Я поднимаюсь с пола и почти бессознательно с роем мыслей в голове сажусь на диван. Харвуд опускается рядом и ждет от меня слов, только я молчу. Хуан просыпается от напряжения, стоящего в воздухе и говорит вместо меня моими мыслями:
- Иногда мы вспоминаем то, что не принадлежит нам – чужое прошлое, рассказанное нам кем-то когда-то давно. Иногда мы выдаем желаемое за действительное. А, бывает, вспоминаем то, что просто должны помнить о себе.
Я не думал, что Хуан слышал наш разговор с Харди. Он спал и слушал мое затянутое в паутину неизвестности смятение, мои клочья воспоминаний, мою прошлую жизнь. У нас с ним есть общие кадры из прошлого. С Харвудом они тоже начнут существовать, когда мы все сделаем шаг в следующий день настоящего. Уже завтра я буду вспоминать этот разговор, а через несколько лет этот кадр покроется пылью и станет частью моего прошлого.
Мои раздумья обрывает спокойный голос Харди:
- Может, покажешь нам свою могилу? Наверняка там есть какая-нибудь зацепка. Лучше докопаться до истины, чем гадать и мучиться всю жизнь от неизвестности - кто ты.
- Я вот не мучаюсь, - задумчиво выныривает из своего молчания Храброс, - мне и так хорошо. Лучше о себе ничего не знать, а просто жить настоящим. Жить так, как хочешь и не зависеть от прошлого.
Двое друзей – две жизни – два разных мнения.
- Знаешь, Хуан, я просто хочу узнать свое прошлое, но, если оно мне не понравится – обещаю, я забуду о нем, - произношу я с ответственностью за каждое сказанное слово.
- Ну, тогда поехали, чего ждать-то?! Только ко мне сначала заедемте, - Хуан бодро встает с дивана и спешит к выходу.
Как оказалось чуть позже, домик Храброса расположился в болотистой местности, уютно вписавшись в нее всем своим видом, и показался мне каким-то зашибленным.
Хотя, и мой дом поначалу произвел аналогичное впечатление на Харвуда. Я знал, что Клэй несколько раз предлагал упертому Хуану оставить свою убогую «резиденцию» и переехать к нему на Карточный проезд, 12.
Однако, Храброс был категорически против и в следующую минуту я понимаю почему. Цветы. Хуан обожает цветы. Он гордо шествует мимо покосившегося заборчика на задний двор, опираясь на свою старую, облезлую палку, которая служит ему тростью. Храброс редко с ней расстается. По его признаниям, ею очень удобно ворошить хлам в мусорной куче, которую он собирает вот уже добрых пять лет. Груда этого хлама покоится как раз перед домом и издали напоминает какую-то причудливую инсталляцию, гордо возвышаясь среди скудной болотной растительности. В этой мусорной куче есть всё. Причем, это «всё», по утверждению самого Храброса, было жизненно необходимым и обязательно должно было пригодиться ему со дня на день. Ах, да, цветы. На заднем дворе царит совершенно другой мир – мир красок, ароматов и душевного спокойствия. Сад чудака Храброса совсем небольшой, но цветы, не смотря на осень и мрачную болотистую местность, подступающую к его участку, благоухают и разрастаются по всему заднему дворику. Хуан удивляет меня каждый день и сегодня ему удалось это блестяще. Правда, я и раньше мог бы догадаться об этом увлечении друга, ведь он довольно часто просил меня собирать для него цветы в парке.
- Как же здесь хорошо отдыхать от городской суеты, - бормочет довольно Харвуд Клэй, опускаясь на ветхую лавочку, спрятанную в кустах желтых роз.
Храброс кивает головой и начинает любовно собирать розово-красные бутоны роз.
- Это мой любимый сорт «Brautzauber», растет до поздней осени, - произносит он и грустно улыбается, - мне нравится выращивать цветы для своих друзей. Я думаю, они видят мою заботу с небес. Теряя родных и близких, некоторые люди обычно первое время ходят на кладбище, потом бывают там все реже и реже, а позже совсем забывают туда наведываться. Когда я работал смотрителем, то мне вообще казалось, что я нахожусь на каком-то заброшенном кладбище.
