[Лалэль]

Двадцатая – двадцать пятая жертвы

Посвящается Лисёночке в день её рождения (который не в Хэллоуин!)

Часть вторая: Ушедшие к праотцам

- Дорогая, дорогая, все в порядке?

Я подняла голову и увидела Себастьяна, который смотрел на меня с тревогой.
- Мне показалось, ты потеряла сознание. Все в порядке?

Пришлось кивнуть, чтобы не пугать его ещё больше, хотя все было далеко не в порядке. Я не помнила совершенно, как я садилась в эту машину, не представляла, куда и зачем мы едем, не говоря уж о таких мелочах, как о том, кто из нас её купил – я или Себастьян, кто является владельцем, когда был последний техосмотр, сколько в баке бензина.

Хорошо хоть я вспомнила Себастьяна. Хотя мне показалось, что только что я видела его подростком, и странно было, что он так внезапно вырос.

Как бы еще узнать, куда мы едем?

Я решила использовать уловку:
- Тебе не кажется, что мы пропустили поворот?
Себастьян поглядел на меня хмуро:
- Тут на триста километров ни одного поворота, дорогая прямая, как спица. Ты забыла, куда мы едем, да?

Отпираться было бессмысленно, и я кивнула. Стив озабоченно сдвинул брови:
- Разве не узнаешь знакомые места? Мы едем к тебе на родину, в Стренджтаун.

Я промолчала. Наверное, не следовало спрашивать, где мы жили в последнее время и почему уехали из города.
Я ничего не помнила, буквально ничего. Меня словно выдернули откуда-то и окунули в море незнакомых ощущений, фактов, отношений. В мою жизнь, которая казалась чужой.
Если бы в тот момент Себастьян сказал, что я убийца, а он везет меня на казнь, я бы поверила.
Хотя так и было.
Единственным достоверным воспоминанием, которое засело в моей голове, как гвоздь, было воспоминание о том, что я стала свидетелем убийства. Даже нескольких убийств. Судя по мелькающим в голове картинкам, на моих глазах убили нескольких человек, смерть каждого из которых вызвала у меня разный эмоциональный отклик.
Некоторые смерти я воспринимала с холодностью. Некоторых жертв было жалко.

Двух же из них я любила так сильно, что не могла даже думать о том, как они умерли. Как только я пыталась воскресить эти воспоминания в памяти, передо мной словно вставала стена, и я понимала, что если подумаю об этом, то сойду с ума от отчаяния.

…

Итак, убийства. На моих глазах полегло дохрена народу, но я не была ни убийцей, ни потенциальной жертвой. Я – наблюдатель.
Единственный выживший, да из ума выживший.
Как это могло случиться?
Может быть, я работала на преступную организацию?
Когда я зажмуривалась, передо мной словно в калейдоскопе мелькали микрофрагменты моей прошлой жизни, короткие, на десять-пятнадцать секунд, кошмарные сцены, связанные с убийствами. Передо мной вставали лица убитых, и это были разные лица – пожилые женщины с натруженными руками, красивые молодые девушки, мужчины, мальчики-подростки.
Непохоже, чтобы все они перешли дорогу мафии.
Тогда, может быть, я была спутницей маньяка и соучастницей его кровавых оргий?

