критик
Адрес: Тюмень
Возраст: 40
Сообщений: 4,922
|
Да-да-да, они вернулись! После очень долгого перерыва горемычный Карлик возвращается с новыми старыми сказками. Ура! На этот раз меня немножко занесло, так что, как говорится - уберите ваших детей от наших голубых экранов! Серия 14+
Сказка четвертая: Спящая Красавица и Свинопас
Однако, как мой сообразительный читатель наверняка уже догадался, наш герой в то время не умер – иначе его злоключения на том бы и закончились, и не было больше смысла продолжать наш рассказ. Проступок Карла перед небом был столь серьезен, а сила ведьмы и власть, которую она над ним обрела, были настолько велика, что злокозненная получила его душу в полное распоряжение, и будучи лишенной ангельского водительства, та не попала бы ни в рай, ни в чистилище, ни в ад, поэтому он и не мог распрощаться с миром.
Однако же его сочли мертвым и выбросили на задний двор. Несчастный пришел в себя, лежа в луже среди куч отбросов. Тут же ему стало так худо, что у него перехватило горло и он чуть не испустил дух; тут же на него, едва избегшего смерти, заявила свои права всесильная жизнь, да так властно, что бедолагу чуть не разорвало, и ему пришлось искать укромное местечко, чтобы облегчить желудок самым естественным способом.
Несчастный случай (мочеиспускание) на вечеринке 10 очков
Сходить на ужасное свидание 25 очков
Вечеринка закончилась провалом 10 очков
Пищевое отравление
Просто забавная картинка: Карл беспокоится о здоровье самого близкого человека... себя самого
15 очков
- Фу! – недовольно наморщив носик, наморщилась ведьма – она находилась тут же и пребывала в облике прекрасной девицы. – Скотское твое житье! Утрись, поднимись и следуй за мной.
Горемычный, стоя на четвереньках – как зверь, и во зверином облике – разрыдался прямо по-человечески, хоть порой из его груди вырывались не рыдания, но звериный вой.
- За что? – причитал он. – Чем я заслужил такое мучение? Дай лучше сгореть в аду, чем так прозябать!
Ведьма сурово сдвинула брови – и сколь сильно не было бы отчаяние нашего героя, стоило лишь увидеть грозное лицо ведьмы, как его измученная душа от ужаса ушла в пятки. Он немедленно поднялся, отер лицо и как покорный баран, идущий на заклание, последовал за своей мучительницей, которая, надо сказать, на сей раз была к нему весьма милосердна, отирала кровь с тела несчастного подолом своей сорочки и вообще выказывала всяческое к нему расположение – для того, конечно, чтобы скорее ввергнуть его в пучину новых страстей.
- Бедненький, - будто бы с состраданием говорила она. - Каковы же те люди, что посмели так обойтись с тобой, высмеять, а затем и выкинуть, как ненужную тряпку! А та, что при всех растоптала твое сердце – воистину, нет в ней души, как нет её в тех камнях, по которым ступают наши ступни! Насколько злонравной надо быть, чтобы совершить такое! Но ничего, дружочек мой, ничего, по делам её будет для неё и награда.
Полуживой Карл Густав, с трудом волоча ноги, внимал её лукавым речам. Он прекрасно знал, что ничего хорошего колдунья посоветовать не сможет, что всё, что она задумала, обратит только на зло и принцессе, и ему, но в груди его скопилось столько обреченности и гнева, что он готов был согласиться на любое коварство, лишь бы уязвить свою злую возлюбленную.
- Готов ли ты отомстить, мой мальчик? – коварно шептала волшебница, и Карл Густав , закрывая глаза, чуть слышно ответил:
- Клянусь всем, что есть на этой земле постоянного и ценного, всем, чему можно верить – я ей отомщу.
- Тогда сделаем так… - колдунья наклонилась к его уху и зашептала.
