Поздравляю Yunny и Anorу с днем рождения, а всех читателей - с давно наступившим Новым Годом!
Надеюсь, мой отчет пробудит ваши новогодние воспоминания.
Последний день года всегда наполнен суетой и всяческими хлопотами, пусть и приятными. Но почему-то тридцать первое декабря девяносто первого года выдалось тихим, спокойным, каким-то серым. Слишком много всего произошло за последние месяцы и даже в последние дни, слишком трудной и неспокойной стала жизнь, чтобы у взрослых остались силы ждать праздника и делать всяческие приготовления. Не у каждого было, что поставить на праздничный стол, не у каждого было, что положить под ёлку – поэтому взрослым и праздник был не в праздник.
Радовались ему только дети, причем дети маленькие, ещё не расставшиеся с иллюзиями дети. Дети постарше чувствовали и вели себя как взрослые.
Ассоль была ещё, по сути, малышкой, она с нетерпением ждала Нового Года и до сих пор верила, что в полночь придет Дед Мороз и положит ей подарок под ёлку. Она волновалась по этому поводу – ведь в этом году она не всегда вела себя хорошо: бывало, расстраивала маму, получала тройки и даже двойки, иногда кое-что скрывала от мамы и от учительницы.
Вдруг Дед Мороз из-за этого решит наказать её и не дарить ей подарка?
Была ещё одна глубокая мысль, которая преследовала её, хоть девочка и отгоняла эту мысль от себя. Только тридцатого декабря она поняла, что это было первый Новый год, который они встречали без папы.
Именно поэтому всё шло не так, как всегда. Обычно в этот день они все вместе ставили и наряжали ёлку – папа руководил процессом, а Ассоль бегала вокруг и подавала ему красивые шарики, и ныла, показывая ему, куда их повесить.
Но на этот раз папы не было. Они с мамой сами собирали ёлку – быстро, второпях, безо всякой радости. И сделали они это не тридцать первого декабря, как обычно, а в последнее воскресенье, после того, как сделали уборку.
Тридцать первое же декабря они с мамой встречали на кухне. Мама готовила продукты, которые вчера вечером принесла с работы, и Ассоль тоже со всей серьёзностью лепила куличики из манной крупы.
Мама, стоя у плиты, украдкой поглядывала на неё: Ассоль мурлыкала себе под нос песенку и казалось бодрой и весёлой.
Глядя на неё, мама отдыхала душой.
Ассоль исполняла роль хозяйки с трогательной серьезностью, которая так веселит взрослых, когда они смотрят на детей, которые занимаются «взрослыми» занятиями.
Поэтому мама тщательно скрывала улыбку, которая так и просилась на её лицо, когда Ассоль торжественно пригласила её к столу – есть куличики.
После этого "обеда понарошку" девочка с тем же серьезным видом собрала посуду и понесла её мыть.
Мама, стоя у плиты, то и дело искоса поглядывала на дочку.
Её личико хранило такое отрешенное и сосредоточенное выражение, что мама невольно
вспомнила, какой Ассолька была на школьном утреннике – недавно, всего неделю назад.
Ассоль с большим волнением ждала этого праздника. Целый месяц она готовилась, заучивала слова, повторяла движения танца, приставала к маме, чтобы та шила ей костюм снежинки. И костюм получился на славу – мама долго любовалась дочкой в белом тюлевом платьице и плотных колготках. Тоненькая, маленькая, хрупкая, с воздушными рукавами-фонариками, торчащими над тоненькими ручками, и пышной юбочкой над хрупкими ножками, Ассоль казалась маме настоящей маленькой снежинкой, которую только тронь – тут же улетит или растает.
Ей казалось, что её дочка – самая красивая на утреннике. Впрочем, другие мамы, глядя на своих дочерей, думали так же. Для каждой из них дочка была самой красивой.
Поэтому когда танец закончился, и все «снежинки» торжественно встали в круг вокруг елочки, раздались громкие аплодисменты – это гордые мамы и бабушки хлопали своим дочкам и внучкам. Одна Анна Николаевна, переодетая Снегурочкой, хвалила всех своих учениц, каждую из них – они все казались ей умничками и красавицами.
«Снежинки» красиво присели, благодаря зрителей, и быстренько разлетелись, спеша занять свои места на скамейке. Одна Ассоль замешкалась, заметив, как елке незаметно подбирается что-то страшное, темное, лохматое. Её пытались тихонько оттащить в сторону, но она застыла на месте и не захотела уходить, желая узнать, что же это такое.
Оказалось, что это Баба-Яга – уродливая старушка с огромным горбатым носом – подбиралась к наряженной ёлке, чтобы вытащить из-под неё мешок, куда Дед Мороз собирался положить подарки.
С этого момента мнения наблюдателей разделились.
