[Лалэль]

Исповедь Оливии - Гертруды (16+)
Часть 2

Время шло, мы взрослели, наши сестрички подрастали и тянулись вслед за нами. Малышка, сестра Брианы, только готовилась пойти в школу, а моя сестрёнка уже училась в старших классах. Мы же с Брианой превратились в девушек на выданье. Отец и мать не жалели денег, чтобы вывести нас обеих в люди. Сейчас под выражением "выйти в люди" молодые девушки понимают успешную карьеру в какой-нибудь крутой компании, а в те времена женщины, принадлежащие к приличному обществу, вообще не должны были работать, разве что заниматься благотворительностью или давать уроки музыки. "Выйти в люди" для нас значило быть принятыми в высшем обществе нашего маленького городка, удачно выйти замуж за приличного человека со средствами и стать благородной матерью семейства. В год, когда нам исполнилось восемнадцать, мы обе дебютировали, после чего стали украшать своим присутствием званые вечера и вечеринки, а также начали проходить все стадии становления богатых бездельниц, профессиональных посетительниц вечеринок, чьи капризы выполняются за счет родителей, а затем и жениха. Нужно сказать, на этом поприще мы имели успех.

На одном из званых вечеров нам представили этих молодых людей, Эрнста и Тима. Нам говорили, что они графских кровей, и в их фамилии была частица "де". В общем-то, для меня их статус не имел большого значения, мне импонировали эти молодые смуглые развязные парни. На меня положил глаз старший, Эрнст, а младший, Тим, ухаживал за Брианой. Мы на всякий случай всем говорили, что мы сводные сёстры, и молодые люди также вполне удовлетворились таким ответом. Это было очень удобно для Брианы, наша фамилия всё-таки была уважаема в городе, а она была никто, сирота без роду-племени, к тому же дочь итальянца. Впрочем, Тим быстро к ней охладел, зато у нас с Эрнстом всё было на мази - мы обручились и, как я думала, готовились пожениться.

Как оказалось, зря я ему доверилась. Если бы я с самого начала не относилась к этому серьёзно, мне бы не пришлось рыдать в свадебный букет.
Он бросил меня перед алтарем. Возможно, если бы я была поумнее, смогла бы это предотвратить.

Бриана нашла меня плачущей в церкви и сказала, что она тоже пострадала – Тим обманул её и вынудил отдать то, что составляет главное достоинство девушки. Сейчас я уже не уверена, что всё было так, как она говорит, но тогда поверила ей безоговорочно, тем более, что Тим в своё время и ко мне приставал. Мы решили, что должны наказать юношей за неверность, и всё равно, что они – отпрыски уважаемой семьи. И мы наказала их так, как уже привыкли наказывать обидчиков, как сестра наказала несчастную Зину.

Мы заманили молодых людей в наш дом под предлогом того, что нам необходимо вернуть им их подарки и обручальные кольца. Затем мы напоили их снотворным и спустили на лифте в подвал. Дальше всё было, как с Зиной, с тем исключением, что на этот раз Бриане удалось раздобыть где-то электрический стул, и мы казнили обоих братьев с помощью этого приспособления.
Есть что-то завораживающее в ощущении того, что мужчина, сильный, волевой, ещё недавно игравший тобой, словно куклой, теперь сам лежит у твоих ног, как поломанная марионетка, и не может ничего противопоставить твоей воле. Я даже прониклась сочувствием к парням, несмотря на то, как глубоко они нас оскорбили, особенно когда Бриана начала применять свои извращенные пытки. Мне иногда хотелось облегчить страдания юношей, дать им воды, перевязать их раны, остановить кровотечение, но я понимала, что моё милосердие, во-первых, разозлит Бриану, а во-вторых, ничем не поможет этим нечастным, поскольку их судьба была предрешена.
Эрнст умер первым, Тим наблюдал за его мучениями и ждал своей очереди. Потом мы посадили его туда, откуда только что извлекли останки его брата. Затем, дождавшись ночи, мы вынесли по частям их трупы и похоронили на заднем дворе, где уже были похоронены Брэнда и Зина.
Мы считали, что всё делаем правильно. Во-первых, мы приносили дому необходимые жертвы, во-вторых, наказывали своих обидчиков. Тогда я считала, что это справедливо.

Единственное, что нас тревожило – возможность разоблачения. Мы могли ждать удара от любого из домашних, слуг, от любого гостя, приходящего в наш дом. Поэтому, когда у нас засорился водопровод, и ремонтник (кажется, его звали Степан... Степан Бицилли) извлёк из стока раковины кольцо-печатку с инициалами Эрнста (как она туда попала, ума не приложу), мы поняли, что нужно избавляться от свидетеля. Степан был отправлен в другую камеру (в нашем подвале их было много), и также как и Зина, был замучен голодом. Правда, в этот раз Бриана не зверствовала, дала бедняге помереть самому. Потом мы его зарыли в саду – это уже стало у нас традицией.
-Нам нужно быть осмотрительнее, исчезновение людей привлекает к себе внимание, - то и дело говорила я Бриане. Кажется, она жаждала крови, но осторожность, приобретенная во время скитаний в раннем детстве, ещё сдерживала её и заставляла соглашаться со мной. Тогда страсть к убийству ещё не овладела её душой до конца, и она распоряжалась доставшейся ей силой, руководствуясь доводами разума.

Иногда, правда, мы становились чересчур подозрительными. Так, когда к нам в сад проник детектив по имени Патрик Джонс, мы решили, что он подозревает нас в убийстве братьев, и решили от него избавиться. Оказалось, что у горе-ищейки не было никаких данных об убийстве, он всего-навсего проник к нам по заданию какого-то женского журнала, чтобы набрать побольше материала для газетных статеек. Увы, это выяснилось уже после того, как мы посадили его в камеру, а выпустить пленника из нашего подвала живым мы, конечно же, не могли. Пришлось отправить незадачливого собирателя сплетен на электрический стул. Тогда мы с сестрой впервые надели на жертвоприношение коричневые балахоны, напоминающие монашеские, полностью скрывающие все тело, включая лицо и руки. Мы сочли, что это весьма удачная идея: поскольку мы не только мстим, или расправляемся со свидетелями, а выполняем волю могущественных сил, и в данном случае совершенно неважно, чтобы жертвы видели наши лица. Мы всего лишь орудие, исполнители, жрицы, вестницы судьбы, если угодно. Нашим жертвенным агнцам совсем необязательно знать, кто кладет их на жертвенник и заносит над ними церемониальный кинжал, решили мы. С тех пор мы надевали балахоны каждый раз, когда приносили жертвы.

