[Emary]

Набросок из жизни 3. Право на одиночество.

Таинственный люк я обнаружил случайно, когда бурил землю в поисках камней и металлов под вековым, замшелым дубом. Однако люк был неприступен, как и мое прошлое… Долгими ночами я ворочаюсь в палатке, словно в бреду, стараясь вспомнить хоть что-то из своей прошлой жизни. Я до боли сжимаю голову руками. Мне кажется, что в воспоминаниях мое спасение - узнав кто я такой, я начну существовать и больше не буду видеть свою жизнь черно-белой фотографией на памятнике. Может быть, мы просто похожи с тем человеком по имени Джулиан Мортрэн или я сам похоронил так свое прошлое, или весь этот город и есть жизнь по ту сторону кладбищенской ограды? Город, в котором мы продолжаем жить после смерти. Город, созданный воспоминаниями родных и близких.

Иногда я хожу в парк, чтобы немного отдохнуть от работы, только в нем по утрам царит запустенье. Люди серыми тенями бродят по улочкам, которые стараются затаиться в извечном тумане от пробуждающегося холода приближающейся осени. С каждым упавшим желтым листом осень дышит мне в спину.

Сегодня утром в парке я увидел мальчика, такого же одинокого, как и Зу. Он просто стоит и смотрит куда-то вдаль. Не играет, не смеется, а просто задумчиво стоит. Не знаю почему, но его поведение кажется мне таким близким, как будто я вижу себя со стороны в детстве. Сердце медленно сжимается, в горле стоит ком, перекрывая воздух к легким. Что-то знакомое неповоротливым немым монстром ворочается в закоулках моего подсознания. Как серая гора с высеченным обезображенным лицом в камне. Прикроватная тумба. Стакан с остатками воды. Таблетки…

Когда я пришел в себя, мальчика уже не было в парке. Как только я пытаюсь отвлечься от работы и отдохнуть – прошлое с новой силой пытается схватить меня своими тяжелыми ледяными руками. Но как бы я не пытался что-то вспомнить, у меня ничего не получается. Только обрывки кадров и чувство безнадежной покинутости стремятся поглотить меня. Я снова берусь за работу. Свои попытки хоть как-то открыть люк я стал чередовать с постройкой собственного жилища. Мне удалось скопить небольшую сумму от регулярно поступающих заказов на различные изобретения, на которую я приобрел кое-какие материалы и инструменты для строительства. Дом я решаю делать на сваях, послушавшись совета Харвуда. Он прав – весной река может выйти из берегов и затопить жилище. Хуан и Харвуд время от времени помогают мне и советами, и делом. Но меня не покидают мысли о странном сне с единорогом, приснившимся мне накануне, и о найденном люке. Каждый день я брожу по заброшенной свалке в поисках нужного мне хлама и провожу испытания с самодельной взрывчаткой. Не знаю, как мне вообще удалось ее смонтировать – руки делали все сами, а мне оставалось лишь удивляться и пытаться понять, какой была моя жизнь до пробуждения. Нет, скорее до смерти…

Я смотрю на взрыв, и мне кажется, что моя жизнь вот так же когда-то оборвалась в один миг, забрав с собой прошлое… Но люк не поддался даже взрывчатке.
- Эх, - бормочет Хуан раздосадовано, - крепкий же он. Наверняка, там что-то ценное припрятали! Не терпится мне заглянуть в него, да не скоро это будет! Никаких кнопок нет на нем. Обычно в такие вещи код вбивают, а тут и вбить некуда.
Он приседает на корточки рядом со мной и проводит пальцами по металлической поверхности люка.
- Видишь, вот это? - произношу я, глядя на выбитый в крышке люка маленький круг, - у меня есть предположение, что сюда нужно приложить ключ.
- Возможно, только у нас его нет, - соглашается Хуан, стараясь разглядеть символы в круге, но они настолько мелки, что даже лупа Харвуда тут вряд ли поможет.
- Я попробую по отпечатку сделать ключ, - твердо говорю я и поднимаюсь с земли, - но сначала нужно снять слепок.
- Хорошая мысль! Если что, то моя мастерская к твоим услугам, как и весь я, - улыбается Харвуд Клэй, - в мастерской чего только нет – и глина, и составляющие компоненты. Так что, добро пожаловать, Джулиан!
Я совсем не против, что он меня так называет. Лучше иметь хоть какое-то имя, чем быть просто Безымянным. Совсем недавно я узнал, что Харвуд был довольно известным скульптором и художником, вот только о своем прошлом он старается не говорить. Мне остается, как всегда, гадать, почему такой талантливый человек живет на отшибе города. Может быть, он когда-нибудь посвятит меня в тайну своего прошлого. Я жму ему за помощь руку.
- Только лучше сейчас дом достроить, снег обещают и похолодания. Если не успеешь, то можешь и у меня пожить, - откликается Харвуд, - места хватит.
- Или у меня, - предлагает Хуан, - будет хоть с кем поговорить! А то я только дома с тараканами и общаюсь!
Однако с постройкой жилья я уложился в отведенные самому себе сроки. Кое-какую мебель мне пришлось прикупить на оставшиеся деньги, кое-что Хуан притащил с помойки, сообщив гордым тоном, что в его доме вся мебель именно оттуда.