Взрослые – и дети, сидящие на скамейках, – посчитали, что это одна из сценок утренника, и перед ними разыгрывается все тот же волшебный спектакль на новогоднюю тему.
Ведущие утренника, правда, знали, что никакой Бабы-Яги в сценарии не было, и растерянно переглянулись, но решили, что это – своеобразный экспромт от начальства, о котором их просто не предупредили.
Ассоль же единственная восприняла все так серьезно, как будто оказалась в сказке, и стала вести себя, как настоящая сказочная героиня.
- Уходи, Баба-Яга! – Топнув ножкой и сжав кулачки, возмущенно крикнула она. – Не трогай наш мешок! Это дедушка Мороз положил нам под елку подарки!
Взрослые посмеивались. Кто-то шепотом предложил тихонечко вывести девочку, но ведущие воспротивились: теперь уже Ассоль стала главной героиней сказки, и вытащить её означало загубить весь сюжет. К тому же, Анна Николаевна очень хотела посмотреть, как раскроется характер закрытой и поэтичной Ассоль в такой волшебной ситуации.
- Ах ты, дрянная девчонка, - Баба-Яга угрожающе двинулась к ней. - Вот я тебя!
Ассоль проворно спряталась за ёлку и, выглядывая из-за ёлочной веточки, примирительно произнесла:
- Бабушка, не ешь меня! Давай я расскажу тебе стишок про тебя, а ты отдашь мешок дедушке Морозу. Как же он без мешка? Куда же он положит подарки?
Дед Мороз и Снегурочка уже и так отошли, а теперь отошли еще дальше, скрываясь за спинами взрослых, и стараясь, чтобы дети-зрители забыли, что они здесь присутствуют. Больше всего им не хотелось сейчас испортить мизансцену.
Баба-Яга нахмурилась, подозрительно шмыгнула огромным носом и потрясла в руках раскрытый мешок.
Ассоль зажмурилась от волнения и начала читать – сначала скороговоркой, сбиваясь, потом более плавно:
Гулкий шум в лесу нагоняет сон —
К ночи на море пал сырой туман.
Окружен со всех с четырех сторон
Темной осенью островок Буян.
А еще темней — мой холодный сруб,
Где ни вздуть огня, ни топить не смей,
А в окно глядит только бурый дуб,
Под которым смерть закопал Кощей.
Я состарилась, изболелась вся —
Десять сот годов берегу ларец!
Будь огонь в светце — я б погрелася,
Будь дрова в печи — похлебала б щец.
Да огонь — в морях мореходу весть,
Да на много верст слышен дым от лык…
Черт тебе велел к черту в слуги лезть,
Дура старая, неразумный шлык!
Последние строчки она произнесла радостно, громким, победным тоном, и едва не показала Бабе-Яге язык.
Мама невольно открыла рот – от удивления – и тут же прикрыла его рукой. Она и подумать не могла, что сборник стихотворений, старая, растрепанная книжка, которую Ассоль любила больше всех детских книг, и с которой не расставалась с пяти лет, так сильно запала девочке в душу. Она иногда читала вслух из этой книги – по просьбе дочери – но не думала, что она их запоминает, да к тому же что-то читает сама.
Она была смущена, но в то же время и обрадована. Дочка читала вслух Бунина, в то время как другие дети едва могли зачитать стишок в четыре-шесть строчек.
Анна Николаевна тоже страшно удивилась: в памяти всплыл образ Ассоль, тихим, прерывающимся голоском читающей стихотворение у доски.
Кто бы мог подумать, что она может читать так – громко, выразительно, естественно, с пониманием текста и подтекста, с юмором и даже озорством?
Что же ей мешало читать стихи в классе так же, как она читала ей сейчас? Неуютная обстановка? Стеснение? Или стихи были не те?
Анна Николаевна мысленно решила, что как только начнется новая четверть, она поставит Ассоль пятерку – за чудесное чтение стихов. Она так и сделала, но перед этим пришлось написать девочке замечание в дневник – все-таки школьные правила запрещали озорничать на утренниках.
Баба-Яга посмотрела на девочку лукавым взглядом и встряхнула мешок. В воздух поднялось густое малиновое облако, полностью заполнившее комнату, так, что несколько минут ничего не было видно. Дети, да и некоторые взрослые, громко закричали.
Когда волшебный туман рассеялся, Баба-Яга исчезла вместе с мешком (дед Мороз потом сильно переживал по поводу пропажи реквизита).
Зато под ёлкой появилась лампа, похожая на лампу из сказки про Алладина, которую Ассоль тут же, не удержавшись, потерла ладошкой.
Девочки и мальчики в новогодних костюмах повскакивали со скамеек и подбежали, чтобы лучше рассмотреть, что такое она там нашла.