Время шло, моя сестрёнка выросла и благополучно обручилась, а затем и вышла замуж. С её помощью мы породнились с одной из самых уважаемых семей города, Нигмополус (они были из греческих переселенцев, владели аптеками и больницей, а также построили частный колумбарий). Йоргас (Зог) Нигмополус и его жена Геката всегда были желанными гостями в нашем маленьком домике и сами с удовольствием принимали нас у себя. Старший сын этой семьи, носящий пышное имя Анакреон, в честь греческого поэта (мы его звали просто Креон), должен был бы выбрать в невесты одну из нас, старших девочек, но мы решили обручиться с этими негодниками-графьями, и родители отказали ему, поэтому бедолаге пришлось ждать, пока подрастёт младшая – пойти против воли родителей и жениться на женщине из другой семьи, не из нашей, он не мог. Молодые обручились, как только сестра получила аттестат об окончании школы, и поженились буквально через месяц. Моей юной сестрёнке нравилось играть в замужнюю даму, и она души не чаяла в своем женихе, была влюблена в него, как школьница. Креон, по-моему, тоже ни разу не пожалел, что послушался родителей. Они всегда жили душа в душу и были весьма довольны друг другом.

А уж как были рады родители обоих семейств, особенно наши мама и папа! Родители Креона также были довольны, они зачастили к нам в гости – ни один воскресный обед теперь не обходился без их участия. Старик Йоргас приходил реже, он всегда был занят делами, а старая леди Геката навещала нас чуть ли не каждую неделю. Как выяснилось, она была в курсе всего происходящего у нас в подвале, и горячо поддерживала идею принесения жертв во благо города. Будучи натурой восторженной, склонной к драматизму, и весьма начитанной, она предложила всем членам нашей семьи выбрать себе псевдонимы – во-первых, это было прилично для жрецов культа, чьи настоящие имена не должен был знать никто, во-вторых, это позволило бы отличать членов нашего семейства ото всех других горожан. Геката была страстной поклонницей классической английской литературы, особенно Шекспира, и потому подобрала нам псевдонимы, взятые из его произведений. Она утверждала, что только Шекспир смог прикоснуться к величайшему таинству на земле – таинству смерти, и потому жрецам Смерти пристало носить имена его персонажей. Надо сказать, при подборе псевдонимов она показала полное знание наших характеров. Бриана, кровожадная и неумолимая, получила имя Гров (в честь Гров инген Биде, иначе говоря, леди Макбет), моя кроткая и невинная сестра – имя Уиллоу, в честь ивы, о которой пела перед смертью Дездемона. Маленькая сестра Брианы, мечтательная, нездешняя, получила имя Диана – в честь Дианы из «Сна в летнюю ночь».
Насчет меня леди Геката долго сомневалась, и в конце концов решила, что мне подойдет имя Оливия, в честь знатной дамы из «Двенадцатой ночи». Мне так понравилось это имя, что я потом даже и не думала о том, что когда-то у меня было другое. Сейчас я не могу даже припомнить, как родители назвали меня в детстве, мне кажется, что я всегда была Оливией. Правда, после того, как умер мой муж, и я вышла замуж второй раз, очень быстро, по её мнению, примерно через полтора года после похорон, она, не одобрявшая этого шага, поменяла своё мнение и стала утверждать, что меня следовало с самого начала назвать Гертрудой, как неверную мать Гамлета, поскольку я «ещё и башмаков не сносила, в которых шла за гробом в слезах, как Ниобея». Гров, желая меня позлить, начала звать меня Гертрудой, и постепенно я и к этому имени привыкла, но всё равно продолжала считать себя Оливией.
Наши настоящие имена забылись – разве что имя настоящее имя Гров я запомнила, потому что оно было созвучно имени её сестры, хоть никогда больше и не звала её так. Остальных я даже имен не помню, они приняли свои псевдонимы, да и горожане звали нас исключительно по придуманным именам, поэтому свои истинные имена мы больше и не вспоминали.

Да, брачный союз Уиллоу и Креона упрочивал наше положение в обществе и превращал нашу семью в одну из самых влиятельных семей города. Увы, мы с Гров снова всё испортили, нарушив – не в первый раз, надо сказать – единственное негласное табу, существовавшее в нашем доме. Следующей жертвой снова стала горожанка, к тому же девочка-подросток. Я была бы против, если бы не одно обстоятельство: эта малолетняя злодейка подкараулила в школе Диану, сестрёнку Гров, которая в то время училась в начальных классах, жестоко избила её, отняла все дорогие вещи, золотые сережки и деньги, а потом еще и запретила жаловаться старшим, угрожая в противном случае порезать её ножом. Малышка испугалась, никому ничего не сказала, но стала выдумывать разные поводы, чтобы не ходить в школу. Когда мы всё-таки смогли её расспросить и узнали, что случилось, Гров просто озверела. Я не могу её за это осуждать, ведь сестра была её единственной родственницей, можно сказать, самым близким человеком на свете, но ей следовало хорошенько всё взвесить и, по крайней мере, выработать план. А Гров просто отправилась в школу, подкараулила там эту девчонку, возвращавшуюся с занятий, и утащила её силой. Не уверена даже, что никто их не видел.Скорее всего, кто-то видел, как она тащила девчонку волоком, а та сопротивлялась и орала изо всех сил.

На этот раз Гров была сама не своя от злости, она издевалась над девчонкой (кажется, её звали Мелисса Симсон) так, как не издевалась даже над бедной Зиной – а уж та вынесла столько, сколько не вский мученик за веру смог бы вынести. Опять же, не знаю, можно ли её осуждать, учитывая, что эта девица сделала с её сестренкой. После месяца бесконечных издевательств и пыток едва дышащая (в прямом смысле, у неё было сломано ребро) Мелисса отправилась на электрический стул, а затем – на наше домовое кладбище. Гров было мало её разбитого лица и переломанных рёбер; напоследок она еще и обрила девушку наголо, сбрив заодно и брови. Ей так понравилось смотреть, как выглядят её жертвы без волос, что после этого она сбривала брови и волосы всем жертвам. Надо сказать, меня в дрожь бросало от её безумной фантазии. Я была готова исполнить свое предназначение, но не готова была издеваться над жертвами. Мне казалось, они должны покидать мир с радостью, зная, что послужили делу спасения города.
Маленькая сестрёнка Гров, Диана, которую она привела посмотреть на то, как её старшая сестра вершит расправу над обидчицей, сначала зарыдала, а потом потеряла покой и сон. Увиденное не давало ребёнку покоя. Я убедилась в том, что мы совершили ошибку, когда показали ей всё это. Наверное, следовало быть к ней помягче. Во всяком случае, я считаю, что во всём, что произошло потом с Дианой, есть доля нашей вины.