Хуан дает мне и Харвуду в руки по букету роз. Что-то легко покалывает мои пальцы. Пустяки. Это всего лишь шипы от роз. Я опускаю взгляд на свою руку и замираю на месте.
- Все в порядке? – спрашивает Клэй. Я киваю головой и показываю след от обручального кольца на пальце.
- Я был женат, - шепчу я одними губами. Взоры моих друзей пересекаются на мне и застывают на несколько секунд.
- И как только мы раньше этого не заметили?! – восклицает Хуан,- может, ты чего вспомнишь, если присядешь да расслабишься?
Я опускаюсь под легким давлением его рук на лавку, закрываю глаза, и снова пульсирующая боль взрывает мои виски. Внезапно и резко. Как будто чей-то раскаленный кулак пытается добраться до самых дальних уголков моей памяти, вырвать призрачные воспоминания из ее кромешной тьмы и оживить их, наложив на пленку моего разума. Снова кадры: небо такое чистое и прозрачное, что ослепляет глаза, сливаясь воедино с морской гладью, рыжие пряди, разметавшиеся на песке. Я вижу девушку, ту самую, из моих снов. Ее лицо такое знакомое, что сердце надрывается от безысходности - я помню и не помню ее.
Лилиан. Сердце сжимается так, что трудно дышать. Девушка улыбается и поднимает мне на встречу свои руки. Я медленно протягиваю пальцы к этому воспоминанию с желанием прикоснуться, дотронуться, дотянуться, но не могу... Между мной и этой девушкой невидимая стена из времени.
- Джулиан, как ты себя чувствуешь? Все нормально? – голос Харвуда вырывает меня из прошлого и впихивает в тесную, беспомощную оболочку реальности.
- Да, я снова вспомнил ту девушку. Ее зовут Лилиан. Наверное, она была моей женой, - я роняю голову на ладони под утешающим взглядом Храброса.
- Только б ее на кладбище не было, - задумчиво шепчет он, почесывая в затылке. Но я знаю – ее там нет, как нет кольца на моем пальце. Она осталась в том мире живых. Она застыла на кадре прошлого. Я должен во всем разобраться, иначе просто сойду с ума.
- Мы тебе не дадим сойти с ума. Исключение могут составлять только безумные идеи Хуана – за них я не могу ручаться,- ободряюще произносит Харвуд. Как же он любит читать мои мысли! Его приподнятое настроение немного передается и мне. Мы направляемся мимо небольшого озерца к очередной причуде Хуана – бестолковым полусгоревшим воротам без забора, одиноко стоящим перед домом, - когда со стороны дороги раздается трезвон велосипедного звонка.
- Зато сразу видно, где выход, да и цивилизованней так как-то, - бубнит, словно оправдываясь, себе под нос Храброс, - ох, и люблю я свежие газеты! Что-то мальчишка их сегодня поздно развозит.
Хуан продолжает жить в своем мире: он поднимает газету и довольно улыбается то ли ей, то ли самому себе. Как же мало человеку надо для счастья.
- Он привык жить один, не смотря на то, что у него есть друзья, - говорит полушепотом Харвуд и обращается к Храбросу, - потом прочтешь, а то мы так сегодня не доберемся до кладбища. Что-то на улице похолодало!
Тот тяжело вздыхает и передает мне газету подальше от соблазна. Зато мы успеваем на последний автобус. Путь не близкий, и Хуан начинает потихонечку дремать под его равномерную укачивающую тряску. Я кладу букетик роз на колени и, чтобы скоротать время, открываю газету: политика, очередные сплетни, советы огородникам, сумасшедший, сбежавший из психиатрической лечебницы, так и не пойман… Стоп! Что? Я снова перечитываю заголовок и глазами вырываю текст из статьи. Опасен… Буйный… Высокого роста, блондин, глаза карие, имеет французский акцент… На пальцах рук набита татуировка в виде слова…
С замиранием души я перевожу уже второй раз за день взгляд на свои пальцы. На них – татуировка: воспоминания. Мне кажется, что я смотрю на них не моргая целую вечность. Потрясенный, я даже не замечаю, как выхожу из автобуса и, остановившись у ворот городского кладбища, вновь открываю газету.
-Что-то ты бледный какой-то, - обеспокоенный голос Харвуда приводит меня в себя. Ничего не говоря, я смотрю в его удивленные глаза и протягиваю ему газету.
