[Лалэль]

Сказка первая: Карлик Нос

Страшно было просыпаться бедному юноше; он ещё не ведал, какая беда случилась, но уже ощущал сильное душевное волнение, причин которого не понимал и сам. Стол и стул отбрасывали длинные тени, значит, солнце клонилось к закату. Сколько же он проспал? Карл Густав потерял счёт времени. Его мучила головная боль, и во рту пересохло.

- Базил! – как мог громко закричал бедняга – Базил, принеси мне стакан вина!

Но нерадивый слуга не отзывался. Карл ещё три раза громко позвал его, а затем, проклиная всё на свете, поплёлся на кухню, честя лентяя последними словами и призывая на его голову струпья, паршу и лишай. Он, хоть и был юношей благочестивым и милосердным, становился весьма капризным, когда его желания не выполнялись.
Карл мог бы выпить и колодезной воды, но решил достать бутылку рейнского, припрятанную на особый случай. Большой глоток доброго вина скрасит тоскливый вечер, решил он.

Слуга появился, когда он уже хорошенько приложился к бутылке.
- Где тебя черти носят? Я не видел тебя весь день!

Беспечный Базил буркнул что-то себе под нос и не поднимая глаз прошёл мимо, распространяя запах сивухи, а потом случайно бросил взгляд на хозяина – и заорал благим матом.

- Чего орёшь, как оглашенный?
- Ай, мама! Леший! Волколак!



- Что?! Где? – Карл на всякий случай перекрестился и обернулся, проверяя, не стоит ли кто позади него.
Базил упорно тыкал в него пальцем и икал от страха.
- Чур меня! Чур! – заорал он, как только победил икоту. - Сгинь, сгинь, бесовское отродье!



- Ты, верно, пьян, дурень! – Карл рассердился и отвесил слуге оплеуху, а тот всё крестился, продолжая громко поикиваить.
- Изыди, Богом тебя заклинаю, изыди!

- Базил, это я, твой хозяин! Тебе всё кажется! Сколько ты вылакал винища за день, негодяй?
- Да как ты смеешь! Мой хозяин учёный человек и добрый христианин, не оскорбляй его имя! Или что же… Святые небеса, оно завладело моим хозяином! Vade retro! Vade, Satanum! (слуга неплохо знал церковную латынь, потому что часто сидел под дверью хозяина и подслушивал его умные разговоры). Свят-свят-свят! С нами Бог и Пречистая Дева!


И пока ошеломленный Карл Густав искал слова, чтобы ответить, Базил искал метлу, чтобы с её помощью изгнать из хозяина демона. Завязалась драка, в ходе которой юноша изрядно поколотил

своего слугу и вытолкал его из дома.

Драка 25 очков

- И не показывайся мне на глаза, скотина! Ишь чего удумал – на хозяина кидаться!

Но и после этого Базил не угомонился.
- Ой, лихо мне! – нараспев причитал он под закрытой дверью, да так громко, что слышала вся Академия. – Пропал мой хозяин, а ведь такой был молодой и красивый, чисто андел! Ой, горе, ой, беда! И кто ж его заколдовал, верно, сам враг рода человечекого! Никак, с рождения бедняга проклят был! А как же я? А куда же мне? Да на кого ж ты меня покинул! Ой, горе-то, горе! Бедный я, разнесчастный!

Глотка у Базила была покрепче, чем у иного матроса, и он хорошенько укрепил голос, пока служил певчим в сельской церкви; благодаря этому он причитывал так громко и выразительно, что от его рёва на кухне тоненько дребезжала посуда. Карл Густав выглянул в окно и увидел, что вокруг крикуна уже собираются зеваки, любопытные мальчишки и сочувствующие старушки. Он поморщился и закрыл окно ставнями.


«Что за притча? Такого с ним раньше не случалось… Или он пьян, или опоили чем. Мне так плохо, может, из-за этого моё лицо выглядит настолько нездоровым, что он меня испугался? Что, если до завтра это не пройдет? Негоже будет появиться перед комиссией в таком виде». И Карл Густав наконец решил сделать то, что должен был сделать сразу же, как только слуга его испугался – посмотреть на свое лицо.


Поскольку бесовского предмета, именуемого у модниц зеркалом, у него, как у будущего духовного лица, в доме не было и быть не могло, ему пришлось исхитриться, чтобы поглядеть на свое отражение. Для этого Карлу Густаву пришлось смотреться в диковинный иноземный щит, который привез из похода кто-то из его дальних предков. Эта семейная реликвия, висевшая на стене в парадной комнате, служила предметом гордости хозяина, и она же стала свидетелем его позора. Потому что только поглядевшись в начищенный до блеска бронзовый щит, Карл Густав наконец узнал, что щеки его и лоб покрылись рыжей шерстью, такой, какая бывает у белок. И, о горе, на щеках явственно прорезывались жесткие беличьи усы, а из головы начинали пробиваться острые торчащие ушки.


Карл Густав громко вскрикнул и бросился искать свою бритву, которой, по молодости лет, пользовался не слишком часто – но сейчас только она могла помочь ему.



Жизнь в Академии протекала своим чередом – студенты-богословы отправляли службы, штудировали богословские книги, молились и пьянствовали.


Никто не замечал пропажи студента Карла Густава Нобиле, пока не настал день защиты его диссертации. Диссертант на защиту не явился, чем вызвал немалое неудовольствие уважаемых членов комиссии. Послали узнать, что случилось; Карл из-за закрытой двери попросил перенести дату защиты, сославшись на болезнь; профессора пожелали видеть его лично, но он не вышел, отговорившись нездоровьем. Он действительно чувствовал себя прескверно: как бы он ни скоблил лицо, на нем снова и снова вырастала густая рыжая щетина, но и это было бы полбеды, кабы не постоянно растущие звериные усы и торчащие из головы беличьи уши. Не зная, что ещё с ними делать, он постоянно обстригал усы ножницами, но они отрастали снова, раз за разом.

