.
- Родители часто ссорятся, я не могу их уже слушать, - продолжает она, всхлипывая, - мама запрещает мне плакать, а тут я могу.
Я приседаю на корточки и стараюсь успокоить ребенка.
- А почему они ссорятся? – спрашиваю я, когда Зу перестает плакать.
- Папа постоянно ругает маму из-за того, что она не делает карьеру и приносит мало денег. А мама потом кричит на меня по разным поводам. Если я молчу – она ругается, что я необщительная, если я говорю, то мама называет меня болтушкой. Вчера у меня был День Рождения, я так хотела кота или собачку, но мне подарили игровую приставку. Папа сказал, что она мне нужней, и теперь сидит за ней целые сутки, - Зурита вздыхает. Я молча обнимаю ребенка, шокированный ее семьей, и тихо спрашиваю:
- Давай я отвезу тебя домой? Наверное, твои родители все-таки беспокоятся за тебя.
Малышка сонно кивает, и я вызываю такси. Оно подъезжает довольно быстро. Пока мы садимся в машину, шофер подозрительно взирает на меня через зеркало заднего вида, видимо, приняв за бродягу, похитившего ребенка, но все же довозит по указанному адресу.

Дом, где живет Зу со своими родителями, кажется снаружи большой нелепой массой, наверное, из-за того, что у меня начинает кружиться голова, а виски вновь сковывает боль. На пороге нас встречают, к моему удивлению, не родители, а светло-рыжий кот с блаженной улыбкой на мордочке. Зу кидается к нему и стискивает его в своих объятьях.
- Это мой друг Коть, - поясняет она и заходит в дом, махнув мне рукой, - пойдем, будешь моим гостем.
Я нерешительно прохожу внутрь и застываю на месте, ничего не успев понять: какой-то парень в синей бейсболке налетает на малышку и начинает кричать. Только по голосу я понимаю, что это женщина, мама Зу. Рядом, на диване, ничего не замечая вокруг, с бешеными глазами восседает папа и тычет в приставку, вероятно, ту самую, «жизненно необходимую» его дочери. По экрану телевизора бегают танки.

- Опять ты притащила это животное в дом! Я же говорила тебе сто раз, - кричала женщина, даже не заметив меня, - его место на улице, вот пусть там и живет! От него одна шерсть на ковре!
У меня от ее пронзительных криков еще сильнее начинают ломить виски. Я на мгновение закрываю глаза. Зу не плачет, привыкнув к постоянной ругани.
- Пожалуйста, не кричите на ребенка, - не выдержав, произношу я. Женщина замолкает и переключается на меня. Видимо, мой потрепанный вид лишил ее дара речи.
- Ваша дочь была одна на пляже, и я привел ее домой.
- Хорошо, а теперь уходите немедленно, - произносит она и, даже не поблагодарив, исчезает в другой комнате. Отец Зу полностью поглощен игрой, воспринимая меня за пустое место. Я молча поражаюсь тому, что родители девочки в выходной день разгуливают по дому в рабочей одежде. Я подхожу к малышке и протягиваю ей коробку, перевязанную красной ленточкой:
- Подарки на День Рожденья принимаются? – с улыбкой спрашиваю я, чтобы хоть как то поднять настроение ребенку, - это заводная собачка.

Личико девочки озаряется ясной улыбкой, в глазах читается радость и восторг. Она тут же открывает подарок и бережно вынимает сделанную мной заводную собачку. Коть искоса поглядывает на игрушку и начинает умывать лапкой свою мордочку, наслаждаясь моментом безнаказанного сидения на ковре. Зу хлопает в ладоши и, повиснув у меня на шее, благодарит.

Папа девочки, привлеченный шумом, мельком бросает на меня одержимый игрой взгляд и вновь принимается тыкать на джойстик. Я выхожу на улицу, в конце концов, мне давно уже указали на дверь. Зу стоит на пороге и машет мне рукой. Коть сидит на ступенях у ног своей маленькой хозяйки и продолжает улыбаться во весь кошачий рот, жмурясь на солнышке.
В парке, несмотря на выходные, людей почти нет. Лучи солнца стараются заботливо прогреть землю, но в воздухе уже чувствуется легкое дыхание приближающейся осени.

Недолгая жизнь лета заканчивается, но моя - продолжается. Я решаю отнести свои изобретения в магазин. На удивление, девушка, стоящая за кассой, совершенно не обращает внимания на мой внешний вид и с радостью принимает товар. Наверное, раньше ей попадались куда более чудаковатые изобретатели. С приподнятым настроением я выхожу на улицу и сталкиваюсь с Хуаном, кричащим на какого-то злобно настроенного старика. Я ничего не успеваю предпринять, как мой друг разворачивается и с гордой походкой исчезает за углом магазина.
- По тебе сумасшедший дом плачет! – выкрикивает ему вслед старик и бросает сидящим на лавочке женщинам свежую сплетню, - из газеты узнал, что несколько дней назад опять псих из лечебницы сбежал - до сих пор не поймали!