И в том, что случилось с родителями, тоже.

Конечно, такой конец был вполне предсказуем – несмотря на всю поддержку, оказываемую горожанами нашей семье, некоторые местные жители были против того, чтобы наши родители совершали свои тайные жертвоприношения. Эти безумцы не понимали, что иногда лучше погубить одного, чтобы спасти всех остальных. Убийство школьницы, в котором все заподозрили Гров и меня, должно быть, стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Однажды ночью они напали на нас, подожгли всю мебель и стены, превратив дом в огромный жертвенный костер, и заперли все двери, не давая нам выйти. Уиллоу повезло, она в то время гостила у родственников мужа. Мы трое смогли спастись, потому что в момент поджога оказались рядом с люком, открывающим вход в подвал, и успели там спрятаться. Наш волшебный подвал защитил нас и от огня, и от злых людей, но родители… Пепони и Муэнда сгорели заживо, не имея возможности выбраться. Мы долго ещё слышали их предсмертные стоны и вопли тех, снаружи.
Потом мы три дня просидели в подвале, опасаясь выйти оттуда – а когда рискнули выглянуть наружу, увидели только чистое небо и обгоревшие руины. Наш дом сожгли дотла, а обгоревшие трупы родителей выволокли наружу и бросили на заднем дворе, там, где было наше маленькое кладбище. Бросили, не надругавшись, но и не похоронив как следует, оставили на поругание людям и на съедение диким зверям. Мы дождались темноты и, сдерживая рыдания, тихонько похоронили их, затем снова спустились в подвал.
Впрочем, я не думаю, что родители совсем умерли: несколько недель спустя мне приснился сон, в котором были они оба, живые, весёлые, и они велели нам служить Дому так же, как они служили, говорили, что будут присматривать за нами. Мне потом часто казалось, что они по-прежнему разгуливают по дому, как делали это при жизни.

Наше положение казалось практически безнадежным, и мы готовились к смерти, но на четвёртый день к нам под покровом ночи прокрались несколько влиятельных горожан, которые утешили нас и оказали нам всяческую поддержку. Они предложили нам приют, обещали разделаться с убийцами наших родителей и помочь нам отстроить наш дом заново. Среди них были представители семей Грант, Вандерморган, Нигмополус и других. Все они симпатизировали нашей семье и не хотели, чтобы наша помощь городу прекратилась. Они понимали, что город жив в основном благодаря тому, что мы совершаем жертвоприношения.
Покровители сдержали своё слово: наши обидчики быстро куда-то исчезли, потом многих из них находили за пределами города, в пустыне, мёртвыми. Наш дом быстро отстроили, превратив скромный домик в роскошное жилище с витражными дверями; нас с сёстрами снова стали приглашать на разные светские вечеринки и как бы невзначай ссужать деньгами.

В довершение всего нам выдали главного виновника случившегося с нами несчастья – им оказалась наша служанка, Айседора Эбади, служившая нам уже несколько лет верой и правдой. Под пытками она призналась Гров, что девчонка, которую мы звали Зиной Земляникой, приходилась ей родной сестрой, и в наш город она приехала исключительно в надежде узнать что-нибудь о её судьбе, а когда по косвенным признакам поняла, что Зина убита в этом доме, поклялась нам отомстить и организовала поджог. Когда она рассказала всё это, на лице Гров появилась злодейская улыбка, которая так пугала меня раньше. Она схватила несчастную за волосы и потащила в ту камеру, где погибла её ненаглядная, и где до сих пор лежали белые кости, обглоданные крысами. Такого страшного крика я не слышала больше никогда! Проорав неразборчивое проклятье, Айседора упала ничком, обняла скелет Зины и больше уже не шевелилась. Гров больше и не мучила её, только изредка приходила посмотреть на её страдания.
Айседора так и умерла от голода – молча, не переставая обнимать сестрины кости. Потом мы вынесли и похоронили обеих, и Гров была даже не против, чтобы останки Земляники предали земле. Правда, могилы Зины и Айседоры расположились в разных концах кладбища – Гров хотела разлучить их и в загробной жизни.

- Не было ли у них других родственников? - с недоброй улыбкой спросила она, и меня бросило в дрожь. Я ничего не сказала, но вскоре по некоторым признакам поняла, что она собирает информацию об этой семье. Гров явно собиралась извести весь их род.
Мне не хотелось, чтобы наше дело превратилось в сведение счетов, и я сказала ей об этом. Гров ответила уклончиво, и больше мы к этому разговору не возвращались.

Однако вскоре я застала её пытающей Бенджамина, работника из службы, занимающейся уничтожением насекомых. На этот раз бедолага почувствовал себя в шкуре таракана, до которого добрался дезинсектор. Он был знаком с Айседорой, и вероятно, Гров пыталась у него узнать, остались ли у Айседоры и Зины родственники. Она применила к парню свою любимую пытку, пытку голодом, и заморила парня до смерти, но всё-таки выбила из него сведения о том, что у Айседоры и Зины есть некий двоюродный брат, который живет неизвестно где. Кроме того, он назвал имя закадычной подруги Зины, которая до сих пор жила где-то в городе со своим малолетним сыном. Узнав это, Гров бросила все силы на поиски этих кузена и подруги. Я поняла, что переубедить её не в моих силах.

После того, как мы казнили Айседору, и все, кто был причастен к поджогу дома, сгорели, наше положение в городе стало таким же прочным, как раньше. Мы снова начали выходить в свет и были приняты в самых высоких кругах нашего города. К сожалению, родителей, которые нас поддерживали прежде, больше не было с нами, поэтому нас самим нужно было придумывать, где взять деньги, чтобы вести достойный образ жизни. Гров предложила подыскать мне богатого мужа. Сама она замуж не собиралась, Диана была ещё ребенком, поэтому искать себе мужа предстояло мне. Надо сказать, все наши знакомые, узнав о том, что я нахожусь в поиске спутника жизни, принялись помогать мне и знакомить меня с симпатичными холостяками. Среди них попадались приятные и очень интересные мужчины, и многие готовы были предложить мне руку и сердце. Меня останавливало только то, что все мои кавалеры были местными уроженцами. Я искала кого-то, кто был бы достаточно богат, но приехал к нам из дальних краёв и не имел в нашем городе ни родственников, ни близких друзей.

Нужно признаться, что Гров сразу решила, что как только я выйду замуж, и мой муж отдаст мне всё, что у него есть, и перепишет завещание в мою пользу, мы убьём его. Надо отдать ей должное, она была достаточно умна, чтобы облегчить мою совесть и представить это не как убийство ради получения наследства, а как меру, призванную защитить тайну нашего дома. Она утверждала, что муж, живя с нами, увидит много такого, чего ему видеть не следует, и поэтому стоит избавиться от него раньше, чем он начнёт болтать.