- Хороший дом получился! Теперь и стихия не страшна, – довольно произносит Хуан, расплывшись в улыбке полного удовлетворения. Харвуд проходит следом за ним в дом, захлопнув за собой дверь, оставив на улице глядящий тоскливыми глазами нам в след продрогший холод. Это моя первая вечеринка. Я и два старика.

Пока мы с Харвудом увлечены игрой в шахматы, Хуан поднимается со старенького диванчика и задумчиво смотрит в окно.
- Эх, вот и осень уже не за горами, зяяябко, - протягивает он, поежившись от порыва холодного ветра, - вовремя дом построил. Где это видано - конец лета, а белые мухи уже в воздухе кружатся! Скоро зима, весь мир черно-белым станет. Видать, и осени то не будет!

Черно-белый мир детства…
- Почему я вижу только черный и белый?
- Просто ты не помнишь других цветов, ты забыл их. Ты пытаешься нарисовать прошлое, не стоит...
- Значит наша жизнь - это жизнь с закрытыми глазами?
- Да, но только твоя…
Обещай мне… Обещай…
Мои виски сковывает невыносимая боль. Мысли пульсируют в голове, как замедленный механизм бомбы, облачаясь в разъедающий, отравляющий мозг яд воспоминаний. Вспышка… и мое подсознание, словно старый диапроектор, начинает возрождать давно потерянные кадры воспоминаний.

- Джулиан! – послышался с улицы раздраженный и крайне недовольный голос Тони, - честное слово, моя девушка и та быстрее одевается!
- Тогда тебе не привыкать, - с сарказмом откликнулся я и постарался приветливо улыбнуться своему отражению. Мой взгляд на долю секунды остановился на мольберте отца. Хотя, нет, теперь это ПРОСТО мольберт, деревяшка, на которой уже не будет рисовать никто. Нужно жить дальше, научиться надевать хотя бы фальшивую улыбку. У меня совершенно не было настроения ехать в клуб, на вечеринку, знакомиться с друзьями Тони, но мое нежелание обидеть кого-либо и излишняя деликатность не позволяли мне отказаться от приглашения.
- Вы уже уезжаете? – в дверях появилась узловатая, худощавая фигура управляющего, скрытая за черной одеждой.
- Да, Франсуа. Можете взять выходной – я сегодня поздно приеду, - обратился я к старику. Мой белый костюм контрастно смотрелся рядом с его темным фраком. Франсуа вздохнул:
- До сих пор не могу поверить, что ваших родителей нет, - в его притухшем взгляде читалось одиночество, невыразимая боль и немая тоска. Мне показалось, что этот взгляд я пронесу через всю свою жизнь и никогда не забуду. Взгляд Одиночества.

Тони, как всегда, встретил меня своей фирменной легкомысленной улыбкой и недовольно сопел, пока я садился в свою машину.
- Вот это тачка! – не выдержав, восхищенно присвистнул друг, как только я повернул ключ в замке зажигания. И так всегда – вместе с этим звуком ушли все обиды и раздражение Тони.
- Эх, мне бы такую! – мечтательно вздохнул он, вольготно развалившись в салоне.
- Ты уже разбил свою, - вернул я его с небес на землю.
- М-да, жестоко, - он подпер подбородок кулаком и, бросив на меня взгляд, воскликнул, - о, нет, только не это! Неужели ты не мог одеться попроще?!
- Я просто хочу выглядеть подстать случаю и произвести нужное впечатление.
- Ты произведешь странное впечатление, поверь мне. Мы ведь на вечеринку едем, а не на выставку!
В ответ я лишь пожал плечами:
- Значит у каждого из нас свои представления о вечеринках.
- Вот не пойму я тебя, Джулиан! Все у тебя есть – и самая крутая тачка в городе, и красный диплом, и сногсшибательная карьера, и родители тебя любят, - Тони осекся и отвел взгляд, - извини…
Я ничего не ответил, только крепче сжал руль автомобиля, продолжая смотреть на убегающую вдаль дорогу. Убегающую от меня в никуда. Когда-нибудь она закончится, и мы тоже перестанем мчаться по жизни.