- И что тут?! – непонимающе взирает на меня он и пробегает глазами по строчкам. Храброс заглядывает ему через плечо, пытаясь тоже что-то прочесть. Наконец, Хуан равнодушно пожимает плечами:
- Я сам оттуда, а наговорить могут чего угодно, даже, если там речь о тебе!
Харвуд аккуратно слаживает пополам газету, несколько секунд смотрит на меня своим рентгеновским взглядом и, резким движением зашвырнув ее в урну, твердо произносит лишь одну фразу:
- Ты не похож на сумасшедшего, тем более буйного.
Тони. Я знал его с детства. Он ведь был моим единственным другом. И он отвернулся от меня. С Хуаном и Харвудом я знаком всего пару месяцев. Они всегда рядом и готовы поддержать, понять, верить мне – человеку, о котором почти ничего не знают, о котором я сам ничего не знаю.
Вечереет. Вокруг нас все застыло, замерло на одном месте. Даже осень боится нарушить своим легким дыханием незыблемый покой. Я кладу к своему памятнику букетик роз и, опустившись на каменную скамью, тупо разглядываю татуировку на своих пальцах. Черная - на побелевших от холода пальцах.
Мне кажется, что мир снова становится черно-белым. Краски медленно стекают вниз по холсту жизни. Остается лишь белый туман, черная чугунная изгородь и скамья, нарисованная в несколько штрихов. Наверное, так бывает, когда понимаешь, что ты существуешь, но не живешь. Я всего лишь сумасшедший, сбежавший из психушки. Может быть, я просто помню чужое прошлое, выдавая себя за Джулиана Мортрэна, и поэтому меня упекли в сумасшедший дом? Или из-за того, что я хотел окончить жизнь на том мосту? А, может, все, кто попадает из мира живых в этот нарисованный мир, оказывается в психлечебнице? Все, кто здесь живет – немного сумасшедший? Сумасшедший для того, чтобы выдерживать эту безумную жизнь, не привыкать к бессмысленным правилам и аморальным идеям других безумцев. Только я к тому же еще и буйный… Опасный для общества.
Мне внезапно вспоминаются слова Тони, когда мы были еще подростками.
- Ты идешь против себя! Все вокруг тебя нормальные, это ты сумасшедший, Жули! Ты и никто другой! Ну и что, что я хочу гулять по девочкам? Желание секса – это естественная потребность, неужели ты не понимаешь?!
- Не понимаю, - я равнодушно смотрю на него и сквозь него, - я не хочу быть рабом таких «потребностей». Вообще, я разочарован в тебе, как в человеке, как в личности. Я, наверное, никчемный друг, если не могу образумить тебя. Тот, кто просто понимает и прощает грех – это уже не друг, а человек, который ни во что не хочет вмешиваться.
- Да мне и не нужна помощь! Пройдет время и будет повод списать все грехи на ошибки молодости. У меня сейчас проблемы с предками, мне нужно снять стресс. Просто я очень чувствительный, а ты – бесчувственный, Жули!
- Чувствительность и разврат – разные вещи. Твой отец болен, ему нужна операция, а ты думаешь лишь о себе и ищешь любой повод, чтобы оправдать себя. А как же Сильвия? Ты говорил мне, что у тебя к ней чувства, что тебя тянет к ней, как магнитом?
- Ну, я же ей пока не признавался в любви – значит, и не изменяю.
-Каждый конечно поступает по совести, но я сомневаюсь, что она у тебя есть. Хоть ты еще и не признался Сильвии в любви, ты ей уже изменяешь. Изменяешь своим чувствам к ней. Изменяешь себе самому, а человек, предавший себя, предаст и другого. Запомни, Тони, клятва в верности приходит с чувствами, а не со словами. Даже, если эти чувства не взаимны.
-Мы можем кутить, пока молодые, Жули! Отпусти себя, на тебя же девчонки вешаются, а ты ведешь себя, как сумасшедший! У тебя черно-белая жизнь!
- Знаешь, Тони, тогда пусть я буду бесчувственным или просто сумасшедшим… Сумасшедшим для тебя. Сумасшедшим для всего мира. И пусть я буду жить своей черно-белой жизнью.
Я отворачиваюсь и бреду прочь. Бреду в настоящее.