Я не собираюсь подслушивать их разговор, но они сплетничают так громко и эмоционально, что их слышно и на другом конце улицы.
- Да, да, я сама недавно узнала, - произносит с жаром почтенного вида старушка в шляпе, подкрепляя свои слова активной жестикуляцией, - ох, говорят, он еще и буйный! Странно, что в газетах об этом не написали.
- А вдруг он маньяк какой?! – с испугом в голосе подхватывает женщина, - теперь страшно детей на улицу выпускать!

- Просто власти не хотят сеять панику, вот и не афишируют, - рассуждает старушка, - вдруг его уже поймали, надо будет у подруг поспрашивать. Мы тут сидим, гадаем, а, может, это просто дед Зу опять сбежать к внучке пытается! Ох, и жалко мне его!
Я невольно застываю на месте. Женщины увлечены сплетнями и даже не смотрят в мою сторону. В последнее время меня почти никто не замечает…
- А вот Хуана следовало бы долечить, прежде, чем выписывать из психушки, совсем ведь одичал, бросается на всех подряд. Неудивительно, что и друзей-то у него нет совсем, - вздыхает молодая женщина.
Я медленно бреду по улице, шокированный услышанным. Мой добрый друг, единственный человек, помогший мне начать жизнь с чистого листа, оказался сумасшедшим. Я просто отказываюсь в это верить. Мои ноги сами приносят меня к тому дому, где работает Хуан.
- А вот и ты! – радостно восклицает Храброс. Его лицо так и излучает хорошее настроение, как будто не было никакой ссоры между ним и тем стариком.
- Видел, как ты свои изобретения в магазин сдавал. В изобретатели решил податься? Я вот тоже хочу, да, видно, руки у меня не тем концом растут. Встань-ка сюда, - Хуан, не дав мне сказать ни слова, потащил к зеркалу, - негоже в таком виде изобретателю ходить. Нашел вчера на складе новую одежду, видать, кто раньше заказал, да так и не пришел за ней. А фартук я тебе свой дам для работы.

Я начал протестовать, но Хуан был непреклонен. В итоге он обрядил меня в брюки, белую накрахмаленную рубашку, бордовый жилет и темного цвета галстук. Старенький, словно повидавший десятки взрывов, фартук Храброса завершает мой новый имидж. Одежда, однако, сидит так, словно была пошита на меня.
- Спасибо большое! – благодарю я его и осторожно спрашиваю, - Хуан, почему ты раньше не говорил, что лечился?
Тот лишь удивленно поднимает брови, искренне не понимая о чем я.
- Просто слышал, как люди говорили, что... – я не успеваю докончить фразу, как друг небрежно перебивает меня:
- Люди говорят – только меня злят! Сплетники несчастные!
После такой реакции я не решаюсь больше продолжать разговор на эту тему и перевожу его в другое русло:
- Хуан, тебе не знакомо имя Джулиан Мортрэн?
Тот задумывается, но потом пожимает плечами:
- Да кто ж его знает?! У меня есть клиенты, всех и не упомнишь! Скажи, а почему ты интересуешься этим именем?
- Возможно, меня так зовут, - произношу я, глядя на свое отражение, в этом костюме я стал совсем похож на того Джулиана с кладбища, - сегодня ночью я нашел памятник со своей фотографией, - не хочу ничего скрывать от друга.
- Эх, повезло! - с какой-то завистью откликается Хуан. Я так и застываю с открытым ртом.
- У тебя хоть могила есть, а у меня нет… Даже фамилию пришлось выдумать, помню только , что Хуаном звать, - продолжает он. На лицо друга ложится тень грусти. В комнате воцаряется молчание, но его тут же нарушает появившийся на пороге клиент. Я понимаю, что сегодня не удастся больше поговорить с Хуаном, поэтому отправляюсь на разведку в какой-то странный магазинчик, построенный, наверное, еще в прошлом веке. Внутри – никого, лишь заснувший у кассы продавец. По счастливой случайности в самом конце магазина обнаруживается станок для огранки камней. У меня как раз завалялась в карманах парочка каких-то булыжников. Не знаю даже, зачем я их подобрал?!

И снова я удивляюсь сам себе – мои руки с ловкостью и знанием дела гранят камни, шлифуют их. Наверное, в этом хорошо разбирался сам Джулиан… Я осторожно наношу на поверхность камня фасету и смотрю, как медленно преображается он в тисках гранильного станка. Это изумруд. Я, как будто граню свою память, постепенно возвращая самого себя. Внезапно возникает некомфортное ощущение, что за моей спиной кто-то есть. Я резко оборачиваюсь и натыкаюсь на незнакомое лицо. Сколько же эмоций в этих глазах – страх, ужас и паника!

