Запись 4.5
Никогда не следует выражать свои чувства словами
«Мы не любим людей не потому, что они злы, а мы считаем их злыми потому, что не любим их»
Я жду, просто жду, когда кончится осень, хотя она только началась. Жду обещанного бабьего лета, хотя, наверное, уже не верю, что оно настанет. Холода поглотят меня, и я захлебнусь в омерзительном, морозном воздухе. Он будет пронзать меня, словно тысячи тонких разноцветных нитей, их осколки навсегда останутся во мне, мешая дышать.
«У тебя есть все для счастья», – слышится мне от прохожих. Но это не так, они проходят мимо, так и не успевая разглядеть мою жизнь, видят сцену, на которой я счастливая с мужем и ребенком, но им никогда не заглянуть за кулисы. «Успех преследует тебя», – я карьеристка только потому, что мне нечего больше делать: кормить и одевать ребенка – вот все, что я могу. Джек, милый Джек, где же любовь? Почему у нас с тобой ее не было? Мы погрязли в быту, мы провалились, так и не задержавшись в сладкой истоме.
Он работал, работал так, что не успевал проводить с нами время. Все завтраки и ужины я проводила одна, сидя за столом, осознавая, что я бесцельно провожу свою молодость. Анабиоз, кома, зовите это как хотите, но терпеть я это больше не могла.
Я шлепала по серым лужам, которые отражали такой же серый Дублин в своих бездушных сущностях; мои новые ботиночки утопали в грязи, а я мысленно ругала себя, что не взяла зонт. Все вокруг казалось безразличным, да и я отвыкла обращать внимание на окружающий мир. В таком осеннем равнодушии я купила первую попавшуюся бутылку виски. Как ребенок, хихикая про себя, я вбежала в еще пустой дом и припрятала свое сокровище. Джек и Джонатан должны были вернуться из детского сада с минуты на минуту. Это был едва ли ни единственный день в месяце, когда он уходил рано с работы и естественно бежал к нашему малышу, потому что… потому что за мной он не скучал.
Ближе к 10 вечера он вышел из детской, сказав, что Джонатан спит, я благодарно улыбнулась ему. Как мне хотелось его взять за руку, хотелось прижаться и никогда больше не плакать. Каждый день он спасал десятки сердец, а мое – погубил. Джек, постой, не уходи наверх, посмотри еще пару секунд на меня своими ангельскими синими глазами, разве ты не видишь меня, Джек?
Шаги наверху стихают, и я иду к своей цели. Я знаю, что я делаю, я бережно шла к этому дню целых 2 года. Достав свой «Jack Daniel's», я делаю махом несколько глотков. Джек, родной, я даже виски выбрала с твоим именем.
Его комната пахнет белым, повсюду висят его дипломы, которые я бережно намываю каждую неделю, мои босые ноги утопают в пушистом ковре. Почему даже в нашем доме твоя комната выглядит как кабинет?
16+
Я укладываюсь сзади Джека, обнимая его со спины. Мускулы на его руках напрягаются, он берет мою руку. «Господи, пусть он не оборачивается», – кажется, я не добрала с алкоголем. Мне стыдно, Джек опускает мою руку, отчего я чувствую себя еще беспомощней.
Из-за темноты его глаза кажутся более синими, он сосредоточенно смотрит на меня. А я понимаю, что даже в свете луны видно, как я покраснела. Джек изучает меня, а я чувствую себя больной, он не видит во мне женщины, он видит во мне пациента, только вот мое сердце он не сможет спасти. Я дрожу, толи от стыда, толи от холода. Он накрывает меня одеялом, от чего я становлюсь еще ближе к нему.
– Джек, я…я...– мямлю.
– Ты что ли пила? – я чувствую на своем лице его дыхание.
– Да, – с вызовом смотрю ему в глаза.
– Грейс, давай просто поспим? – он прижимает меня ближе, а я проваливаюсь в сон.
Открыв глаза, я вижу на полу свою разбросанную пижаму, второй раз в жизни просыпаюсь на его кровати. Джека рядом нет, я чувствую запах жареных блинчиков, доносящийся снизу. На ходу надевая пижаму, слетаю вниз, мне стыдно за вчерашнее, но я хочу его видеть, я счастлива.
– М-м-м, вкусно пахнет, – стараюсь невинно улыбаться, мельком бросаю взгляд на часы. – Джек, уже 8, а ты еще не побрился!
– Да? Ну, я решил приготовить нам завтрак.
– Ты какой-то странный сегодня.
– Такой же, какой ты была вчера, – он хитро прищуривает глаза.
– Пьяный что ли? – смеюсь.
– Искренний.
– Мне стыдно за вчерашнее, я думала, что я тебя обидела.
– Не бери в голову. Мне идет? – Джек тыкает пальцем на свои щеки, которые немного покрылись волосками. – Потрогай.
– Эм… з-з-зачем? – я неуверенно протягиваю руку к его лицу.