Вскоре мне встретился мужчина, который буквально очаровал меня, и при этом отвечал всем предъявляемым требованиям. У нас закрутился роман, мы быстро обручились и сыграли свадьбу. Мы не только упрочили свое финансовое положение; кроме этого, я приобрела нежного любовника и верного друга, заботливого супруга. Кажется, впервые за всё время я была счастлива. Я была так сильно влюблена в него, что всячески защищала его, отвоёвывая у Гров право оставить его в живых. Бедолага и не подозревал, что всё время находился в смертельной опасности, и праздновал свой медовый месяц.
- Чем он нам опасен? - с горячностью говорила я Гров, размахивая руками. – Муж моей сестры тоже живёт в нашем доме, что он нам сделал? Разве он на нас донёс?
- Креон родился здесь, он из нашего круга, а твой муж чужой. Где ему понять, зачем мы это делаем!
- Он любит меня больше жизни, - утверждала я, - и даже если что-то узнает, никому не расскажет. Мой муж не сделает ничего, что могло бы мне навредить.
Даже безжалостная Гров не могла ничего противопоставить моему отчаянному напору.
- Ты уверена, что он сможет принять наши правила игры? - недоверчиво спросила она.- Ведь тебе не удастся всё время скрывать от него правду. Что он сделает, когда узнает, вот в чём проблема.
Тем не менее, я стояла на своём, и Гров пошла на попятный. В то время она ещё считалась с моим мнением и прислушивалась к моим доводам.
В то же время наедине со мной она не именовала моего мужа иначе, чем Труп Хладненький (как там твой Труп Хладненький?), как бы намекая, что не собирается отступаться от своих планов.
Мне это очень не нравилось, я просила её прекратить, но Гров продолжала свою игру – ей нравилось меня злить. Благодаря ей я сейчас уже и не помню, как звали моего первого мужа. В моей памяти он так и остался Трупом Хладненко.

Мой муж был в уже преклонных годах – это был второй аргумент, с помощью которого я защищала его жизнь. "К чему убивать того, кому и так недолго осталось"? Я так надеялась, что мне удастся убедить Гров дать моему любезному умереть своей смертью, но мне это не удалось. Я поняла это, когда в один ужасный день, возвращаясь домой с пикника, увидела у ворот машины пожарных, полицейских и парамедиков. Сердце сжалось в комочек, нырнуло куда-то вглубь и, вернувшись, заняло от горя. Мне стало ясно, что моего любезного больше нет в живых.
Пожарные сказали, что причиной взрыва стала утечка газа из баллонов кухонной плиты, и классифицировали всё как несчастный случай. Я зашла на кухню – плита и в самом деле была раскурочена, стены, выложенные из камня, почернели от высокой температуры. Мне живо представился мой покойный муж, ничего не подозревающий, вставший среди ночи и спросонья пришедший на кухню, чтобы пожарить себе яичницу. Я чуть не наступила на его разбитые очки и споткнулась о сковородку, деформированную взрывом.
- Хорошо, что твой трупик хладный оставил нам достаточно денег, чтобы мы могли сделать ремонт, - как бы невзначай заметила Гров. Я посмотрела на неё искоса и ничего не сказала. Впервые у меня появилось стойкое ощущение, что она опасна, и нужно её убить.

Гров властвовала надо мной, подчиняла меня и всех окружающих своей воле. Наверняка поэтому, и ещё потому, что Дом вытягивал из меня все силы, я постарела очень рано. Уиллоу понемногу старела, но оставалась молодой и изящной леди, даже Гров, хоть и её дом стремительно старил, оставалась привлекательной, про малышку Диану нечего и говорить – она недавно перешла в старшие классы и едва-едва начала расцветать, как молодой полураскрывшийся бутончик. Одна я постарела резко и страшно, в одночасье превратившись из молодой женщины в некрасивую старуху.
Мне тогда едва исполнилось тридцать лет, но выглядела я на все пятьдесят. Сестра украдкой плакала, когда глядела на меня – ей казалось, что её ждёт та же участь. И в будущем я с величайшим сожалением заметила, что и Уиллоу стареет быстрее, чем положено природой. Она ушла от нас довольно молодой, но выглядела совершеннейшей старухой. Увы, Дом высасывал силы, молодость и красоту не только из меня.

Влияние Гров было так велико, что у меня не хватало ни стойкости, ни силы духа сопротивляться, когда она заставляла меня делать вещи, которые были мне неприятны. Так, когда второй раз объявилась жаждущая мщения родственница нашей жертвы – на этот раз в город приехала мать убитой девчонки Мелиссы, Вики Симсон, – Гров потребовала, чтобы я выследила её и привела в наш дом. Разумеется, я возмутилась:
- Почему ты заставляешь меня исправлять твои ошибки?
Гров посмотрела на меня так, будто я сказала что-то непристойное, такое, о чём может говорить только душевнобольной.
- Я ведь похитила дочь. Думаешь, если я попробую заманить к нам мать, я не стану первой подозреваемой в убийстве?

На моё замечание о том, что никто не будет особенно суетиться, наши покровители замяли дело, а в городе уже подзабыли об этой истории, Гров, снисходительно улыбаясь, растолковала мне, что мамаша убитой приехала к нам не одна, а привезла с собой лучших детективов, чуть ли не Интерпол, и она не успокоится, пока не узнает правду.
- И если кто-нибудь в городе проболтается, кто убил её ненаглядную доченьку, это станет для нас серьёзной проблемой, - заявила она. На это мне нечего было возразить: с Интерполом нам было не справиться, мы обе это понимали.

Похищение Вики было похоже на дурно написанный третьесортный "шпионский" роман. Мне досталась неприятная и нелёгкая работа. Впрочем, сестра сделала всё, чтобы помочь мне: несмотря на все меры предосторожности, принятые Вики, которую консультировали лучшие детективы, Гров легко нашла её убежище и даже организовала круглосуточную слежку за ней, благодаря чему я смогла легко заманить её в ловушку. Так незадачливая Вики, которая приехала к нам в город как охотница, не заметила, как сама превратилась в добычу.