…
Колдунья утащила Карла в свое лесное убежище, где долго лечила его при содействии своих магических помощников – белочек и зайцев. Поистине, велико было её волшебное искусство, ибо через несколько недель несчастный, которого приволокли туда чуть живым, уже твердо стоял на ногах. Теперь он во все время пребывал в образе красавца, милого юноши, и чем дальше отступала телесная немочь, тем сильнее расцветала его красота, и все больше он походил на обольстительного лесного духа, из тех, что в полнолуние похищают неосторожных купальщиц.
Мысль же, вложенная ему колдуньей в грудь – мысль о мщении и уничтожении врагов, а особенно главного врага – также усилилась и окрепла. Колдунья, видя дело рук своих, довольно улыбалась: все проходило так, как она и хотела.
- Готов ли ты? – спросила она, убедившись, что Карл вполне оправился от ран и горя. Тот кивнул, скрывая охватившую его нервную дрожь.
- Сегодня я приведу её к тебе. Жди и будь настороже.
После того, как солнце преодолело половину своего пути по небосводу и начало клониться к закату – то есть примерно около четырех часов дня – Карл выехал на широкую лесную дорогу и встал рядом с ней, выжидая. Он восседал на прекрасном коне, которого колдунья вывела ему из своих конюшен, и был одет в роскошные одежды, так что впору было принять его за принца.
Вскоре послышался легкий цокот копыт, который несчастному, снедаемому местью, показался громче грохота адских тамбуринов, в которые бьют черти, приветствуя новую грешную душу – то приближалась к нему жестокосердная и неверная принцесса. Ведьма устроила так, что девица оторвалась от своих спутников и заблудилась, и предстала перед юношей, сопровождаемая одной лишь лошадью да собачкою. Естественно, четвероногие спутники не могли помочь легковерной девице устоять перед прелестью соблазнителя.
Карл предложил прелестной охотнице свою защиту – под предлогом того, что путешествовать в этих местах небезопасно – и принцесса доверилась ему, и поехала по левую руку от него.
О чем говорили они, нам доподлинно неизвестно – ивы скромны, а дубы молчаливы, и ни те, ни другие не передают сторонним ушам тот бессмысленный, на наш взгляд, лепет, которым обмениваются влюбленные, когда воркуют. Однако мы знаем, что даже будучи зачарованной, принцесса вела себя целомудренно, а коварный Карл не сделал принцессе ничего дурного, лишь передал ей ларец, полученный от ведьмы – что в нем хранилось, он не знал и сам, ведь ему под страхом смерти запрещено было туда заглядывать. Сделав это, он как будто случайно навел девушку на след её пропавших попутчиков – которые на самом деле все это время находились в двух шагах от них, а не видели и не слышали их по причине волшебного тумана, появившегося не без участия злой колдуньи. Как только рассеялся туман, пропал из виду и таинственный принц, и принцессе осталось только зачаровано смотреть ему вслед, сжимая в руках подарок.
Вернувшись в свои покои, она с нетерпением открыла ларчик серебряным ключиком, который также передал ей Карл – и как только она это сделала, из ларчика выпорхнула серая птичка и, поднявшись под потолок, запела свои песни – такие сладкие, что у всех, кто их слышал, слезы наворачивались на глаза.
- Что ж за диковинку подарил тебе твой принц? – спросил старый герцог. – Разве такие подарки делают благородным дамам воспитанные юноши? Живая певчая птица – эка невидаль! Мои птицеловы приносят таких десятками, а на базаре продают по талеру за штуку.
- Понять не могу, как он смог запереть такую ловкую птичку в такой маленький ларчик, - сверкая влажными от слез глазами, задумчиво сказала принцесса. – Откройте все окна, пусть она летит домой.
И птичка, звонко пропев им на прощанье, упорхнула. Неизвестно, скрывалась ли под этой личиной сама колдунья, или кто из её подручных, но точно можем сказать, что потом её видели на месте розового куста, который больше всех нравился принцессе, и та на следующее утро была сама не своя и все жаловалась на головную боль и снедающую её тоску.