- Кто я сегодня?
- Что? – не понял Тони, чуть не выронив непонятно откуда появившуюся в его руках сигарету.
- Я имею ввиду, как ты сегодня меня представишь, если столкнешься в клубе со своими друзьями? Надеюсь, не Джулиан Мортрэн? Может быть, Энди Фишер?
- Хорошо, - кисло согласился Энтони и выбросил сигарету в окошко под моим порицающим взглядом, - а может… - начал было он.
- Нет, - твердо поставил я точку в нашем разговоре. Тони на какое-то время замолчал, видимо, подбирая слова для очередной атаки.
- Как ты не поймешь! Люди тянутся к тебе, даже, если ты стоишь в сторонке и просто молчишь. Ты любую вечеринку вытянешь, не то что я! Вспомни хотя бы университет. Ты не имеешь права на одиночество, не закапывай себя, Джулиан.
- Хочу напомнить, что я терпеть не могу вечеринки! Не знаю, зачем я поддался на твои уговоры. И, пожалуйста, Энтони, запомни, я - Энди Фишер! Я не хочу, чтобы мое имя кто-то узнал и постоянно названивал. Поверь, мне хватило университета!

Тони насупился. Мне просто не верилось, что он промолчал и согласился с моим мнением. За этим бестолковым, на мой взгляд, разговором я и не заметил, как мы выехали из города. Тони даже не представлял истинную причину моего согласия на поездку в клуб, почему я вообще согласился поехать в пригород. Потому, что там я понял, что такое любовь. Я просто любил. Любил бескрайние, как небо, сонные поля ржи, густой туман, окутывающий призрачным покрывалом кроны деревьев и пыльную дорогу, скользящую мимо стареньких деревянных домишек. Я любил облака, то стремительно несущиеся за горизонт, то парящие и таящие над землей, словно мечты… Я любил Твинбрук. Тони его ненавидел. За мрачность, за серость и одиночество, бродящее по его улицам. Он ехал сюда ради вечеринки.
Темно-серый силуэт у обочины дороги привлек мое внимание. Человек, сгорбившись, словно под бременем жизни, сидел у березы. Нищий.
- Подожди минутку, - я резко нажал на тормоза.
- Ну, что на этот раз?! – возмущенно воскликнул друг, не понимая, почему мы остановились посреди дороги. Я вылез из машины и склонился над незнакомцем. Его отекшие подслеповатые глаза смотрели сквозь меня, на другую сторону дороги. Оборванные грязные лохмотья едва прикрывали его изможденное тело.

Я взял его беспомощную сухую ладонь и, вложив в нее несколько крупных купюр, накрыл их пальцами.
- Это вам… - тихо произнес я. Старик повернул ко мне изъеденное морщинами лицо, его глаза ничего не выражали, как будто он вообще не понимал, где находится.
Тони, все это время, молча наблюдавший за происходящим, вылетел из машины как ошпаренный:
- Джулиан, ты совсем с катушек съехал?! Зачем ты даешь такие деньги этому бродяге, да он же пропьет их!
- Не суди по себе, Тони. Он не похож на пьяницу. Как вас зовут? Откуда вы? – обратился я к нищему. Тот впился в меня своими мутными глазами.
- Хуан. Я не знаю, кто я. Помню только то, что я тень.
- Он похож на психа, сбежавшего из дурдома! – заключил Тони и, театрально сложив руки на груди, отвернулся, - ты ему еще фамилию дай, приюти, обогрей и сказку на ночь почитай.
- А это идея!
- Что?! – воскликнул он да так и застыл, глядя как я помогаю старику сесть в машину, - она же совсем новая! Он же испачкает ее! Ты точно сумасшедший! Не для этого я агитировал тебя ее купить! Мы на вечеринку опаздываем!
- Я хочу его отвезти в больницу, - твердо произнес я. Тони сник и поплелся к машине, что-то бормоча себе недовольно под нос. Проговорился, значит, я и раньше подозревал, что эта агитация на счет покупки дорогой машины вовсе не забота обо мне, а повод разыгрывать из себя богача на вечеринках.
- Хорошо, только быстро. Вот, когда девушки стоят у дороги, то ты что-то не торопишься останавливаться, сколько бы я не просил, - съязвил Тони, усаживаясь рядом со мной.
- Знаю я, каких девушек ты имеешь ввиду. Можешь пройтись к ним пешком, - ответил я и посмотрел на заднее сидение, где сидел старик. Хуан по-прежнему бессмысленно каким-то плавающим взглядом смотрел на зажатые в своей ладони деньги. Машина тронулась.