Сложнее всего было выбрать подходящий момент, чтобы выманить Вики из её убежища, и сделать это незаметно для всех, чтобы никто не смог меня заподозрить. Мы могли обратиться к нащим покровителям, но решили сделать всё сами, чтобы как можно меньше людей знали об этом и могли потом нас шантажировать. Вики не выходила одна из дома, более того, круглосуточно находилась под охраной, но при помощи шпиков Гров, расписавших нам по минутам весь день нашей жертвы, мы смогли выбрать подходящий момент, чтобы похитить её. Детектив, охранявший Вики по ночам, ежедневно заказывал ужин на дом, всё время в одном и том же ресторане, и каждый день делал заказ примерно в одно и то же время, с разницей в пять-семь минут – мы убедились в этом, поговорив с хозяином ресторана. Сначала Гров требовала, чтобы я явилась к ним, притворившись работницей службы доставки, но я отвергла этот план как слишком опасный. Нужно было выбрать момент, когда детектива не будет рядом, и он будет занят чем-то другим в соседней в комнате, например, будет заказывать ужин.

Мы рассчитали всё до мелочей, выработали поминутный план действий. В девять ноль три детектив снял трубку, чтобы, как обычно, заказать доставку; Гров устроила так, чтобы связь была очень плохая, и хозяин ресторана проинструктировал диспетчера, так что та всё время переспрашивала, как бы недослышав, уточняла всякие детали, и разозлила детектива настолько, что он начал орать в трубку и ничего, кроме своего голоса, не слышал. В девять ноль пять я негромко постучала в дверь: детектив не услышал, но Вики встревожилась и открыла мне. Ничуть не удивительно: мне сказали, что в глубине души она всё ещё надеялась, что дочь жива, и, услышав стук в дверь, видимо, понадеялась, что ей принесли вести о Мелиссе. Меня она не узнала, хотя наверняка уже видела: я, как могла лучше, изменила внешность, надела темно-серый плащ с высоким воротником, нацепила белокурый парик и очки со слегка затемнёнными стёклами.
- Что вам угодно? - спросила
- У меня есть сведения о вашей дочери, - шепотом сказала я. Вики слабо вскрикнула и беспомощно посмотрела на дверь, ведущую в соседнюю комнату: там детектив, распалившись, орал в трубку телефона на прикидывающуюся дурочкой девушку из кафе.
- Я буду говорить только с вами, - безапелляционным тоном заявила я. - Пойдёмте со мной.

Всё-таки Вики была глуповата, она забыла всё, чему её учили детективы, вышла из дому, последовала за мной и села в мой автомобиль. Это была ошибка, стоившая ей жизни. Детектив выбежал из дома, когда я уже успела вколоть своей жертве снотворное и дала по газам. Он пытался нас преследовать, но я заранее испортила некоторые детали его машины, и авто заглохло как мёртвое. Вряд ли он сумел запомнить номер уезжающей машины, думала я, но даже если успел, ничего страшного в этом не было, эта машина принадлежала человеку, который полгода назад умер от смертельной болезни, и теперь у неё фактически не было хозяина.

Несколько раз поменяв машину по пути предосторожности ради, я доставила Вики в наш дом – на похищение ушло всего пятнадцать минут, из которых две минуты я потратила на уговоры, а остальное время – на заметание следов. Мы дали жертве очухаться, а затем Гров, которая решила на этот раз прикинуться добренькой, подступила к ней с расспросами. Вики сначала отвечала неохотно, понимая, что находится в плену, но потом, видимо, Гров удалось расположить её к себе, или, может, она поняла, что уже нечего терять, и рассказала всё.

Вики поведала нам, что Мелисса была смыслом её жизни, и потому она всю жизнь зарабатывала деньги, стремясь обеспечить будущее себе и дочери, и не может простить себе, что была далеко, когда та погибла. С тех пор Вики стала жить мечтами о мести и потратила всё, скопленное для дочери и отложенное на старость, оплачивая услуги лучших детективов. Они не подозревали нас, но подобрались к нам достаточно близко, поскольку кто-то из школьников (думаю, это был кто-то из младших классов, от старших школьников они ничего бы не добились, все знали, кто убил девочку, и боялись нас) вспомнил, что Мелиссу в тот день увела из школы какая-то тётя, причём Мелисса упиралась, а тётя тащила её за собой и страшно ругалась.

Гров никак не отреагировала на это заявление, но я мысленно прокляла её горячий итальянский темперамент, из-за которого нас чуть не поймали. Видимо, чувствуя вину, Гров не стала издеваться над жертвой, просто усыпила и положила в подвале под капельницу, ожидая, когда Вики, погруженная в кому, умрёт от естественного истощения организма. Очевидно, Гров хотела показать, что раскаивается в своей ошибке, и потому поступила с Вики милосерднее, чем с Айседорой.

Похищение Вики наделало много шуму: в город приехали множество детективов и полицейских, и все они искали пропавшую женщину, задавая горожанам неприятные вопросы. Особенно усердствовал детектив, у которого я выкрала Вики – это был страшный удар по его репутации, ставивший под удар всю его карьеру. Мы думали, что нас вызовут на допрос, но вместо этого нас пригласили на собрание Попечительского совета.
Надо сказать, у нашего дома появился своеобразный Попечительский совет, куда входили все значимые люди города. Отношение к нам у них было самое разное – от восторженного почитания до открытой боязни – но все они видели в нас какой-то интерес, и все стремились с нами договориться. Они защищали нас, прикрывали нас перед властями, в том числе и полицейскими, и создавали нам комфортную обстановку, а мы должны были прислушиваться к их пожеланиям и по возможности выполнять их просьбы.
На этот раз они были встревожены большим количеством профессиональных детективов в городе и выражали вполне обоснованное беспокойство. Мы долго обсуждали сложившуюся ситуацию и пришли к соглашению, более или менее устраивавшему обе стороны: Попечительский совет сделает всё, чтобы шумиха улеглась, подмажет кого надо и использует все свои связи, в том числе и в верхах, и в криминальных кругах, чтобы все детективы были отозваны из города и больше не возвращались, но скорее всего, нам придётся пойти на сделку и выполнить некоторые условия тех, с кем придется договариваться. Мы согласились, ведь это был самый удобный вариант для нас.

Попечительский совет выполнил свою часть сделки, и сообщил нам, какой ответной услуги от нас ждут. Речь шла о том, чтобы избавиться от двух мошенников, в лапы которых попало очень много влиятельных людей, что дало им невероятную власть и иммунитет от всяческого судебного преследования.
- От них пытаются избавиться вот уже десять лет, и никак не могут зацепить – очень уж скользкие типчики.У них есть компромат практически на каждого, кто имеет хоть какую-то власть.
- Как же они этого добились?
- В основном через жён, матерей, дочерей и любовниц, - ответили нам. - Они имеют магнетическое влияние на дам.
Мы с Гров переглянулись, и я впервые за много лет согласилась с тем, что прочитала в её красноречивом взгляде: убить шантажистов, использующих женщин, ломающих их судьбы, а затем беззастенчиво шантажирующих их, будет славным делом.

