[Лалэль]

Сегодня, 24 ноября, день рождения одного из самых известных серийных убийц - Тэда Банди. В связи с этим я решила вспомнить самого известного серийного убийцу в мире Симс - Оливию Спектер (она же Гертруда Некрономикон). Её исповедь займёт весь новый отчет.

Исповедь Оливии - Гертруды (16+)

Я ждала, что рано или поздно они до меня доберутся. И вот, они нашли меня, схватили и притащили сюда, в мой родной дом, чтобы убить. Мне всё равно. Офелия, как ты изменилась! Как странно видеть тебя здесь... Что они с тобой сделают? А тот мальчик, который стоит в стороне и смотрит на тебя безумными глазами, младший сын Дианы – будешь смеяться, я держала его на руках, когда ему был всего месяц от роду, и он тогда промочил мое платье... Боже, как это странно, как это было давно, а кажется, что всего день прошел...

Где его брат, славный парнишка, другой сын Дианы – его Стив, кажется, звали? Я подарила ему гитару, он всё ещё на ней играет, или уже сломал?

Впрочем, не отвечай. Его нет с вами, значит, уже нет и в живых. Я знаю. Дом всё мне рассказывает.

Слушай, Офелия, слушай, если ты, как и я, можешь читать мысли. Двум Хозяйкам не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Слушай меня, слушай, я расскажу всё, как было, и расскажу только тебе. Узнай, какова была жизнь твоей старой тётки.

Когда-то я была маленькой девочкой – такой же, как ты была, когда я видела тебя в последний раз. Мы тогда жили на этом же месте, только дом был другой, поменьше, пока мы не отстроили его после пожара, он был очень-очень скромный. У меня были любящие папа и мама, твои бабушка и дедушка, и маленькая сестра, которой суждено будет стать твоей матерью. Как же тяжело нам приходилось, пока мы были маленькими! Шла война, и наш городок утюжили снарядами – то с одной стороны, то с другой. Я на всю жизнь запомнила, как просыпалась под звуки канонады и противный вой снарядов, падающих с неба. Не хватало ничего, даже простого хлеба, даже соли. В городе было много беженцев, и в нашем доме постоянно жили незнакомые женщины и девочки, которые были нам чужими, родители давали им приют из милости. То было страшное время для всех, Офелия. Может быть, только это и может служить оправданием тому, что мы все делали .
Однажды к нам пришла оборванная девочка с грудным ребенком на руках. Девочка сказала, что эта бамбини – её сестра. Она лопотала по-итальянски, и мы поняли, что она – дочь итальянского солдата, или, может быть, офицера, который воевал на стороне фашистов. Девочка сказала, что мать её убита, отец погиб в бою, а весь его полк уничтожен, они остались одни и скитаются подобно бродягам. Итальянцев в городе не любили, но отец с матерью почему-то дажи бедняжкам приют, более того, они приняли их, как родных дочерей, и велели нам, чтобы мы звали их сёстрами.
Наверняка они уже знали, кто к ним пожаловал.

Бриана (так звали девочку) сперва всё лопотала по-итальянски, потом научилась по-нашему, обжилась в нашем доме, и помогала матери по хозяйству не как дочь, вполсилы, а как настоящая батрачка. Каждый день она благодарила нас за то, что мы спасли её с сестрой от смерти, и обещала, что сделает для нас все, что мы только не попросим. Отец и мать слушали и улыбались. Я очень скоро привыкла к ней и к малышке и стала считать их своими кровными сестрами.

Вскоре обстрелы прекратились, и в городе, кажется, воцарился мир, появились продукты и материя на платья. Город начал строиться. Мы ничего не понимали, ведь мы были детьми, и просто радовались тому, что больше не стреляют. Почему так происходит, я не задумывалась, пока однажды родители не разбудили нас среди ночи и не заставили спуститься в подвал – всех трёх девочек: меня, Бриану и мою младшую сестренку.
Мы сначала думали, что нас хотят спрятать от бомбежки, и хотели взять с собой малышку, но родители сказали, что никакого обстрела нет, и маленькую можно оставить спать в кроватке. Когда мы спустились в подвал, куда нам никогда раньше не разрешали заглядывать, родители вывели к нам нашу старенькую няню. Мы сначала обрадовались, а потом очень удивились, увидев её в таком месте в такой час. Она выглядела очень растерянной и даже испуганной.
Эта няня (не могу сейчас вспомнить ни её лица, не имени, она осталась в моей памяти, как некая тайная женщина) жила у нас очень долго, она сначала ухаживала за мной, потом за моей сестрой и сейчас приглядывала за малюткой. Я была очень привязана к ней, поэтому для меня стало настоящим потрясением то, что я увидела потом.