Дерево медленно скрылось в тумане позади нас. Я часто бывал в Твинбруке, поэтому клиника нашлась довольно быстро. Плутать по унылым заброшенным улочкам нам не пришлось. В приемном покое нас встретила дежурная медсестра. Я коротко посвятил ее в суть дела:
- Мы нашли его у дороги. Видимо, беднягу ограбили и переодели в эти лохмотья, забрав даже одежду. Его ударили по голове, и он ничего не помнит, - я показал на кровоподтек на виске Хуана, - я готов оплатить лечение. Меня зовут… Энди Фишер.
- А его - Хуан Храброс, - вклинился Тони, ехидно усмехнувшись. Хорошо, что медсестра не увидела его усмешки, занятая заполнением карточки. Деньги сделали свое дело и, в Твинбругской больнице появился новый пациент.

- Какой же ты вредный, Тони, - сказал я другу, когда мы вышли на улицу.
- А ты обещалкин, обещал ведь, что поедем на вечеринку! – напомнил он мне и вдруг остановился, - Джулиан, может, все-таки объяснишь, какого дядьки лысого мы подобрали этого сумасшедшего бродягу? Да еще и лечишь его на свои деньги!
- Моя мать была душевнобольной, - я повернулся к нему и в упор посмотрел в его серые изумленные глаза. Несмотря на то, что Тони был заядлым болтуном, секреты и тайны ему можно было доверить – я знал это со школы.
- Что? – последнее время слишком часто я стал слышать этот вопрос от своего друга, - но почему ты мне раньше не сказал? Как будто ты меня своим другом не считаешь!
- Зачем мне было тебе говорить об этом?! Помнишь, после школы, когда мы отправились ко мне домой, ты позавидовал, что мои родители всегда со мной, что мой отец известный гениальный художник, а твой так ничего и не добился в жизни и мало уделял тебе времени, ты обижался на свою мать и сбегал на вечеринки? Часто, то по утрам, то посреди ночи, моя мама просыпалась и не помнила меня, не помнила, что у нее вообще есть сын. А отец жил ею, она была музой для него. Он запечатлевал в своих картинах ее чувства, эмоции, миры, в которых она жила. Все каникулы я сидел один в комнате, у мамы было обострение, мне нельзя было ни бегать, ни громко говорить, ни смеяться. Я привык быть один, Тони. Все детство в любом моем движении, в каждом слове видели признак наследственного сумасшествия. Я мечтал, чтобы когда-нибудь мы всей семьей съездили на море, как ты со своими родителями, - я резко развернулся и твердой походкой пошел к машине, высказав ему все, что хотел, хотя, нет, - Тони, думаешь, мне приятно слышать как ты постоянно говоришь, что я веду себя как чокнутый? – бросил я через плечо в оторопевшего друга.
- Жули, - окликнул он меня и, бросившись ко мне, обнял, - прости, я не хотел…