В этом мы были солидарны.

Мальчиков нам доставили на блюдечке, ведь теперь мы не решали собственные проблемы, а выполняли волю весьма могущественных людей. Для нас трудились специалисты из Интерпола, криминальные группировки, да черт ещё знает кто. Они сообща устроили всё так, что мошенников, которые были нашей целью, погнали отовсюду, и они вынуждены были укрыться в нашем забытом всеми приграничном городке. Возможно, они хотели переждать здесь некоторое время, а затем пересечь границу и скрыться от властей. Просидев некоторое время тихонько, они решили, что гроза миновала, и принялись заниматься привычным делом – соблазнять дам из приличного общества, чтобы затем управлять ими и их мужьями, отцами, сыновьями, любовниками. В это время нас им и познакомили: двух смазливых прохиндеев по имени Хью и Лу представили двум симпатичным богатым дамам и благообразной старушке (мне).
Почему-то мне удалось достичь своей цели быстрее всего: вероятно, я показалась мошенникам лёгкой добычей – ещё бы: немолодая, некрасивая, с неплохим капиталом, доставшимся от первого мужа, бездетная и одинокая, жаждущая любви и ласки, готовая броситься с головой в омут страстей. Они и не подозревали, что в этот раз охотятся не они, а на них. Мне даже удалось сделать вид, будто я с большой неохотой позволяю Хью поцеловать меня, а ему удалось сделать вид, что он безумно счастлив, целуя такую старушенцию. Гров тоже без лишнего труда очаровала свою жертву. Правда, как потом выяснилось, у парней были и запасные варианты, о чём мне пришлось узнать в самый неподходящий момент и самым неподходящих образом.

Первое неприятное потрясение я испытала, когда однажды поздним вечером, а вернее, глубокой ночью, вернувшись домой с затянувшейся вечеринки, застала в гостиной генерала Гранта, в нетерпении расхаживавшего из угла в угол. Гров, остававшаяся дома, сидела в кресле и читала, делала вид, что ничего не происходит, как и положено благовоспитанной даме. Она умела проявить такт и хорошие манеры, когда этого требовала ситуация, или это было ей выгодно.
На каменном лице сестрицы я не могла прочесть ничего, и это означало, что мы в отчаянном положении, и она мучительно ищет выход из него.
Прежде всего, я подумала, что нам грозит какая-то опасность – генерал Грант входил в Попечительский совет нашего дома. Возможно, он пришёл предупредить, что власти снова начали на нас охоту, предположила я. Но всё оказалось куда запутаннее и страннее.
- Оливия, - обратился он ко мне, не тратя время на приветствие и комлементы, - вы должны сегодня провести обряд.

Я в замешательстве присела на банкетку и испуганно посмотрела на Гров. Правила игры были установлены давным-давно, и не мной: одна-две жертвы в течение полугода, не больше, иначе люди начнут роптать и сживут нас со свету. Двух жертв вполне хватало, чтобы питать Дом и защищать город. Не так давно мы принесли в жертву Вики, и полугода с тех пор ещё не прошло, от силы два месяца. В чём же дело?
- В чём причина такой спешки, - прямо спросила я, - уж не собираются ли нас снова бомбить? Неужели красные всё-таки решились объявить нам войну?
Мне подумалось, что генерал мог получить доступ к секретной информации, собранной военной разведкой, и после этого прибежать к нам.
Оба – Гров и генерал – одновременно повернулись ко мне, и на их лицах я увидела снисходительные улыбки. Стало яснее ясного, что я сморозила глупость.
- Полагаю, тебе следует подняться наверх и надеть церемониальный наряд, - заявила Гров, захлопывая книгу, и показывая тем, что решение принято, - а затем мы все спустимся в подвал. Генерал, пока вы ждете, я попрошу приготовить вам кофе. Желаете к кофе ликёру или рома?
Генерал Грант, услышав слова, которые затронули определенные струны в его душе, произнес неразборчивое ругательство и бросился к нашему бару. Вытащив из бара графин, в котором мы подавали крепкий виски для самых невзыскательных гостей, он налил себе полный стакан, и залпом осушил его, даже не разбавляя водой. Покончив с первым стаканом, он тут же налил себе ещё. Гров наблюдала за ним, и за её радушной и равнодушной улыбкой я читала откровенное презрение к гостю.

Я поднялась наверх и облачилась в балахон, который, как выяснилось позднее, был совершенно бесполезен, поскольку наша жертва отлично знала нас. Но в тот момент я об этом и не подозревала.
Покончив с приготовлениями, я спустилась в гостиную, где застала генерала, который к тому времени уже опустошил половину нашего графина и уже слегка покачивался, и Гров, также переодетую в церемониальную одежду. Я смотрела на неё и чувствовала весь абсурд ситуации: мы, две светские дамы, стояли посреди нашей изящной, обставленной антикварной мебелью гостиной, где принимали гостей, наливали им кофе и беседовали о разных путсяках, изящно улыбаясь – мы стояли посреди этой гостиной в нарядах средневековых монахов-капуцинов и только что не сжимали в руках окровавленные кинжалы.
Гров чувствовала себя спокойно, а у меня возникло чувство, как будто я попала на какой-то карнавал.
Поднос с кофейником и кофейными чашками, из которых никто так и не сделал ни глоточка, стоял позабытый на столике.
- Спускаемся в подвал, - приказным тоном сказал генерал, - дело отлагательства не терпит.
- Мы ещё не решили, как поступим, - осадила его Гров, не спеша подходя к шкафу и открывая потайную дверь, - нам с сестрой нужно оценить ситуацию и посоветоваться, прежде чем мы согласимся на это. Говорю вам прямо, генерал, я скорее склонна отказаться от вашего предложения.
Сварливый генерал сразу сник и посмотрел на неё неуверенно. Гров умела одной фразой заставить собеседника чувствовать себя ничтожеством.