Все, что я говорил раньше, в той жизни, – исполняется сейчас. Город под названием Память хранит надежно свои тайны, наши воспоминания бродят по его улицам, и иногда мы сталкиваемся с ними.
- Постой, Жули! Я не хотел тебя обидеть. Прости, - слышу я вслед взволнованный голос Тони. Я оборачиваюсь и тут же оказываюсь в его объятьях.
- Я возьмусь за ум, Жули, вот увидишь! Ты - моя Совесть, куда же я без тебя?! – он смотрит на меня и улыбается, - мы ведь друзья. Навеки. Помнишь, мы поклялись?
Только Тони много лет спустя сам нарушил эту клятву. Странно, что я до сих пор не вытравил с пальцев татуировку… Не стер ее из своей души…Татуировка… Мы сделали ее с Тони друг другу, когда были подростками, когда поклялись всегда быть вместе, быть лучшими друзьями. Тони стал для меня братом, которого мне всегда так не хватало. Я окончательно прихожу в себя и вижу, как Харвуд наклоняется и оставляет на промерзшей земле одинокий букет роз рядом с памятником моего отца.
Я беру, оставленный мной на лавке озябший букет цветов, и кладу его на холодный камень памятника Софии Мортрэн. Они согреют его теплом моих рук, частичкой моего сердца.
- Почему моих родителей похоронили тут, а не в Рори Хайтс? – спрашиваю я, обращаясь к самому себе, совсем не ожидая услышать ответа от Харвуда.
- Она родилась в Твинбруке. Здесь появился на свет Джулиан и здесь… он был похоронен, - почти неслышно произносит тот, - вот тут.
Я невольно делаю шаг назад, плотно закрыв глаза. За моей спиной лишь кованая изгородь. За ней – продрогшая осень. А за осенью – мои воспоминания. Забытые и одинокие, как эти памятники. Воспоминания меня больше не страшат.
- Здесь и правда две могилы Джулиана, одна из них – младенца, другая – взрослого, - вновь произносит Харвуд, - возможно, ты просто однофамилец.
- Тогда почему я помню, как мы всей семьей ходили сюда? Почему я помню себя ребенком, когда стоял у собственного памятника, позади своих родителей? Почему на другом памятнике мое фото? – я открываю глаза и вижу Хуана, рыдающего над моей могилой.
Для него все, кто здесь есть – близкие, родные люди.
- Хуан, я пока еще не по ту сторону земли, - произношу я, но он словно не слышит меня.
- Думаю, нам стоит отсюда уйти. Мы увидели, кого хотели, - говорит Харвуд Клэй и внезапно останавливается, - забыл сказать тебе, Жули. Вчера я был на свалке, искал подходящий материал для своей новой инсталляции и увидел типа, похожего на того, что следил за тобой. Он читал книгу, но у меня сложилось впечатление, что он кого-то ждет: постоянно ерзал и оглядывался по сторонам. Я едва успел его щелкнуть на фотоаппарат. Завидев меня, он сел в машину и тут же скрылся. Посмотри, может, я ошибся.
Я беру протянутые мне фотографии. Даже на снимке, где красуется лишь затылок незнакомца, я сразу понимаю, что интуиция не подвела Харвуда.
Этот странный человек действительно зачем-то выслеживает меня.
- Давай облаву на него устроим? Не в шпионов же он играет! – высказывает свое мнение успокоившийся Хуан, - вдруг он газет начитался, вот и приглядывается - уж не ты ли тот сумасшедший, сбежавший из психиатрической лечебницы?!
- А может он просто знал меня раньше? - выдвигаю я более оптимистичную версию всего происходящего, - я думаю, мне просто стоит подождать, когда он снова придет и поговорить с ним. Спасибо, что вы со мной, но с этим типом я разберусь сам.
- Что ж, тогда я займусь изготовлением ключа, пока ты охотишься. Через пару часиков мы с Хуаном опять заглянем к тебе. Надеюсь, сегодня мы сможем открыть люк. Удачной охоты, Жули! – шутит Харвуд. Попрощавшись с друзьями до вечера, я решительно отправляюсь на свалку, не обращая внимания на сонно моросящий дождь. Еще издали я замечаю своего знакомого незнакомца.