…
Неясная печаль поселилась в сердце надменной красавицы, и чтобы избавиться от этого тяжкого чувства, она снова приказала своим приближенным сопровождать её на лесной прогулке – видимо, то скрытое чувство, в существование которого многие не верят, толкало её навстречу коварному обольстителю. Снова пал туман, и снова прислужники принцессы отстали, и снова она очутилась наедине с Карлом, который в этот раз показался ей еще прекраснее, чем при первой встрече – но на этот раз он приготовил другой подарок.
- Знаете, ведь я волшебник, - сказал он, и несчастная обмерла, - мне ведомы все ваши желания. Вот, сейчас я предъявлю вам то, что вам милее всего на свете, и что вы уже не чаяли увидеть, - и он с поклоном передал принцессе другой серебряный ларчик.
Принцесса, дрожа от нетерпения, открыла его тем же ключиком – и вздрогнула, увидев внутри свежую, как будто только что срезанную розу со своего любимого розового куста. Принцесса могла бы поклясться, что цветок была только что срезан – если бы не знала, что прошлой зимой тот куст замерз так, что весной на нем не проклюнулся ни один бутон, и потому его спилили и пустили на хворост.
Выходит, Карл явил ей розу из её воспоминаний.
- Каким же образом вы… - и принцесса протянула белую ручку, чтобы коснуться цветка, но как только она сделала, тут же упала без чувств. Волшебный шип розы, о который она уколола палец, впрыснул ей в кровь яд и вверг её в состояние глубокого сна или, вернее, забытья.
Никто, кроме колдуньи, не знал о том, что принцессе предначертано было отравиться, уколовшись о шип розы. Никто больше не слышал об этом – кроме её родителей, которым это было объявлено еще при рождении девочки, но они, гордые и чванливые, решили, что беда не сможет их коснуться, и ничего не сказали не только воспитателям дочери, но и ей самой.
И вот теперь она, ничего не знавшая, побежденная врагом, беспомощным кулем валялась у ног торжествующего Карла.
…
Прольем же слезу над судьбой бедной злой девушки! Как воин, поверженный мечом, сражена она злыми чарами, отдана на милость победителя, и ни одна живая душа ей не поможет.
- Точно ли она больше не проснется? – спросил Карл у ведьмы, которая, сбросив перья, появилась тут же.
- Не очнется, пока не будет снято заклятье, - успокоила его ведьма, - ну же, мой мальчик, месть сладка. Посмейся же над ней, как она посмеялась над тобой, соверши месть, о которой ты столько говорил.
И Карл охотно послушался злодейку, ибо кипел от злости, и прямо здесь, у дороги, оттащив бесчувственную принцессу на зеленую лужайку, сотворил над бедняжкой то, после чего она уже не могла бы именовать себя девицей.
- Что же теперь? – спросил он, совершив задуманное, и с некоторой жалостью глядя на свою жертву. Теперь уже он не был уверен, что она этого заслуживала.
- Теперь оставь её, а сам иди домой.
- Но ведь её найдут и растерзают дикие звери!
- Я позабочусь, чтобы этого не случилось, - обещала ведьма, и отправив Карла дальней дорогой, убедившись, что он скрылся из виду, принялась за принцессу.
Сначала злодейка хотела изуродовать её и в таком виде отправить в замок, на горе родителям, но потом передумала и наоборот, устранила тот беспорядок в её одежде и прическе, который невольно сотворил Карл, пока таскал её и катал по траве, умыла росой лицо – словом, сделала так, чтобы никто не смог догадаться об учиненном над девушкой насилии. Потом, мерзко посмеиваясь, полюбовалась на свою работу и растворилась в воздухе, и в тот же миг туман рассеялся, и свита принцессы увидела её, бездыханную, и бросилась приводить её в чувство.
…
Никому не удалось оживить бездыханную принцессу, и тогда со стоном и громким плачем, предчувствуя отчаяние и гнев герцога, слуги повезли её во дворец, накрыв плащом, как мертвую, хоть она и была жива. Герцог и герцогиня, узнав о случившемся, едва не умерли оба от удара – но спаслись, не иначе, стараниями той же ведьмы, желавшей преподать урок не одной, но всем сразу. Горькой печалью отравлены теперь были их дни, и метались они, и страдали, и разыскивали по всей Германии знаменитых врачей, чтобы те оживили их дочь – но и самые искусные из них ничего не могли сделать.