Уважаемые профессора сильно сердились и хотели сразу же выгнать нерадивого студиозуса, но потом сменили гнев на милость и дали ему испытательный срок.

Получить академическое предупреждение

25 очков

Эту новость Карл Густав также выслушал через запертую дверь. Он не показывался людям на глаза с того самого дня, как его заколдовали. Верный Базил каждый день притаскивал поднос с обедом и завывал под дверью, уговаривая выйти на солнышко, погулять и покушать, а он не слушал. Он с головой нырнул в библиотеку, пытаясь найти средство от своего недуга.

Один раз, правда, он рискнул под покровом ночи выбраться из дома. Защита диссертации должна была состояться на следующий день, а он так и не придумал, как избавиться от проклятья. Несчастный, закрыв лицо, проник в храм, где раньше отправлял ночные службы, и, отослав сторожа, в полном одиночестве распластался на каменном полу перед распятьем, из последних сил моля о чуде.
«Отец мой небесный, яви мне свою милость, помоги мне… Не потому, что я этого заслужил, а потому, что без Твоей помощи я пропаду…»

Ранним утром сторож нашел его лежащим без движения на каменном полу. Он привел беднягу в чувство и напомнил, что ему пора возвращаться домой и немного поспать.


Диссертационный совет собрался со вторым ударом колокола на городской башне, возвещающим наступление двух часов пополудни. Диссертант уже был на месте и приветствовал их глубоким поклоном. Богословы удивились тому, что он явился босой, в рясе из сурового льна и с наглухо закрытым лицом, но студиозус объяснил, что несколькими днями ранее ему было откровение, и он принял на себя обет поститься и прятать лицо ото всех, пока ангел господень не явится и не освободит его от этого наказания. Это была единственная отговорка, которую Карл Густав смог придумать. Члены комиссии приняли его извинения благосклонно, и студент, поднявшись на помост и встав за кафедру, приготовился защищать свою диссертацию.


Карл добивался этого долгих пять лет. Он знал, что диссертация написана превосходно. Ему достаточно было только выступить перед советом – и ему присудили бы степень доктора богословия, он стал бы ученым, уважаемым человеком, возможно, смог бы добиться рукоположения и получить место священника или настоятеля какого-нибудь мелкого монастыря. Для его честолюбивой натуры лестным было бы занять даже такую должность.



Несмотря на волнение, он выступил достойно и почти ни разу не сбился, и всё шло гладко вплоть до того момента, когда он должен был выйти из-за кафедры и поклониться. Как только он сделал шаг в сторону, все профессора, сидевшие напротив него за широким столом, вздрогнули, а те из них, кто плохо видел, даже привстали, чтобы лучше разглядеть происходящее. Карл оглянулся, чтобы понять, на что все смотрят – и похолодел от ужаса. Из-под рясы, прикрывающей его истинное обличье, топорщился огромный пушистый беличий хвост, а на пальцах босых ног торчат острые коготки, каждый размером с рыболовный крючок. Карл в замешательстве инстинктивно поднял руки, пытаясь закрыть лицо, и заметил, что на пальцах рук растут такие же крючки.


Он попытался вскрикнуть, но из его груди вырвались звуки, больше напоминающие звериный крик, чем человеческую речь. Самый слабый из членов совета, профессор, приехавший из Мюнхена, лишился чувств, остальные пребывали в замешательстве, читали молитвы и крестились, пока самый решительный из них, уважаемый профессор теологии из университета Святого Эльма, что на Рейне, не встал и не ткнул в сторону оборотня сухоньким пальцем, будто хотел пригвоздить им беднягу к стене:
- Этот ничтожный одержим дьяволом! Поймать его!

Хорошо, что кроме звериной внешности Карл получил ещё и звериную скорость, и умение уходить от погони, иначе ему не удалось бы выбраться оттуда живым.


С тех пор в Академии ничего не слышали о Карле Густаве Нобиле. Он был с позором исключен

, и имя его навсегда было вычеркнуто из всех списков студентов. Вещи, что он бросил, поспешно бежав, хозяин хотел сжечь, но верный Базил успел припрятать его камзол, кошелек, чернильницу и почти всю библиотеку. Он сказал, что хочет сохранить их на память о хозяине; и слуга действительно трогательно плакал над его наследством, что, правда, не мешало ему задешево продавать студентам учебники хозяина или обменять на пиво у трактирщика его семейную реликвию – щит, с которого всё и началось.

Быть исключенным из колледжа 200 очков

Несчастный Карл, который почти превратился в огромную белку, тем временем скитался по лесам, не зная, что делать и опасаясь приближаться к людям. Животные также были немилостивы к нему: лисы поцарапали ему лапу, сова чуть не оторвала кусочек уха, а после встречи с медведем бедняга чуть вовсе не отдал Богу душу. Когда в один из дней своих долгих странствий он остановился присесть под деревом, перед ним как будто из под-земли выросла колдунья и спросила:

- Что ты, голубчик, голову повесил? Али нос перестал нравиться? Привыкай, тебе с ним долго жить…

- Отпусти меня, бабушка. Я столько страданий перенес, что больше никому дурного слова не скажу и ни одной старушки не обижу.

- Нет уж, голубчик, отныне ты мой и моим останешься. Сам виноват, не надо было грубить старым людям…