Я подозрительно покосилась на Себастьяна.
У него на руке было обручальное кольцо, у меня на руке – такое же. Он называл меня «дорогая». Возможно, мы женаты? Может, он все это устроил?
Видимо, такое со мной происходило не в первый раз, поскольку Себастьян в очередной раз отвлекся от управления автомобилем и повернулся ко мне:
- Опять всё с начала? Нет, я не маньяк и никого не убивал. И ты никого не убивала. Мы просто едем туда, чтобы ты вспомнила и успокоилась, понимаешь? – говоря это, он едва не заплакал.
Скрывать правду стало совсем бессмысленно, и я решила во всем признаться.
- Такое со мной не в первый раз уже, да?
Себастьян отвернулся и сидел мрачнее тучи.
- Я понимаю, это невыносимо тяжело… Как давно это со мной?
- Почти полгода, - со всхлипом ответил он.
Мне вдруг стало не по себе. Бедный, страшно представить, что он переживает.
- Но я же поправлялась, верно? Всё вспоминала?
Себастьян мрачно пожевал губу.
- Поправлялась, да. Вспоминала. Вспоминала, как тебя зовут, где ты работаешь, чем занимаешься. Я рассказывал тебе, как мы познакомились, почему мы вместе. Потом ты вспоминала нашу дочь. Помнишь нашу Джусти? – он кивком указал на заднее сиденье, где, свернувшись калачиком, спала темноволосая девочка. – Пологода назад мама души в ней не чаяла, а теперь мама иной раз не знает, что это за девочка держит её за руку. Ты отнимала у неё руку и говорила, чтобы она тебя не трогала! Представляешь, как сложно ей поверить, что мама все равно её любит?
Я с ужасом посмотрела на незнакомую темноволосую малышку – она была очень похожа на Себастьяна и немного – на меня. Дочь. У меня есть дочь, которую я родила и выкормила. Маленький человечек, который меня очень любит, которого я не могу полюбить, потому что не знаю.
- А как её полное имя?
- Джульстива.
- Странное такое…
- Ты сама его придумала. В честь Стива и Джульетты.
Почему-то эти имена отозвались в моей голове смутным эхом, как будто значили что-то важное.
- И вот так каждый раз, - сквозь зубы пробурчал Себастьян, - как только начинает казаться, что ты все уже вспомнила, ты делаешь последнее усилие и хочешь вспомнить, что случилось той ночью. И снова теряешь память. Это невыносимо.
Я осторожно взглянула на него. Лицо моего мужа было искажено болью.

- Надеюсь, врач сказал правду, и поездка поможет. Только бы тебе не стало совсем плохо! Помни, я всегда буду рядом. Что бы с тобой ни случилось, говори мне.
-Хорошо, - тихо ответила я, - хорошо.

…

Пока мы ехали, я отчаянно пыталась вспомнить хоть что-то, не относящееся к убийствам. Почему-то вспомнилось, как мы с Себастьяном шли покупать мне туфли на свадьбу или еще какой-то торжественный случай, а мне как раз хотелось пошалить, и я баловалась и смеялась, и он тоже, глядя на меня, еле сдерживал хохот, а потом как покатился со смеху!
Я, вспомнив это, невольно прыснула в кулачок.
- Что с тобой? – недоуменно спросил Себастьян.
- Ничего, дорогой. Ничего.

Мне почему-то стало очень тепло и захотелось вспомнить, с чего все началось. Как мы вообще решили жить вместе? Я честно пыталась вспомнить, как это случилось, и память подсунула мне странное воспоминание, как я стою в темной комнате у окна и в лучах тусклого, видимо, заходящего солнца пытаюсь разобрать, что написано в письме, а там неровные пляшущие буквы складываются в отчаянные слова: «…прости меня, я долго боролся, но я не могу, когда ты далеко, то и меня все равно что нет… Разреши мне приехать, умоляю, ты единственный «мой» человек на этом свете...» Я помнила, что читала письмо с досадой, раздумывая, в каких словах я буду писать отказ. Что потом поменялось? Я передумала? Приехал он или нет?

Кажется, у меня были веские причины не звать его к себе. Мне было плохо, тоскливо, одиноко, я развлекала себя как могла – надевала дикие наряды, дерзила педагогам и студентам, или наоборот, с головой зарывалась в учебники, превращаясь в серую мышь, которая может думать только об учебе. Так и продолжалось, пока однажды, когда мы беседовали о приведениях, фобиях, страхах, и я немного увлеклась, мой преподаватель по психологии не сказал мне:
- Офелия, у тебя особый дар, которым грех не пользоваться. У тебя настолько мистическое сознание, ты так тонко чувствуешь сверхъестественное, что ты просто обязана помогать другим людям. Не все, когда сталкиваются с чем-то подобным, знают, что им делать. А ты всегда точно знаешь.