Мои мама и папа уложили нашу старую няню на каменный стол и, пробормотав какие-то заклинания, вонзили острый кинжал ей в горло. Затем они открыли какой-то люк и спустили туда бездыханное тело.
Всё это происходило на наших глазах, но так быстро, что мы просто не могли поверить в происходящее. Когда мы это осознали, мы стали громко кричать и плакать, нам стало очень страшно.

В ту ночь мы узнали, что мои родители являются жрецами старого африканского культа, что они нашли в этом доме особый энергетический канал, который можно питать, принося в жертву людей. Каждая жертва, приносимая нашему Дому, упрочивает благополучие города, и бомбежки и голод остановлены только благодаря жертвоприношениям. Мы должны об этом знать, но не рассказывать, а со временем, когда мы подрастем, родители тоже посвятят нас в жрицы этого культа – если Дом нас выберет.

Вернувшись в свою постель, я сперва полночи проплакала и не могла простить родителям, что они убили мою няню. Но Бриана, которая лежала рядом и тоже не спала, рассказала мне, как люди умирают от голода и мучительно страдают, погибая под бомбами. По её мнению, лучше было пожертвовать кем-то одним, чтобы были живы остальные. Я подумала и нехотя согласилась с ней.

Еще несколько месяцев я ходила, обдумывая всё, а потом решила, что тоже хочу сделать для города что-то полезное. Тогда я совершила своё первое ритуальное убийство.

Её звали Бренда, она работала почтальоном, и я до сих пор помню, как искренне она улыбалась в тот день, протягивая мне конверт:
- Тебе письмо, малышка. Ты рада?
Я радовалась - не письму, конечно, его я написала и послала сама себе еще три дня назад. Я была рада тому, что рыбка клюнула на мою наживку.
- Ты прочитаешь мне его? - доверчиво глядя прямо ей в лицо, спросила я. - Я не умею.
Бренда кивнула и, поправив сумку, чтобы не мешала, принялась вскрывать конверт.
-Подожди, - остановила я её. - Я хочу, чтобы сестра тоже послушала.
- А что, твоя сестра тоже не умеет читать? - с досадой спросила Бренда. - Пусть сама тебе и прочтет.
-Она ни за что не станет читать мне вслух, она вредная, - заныла я.
Бренда была очень доброй женщиной, и как все добрые, не могла представить, что кто-нибудь, а особенно ребенок, захочет сделать с ней что-нибудь плохое.Это её и погубило.
- Где твоя сестра?
- В подвале, - я вспомнила, что не придумала причины, по которым моя сестра должна была оказаться в подвале. - Она там, э-э... Прибирается.

Бренда не удивилась и безропотно спустилась вслед за мной по узкой лестнице. Я привела её на то место, где видела, как мои родители спускают в канализацию няню. Брэнда ничего не заподозрила, даже когда я хитростью заставила встать её на тот самый люк.

-Где же твоя сестрёнка? - спросила Брэнда, оглядываясь по сторонам. Тогда я нажала ногой тайную кнопку, и она провалилась в люк, даже не успев ничего понять. На решетке осталась кровь, клочки серо-синей почтальонской формы и обрывки бумаги. Рядом с одним клочком бумаги я заметила прилипший кусок ногтя – и живо представила себе руку Бренды, держащую письмо, которым я заманила её в ловушку.

Когда родители вернулись домой, я всё им рассказала. Они были потрясены и обескуражены тем, что я в таком юном возрасте проявила инициативу, выбрала жертву и спланировала убийство. Нет, они меня не осуждали (я ведь делала то, что они сами делали до этого при мне), но сказали, что я была не права, выбрав Брэнду, потому что она хоть и жила одиноко,без родственников, все же была местной уроженкой, и её семья в своё время была довольно известна в нашем городе.

Мне объяснили, что можно трогать только чужих, тех, кого мы не знаем, тех, кто приехал издалека. Они для нас ничего не значат. Наоборот, на горожан, которые здесь родились и выросли, покушаться нельзя, а надо их любить и защищать. Тогда я начала догадываться, куда пропадали женщины и девочки, которые жили в нашем доме.

Родители боялись, что убийство вызовет скандал, и горожане будут недовольны. Изувеченное тело мы зарыли в саду, одежду сожгли, а сумка Брэнды вскоре всплыла в городском канале; все гадали, куда она делась, но ничего так и не выяснили и решили, что бедняжка утопилась от любви. Со временем всё как-то утряслось, видимо, никто по одинокой Брэнде не печалился, ведь у неё не было ни друзей, ни родни, ни денег.

Я тоже не печалилась. С удивлением вспоминаю, что, кажется, никогда и не думала о том, как же так случилось, что я стала убийцей. Кажется, даже воспоминания об этом у меня не осталось – вот только сейчас, рассказывая вам всё это, я вспомнила. Родители настояли, чтобы я сама хоронила её останки, и её могила торчала на нашем дворе, как гвоздь в доске, мозоля мне глаза, но я почему-то не вспоминала об этом, а если и вспоминала, то не чувствовала угрызений совести.