Еще секунда, и человек, сорвавшись с места, выбегает из магазина, разбудив ничего не понявшего продавца. Я кидаюсь следом, но незнакомец уже растворился в опускающейся на город темноте.
Остаток ночи я ворочаюсь в беспокойном сне, то и дело, просыпаясь от каждого шума. Лишь под утро я проваливаюсь в спасительную пустоту. В ней нет ничего, кроме четырех белых стен, маленького окна под самым потолком и мотылька, бьющегося о мутное стекло. Я протягиваю к нему руку, и он тает в легкой дымке сна. Вместе с ним исчезаю и я… Бледный пар поднимается над землей, рисуя призрачные силуэты осенних монохромных деревьев и увядающую траву. Белый единорог… Я совсем рядом, но он не видит меня, потому что я не существую…

Я пытаюсь стряхнуть с себя сон, почувствовать свое тело, ощутить прохладу земли. Что-то тяжелое и невидимое сковывает меня. Я делаю глубокий вдох и окончательно просыпаюсь. Покинув палатку, я подставляю ладони навстречу первым солнечным лучам. В кармане брюк сонно ворочается мобильник. Я отвечаю на звонок. Это Хуан.
- У меня для тебя хорошая новость. Близится осень, а урожай в городских садах еще не собран, рабочих рук не хватает. Может у тебя есть какое-нибудь изобретение, которое поможет управиться с уборочными работами?
- Кажется, у меня есть одно незаконченное изобретение, но для его завершения мне потребуется несколько дней, - отвечаю я. Хуан тут же соглашается. Мой первый крупный заказ. Стоит поторопиться. Я беру рубашку и уже хочу ее надеть, как вдруг замечаю маленькую нашивку с внутренней стороны ворота. На ней что-то написано витиеватыми буквами. Я приглядываюсь и читаю слова. Рубашка выскальзывает из моих ослабевших пальцев и падает сквозь утренний туман на траву. «Дж. Мортрэн», - тихо повторяю я прочитанное, глядя в одну точку. Это его одежда. Вернее, моя… была… В моей голове царит сплошной хаос, мысли наезжают друг на друга и взрываются. Перед смертью Джулиан заказал костюм, а теперь, после его смерти, эту одежду ношу я, тень Мортрэна. Город под названием Память. Здесь все тени, жаль, что об этом никто не догадывается…
Несколько дней подряд, чтобы хоть как-то прийти в себя, я провел на свалке. Что-то чертил. Изобретал. Паял. Как заводная кукла. Я пару раз видел того загадочного мужчину, впервые встретившегося мне в магазине, но он постоянно умудрялся скрываться. Я твердо решил, как только закончу с изобретением, то возьмусь за поимку незнакомца.
Наконец машина для сборки урожая закончена, и я отправляюсь в городские сады.

Звонкий дождь, словно прощаясь со мной до следующего лета, моросит по траве. Он напоминает мне кристально-чистый звук клавишей рояля. Я складываю зонт и слушаю музыку дождя. Ветер спит. Зеленые кустики склонились под тяжестью наливных плодов. Клумбы пестрят цветами. Лишь дождь продолжает играть на своем незримом рояле… Я принимаюсь за работу под его аккомпанемент.

День пролетает незаметно, но мои усилия вознаграждены. Теперь у меня выработалась привычка вглядываться в лица находящихся рядом людей. Я надеюсь встретить того незнакомца, но наталкиваюсь лишь на совершенно чужие лица. Наверное, он что-то заподозрил и решил не вести себя так опрометчиво.
Ночью мне вновь снится единорог – белый, сотканный словно из тумана снов. Он совсем рядом. Оборачивается и смотрит на меня своими черными, как ночь, глазами. Я вижу в них звезды. Шаг. Еще один шаг. Единорог не убегает, он будто зовет меня за собой. Он останавливается на том же месте, что и в прошлом сне - под старым дремлющим дубом.

Я протягиваю руку и касаюсь его гривы. Он лижет мои ладони своим бархатным языком и начинает растворяться. Единорог уже стоит позади меня – все такой же призрачный и будто невесомый. К нему подходит лошадь и медленно уводит его из моих снов… Воздух будто соткан из дрожащей сияющей паутины. Я распахиваю глаза, но мне все еще кажется, как две лошади постепенно тают в предрассветном тумане.

Непонятное беспокойство начинает давить на меня. Такое чувство, будто я упустил что-то важное, значимое. То, что изменит мою жизнь. Я смотрю на вековой дуб, раскинувшийся недалеко от моей палатки. Я мчусь на свалку за лопатой. Через пять минут я уже копаю в том месте, где стоял в моем сне единорог. Земля твердая и не желает поддаваться мне. Но я упорно копаю и копаю. Наконец лопата ударяется с глухим звуком обо что-то твердое.

Я опускаюсь на колени и, свесившись в вырытую яму, начинаю разгребать землю руками. Бетонная кладка. Значит где-то здесь, под моими ногами, должен быть люк…



Техническая часть