– Мне просто нравится, когда ты ко мне прикасаешься. – Целует, он целует меня. Нет-нет-нет, как это так вышло все внезапно? Я ведь этого так долго ждала, а он без предупреждений, и так быстро, черт, я даже не знаю, понравилось мне или нет. За окном светит солнце, и я понимаю, что я дождалась, дождалась своего бабьего, идиотского лета.
Время появилось, возникло из ниоткуда, ведь так всегда бывает, если кого-то любишь, то обязательно находишь для него минутку, часик, выходные, ты желаешь, ты жаждешь его видеть и слышать, ты понимаешь, что для этого человека существуешь и больше ничего не нужно. Вот он, такой родной, стоит возле тебя, и вы радуетесь вместе очередному повышению на работе, уверенным шагам вашего ребенка или просто приятной прогулке в парке. Вам ничто не страшно, потому что вы вместе.
Мы изменились, и мир изменился вместе с нами, я летела навстречу Джеку: ночами он согревал меня своим теплом, днем одаривал нежным взглядом. Каждый день я не верила, что это все у меня, мне принадлежала любовь, а я ей. Я не тонула, я чувствовала вкус счастья. Это безграничное чувство, смысл существования; доверие и забота слились воедино, ведомые любовью.
Стояла весна, в воздухе пахло цветами яблонь; утренний мороз сдавался перед пылавшем на горизонте солнцем, чтобы к вечеру вновь взять бразды правления и окунуть город в освежающую синеву. Ветер колыхал полупрозрачный тюль, влетая в открытые окна. Я, пританцовывая, кружила по комнате, поправляла волосы и наспех разглаживала кружево на блузе.
– Ты красивая, – шепчет мне Джек в самое ушко, проводя пальцами по моей шее.
– Почему мне кажется, что сегодня один из лучших дней в моей жизни?
– Не знаю, – он лукаво улыбается. – Может, потому что он такой и есть?
– Ну, я пошла.
– Работник месяца, – мой мужчина смеется.
– Ох, кто бы говорил, – парирую я.
– Вечером мы тебя ждем.
– Ты вернешься раньше обычного?
– Да.
* * *
Весь первый этаж усеян лепестками от тюльпанов светло-розового цвета. Я аккуратно ступаю между ними, боясь придавить шпилькой. Джек с широко распахнутыми глазами оборачивается ко мне.
– Ты так рано.
– Я… я… ну, так вышло, – запыхавшись, бормочу я.
– Ты бежала что ли?
– Нет, просто… – он целует меня своим долгим поцелуем, обрывая на полуслове. В следующий миг я вижу его, опустившегося на колени, глаза небесного цвета взирают на меня.
– Грейс Картер, ты выйдешь за меня? – Его голос хрипит.
– Да, – кажется, я сейчас заплачу.
– Девочка моя, иди сюда, – он прижимает меня к себе, а я щекой упираюсь в его колючий свитер, – щечки покраснели, кто застеснялся?
– Это я запыхалась.
– Так ты все-таки бежала? – я виновато опускаю глаза, водя пальцем по его руке.
– Джек, я так счастлива, – он подхватывает меня, а я смеюсь от радости.
Свадьба была назначена на май, так что все, что мне оставалось делать, так это быть примерной девушкой и хранить наш внезапно загоревшийся страстным пламенем очаг.
Однажды, как это бывает у всех, что-то меняется, и ты совершенно к этому не готов, ты принимаешь внезапные решения, потому что к этому тебя вынуждают обстоятельства. Это не то, когда снег «вдруг» выпадает в декабре, а ты не хочешь холодов из-за того, что тебе придется влезать в старое пальто. Это когда в твою душу вихрем влетает теплое чувство, а потом еще стремительней вылетает, оставив там дыру, которая никогда не затянется. Ты будешь думать, что со временем все пройдет, но вспоминая свои поступки, ты будешь невольно кривиться и жалеть о том, насколько ты был наивен. Страх, он слабее надежды, если тебе не во что верить, тебе незачем жить.
Наступил апрель, потекли реки, и было невозможно надышаться оттепелью. Казалось, птицы, певшие за окном, звучали у меня в голове круглосуточно, а я подпевала им. Джонатан улюлюкал за мной, протягивая ко мне свои маленькие ручки.
Одна трель прозвучала особенно ярко. Я оглянулась на звук, звонок входной двери повторил свой переход. Я мысленно представила, как кто-то перебирает пальцами по фортепиано и, подхватив Джонни с пола, подошла к двери.
Позднее, я вспоминала этот момент много раз, и каждый раз я вырисовывала в своей памяти еще какую-то мелочь. В зависимости от моего настроения, я придавала этой весне различные краски: от равнодушно холодных синих до нервно взмахивающих руками желтых.
Я распахнула дверь, как когда-то распахнула свою душу перед Джеком. Улыбающаяся, наивная, рыжая, в заляпанной пижаме и с самым ценным грузом у себя на руках – такой я предстала перед Анитой Трейвис.