Однако врачи деликатно умалчивали о том, что им, как людям опытным, было видно сразу – принцесса, будучи без сознания, умудрилась зачать, и теперь плод развивался в теле матери, лишенной движения, так, как ему и определено было природой. На консилиуме один из врачей робко предположил, что сие событие было чудом – но остальные не поддержали его, понимая, что даже если в этом случае и были замешаны чудодейственные силы, а вернее, чары, несчастным родителям этого объяснить не удастся. Решено было молчать, пока положение принцессы не станет очевидным настолько, что не получится его больше скрывать.
Карл же, не зная об этом, все же маялся, чувствуя свою вину – и чем больше рос плод во чреве несчастной девицы, тем больший груз вины обременял его душу. Наконец он дошел до того, что решился пойти к ведьме и попросить, чтобы она разрешила ему пойти в город и посмотреть на спящую принцессу.
- Иди, коли хочешь, - равнодушно ответила злыдня, вкушая персики, - только пойдешь ты не в этом образе, а в том, в какой я тебя обращу. Мне не нужно, чтобы кто-нибудь тебя узнал.
Карл, склонив голову, согласился на то. Ведьма обратила его – и отпустила, махнув рукой.
Карл пустился в дорогу, предчувствуя недоброе: уж кто-кто, а он хорошо знал коварство злодейки и понимал, что она ничего не делает просто так, но все – лишь на пагубу людям.
Он окончательно утвердился в своих подозрениях, когда на всем пути до города – а путь был, надо сказать, неблизкий – на всем этом долгом пути он не встретил ни одного живого существа, ни одушевленного, ни лишенного души. Ему показалось, что и это устроила колдунья – Карл пребывал в таком состоянии, что все, происходящее вокруг, склонен был объяснять действием её чар.
…
Наконец он достиг своей цели и постучал в городские ворота. Час был ранний, поэтому ответили ему не сразу.
- Не рассвело ведь еще! Кого еще нечистая несет? Кто там? – грубо спросил из-за дверей стражник, заспанный и потому громко зевавший.
Карл, уже порядком отвыкший разговаривать с людьми, не сразу и сообразил, что ему ответить.
- Просто… просто бедный путник.
-Путник, - ворча, ответил стражник, - много вас тут ходит… Вот не открою! - смотровое окошечко открылось, и наружу высунулась помятая усатая морда прищурившегося стражника - Пашпорт-то у тебя есть?
Но едва он продрал глаза и увидел, кто стоит перед ним, сразу же забыл, что спрашивал, и громко рассмеялся.
-Ах-ха-ха-ха-ха! Голубчик, давно ли ты смотрелся на себя в зеркало? Нет, нет, не отходи назад, куда ты? Встань сюда, чтобы солнышко хорошенько светило на тебя, мой красавчик! Эй, Ян, посмотри-ка сюда – клянусь бородой святого Петра, ты никогда раньше не видал такой образины!
Голова исчезла, вместо неё показалась другая – и эта другая так же мерзенько хихикала, потешаясь над ним. Карл чувствовал себя ничтожным и готов был провалиться сквозь землю; если бы не безумное желание увидеть принцессу, он повернулся бы и побежал прочь.
Вдоволь насмеявшись, стражники открыли ворота и впустили сконфуженного горбуна Карла, поддав ему пинка, чтобы проходил быстрее. Едва он миновал ворота, как тут же побежал, вызвав новый шквал насмешек и улюлюканье. Карл торопился добраться до дома герцога, или дворца, как его здесь называли, пока не совсем еще рассвело и горожане не вышли на улицы – иначе, он знал, его окружат зеваки, городские мальчишки, любопытные кумушки – и все будут тыкать в него пальцем, и насмехаться, и шагу не дадут ступить.
Утро застало его на пороге герцогского замка, зябко кутающимся в собственный дырявый плащ и прикрывающимся им от докучных взглядов.