Тогда передо мной как будто открылись новые горизонты. Я, хоть и не без сомнений, поставила жирный крест на карьере ученого и стала парапсихологом, и получила диплом по этой сомнительной специальности, и действительно, мой дар пригодился людям. Надо мной посмеивались, меня критиковали, но я всегда знала, как именно помочь моим клиентам – а это главное. Главное, чтобы лечение помогало, неважно, каково оно.

А потом мы все-таки встретились с Себастьяном – совершенно случайно, по-моему, у каких-то общих знакомых на вечеринке – и, как видно, поладили, раз сейчас вместе едем в Стренджтаун и везем туда свою дочь. Кто мог думать, что все так получится?
- Приехали, - нарушил мои размышления муж. – Смотри-ка, мы тут не одни.

…

Возле моего старого страшного дома пыталась припарковаться еще одна машина. Интересно, кто еще мог захотеть сюда приехать?
- Эй! - девица, сидевшая за рулем, громко нам посигналила. - уступите дорогу, встать не даете!

- Узнаю Виолу, - ухмыльнулся Себастьян. Я вдруг увидела его маленьким мальчиком с малышкой на руках, входящим в ворота нашего дома, и услышала его детский голос – так, как будто это происходило сейчас:
«Это Виола, моя племяшка, дочка Стива».

Я вспомнила. Я вспомнила и его, и её. Врач был прав, дом действительно способен был вернуть мне память.

Девица вышла из машины и направилась к нам с намерением разобраться. Я же мгновенно отстегнула ремень безопасности, пулей выскочила из машины и бросилась к ней.
-Ты что! - отбивалась потрясенная Виола, не понимая, почему я вдруг повисла у неё на шее. - Офелия? Офелия, это ты? Что с тобой?
- Просто радуется, что видит тебя, - сказал Себастьян, осторожно оттаскивая меня от племянницы. - Ты уж не удивляйся, у неё сейчас сложный период.
- У нас у всех нервы на пределе, - мрачно заявила Виола.- Мы вот к родителям приехали.

После этих слов я невольно посмотрела в сторону дома, пытаясь услышать стук старой скрипучей двери и ожидая, что ворота отворятся и к нам выйдут постаревшие Стив и Джульетта. Но никто не выходил.

…

Зато из машины, на которой приехала Виола, выбрались еще двое пассажиров.
- Ты из меня всю душу вытрясла, - жаловалась, хватаясь за бока, пожилая женщина с темными глазами и чёрными волосами, похожая на итальянку. – Никогда больше с тобой не поеду! Джиэмпиро, сыночек мой, как ты вырос! Подойди сюда, дай тётушке тебя расцеловать.

И Себастьян, которого на самом деле звали этим пышным итальянским именем, послушно подошел к тетушке и позволил ей себя обнять, хотя я знала, что он ненавидит обниматься.

- Мой дорогой, это твоя жена? Та самая девочка, про которую ты говорил? – старушка с любопытством уставилась на меня.

Я её не помнила, но это было нормально – судя по всему, мы до этого ни разу и не встречались. Себастьян упоминал о тёте только вскользь, когда говорил об их со Стивом детстве.
Мне она почему-то не понравилось. Она казалась доброй, но что-то меня все время отталкивало, не давало поверить ей до конца.

Подросток, который стоял рядом с ним, настороженно кивнул нам и тут же нырнул в калитку, считая, что такого приветствия было достаточно.
Я поняла, что это был Гамлет – сын Стива и Джульетты, которого я в последний раз видела в ту памятную ночь, когда он был еще крошкой.