Мы спустились в подвал и увидели там привязанную к электрическому стулу женщину.На голове у неё был плотный мешок, и когда генерал сдёрнул его, я узнала в пленнице его жену, Лилу Грант, избитую, с кровоподтёками на лице, почти лишившуюся чувств.
Я невольно вскрикнула.
- Ты с ума сошёл!
- Выслушай меня сначала!- командным тоном велел генерал, с яростью глядя на свою супругу. - Она решила уйти от меня к этому мерзавцу и бросить детей. Я вернулся домой, а она уже собрала сумки и сообщила мне, что мы разводимся, прыгнула в такси и пыталась уехать. Еле-еле успел её удержать, ещё немного, и она бы оставила меня с носом.
Я пожала плечами.
- Обычное дело. Я не собираюсь приносить её в жертву из-за семейной ссоры.
- Ты что, глухая? - взревел Базз Грант. - Она ушла к нему, к твоему хахалю, к Хью! К известному мошеннику! Кто знает, что она ему наговорила обо мне, да и о вас тоже!
Мне стало неуютно. Нет, я не обманывалась насчёт природы чувств Хью ко мне, но узнать о его неверности всё равно было неприятно. А мысль о том, что Лила могла многое рассказать ему о горожанах, в частности, о нас, и о нашем доме, меня немного напугала.
- К тому же, она ограбила меня. - Добавил генерал, снова обретая спокойствие. - Сняла все деньги, что были у нас на счёте, продала драгоценности, что я ей дарил, сложила купюры в дорожные сумки и хотела передать их этому поганцу. Я вовремя успел её остановить, а не то она не только разрушила бы семью, но и лишила мальчиков будущего. - с этим словами он крепко ударил свою связанную супругу в лицо, так, что та всхлипнула, захлебываясь кровью. Я поморщилась, глядя на это первобытное насилие над женщиной.

Лила Грант, урождённая Вандерморган, дочка пожилой Жаклин Вандерморган. Всегда изящная леди с безупречными манерами, красивая молодая женщина, с детства привыкшая к роскоши и к поклонению. Я привыкла видеть её ухоженной, элегантно одетой, всегда восхищалась её нарядами, выдержанными в пастельных тонах, и безупречно уложенными волосами – а сейчас передо мной сидела оборванка в вульгарной ярко-голубой блузке, открывавшей живот, в бесформенных брюках защитного цвета, напоминавших мужские, и кроссовках, бывших когда-то белыми. Теперь леди была скорее похожа на дешевую проститутку с пригородного шоссе. Светлые волосы, которые она, видимо, плохо собрала, выходя из дома, растрепались и рассыпались по плечам, и я заметила отдельные пряди, слипшиеся от крови, уже запёкшейся; одежда также была испачкана в грязи и закапана кровью.

Как она дошла до такого? Без сомнения, я могла встать на сторону бедняжки: жизнь с солдафоном, за которого её заставила выйти мать (про этот брак говорили разное, учитывая, что обоим супругам в день свадьбы не было и семнадцати, и через три месяца после венчания Лила родила первенца), наверняка стала для неё непрекращающимся мучением, но разрушить семью, бросить троих детей, пусть на её взгляд они и не идеальны – это было уж слишком. К тому же, ограбить их, оставить без гроша... впрочем, в этом был виноват поганец Хью, я была в этом убеждена. Только он мог так заморочить бедняжке голову, чтобы она забыла о том, что её мальчикам не на что будет поступить в колледж, если она украдёт все деньги, что они с отцом копили для них.
Ведь это были именно деньги детей. У Гранта была, пожалуй, только одна хорошая черта – деньги его не интересовали, он откладывал именно для своих сыновей, думая об их будущем. А мать так с ними обошлась!

- Зачем ты притащил её сюда? - мрачно спросила Гров. - Мы не обязаны решать ваши семейные проблемы. Посади её под замок и разбирайся сам. Грязное бельё нужно стирать у себя дома.
Генерал посмотрел на неё свирепо, но ничего не ответил. Мне его расчёт был ясен: если бы он сам убил, или хотя бы избил свою жену, ему пришлось бы отвечать перед её родственниками, и дело могло бы закончиться настоящей войной кланов с полноценной вендеттой. В любом случае, неприятностей у него было бы хоть отбавляй.
Можно было бы, конечно, и стерпеть обиду, сделать всё законно, посадить Лилу под домашний арест, вызвать родственников на семейное разбирательство, начать судебный процесс, нанять юристов. Но это, во-первых, грозило бы потерей денег, времени и репутации, и во-вторых, опять же, привело бы к конфликту с Вандерморганами, которые в любом случае примут сторону Лилы и будут всячески её обелять.

Другое дело, если её убьём мы. Мы беспристрастны, нас трудно будет обвинить в том, что мы хотели зла семье Вандерморган. Конечно, семья будет недовольна, а мы в который раз нарушим основное табу – нельзя убивать горожан, тем более членов влиятельных семей. Но если мы докажем, что Лила могла помешать нашему делу, что она собиралась рассказать о нашем культе Хью, подвергнуть опасности нас, а значит, представляла угрозу для всех горожан, Вандерморганы, пусть и скрипя зубами, примут это. Я почему-то верила генералу, утверждавшему, что Лила собиралась рассказать Хью про нас, ей наша деятельность никогда не нравилась, а Хью мог уговорить женщину выболтать все её тайны. Я сама порой, общаясь с ним, готова была проговориться. Он так искренне сочувствовал, когда я рассказывала ему о женихе, который меня бросил, и о гибели первого мужа, что мне хотелось выдать ему всё, выложить всю подноготную.
Да, если Лила погибнет по воле Дома, к генералу не будет претензий ни у полиции, ни у горожан, ни даже у её родственников. Тогда это будет не преступление, а обряд.
-Что думаешь? - шепотом спросила Гров, которая, конечно, уже всё решила, но для виду поинтересовалась моим мнением.
- Не стоит нам с этим связываться. - прошептала в ответ я, прекрасно понимая, к какому решению она склонилась. - Пусть собирают семейный суд и разбираются сами.
Гров бросила на меня взгляд, полный снисхождения. Так отличник, давно решивший задачу, смотрит на двоечника, с усилием складывающего цифры.
- Я решила. Мы выполним его просьбу и принесём Лилу в жертву.
- С ума сошла! Вандерморганы нас линчуют.
- Ничего подобного, я объясню им, что Лила собиралась предать наше дело, и они сами объявят её отступницей, лишь бы не вступать в конфликт с другими семьями.
- Зачем? Зачем нам брать на себя ответственность?!
- Во-первых, Лила нарушила правила, и надо её наказать, - тоном, не допускающим возражений, заявила Гров. – От паршивой овцы следует избавиться, пока не опаршивело всё стадо. Во-вторых, другие должны видеть, что бывает с теми, кто встаёт против нас, чтобы ни одна сволочь больше не смела открыть рот. Образно говоря, мы должны вывесить её труп на заборе. Все должны знать, что Лила погибла от нашей руки, и осознать, что будь ты наш или чужой, обычный горожанин или член влиятельной семьи – в любом случае ты не уйдёшь от расплаты. А в-третьих, - она невольно бросила взгляд на генерала Гранта, который задумчиво разглядывал окровавленное лицо жены, - будет полезно получить компромат на этого ублюдка, пусть знает, что он нам должен.
Мне было нечего ей на это возразить, я смогла найти только слабый довод:
- Мы же не знаем, действительно ли она хотела выдать нас. Сдаётся мне, он всё это придумал, чтобы обосновать убийство. На самом деле, он хочет убить её из ревности и злости.
Гров послала мне другой взгляд, в котором было ещё больше снисхождения.
- Естественно. Но когда она умрёт, никто уже не сможет этого доказать, а то, что она путалась с этим гастролёром, скоро будут знать все. Что тебя тревожит? Думай об этом так: если она ещё не рассказала, то всё равно скоро расскажет. Нечего жалеть предателей.