Он глядит на проезжую часть и, как будто, ждет кого-то. Не кого-то, а, точнее - меня. Только бы его не спугнуть. Дождь, то немного стихает и дремлет, то начинает просыпаться и лить с новой силой. Хорошо, что незнакомец не слышит моих шагов. Уж я-то знаю, как он может быстро сбежать и решительно, но осторожно подхожу к нему и окликаю.
- Вы, случайно, не меня ищите?
Мужчина оборачивается, слегка вздрогнув от неожиданности. На его лице читается испуг, страх и смятение, как и в первый раз нашей встречи. Однако через пару секунд выражение его лица становится непроницаемым.
-Нет, вы, вероятно, ошиблись, - голос незнакомца совершенно спокоен. Он смотрит мне прямо в глаза.
- Да, вы не ищите меня. Вы просто следите за мной, - говорю я, четко проговаривая слова, и не свожу взгляда с его темно-серых, холодных глаз. Зрачки незнакомца бегают, словно маятники в часах.
-Хорошо. Да, я слежу за вами, но для вашего же блага. Вам нельзя здесь находиться, нельзя вспоминать свое прошлое. Просто забудьте его.
- Что? – переспрашиваю я, не до конца понимая смысл его внезапного ответа.
- Похороните свое прошлое. Не ворошите его, иначе вы станете опасны для общества. Я не хочу, чтобы вы вернулись обратно, но мне придется это сделать, если вы не прислушаетесь к моему совету.
Я замираю на месте, а когда прихожу в себя, то слышу лишь шелест шин по асфальту и звук отъезжающего автомобиля.
Странно, но я не заметил его машины. Видимо, он припарковал ее где-нибудь за углом или кустами. Я знаю, что мужчина больше сюда не вернется, и спокойно прохожу в сарай, чтобы согреться и обдумать услышанное. В голове мечутся десятки безответных слов под знаком вопроса. Я растапливаю огонь в поржавевшем камине. Языки пламени напоминают осенние листья, поднимающиеся ввысь от земли под порывами играющего ветра. Треск огня подпевает музыке дождя, барабанящего по стеклу. На душе становится спокойно, и я могу трезво подумать над словами незнакомца. Что он имел в виду под словами «вернуться обратно»? Вернуться обратно в психиатрическую клинику? Или есть еще что-то, чего я не знаю? «Опасен для общества»... Эти слова не дают мне покоя. С чего я должен верить этому незнакомцу? Кто он вообще такой? Мой бывший лечащий врач? Санитар? Или просто прохожий, узнавший меня по описанию из газеты?
Дождь заканчивается, роняя остатки своих слез. Мне пора. Друзья, наверное, уже ждут меня.
Едва успеваю добраться до дома, как на пороге появляются Хуан и Харди. Я решаю перенести на завтра разговор о моей встрече с незнакомцем. Клэй без лишних колебаний опускается на колени и, очистив крышку люка от опавших листьев, вставляет в нее ключ, пока Хуан потирает ладоши то ли от вечерней прохлады, то ли от нетерпения. Замок щелкает, и крышка люка поддается нашим усилиям. Я заглядываю в образовавшуюся яму. На меня смотрит чернота. Чиркаю зажигалкой. До пола совсем недалеко и это радует. Не задумываясь, я осторожно прыгаю вниз навстречу неизвестному.
- С тобой все в порядке? – надо мной появляется обеспокоенное лицо Храброса.
- Да, все отлично. Давайте ко мне, только лучше по лестнице!
На какое-то время физиономия Хуана исчезает из виду, уступив место готовящемуся ко сну небу. Тишина длится всего лишь несколько минут, пока Хуан не притаскивает лестницу.
За то время, пока он возится с ней и спускается вниз, я успеваю привыкнуть к полумраку и мельком рассмотреть небольшой коридор, в котором нахожусь. Единственное, что мне сразу бросается в глаза – это то, что в нем нет дверей, а, значит - и комнат. Справа от себя на стене я вижу электрощит. Невольно переглядываюсь с Харвудом. Нам в голову приходит одна и та же мысль: здесь должно быть электричество. Но Хуан, как всегда, опережает наши мысли и, даже не спустившись с последней ступеньки лестницы, уже шарит руками по стене в поисках выключателя. Через секунду комната наполняется скудным светом, идущим из одной-единственной пыльной лампочки, уныло висящей на потолке, но в такой темноте даже он кажется нам ярким.