Карл бросился в ноги к домоправителю, и ему разрешили служить при кухне – таскать бадьи с водой, мыть кастрюли, носить тяжелые корзины с провизией и бурдюки с вином, кормить скотину, выращиваемую на убой, и потом забивать её. На другую работу он, с его вызывающим отвращение лицом и омерзительным горбом, вряд ли сгодился бы. Карл не роптал, послушно выполняя всю порученную работу и смиренно снося насмешки и побои дворцовой челяди. Особенно часто его видели рядом со свиньями, которых безобразный карлик подкармливал из сострадания к их внешнему уродству – поэтому все стали называть его Свинопасом. Свинопас усердно трудился, старясь не попадаться на глаза герцогу и герцогине, и упорно дожидался своего часа – а принцесса все спала мертвым сном, ожидая, пока её расколдуют.
Когда же тот, кто должен был расколдовывать, смог до неё добраться – бросив посуду отмокать в бадье, а своих свиней без присмотра пастись на заднем дворе – он был настолько поражен тем, как сильно она изменилась, лежа без сознания, как увяла, но в то же время и похорошела, обрела ту болезненную красоту, которая свойственна только тяжело больным девушкам. Её восковая бледность настолько растрогала бедного Карла, который никогда и не был по правде злодеем, что он залился слезами, попросил у бедняжки прощения и крепко поцеловал её.
В тот же момент принцесса избавилась от чар и очнулась.
…
Трудно сказать, кто из них был поражен больше: сама ли девушка, очнувшаяся от поцелуя безобразнейшего свинопаса, Карл, неожиданно для всех снявший с неё заклятье, или старый герцог, который как раз в этот момент вошел в опочивальню дочери и наблюдал всю картину.
Ну и скандал же закатил старый хрыч! Увидев дочку в объятиях мужлана, он сразу же перестал печалиться по ней и преисполнился гнева и, будучи наущаем сим злым советчиком, тут же выгнал её из дома, лишив наследства, да еще и протащил по всему городу, держа за волосы, как полицмейстер волочит постыдную женщину. Более того, вышвырнув её за городские врата (вместе с Карлом), он объявил, что лишает её наследства, и всех почестей, и знать не желает больше проклятую, отныне не будет ей приюта на родительской земле, и ни в одном городе его герцогства им не будет ни помощи, ни приюта. С этим словами он затворил за ними ворота.
Принцесса – хотя, может быть, хватит уже называть её так – сидя в пыли, горько плакала, не понимая, что произошло. Колдунья, которая не могла пропустить момент наивысшего своего торжества, конечно же, явилась на это посмотреть.
- Какая же ты дура! – с нескрываемым превосходством сказала она бедной девушке, подводя к ней преображенного, прекрасного Карла. – Я показывала его тебе таким, и ты могла быть счастлива с ним, но нет! Прекрасную внешность ты ценила в нем больше, чем прекрасную душу! А он, дорогая, таков, что не может быть прекрасным и внешне, и внутренне – если он красив внешне, то душа его становится смощенной, как лесной орешек. Вы теперь накрепко связаны, раз уж ты носишь в чреве его ребенка, так что бери его таким, каков он есть сейчас – теперь, по крайней мере, его лицо тебя не обманывает.
Несчастная девушка, которую мы отныне не будем называть принцессою, воздела руки к небу, словно вопрошая его о причине своих бедствий, и тут же опрометью побежала прочь от них.
Карл, поддавшись душевному порыву, бросился за ней.
- Стой, - крикнула ему вдогонку ведьма, - стой, и я расколдую и освобожу тебя!
Но он даже не замедлил бега, чтобы послушать её.
- Как я верно сказала, - пробормотала колдунья себе под нос, - когда лицо прекрасно, душа уродлива. И наоборот: чем уродливей лицо, тем он добрее… Не человек, а одна большая загадка.
И вполне закономерный конец для наших героев
Увольнение с работы светской львицы 25 очков
Увольнение с работы кухонной обслуги 25 очков
Последний раз редактировалось Лалэль, 14.10.2014 в 21:24.
|
|