Итак, нас было трое, двое из нас опустили большой палец вниз, и значит, бедной Лиле предстояло быть принесенной в жертву. В мои обязанности входило подготавливать жертву к обряду, то есть беседовать и объяснять всю важность того, что ей предстоит совершить (если, конечно, жертва была в сознании), призывать раскаяться, рассказать о своих грехах и так далее. Обычно жертвы воспринимали всё это очень плохо, они не хотели меня выслушать, и уж тем более не хотели исполнить свою миссию. От Лилы я ждала, что она, прекрасно зная, насколько важна наша работа для города, примет все смиренно и исполнит свою роль жертвенного агнца как положено. Куда там! Она кричала, даже орала, пыталась вырваться и убежать, и то оскорбляла меня последними словами, грозила, что я попаду в ад, то начинала рыдать и умолять, чтобы её отпустили, разрешили уехать к маме, попеременно пыталась меня то разжалобить, то подкупить. Словом, до того, как я начала готовить Лилу к смерти, я была о ней лучшего мнения. Она сильно меня разочаровала.

В конце концов, махнув на всё рукой, я оставила её и поднялась наверх, где Гров и генерал мирно пили кофе, который им подавали второй раз за вечер, и угощались кексами.
- Господа, - твёрдо заявила я им, - если вы решили начинать жертвоприношение, то самое время взяться за дело.
- Золотые слова! – воодушевлённо ответила Гров, отставляя чашку, над которой тянулся приятный ароматный парок.- Нечего с этим тянуть. Генерал, пройдёмте.
Генерал Грант, как раз подливавший в кофе тёмную жидкость из своей фляжки, вздрогнул и едва не расплескал всё на пол. Несколько капель всё-таки упали на ковёр, после чего он ещё неделю пах чем-то противным – коньяком, виски или чем-то подобным.
- Почему я? - с некоторым трудом выговорил генерал. Конечно, его косноязычие можно было объяснить волнением, но я-то заметила, что он был уже основательно пьян. Впрочем, в такой ситуации это было более чем извинительно.
- Мне нужен помощник, - пожав плечами, сообщила Гров.
- Но Оливия…
- Оливия уже сделала всё, что полагалось. Прошу вас, не спорьте, споры здесь не помогут.
Пройдёмте.
Генерал грузно поднялся с кресла, в последний раз приложился к фляжке и нехотя последовал за Гров, которая, улыбаясь как искусительница, грациозно спускалась в подвал. Я без сил опустилась в мягкое кресло и налила себе густого обжигающего кофе, закусив его теплым кексом, тающим во рту – кухарка, служившая у нас в то время, превосходно их готовила. Отчего-то мне подумалось, что Лила сейчас, должно быть, сейчас с большим удовольствием съела бы кекс и выпила кофе, а вместо этого должна принять невыносимые муки и умереть. Я откусила кусок кекса, проглотила – и вздохнула.

Когда Гров вернулась, я дремала, откинувшись на спинку кресла. Она разбудила меня, прикоснувшись кончиком обнаженного обжигающе-холодного кинжала к моей беззащитной шее. Мне следовало бы испугаться, но отчего-то это действие напомнило мне ритуал посвящения в рыцари, и я восприняла его спокойно.
- Просыпайся. - велела она. - Нужно помочь мне убрать Лилу.
Убрать – значит, вынести бездыханное тело, из которого Дом уже высосал остатки жизни. Следовательно, пока я витала в иллюзии сна, несчастная Лила Вандерморган успела мученически расстаться с жизнью и перейти из иллюзии тленной в иллюзию вечную .
Что ж, можно сделать вывод, что перекрытия в нашем подвале достаточно прочные, а стены не пропускают ни единого звука – ни стона, ни крика, ни громкого воя, поскольку мне, дремлющей в гостиной, ничего не было слышно.

Смыв с себя остатки сна и снова спустившись в подвал, я увидела чёрный пакет для переноски трупа, наполовину застегнутый – после того, как мы породнились с Нигмополусами, они снабжали нас всеми необходимыми похоронными принадлежностями. Пакет, как я уже упомянула, был приоткрыт, и если приглядеться, можно было рассмотреть почерневшее лицо покойницы. Очевидно, её казнили на электрическом стуле.
Пробираясь к ней впотьмах, я споткнулась о другое бездыханное тело – тело генерала Гранта. Вздрогнув от неожиданности, я настороженно спросила Гров:
- Что, и он... тоже?
Та громко фыркнула.
- Мужики! - с непередаваемым презрением произнесла она. - Как обещать кого-то убить, они все грозные, а как до дела дойдёт... Когда я предложила ему дёрнуть рубильник, он так расчувствовался, что рухнул в обморок. Так до сих пор и не очнулся. Вояка! - с этими словами она легко толкнула лежащего генерала своей туфелькой, бесстрастно, как толкнула бы любой предмет, лежащий у неё на пути.
Генерал не шелохнулся – видимо, он был слишком пьян, чтобы придти в себя. Он очнулся гораздо позже, когда мы с Гров уже вытащили труп Лилы и похоронили его.
- Где моя жена? - спросил он. Гров в ответ улыбнулась ужасной своей улыбкой и ответила с издёвкой:
- Спите и дальше, генерал, она вас больше не потревожит.

Видимо, генерал так и не осознал до конца, что его супруги больше нет на свете – во всяком случае, несколько лет подряд он пытался узнать у меня, что случилось с Лилой, и убедиться, что мы действительно её убили. Он признался мне, что в ночь убийства был настолько пьян, что ничего не запомнил, и в его памяти запечатлелась только сцена, когда Лила бросает в него обручальным кольцом и садится в такси, а он бросается на неё, чтобы остановить. Что было потом, он просто не мог вспомнить.
Полагаю, он так до конца и не поверил в то, что Лила убита.

До этого случая я относилась к генералу с легким пренебрежением. После него я стала презирать этого человека и относиться к нему с подчеркнутой холодностью.