-Весь сценарий насмарку, - шепотом сказал дед Мороз на ухо Снегурочке.
Как и положено, из лампы появился волшебный Джинн в восточном наряде и тюрбане.
- Джинна в сценарии совсем не было, - продолжал ворчать вполголоса дед Мороз, - кто им денег на спецэффекты дал, интересно?
-Да хватит тебе, - Снегурочка-Анна Николаевна подошла к девочке и положила ей руку на плечо, - Ассоль, Джинн выполнит любые три желания, которые ты загадаешь, но сначала нужно прочитать ему стихотворение. Помнишь, какое стихотворение вы учили в классе?
Ассоль посмотрела на неё недоумевающе.
- Про снежинки, - шепотом напомнила учительница.
Ассоль всё еще не понимала, потом что-то, кажется, вспомнила и, радостно улыбнувшись, начала декламировать стихотворение – действительно про снежинки:
Небо звездами в тумане не расцветится,
Робкий вечер их сегодня не зажег…
Только томные по окнам елки светятся,
Да, кружася, заметает нас снежок.
Мех ресниц твоих пушинки закидавшие
Не дают тебе в глаза мои смотреть,
Сами слезы, только сердца не сжигавшие,
Сами звезды, но уставшие гореть…
Это их любви безумною обидою
Против воли твои звезды залиты…
И мучительно снежинкам я завидую,
Потому что ими плачешь ты…
Анна Николаевна и мама Оля не знали, плакать им или смеяться. Вместо того, чтобы прочесть выученные строчки стишков, написанных специально к утреннику, первоклассница сначала прочитала стихотворение Бунина, а теперь – ещё и Анненского. Всё это было ей совсем не по возрасту, и учительница опасалась, что её ждет серьезный разговор на педсовете, а мама – что её ждет скандал на родительском собрании.
И в то же время они обе страшно гордились Ассоль.
- Загадывай желание, - тихонько повторила Анна Николаевна. И Ассоль дрожащим голоском прокричала:
- Хочу долго жить!
- А ещё?
- Хочу еще долго жить!
- А ещё? – Анна Николаевна мысленно посмеялась над неправильно построенной фразой.
- Хочу жить до ста лет!
Джинн поклонился – и исполнил
все три желания девочки. Она увидела висящие в воздухе разноцветные огонечки и почувствовала себя легкой, как воздушный шарик.
- Вот и все твои три желания, - сказала Анна Николаевна. Но Ассоль не испытала разочарования. Она светилась от счастья и удовольствия.
Мама вспомнила это поэтическое, одухотворенное выражение лица дочери – и, повернувшись к ней, чтобы сказать какую-то шутку, увидела её совсем другой: мрачной, взволнованной, почти напуганной. Она внимательно смотрела на маму, не спуская с неё глаз, как бы пытаясь понять, всё ли с ней хорошо.
Мама стало неуютно, и она снова отвернулась, и опустила половник в кастрюлю, делая вид, что ужасно занята.
Она поразилась тому, как мало она, оказывается, знает свою дочь, понимает тайные движения её детской души.
Сейчас Ассоль переживала за маму, и это было главным чувством, поселившимся в её душе. Тревога перекрывала даже радость от приближающегося праздника.
Ассоль не переставала за неё волноваться с тех пор, как третьего декабря,
придя домой из школы, застала маму перед телевизором в слезах.
Мама слушала Горбачева и плакала.
-Что случилось, мама? - простодушно спросила Ассоль.
А мама всё всхлипывала и закрывала глаза руками, и когда Ассоль уже сама готова была расплакаться, подозвала её и заставила сесть рядом:
- Как же мы теперь будем жить, Ассолька? Что нам делать?
Ассоль, ничего не понимая, смотрела на экран, где Горбачев с пятном на лбу и серьезным выражением лица говорил строгим тоном значительные и непонятные слова. Ассоль, как всегда, сосредоточилась на этом пятне, которое казалось ей одновременно и забавным, и жутким.
Зато мама всё понимала, и продолжала лить слезы, вытирая их тыльной стороной ладони.
Потом она обняла Ассоль и крепко прижала её к себе:
- Я знала, что будет плохо, но не знала, что будет так... Бедная моя, как же мы сейчас с тобой будем?
Ассоль попыталась утешить маму, приводя какие-то свои, наивные, детские доводы. Но мама не утешилась, а только постаралась сделать вид, что утешилась – ради неё. Ассоль это отлично понимала, и с тех пор тревога за маму не оставляла её, что бы она ни делала, как бы она ни веселилась.
Происходило что-то ужасное, как будто сам мир рушился - и Ассоль, хоть и была ребенком, не могла не понимать этого. Но она старалась веселиться ради мамы, а мама старалась быть веселой ради неё.