- Давай закроем эту тему. В конце концов, мы хотели поехать на вечеринку.
Остаток пути мы провели молча – каждый в своих раздумьях. Лучше бы Тони тарахтел без умолку о предстоящей вечеринке, я был готов стерпеть это, лишь бы не было тишины, повисшей между нами, как неисправная проводка, готовая вспыхнуть в любую минуту. Но я не жалел о сказанном, надеясь, что друг сможет меня понять. Напряжение в воздухе росло, гонимое пылью дороги, вырывающейся из-под колес моей машины. На улице не было ни облачка, но между нами с Тони шел дождь, была какая-то недоговоренность. Дорога летела перед нами, унося в неизвестность будущего.
- Скажи, ты считаешь меня сумасшедшим? – прекратил я молчание, чтобы поставить последнюю точку в нашем недосказанном разговоре. Тони продолжал смотреть в окно автомобиля на проносящиеся мимо деревья. Я знал, что он слышит меня, но не знает, что сказать.
- Тони?
- Что? – спросил он, словно очнувшись, понимая, что избежать ответа на поставленный вопрос не удастся, - Жули, давай откровенно? Я не считаю тебя сумасшедшим. Да, ты странный, не как все, но это совсем другое. Просто я не могу до сих пор отойти от услышанного, - Энтони повернулся ко мне, - просто мне стало противно за себя. Я завидовал тебе все детство, жаловался и ныл по всякой ерунде.
Сгустившаяся туча между нами начала таять, как призрак безмолвия. Дорога продолжалась, но наша с ним - закончилась. Я остановил машину. Клуб «Sylvia». Было ясно, что вечеринка в самом разгаре – до нас доносились то обрывки разговора, то смех, то зажигательная музыка ди-джея. Я приобнял Тони за плечо, и мы вместе зашли в манящее своим завораживающим каскадом огней здание. Перед нами был будто другой мир – безрассудный, головокружительный, заставляющий забыть в одно мгновение всю прошлую жизнь. Тони рвался сюда всей душой, а моя - принадлежала тому миру, по которому брел дождь с грустной улыбкой в туманных глазах по безлюдным, пустынным дорогам Твинбрука. Перед моими глазами все еще стояло лицо нищего, которого мы отвезли в больницу, но и оно через несколько минут растаяло за пеленой невидимого дождя.

Я даже не заметил, как мы с Тони прошли мимо охранника. Я сел у барной стойки в самом дальнем углу от танцпола. Музыка била по ушам, но я не замечал ее. Я посмотрел на свое зыбкое отражение в бокале и улыбнулся ему. Друг был прав – мой костюм сильно выделялся на фоне легкой летней одежды танцующих, но между мной и ними было различие не только в этом. Они пришли сюда развлекаться, а я … я просто не хотел уходить из жизни в чем попало. Я сделал глоток из бокала с красным вином, мое отражение, вздрогнув, бесследно исчезло. Меня привели в себя чьи-то руки, словно змеи, скользнувшие по моим плечам, и шепот на ухо:
- Привет. Ты тоже, как и я, скучаешь? Может, составишь мне компанию?

- Мне не скучно, - произнес я, продолжая смотреть на бокал, на дне которого осталось всего несколько капель вина. Мне вспомнился стакан с недопитой водой на тумбе матери, а рядом с ним - таблетки. Ее не было, а они остались, как напоминание о тщетной борьбе за жизнь. Интересно, что останется после меня? Тот портрет, который написал отец? Или та незаконченная картина, на которой мы должны были быть все вместе?
- Может, хотя бы потанцуем? – девушка, обаятельно улыбнувшись, потянула меня за руку, увлекая в центр танцплощадки. Краем глаза я успел заметить ничего не подозревающего Тони, в полнейшей эйфории отдавшегося танцу с какой-то девушкой. Больше всего мне сейчас хотелось просто уйти, мне было не до танцев.

И я бы ушел, если бы не Тони, появившийся внезапно передо мной:
- Вижу, ты себе и пару нашел. Наконец-то перестал думать о той рыжей, - он тут же замолчал, перехватив мой взгляд, и перевел мгновенно в свойственной ему манере разговор в другое русло, - познакомься, это Сильвия! – он кивнул на девушку, которая еще недавно пыталась затащить меня на танцплощадку, - а это … Энди! – представил он меня.
Девушка кокетливо улыбнулась в ответ.
-Приятно познакомиться! Это я устроила вечеринку. Давно хотела пообщаться с таинственным другом Тони!
Я ничего не успел сказать, рядом появились парень и девушка, видимо, друзья Сильвии. Та, извинившись, поспешила их поприветствовать, многозначительно посмотрев на меня.
- С меня хватит! - бросил я Тони и направился к двери.
- Ты не можешь так просто взять и уйти! – вскричал друг, - она давно хотела с тобой познакомиться!
Я круто развернулся и посмотрел ему в глаза:
- А ты спросил меня, хочу ли я этого?!

- Да каждый парень мечтает о ней! Сильвия и красива, и богата! Ее отец вчера подарил ей этот клуб. Она запала на тебя, как только я показал ей твою фотографию. Я же о тебе думаю! Забудь о той рыжей! Ты даже ее имени не знаешь!
- Передай Сильвии мои извинения!- я отвернулся и решительно направился к выходу. Я больше не хотел говорить с Тони. Да какое право он вообще имел показывать мое фото?!