- Что это с Гамлетом?
- Как – что? Дорогая, он безумно в тебя влюблен. Да-да, первая любовь – не шутки. Подожди, но неужели ты об этом не знаешь? Полгода назад ты сама со мной над этим смеялась.
Я помотала головой.
- Забыла.
Себастьян посмотрел на меня с нескрываемым, почти священным ужасом.

- А ведь он ведет себя точно так, как я, когда впервые в тебя влюбился, - неожиданно сказал он. Я совсем смутилась и, чтобы перевести разговор на другую тему, попросила его вынести из салона спящую дочку. Пока он со всеми предосторожностями вытаскивал ребенка из машины, я зорко наблюдала за удаляющейся троицей.

Виола вся в татуировках, с туннелями в ушах, в коротком топике, нестандартная, дерзкая, резкая, уверенная. И рядом с ней младший брат – спокойный, рассудительный, воспитанный, причесанный на прямой пробор.

-Ты заметил?
-Что?
- Виола – копия Стива.
- Да. А Гамлет с каждым годом все больше похож на Джульетту. Это давно было видно, но чем старше они становятся, тем заметнее сходство. Пойдем, дорогая, нас ждут. Без тебя они эту проклятую дверь точно не откроют.

Мы вошли в распахнутую калитку – и как только я вошла во двор, почувствовала сильный, почти физически ощутимый энергетический удар.

Дом взаимодействовал со мной. Дом играл со мной в игру, приглашая меня на пир воскрешенных воспоминаний. И я почувствовала, как начинаю вспоминать – вспоминать всё и сразу, вперемежку, миксом…

…

Дочка спала, не просыпаясь. Мы не стали её будить, просто уложили в моей комнате.

Я рассматривала стены со слезами на глазах – насколько всё тут напоминало меня. Стало ясно, что долго я здесь не выдержу.

Во дворе дома Себастьян с очень серьёзным видом говорил о чем-то со своими племянниками. Я тихонько подошла к ним, стараясь остаться незамеченной, и услышала, как он вполголоса объясняет Виоле, что со мной следует быть помягче:
- Будь к ней подобрее. Она пережила ужасную психологическую травму, и из-за этого её преследуют приступы амнезии.
- Чего?
- Ничего не помнит.
- Это из-за родителей? Но ведь это когда было!
- Такие события не имеют срока давности, Виола.
- Думаешь, я не знаю? – невольно повысив голос, закричала девушка. – Думаешь, мне они не снятся? Так почему надо мной не трясутся так, как над ней?
- Именно потому, что ты пережила, - спокойно ответил Себастьян, - а она не может.
Виола громко всхлипнула и, судя по затянувшейся паузе, задержала воздух, чтобы не расплакаться в голос.
- Так Офелия, - изменившимся голосом спросила она, - Офелия все видела? Бедняжка…
- Никто сейчас не скажет, что она видела, а чего – нет. Она ничего не вспомнила. Более того, сейчас она начала забывать и другие события из своей жизни, начала забывать себя саму. Мы так надеялись, что когда мы сюда приедем, память начнет восстанавливаться, но, увы…

Я отошла от них, незаметно, как и подходила, вернулась на крыльцо и прислонилась лбом к невыносимо холодной каменной стене, пытаясь унять нервную дрожь. В камне нет жизни, нет внутреннего тепла, поэтому он такой холодный. Даже самые яркие солнечные лучи не могут прогреть его до самой сердцевины.
Я такой же камень. Меня невозможно растопить, невозможно вызвать во мне сострадание и любовь. Всех, кто был мне дорог, я погубила.
Родители и тётя. Стив и Джульетта. Лев и Джетро. Все погибли из-за того, что привязались ко мне.
Себастьян, за что ты меня любишь? Лучше бы ты бежал от меня, бежал без оглядки…

Я не все вспомнила. Но все, что касается моей вины в произошедшем, теперь помню ясно и отчетливо.

…

Лев, бедный мой мальчик, ты тоже был ко мне привязан – это тебя и погубило. И моя болтливость. Я, видимо, совсем не понимала, что творю.