- И ради чего мы старались? – не понимает Хуан, пожимая плечами, и оглядывается вокруг.
-Не похоже на подвал, - я смотрю на стены, обшитые белыми панелями из плотного материала, - и зачем это место сделали рядом с автомобильной свалкой? Давайте прощупаем стены сантиметр за сантиметром. Возможно, нам повезет, и мы наткнемся на потайную дверь. Не садовый урожай же тут хранили!
- Да, пустых комнат просто так никогда не бывает, - лаконично подытоживает Хуан, и мы принимаемся за дело. Я приседаю на корточки и пытаюсь прощупать стену снизу. Перед моими глазами на белой стене неуклюже, по-детски, нарисован черным фломастером единорог, еще ниже – поляна, домик и небо… Мое сердце сжимается и дергается, словно под ударом тока. Резкая боль в голове заставляет меня сжать виски руками и осесть на пол. Снова воспоминания. Кадры сменяются новыми кадрами с бешеной скоростью, как будто прошлое наскоро подыскивает нужную пленку воспоминаний.
Я сижу на полу. В моих руках игрушка - единорог. Вокруг лишь белые стены. Я вижу склоненное надо мной лицо отца. Он приветливо улыбается, гладит меня по волосам и дает мне в руки черный фломастер:
- Вот, Жули, держи! Порисуй здесь что-нибудь, пока я буду занят. Только не скучай!
Он целует меня в лоб и исчезает. Я ставлю игрушку рядом с собой и пытаюсь ее нарисовать. Черная линия на белоснежной стене. Я рисую дом, небо. Рисую, как из маленькой белой тучки сыпет черно-белый дождь, дрожащий на невидимом ветру. Мама, папа и я идем сквозь мельтешащие капли дождя. Здесь мы всегда вместе. Здесь у меня свой мир, только он лишен красок. Потому, что этот мой мир черно-белый. А где-то там высоко над моей головой бездонное чернильное небо и слепая луна.
Утром оно проснется и разбудит темноту прозрачными красками. Меня разделяет с тем миром лишь старенькая деревянная лестница в небо. Я кладу на белый пол фломастер, запрокидываю голову и смотрю вверх, на сонные звезды, глядящие на меня сквозь квадрат люка – такие далекие и сказочные. Интересно, а кто рисует звезды? Кто нарисовал меня?
Белый мотылек на деревянной лестнице. Я осторожно подхожу к ней, боясь спугнуть его своим дыханием, каждым неосторожным движением. Наш управляющий Франсуа говорит, что мотыльки – это души людей, которых с нами больше нет.
Под светом луны моя тень робко отделяется от черноты и начинает растекаться у моих ног по полу.
- Привет, я тебя ждал,- тихо говорю я тени, - мотылек - это ведь твоя душа? А хочешь, порисуем вместе? Смотри, что я для тебя нарисовал.
Я опускаюсь на пол, поджав под себя ноги. Моя тень усаживается напротив меня. Мы рисуем маленького мотылька.
- Меня опять не берут в школу. Я слышал, как директор сказал папе, что я отсталый, что меня надо лечить и обучать в специальной школе, что я могу навредить другим детям,- произношу я. Тень сжимается и плачет, забившись в угол.
- Я тебя не брошу и никогда не сделаю тебе плохого. Ты мой лучший друг и мне не нужен никто другой. Только когда-нибудь приди ко мне, пожалуйста, ребенком, чтобы мы могли поиграть. Очень тебя прошу. Я буду звать тебя Энди. Энди Фишер. Ведь нельзя быть без имени, а у тебя его до сих пор нет.
- Жули, с кем ты там говоришь? – раздается голос отца из кабинета.
- Я говорю со своим братом, он опять ко мне пришел. Ему одиноко. Папочка, разреши нам еще немножко поиграть!
- Жули, я же тебя просил.
- Хорошо, - отвечаю я. Не хочу, чтобы папа переживал.
- Тогда мы будем играть, молча, - едва слышно шепчу я, прижав палец к губам, - тс-с-с.
Моя тень растворяется, но я знаю, что она сидит рядом со мной на каменном полу. Мы опять мечтаем и рисуем. Рисуем лестницу в небо…