Моя подружка Бриана, узнав о случившемся, задумала что-то недоброе; она начала прятаться от меня по углам и заниматься своими таинственными делами. Вскоре она сообщила мне по секрету, что тоже хочет кое-кого убить, но об этом никто не должен знать, особенно мама и папа.
- Он наш или нет? - только спросила я. Бриана ответила, что не знает, но постарается выяснить.
- Если она горожанка, то её нельзя трогать, - с важностью ребёнка, усвоившего простую истину и поучающего всех подряд, сообщила я. Бриана на это поморщилась и заявила, что ей всё равно, из каких краёв этот человек, поскольку она его ненавидит так сильно, что готова извести и его, и весь его род, и очень рада, что может сделать это, заодно оказав услугу нашему дому, приютившему их с сестренкой, да и всему городу.
- А ты не думаешь, что родители приняли вас, кормят и одевают только затем, чтобы потом убить? – не подумав, выдала я. Бриана покачала головой и ответила, что вряд ли, если бы они планировали это сделать, то не стали бы раскрывать ей тайн дома.
- Впрочем, мне все равно. На улице мы в любом случае умерли бы, - сказала она.

Мы поклялись друг другу и дому, что будем молчать об этом и сделаем всё вместе, без помощи родителей. Прошло несколько месяцев, я уже забыла об этом, как о прочих детских глупостях, но Бриана напомнила мне о моем обещании. Оказывается, все эти годы она разрабатывала план убийства. Мы были тогда уже юными девушками, подростками, и благодаря заслугам родителей у нас была репутация девушек из хорошей семьи. Мы могли многое себе позволить, например, заказать ужин с доставкой на дом в дорогом ресторане. Поэтому никто не удивился, когда Бриана, дождавшись, пока в доме никого, кроме нас, не будет, позвонила по телефону в один известный в городе ресторан и буквально вызвала к нам домой свою жертву. Как оказалось, жертвой, которую она наметила, была девчонка, работавшая в ресторане, развозившая еду богатым клиентам, заказывающим завтраки в постель и обеды и ужины на дом.
- За что ты её так? - спросила я, и услышала в ответ такой скрежет зубов, что мне стало страшно.
- Она не дала нам еды. Мы умирали с голоду, а она пожалела отдать нам огрызок какой-то лепешки, на наших глазах выбросила его собакам, ещё и смеялась при этом… Я пыталась достать лепешку, собаки меня искусали, чуть не разодрали сестрёнку... Всё, не спрашивай меня больше.

Не очень хорошо помню, что Бриана наплела по телефону, и как она заманивала свою жертву в дом, но чем всё кончилось, помню весьма отчётливо. Мы затащили девушку в подвал и заперли в каморку, которая, подозреваю, для того и предназначалась, чтобы кого-то там держать. Бриана торжествовала, она издевалась над своей жертвой, мучила её, как могла. Она не давала ей есть, не давала ей пить, нарочно ставила ржавую кружку с водой так, чтобы ей трудно было дотянуться, мешала даже спать – специально принесла в подвал магнитофон на батарейках, чтобы прокручивать оглушающе громкую музыку, когда жертва захочет спать или упадёт в обморок. Она приходила, садилась так, чтобы жертва могла её видеть, и начинала есть всё самое вкусное, что только можно было найти у нас на столе. Доходило до того, что Бриана размахивала перед лицом умирающей от голода доставщицы еды кусками пищи, до которых она не могла дотянуться, и приговаривала:
-Ам! Ам! Ну, что ж ты не ешь? Не хочешь? Придется выбросить…

Я смотрела на всё это с недоумением и страхом, но понимала, что Бриана в чём-то права, всё-таки она мстила за себя и за сестру, ведь они чуть не умерли. Но очень уж это было жестоко. В первый же день она разбила девушке нос – её лицо опухло, переносица стала красной, из носа текла кровь, заливавшая всё лицо, и когда Бриана это увидела, она сказала, хохоча:
- Смотри, земляника! Зина у нас земляника!
Так и осталась бедная девушка в моей памяти как Зина Земляника.

Когда она умерла, Бриана даже не заикнулась о том, что нужно предать тело земле или хотя бы спустить в канализацию, чтобы скрыть следы преступления. Нет, она так и оставила бедную девушку валяться в сырой каморке на съедение крысам. Тогда я впервые почувствовала тошнотворный запах гниющей плоти и пронаблюдала все стадии гниения тела.
Как только Бриана удостоверилась, что Зина Земляника мертва, на её лице появилась довольная улыбка, которую я изредка видела у неё и потом. Меня эта улыбка почему-то страшно пугала.

Скриншоты представлены EvilChild, огромное спасибо ей за это.