Возможно, если бы я держала язык за зубами, ничего не случилось бы. А я все-таки рассказала Льву про случай, который произошел со мной в их доме. Как я и думала, он мне не поверил.
- Думаешь, я чокнулась? - запальчиво спросила я. Он слегка поморщился, как от зубной боли. Надо сказать, в новой школе все выражались только прилично, не позволяя себе никаких просторечных выражений – не то, что грубостей. Даже когда никто не слушал.
Я же никак не могла к этому привыкнуть и прямо говорила, что думаю, не стараясь облечь мысли в вежливую форму.
- Я думаю, что у тебя очень живое воображение, - тактично ответил Лев, - оно рождает фантомов, которые настолько реальны, что ты в них веришь.

Я почувствовала себя обиженной, но не нашла, что сказать.
- Плохого тут ничего нет, это свойство было у многих великих писателей и поэтов. Только старайся дистанцироваться от этого, когда занимаешься наукой. Фантомы воображения – опасная вещь для ученого.
И вроде бы он ничего неприятного не сказал, но я почувствовала себя обиженной – хотя формально не на что было обижаться. Вот что значит риторика.
Поскольку возразить мне было нечего, я решила перевести разговор в научную плоскость:
- Если что-то ещё не доказано, не факт, что этого чего-то не существует. Это как с магнитным полем.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я про приведения. Если никто их не изучал, это ещё не значит, что их не существует. Вдруг это особая форма существования материи? Нечто, что существует независимо от нас и наших знаний о нём.
Лев усмехнулся, деликатно прикрыв улыбку ладонью.
- Ты сейчас похожа на Итона из "Охотников за приведениями". Забавно.
Я уже всерьез начала злиться.
- Ты уж меня извини, но если ты о чем-то не знаешь, это еще не значит, что этого не бывает. Приходи к нам на Хэллоуин, они как раз разгуляются…
Лев не выдержал и расхохотался.
- Офелия, ты прелесть! К нам тоже "приведения" приходят. Отец вместо конфет скармливает им мультивитамины...
- Я не про этих.
- Извини, Офелия, но других не бывает.
- Вот приходи ко мне в дом, и сам все увидишь.

Таким образом, приходится признать, что я сама его в это втянула. Значит, вся ответственность лежит на мне.

…

- Ну что, - спросил Себастьян, с самым невинным видом подходя ко мне. - Двор сильно изменился?




Мне кажется, или он разговаривает со мной как с сумасшедшей?
- Скажи, а почему сцену на крыше разобрали?
- Не знаю. Наверное, решили, что она не нужна.

... Стив руководил строительством своей поднебесной сцены - с ней было больше возни, чем с прошлой, но и её тоже строили очень быстро. Она еще не была до конца достроена, но он уже залазил туда сам и затаскивал инструменты, и проводил часы, балансируя на краю. Джульетта, конечно, волновалась:
-Ты сверзишься оттуда когда-нибудь! – а ему все было нипочем.

Стив, подумав, не стал отказываться от услуг Вальдемара - пришлось бы возвращать задаток, расторгать контракт, в общем, слишком много возни. Кроме того, он понимал, что если он это сделает, Джульетта будет сердиться. Он решил мужественно делать вид, что все в порядке. Но он не общался с подрядчиком на другие темы, кроме строительства, и зорко следил, чтобы тот не приближался к Джульетте без крайней на то необходимости.

- Знаешь, это к лучшему, - потихоньку говорила мне Джульетта, - пусть перебесится, поймет, что даже бывшие на меня уже не претендуют, и успокоится. Замучил уже ревностью.
Стив думал иначе:
- Не случайно же он нарисовался? Наверняка на что-то рассчитывает.

Я заметила, что сложно ждать взаимности от замужней с двумя детьми. Но Стив опять повторил, что для Джу дети и прожитые вместе годы – совсем не резон, чтобы не разводиться.
- Не доверяю я этому парню, - говорил Стив. Как оказалось, он был не так неправ, как мы все думали.