Они приготовили праздничный ужин и начали накрывать на стол в семь часов, собираясь в восемь проводить Старый Год, а в десять поднять бокалы за Новый и лечь спать. Мама сказала, что не будет звать на праздник никого из своих подруг – лучше они сходят к ним потом, в выходные. Ассоль показалось, что мама делает это потому, что у них мало еды, чтобы приготовить ужин на всех, но она сразу устыдилась своих мыслей. Конечно, мама просто устала от чужих людей, ей хочется побыть вдвоем с дочкой.
Это даже хорошо, что они будут вдвоем, не надо будет все время вести себя хорошо и отвечать на один и те же дурацкие вопросы взрослых тёть – маминых подруг. Можно будет слушать телевизор на полную громкость, подпевать любимым певцам, прыгать на диване и есть, сидя на ковре.
Жалко только, что не будет папы, он бы тоже повалился на ковер и начал дурачиться вместе с ней… Но Ассоль, не додумав мысль до конца, запретила себе даже думать об этом.
Нам все равно будет хорошо, даже без папы. С мамой вдвоем нам тоже весело.
Правда, если бы джинн мог, она бы попросила… Но что уж там говорить, джинн не может заставить одного человека полюбить другого, если он его разлюбил.
Даже в сказочном мире такого не бывает.
Но всё-таки душа ждала чуда, и поэтому девочка так вздрогнула, когда услышала звонок.
Кто-то пришел к ним, хотя они никого не ждали.
- Ассоль, я не могу подойти, открой! – крикнула мама с кухни. – Только сначала спроси, кто там!
Ассоль с громко бьющимся сердцем подбежала к дверям, пытаясь угадать, кто за ними.
Может, это Дед Мороз? Или сам Новый год?
- Кто там? – несмело спросила она.
- Аська, это я! – весело ответили из-за двери. – Открывай быстрее, а то я совсем замерзну!
Ассоль радостно закричала, повернула ключ в замке – и оказалась прижатой к холодной папиной шубе.
-Аська, как ты выросла! – радостно приговаривал Лонгин, разглядывая её со всех сторон. – Такая большая, и уже октябренок! Ну давай, поцелуй папку. – и он подставил холодную, покрасневшую от мороза щеку для поцелуя.
Ассолька скромно чмокнула его в щеку, а потом, дав волю чувствам, крепко схватила отца руками за полы шубы, которую он расстегивал, и повисла на нем, как маленькая обезьянка, громко всхлипывая.
Папа Лёня, не зная, что делать, осторожно поддерживал девочку и гладил по спине, стараясь успокоить, несмотря на то, что держать Ассоль на руках и шубу на плечах было тяжело, неудобно, и ему быстро стало жарко.
У него невольно мелькнула мысль, что за этим он и пришел – убедиться, что Аська до сих пор считает его отцом, любит и ждет.
-Ты ведь останешься с нами на Новый Год, да, папа? – несмело спросила девочка. И папа кивнул.
Тут из кухни выбежала мама Оля, и, увидев его, от удивления уронила полотенце:
- Вот те и раз! Что случилось? Аверьянцева тебя уже выгнала?
Не отвечая на её колкости, папа молча разделся и прошел в ванную, чтобы вымыть руки, а потом и в зал. Он помогал Ассольке накрывать на стол, открыл несколько консервных банок, и даже мама смилостивилась и начала с ним разговаривать – правда, только на нейтральные темы.
Ассолька потом думала, что Новый Год они встретили просто волшебно. Конечно, всё было не так, как всегда, когда они еще были одной семьёй. Но всё равно, папа сидел вместе с ней на ковре, дурачился, подпевал песенкам из новогоднего концерта, делил апельсин на троих, как раньше – и ей этого было вполне достаточно.
Даже когда её послали спать, она тихонько встала и, незаметно подойдя к двери в зал, приоткрыла её, чтобы посмотреть, что там делают родители. Они пили шампанское, тихо беседовали о чем-то своем – и в душе Ассоль, кажется, воцарилась полная гармония.
Она не слышала, что как только дверь за ней закрылась, мама отставила бокал и сказала папе холодно:
- Как только она заснет, ты уйдёшь. Не хочу, чтобы ты оставался здесь до утра. И больше никогда не приходи без приглашения.
Ассолька хочет тебя видеть, а я – нет.
Баллы
Баллы за невыполненное домашнее задание - 500 баллов.
Наказание: "Хоть бы раз матери помог!" Ребенок должен приготовить ужин для всей семьи (можно подать что-то из холодильника, но лучше испечь кулички самому). После того, как все поели, грязную посуду также моет ребенок – другие члены семьи оставляют тарелки на полу.
Наказание выполнено с 05.00 до 10.00. Баллы за выполненное наказание - 100 баллов.
Всего 600 баллов.