Свежий воздух немного привел меня в себя. Я сел в машину и рванул домой. Я ни о чем не думал, когда мчал по бесконечной дороге, теряющейся за горизонтом. А после я долго сидел в студии отца и смотрел на его незаконченную картину.
- Послушай, Джулиан, может быть, хватит себя изводить? – раздался позади меня голос Тони. Я почувствовал, как его тяжелая ладонь легла на мое плечо. Что это – жест примирения или жалость? Было просто удивительно, что он отказался от вечеринки и поехал за мной. Наверняка его впустил услужливый Франсуа,так и не взявший выходной.
- Ты меня вообще слушаешь? – не унимался Тони и прищелкнул пальцами перед моими немигающими глазами, глядящими в одну точку, - я, конечно, очень сочувствую тебе, но не позволю тебе прожигать здесь всю свою молодость. Тебе нужно прийти в себя, отвлечься, в конце-то концов! Давай лучше нормально потусим в клубе, ты сбежал с вечеринки, как ошпаренный! Ты же согласился сходить со мной туда и развеяться, а что вышло?!
- Согласился только потому, чтобы ты оставил меня в покое! – произнес я одними губами, продолжая смотреть в глубину себя. Все вокруг меня смешалось – краски, звуки, превратившись в иллюзию. Осталось только черно-белое пятно на холсте – незаконченная картина моего отца. Она уже никогда не будет закончена. Никогда… Это слово, как нож в душе – безжалостное, холодное – нависло в воцарившейся тишине между мной и невидимой фигурой отца, застывшей у мольберта.

Секунда, и фигура растворилась в моей памяти, но слово осталось. Навсегда… Лишь отчаянные попытки Тони расшевелить меня вновь нарушили начавшую дремать тишину:
- Ну, нельзя же так! Я часто рассказывал ребятам о тебе. Они уже начали поговаривать, что я просто-напросто выдумал тебя, а все потому, что до сих пор не видели тебя. Ты торчишь тут сутками, скоро сам превратишься в тень, только это не вернет твоих родителей. Уже столько времени прошло, а ты себя изводишь! Ты ведешь себя, как сумасшедший! – Тони схватил меня за плечи и тряхнул.
- Уходи прочь, - четко произнес я, стряхивая его руки со своих плеч.
- Что?! Ты гонишь меня, своего единственного друга?
- Да! – я сорвался с места, - я просто хочу, чтобы меня оставили в покое! Оставили одного!
Глаза Тони сощурились – холодные, серые, как… нож, как слово никогда.
- Тогда у тебя больше нет друга, - его голос дрогнул. Тони решительно сделал шаг. Шаг мимо меня.

- Тони! – крикнул я, но на пороге комнаты осталась лишь его тень. Я закрыл глаза. Я ведь этого так хотел – остаться один. Только не такой ценой. Меня начали душить эти четыре стены. Они будто сдвигались, наезжая друг на друга, стараясь раздавить меня тишиной и молчанием. А, может быть, это надвигалось одиночество?
Я толкнул дверь и выбежал прочь из комнаты подальше от тягостных воспоминаний. В эту минуту я многое бы отдал, только бы не помнить ничего. Совсем ничего. Никогда. Как тот нищий. Как тогда, когда Тони был рядом со мной…

Отец был прав, только я сам выбираю свой путь, я должен был решить – закончить мне ту картину за него и быть вместе с ними или же оставаться жить одному, научиться видеть краски, но хранить в душе тот черно-белый детский мир… Я посмотрел на цветы в вазе, стоящие на столе, и коснулся нежных лепестков пальцами. Они мертвы, срезаны, но продолжали жить, хотя конец был близок. Когда в родителях дышала жизнь – жил и я, несмотря на извечные четыре стены и одиночество, забившееся в дальний угол моего детства. Я не заметил, как сам превратился в него, а по дому остались ходить лишь тени отца и матери…

Даже старенький Франсуа осунулся и тоже медленно превращался в тень.

Хватит быть одиноким. Я решительно подошел к мольберту. Я просто хотел быть с родителями и должен сделать последний штрих, чтобы завершить картину, – дорисовать рядом с ними себя…

Лучше ничего не помнить, чем жить с болью воспоминаний… Я медленно бреду по дороге, а позади меня осенними листьями легко кружась, падают мои воспоминания. Теперь передо мной две дороги – одна ведет в прошлое, другая в настоящее, и только мне выбирать по какой из них идти сейчас дальше…

Невошедшее

Техническая часть

Также, следуя условиям ограничения, была создана отдельная комнатка, куда были помещены все изобретения Джулиана.