Вальдемар же нарочно, чтобы его позлить или еще по какой причине, стал наведываться к нам в гости все чаще и чаще, и не столько занимался вопросами строительства – на самом деле, это была вовсе не его забота, он занимал в своей компании слишком важный пост, чтобы вот так курировать какую-то совершенно незначительную стройку – сколько болтал с Джульеттой и детьми, которые очень быстро к нему привыкли и даже начали ждать появления дяди Вальдемара. Насколько это бесило Стива, я и передать не могу.

-Ну что ты страдаешь? – говорила я ему. – Набей ему морду или откажись от заказа. Или и то и другое.
Стив пожимал плечами.
- Джульетта тогда замучает меня упреками. Нет уж, лучше я дождусь, пока она сама его выгонит. Тогда никто не скажет, что я виноват.

...- Себастьян, - на минутку отвлекшись от своих воспоминаний, спросила я, - а ты меня когда-нибудь ревновал?
Он кивнул:
-Еще как! Когда этот мальчик… Лео, кажется?
-Лев.
-Ну вот. Когда он смотрел на тебя обожающе, я готов был исцарапать ему морду. Настолько он меня бесил.
- Он умер.
-Да, я знаю. Но что было – то было.
- Скажи, - помедлив, спросила я. – А ты бы смог убить его из-за меня?
Он посмотрел на меня, насупившись, и промолчал.
- Не отвечай. Я и так знаю, кто его убил…

… -ААА!!!
- Че это с ним?
- Сволочи, он не дышит! Вызывайте скорую придурки! Лев! Лев, ты слышишь меня!
- Блин, но это же просто электрошок!
- А вдруг у него сердце слабое? Лев, Лев, не молчи! Скажи что-нибудь!
- Что ты делаешь?!!
- Массаж сердца! Помогай, чего стоишь! Ра-два-три…Лев! Лев, ты меня слышишь!

… Бедный мальчик, убитый другим мальчиком из-за какой-то ерунды. А ведь он всего лишь хотел не дать нас в обиду…

…

…- О покойных или хорошо, или никак, - говорил Себастьян, - но не могу не признать, что он меня страшно бесил.
- Да, а вот ты ему нравился. Он считал, что ты очень умный.
Себастьян издал неопределенный звук.
- Помнишь, как ты подглядывал за нами во время занятий и подсказал мне правильный ответ. Он тогда сказал, что ты тоже мог бы учиться в выпускном классе.
-Все возможно. - сдержанно ответил Себастьян. - В любом случае, он умер, так что я ему все прощаю…

…- Ой, что ты здесь делаешь?
- Пришел посмотреть на твоих приведений! Ты же сама меня приглашала.
- Да? Я думала, ты только посмеешься…
- Ну, посмеяться-то никогда не поздно, а вот провести эксперимент удается не всегда. Будем считать это экскурсией в мир паранормального. Слушай, если родители спросят – я пришел побыть нянькой

для Виолы, позаниматься с ней математикой. Это так, на всякий случай…

…Бедняжка, знал ли ты тогда, что эта экскурсия затянется навечно?...

… Меня вывел из равновесия резкий, удушливый запах. Когда я, пытаясь выяснить, чем пахнет, пришла на кухню, увидела там Виолу, жарящую на сковородке лук.

- Что? – ответила она на так и не заданный мной вопрос. – Я люблю жареный лук и бифштексы, а в этом доме ни того, ни другого, и холодильник весь зарос какой-то гадостью. Если сильно чадит, открой входную дверь и все окна, живо выветрится.
Я ничего не ответила и продолжила наблюдать – её это, видимо, сильно раздражало.
- Офелия, если тебе нужна плита, подожди немножко. Не надо ходить вокруг меня кругами, - резко сказала она. Повернулась ко мне и замерла, встретившись со мной взглядом.
- Скажи, ты тоже помнишь?

...Они столпились в маленькой, узкой кухне, шарились по шкафам в поисках столового серебра. Из-за них в кухне было не протолкнуться.
- Парни!
Все повернулись ко мне – а потом снова продолжили заниматься тем же, чем и занимались, нимало не смутившись.
- Офелия, не мешай.
-Что значит – не мешай!!! Парни, что вы здесь делаете?!
- Мы? - один из них, незнакомый мне, видимо, главный в этой компашке, нашелся:
-Мы пришли посидеть

с твоей сестренкой, - и под общий хохот потрепал по макушке маленькую Виолу, которая с бесстрастным видом жарила яичницу, как будто рядом с ней и не было никаких грабителей:
- И мне два яйца пожарь, детка!

Виола, не обращая на него внимания, стояла и смотрела, как шипит масло на сковородке. Точно так же она стояла, когда мы прыгали над безжизненным телом Льва, не зная, что с ним делать.

Точно так же она продолжала стоять, когда парни связали меня и решили, что надо поджечь дом, чтобы скрыть следы преступления. Точно так же она продолжала следить за яичницей, когда вокруг разгорелся огонь, рухнула старая крыша и незадачливые поджигатели сами стали заложниками огня. Вокруг трещало пламя, слышались мои крики о помощи и стоны заживо сгорающих людей – а она как будто и не слышала, не чувствовала. Не пыталась помочь или хотя бы спасти себя. Она, стоя на этом же месте, жарила свою яичницу с таким же отрешенным лицом, с каким сейчас жарила лук.

Безразличная. Бездушная. Завороженная.

Только когда прибежал Стив, и рискуя собой, вытащил нас с ней из огня, чтобы передать Джульетте, а самому дать надеть на себя наручники и отправиться в тюрьму – только тогда она очнулась и заплакала, как живая девочка.
Что с ней, черт подери, такое было?..
- Неужели ты ничего не помнишь?
Виола дернула носиком, но в её уверенном взгляде я впервые уловила растерянность. Она не могла не помнить. Или не догадываться, что о чем-то важном не помнит.
- Нет, ничего.

…

Вечерело, дочка по-прежнему крепко и сладко спала. Мы собрались в полутемной гостиной при свечах и пытались включить телевизор.
- Скучища! – ныла Виола. - А ведь завтра Хэллоуин. Давайте хоть в костюмы нарядимся, что ли?
- Виола! – прикрикнул Себастьян. – Этот дом – братская могила! Ты веселиться здесь собралась? Плясать на надгробьях родителей? Ни стыда, ни совести!

- Что в этом такого? – повернувшись к ним вполоборота, сказала я. – Мы же не должны соблюдать вечный траур. Может, переодевание нас немного повеселит. Родители были веселыми людьми, они бы это одобрили. А еще они очень любили Хэллоуин.

Виола, Гамлет и Себастьян одновременно уставились на меня.
- Предлагаю даже тематику вечеринки – Шекспир. Пусть Гамлет оденется Гамлетом, я – Офелией, Виола и Себастьян – Себастьяном и лже-Себастьяном. По-моему, будет весело.

- А кем же тогда буду я? - ласково улыбаясь, спросила тётя Бри.
-Вы, дорогая, - скучающе ответила я, - прекрасно будете смотреться в костюме леди Макбет.

Все переглянулись, пытаясь понять, почему я предлагаю ей надеть костюм убийцы.

- Знаешь, Себастьян, Стив как-то сказал мне кое-что, и сейчас я это кое-что, как ни странно, вспомнила… Ты знаешь, что твоя тётя умерла через год после того, как родилась Виола? Как раз поэтому он и забрал тебя к себе. - я подошла к Брианне, которая по-прежнему улыбалась, и посмотрела на неё в упор.

- Тётя Бри, скажите, чего ради вы вернулись к нам с того света?

Жертва двадцатая.
Лев (Левон) Оттс
Умер от удара электрическим током

Жертвы двадцать первая - двадцать пятая

Сгорели