[Лалэль]

Второй класс
Третья четверть
Седьмое замечание: Выучила стихотворение, которое ей совсем не по возрасту!
Следите за тем, что девочка читает!

Хочу поздравить с днем рождения Николетту (к сожалению, раньше подарок сделать никак не удавалось). Ещё я хочу посвятить этот отчет очень важной дате в нашей истории: именно в декабре 1941 советские войска отбросили фашистские войска от Москвы. В частности, 26 декабря был освобожден город Наро-Фоминск. Мне хотелось затронуть эту тему в новом отчете, пусть и опосредованно, насколько хорошо получилось, решать вам.

За очень реалистичную Красную Площадь большое спасибо моему коллеге и товарищу по интересам, увлеченно воссоздающему советскую действительность в симс Тов.Кот, именно он автор этих великолепных сооружений. Я считаю, мы все должны сказать ему спасибо за такой титанический труд. Сама я точно никогда бы ничего подобного не смогла создать. Спасибо вам огромное за вашу работу!


Ассоль вернулась в школу – ещё более тихая и молчаливая, чем была до болезни. На уроках она все больше молчала или, если её спрашивали, отвечала тихим, прерывающимся голоском. Но иногда девочка оживлялась: стоило Анне Николаевне рассказать что-нибудь о войне, хотя бы просто сказать это слово, как Ассоль вздрагивала, глазёнки её начинали сверкать, и она тянула руку, засыпая учительницу вопросами, иногда совсем даже недетскими.

Анна Николаевна не могла понять, в чём дело; мама Оля, которой она регулярно звонила, тоже не могла объяснить такой болезненный интерес девочки к боевым действиям и корила себя, думая, что это последствия мучительных душевных метаний, связанных с разводом родителей. В то же время они обе были рады, что девочка чем-то заинтересовалась.
- Нужно это использовать! - решили мама и учительница. Анна Николаевна подумала и предложила идеальный, на её взгляд, способ вытащить Ассоль из её раковины, используя её увлечение войной:
- Ассоль, ты можешь выступить на празднике ко Дню Сов… Российской армии. Мы с тобой разучим стихотворение про войну, про подвиг солдат, и ты его красиво прочитаешь. В зале будут папы и дедушки, а ещё мы хотим пригласить ветеранов – им всем будет очень приятно тебя послушать.

Ассоль несмело кивнула. Сначала ей стало страшно, но чем больше она об этом думала, тем больше ей нравилась эта затея. Прочитать стихи дедушкам и бабушкам, которые давным-давно пережили такой ужас, как война, казалось ей хорошим делом.

Ассоль подошла к делу очень серьёзно. Анна Николаевна хотела дать ей на выбор несколько стихов, написанных учителями специально для того, чтобы дети исполняли их на сцене по праздникам, но девочка, смущаясь, несмело попросила, чтобы ей самой разрешили выбрать стихотворение.
- Понимаете, стихотворение должно идти от души, - смущаясь, доверительно шепнула она учительнице.
Душа Ассоль интересовала Анну Николаевну всё больше, поэтому она разрешила прочитать любое стихотворение, какое понравится.

Однако Анна Николаевна настояла, чтобы Ассоль прочитала про войну как можно больше. Она отвела ученицу в школьную библиотеку, где пожилая библиотекарша, удивляясь, постоянно спрашивая, в каком классе учится эта малышка, и поминутно вздыхая и охая, выдала ей все книжки о войне, какие только могла подобрать для второклассницы. Книг получилось так много, что в класс они их поднимали вдвоем, а домой Ассоль относила их четыре дня – понемножку, небольшими партиями.
Анна Николаевна разрешила Ассоль даже не говорить ей, какое она стихотворение выберет. Они договорились с мамой, что та сама подготовит дочку к выступлению.
- Никто не будет знать, что ты станешь рассказывать, - сказала Анна Николаевна, - даже я. Это будет сюрприз для всех.

Ассоль перелистала все книжки – и тонкие, и толстые – и все их добросовестно прочитала, но от этого только больше запуталась. Ей показалось, что все прочитанное смешалось у неё в голове, и получился компот, как в кастрюле. Ассоль так понравился этот образ, что она и дальше говорила "компот в голове" вместо "каша в голове".

Маме Оле, которая с любопытством следила за экспериментом, она пожаловалась:
- Мамочка, я столько книжек прочитала про войну, но так и не выбрала стихотворение. Мне надо понять, о чем стихотворение, а я не могу..
- Ты и не сможешь понять, - ответила мама, - ты ведь ещё маленькая. Дети и не должны знать про такое, дети должны жить в счастливом мире, где свет и добро.
- Но я-то хочу понять! - досадливо сказала Ассоль, наморщив носик.
- Да зачем тебе это? - не сдержавшись, сердито сказала мама. - И так вокруг одна грязь, боль, насилие и войны, что в жизни, что в телевизоре. Ещё и ты всё время талдычишь про войну, да сколько же можно!

Ассоль посмотрела на неё как нашкодивший щенок, и мама почувствовала себя виноватой. Ассоль понимала, что маме приходится нелегко, днем она работала в редакции, правда, не каждый день, а вечером шла работать продавцом – а денег у них все равно было мало. Ассоль однажды наивно спросила, в каком магазине мама работает, что он не закрывается и по ночам. Мама в ответ грустно усмехнулась и объяснила, что работает не в магазине, а в маленьком ларьке, куда ночью приезжают взрослые дяди и тети, чтобы купить водку и все остальное для веселого времяпровождения. Ассоль думала, что дяди, которые пьют водку, бывают веселыми и добрыми, как их сосед, но мама объяснила, что так бывает далеко не всегда. Ассоль заметила, что когда мама уходит на ночную работу, с кухни почему-то пропадает самый большой и острый из ножей. Она понимала, что это не просто так, но боялась спрашивать.

Раньше Ассоль никогда не видела, чтобы мама молилась. Теперь, благодаря бабушке, в маминой комнате появилась иконка, и мама, уходя на работу, всегда крестилась, глядя на неё, а возвращаясь, зажигала перед иконой свечку.
Ассоль понимала, что это, наверное, потому, что мама очень боится и не хочет идти на эту свою ночную работу.
- Кнопка моя любознательная, - со слезами в голосе сказала мама, - я тебя очень люблю. Как бы было хорошо, если бы ты не думала про все эти ужасы, а просто радовалась жизни. Ты ещё такая маленькая!
Ассоль, всхлипнув, подбежала к маме и бросилась её обнимать.
-Ну будет тебе, будет, - успокоительно сказала мама, крепко прижимая дочку к себе и целуя её в мягкую, покрытую рыжими волосиками макушку. - Плакать-то зачем? Давай выберем стихотворение, которое всем понравится, и выучим его.
Ассоль кивнула.
-Мамочка, а у тебя есть любимое стихотворение? - и несмело добавила, почти шепотом: - про войну...

Мама загадочно улыбнулась и полезла на антресоль за растрепанной, зачитанной книжкой. Ассоль с любопытством посмотрела на неё: эту книгу она ещё не читала, хотя обложка была ей, конечно, знакома. «Александр Блок. Лирика».

Про Блока Ассоль кое-что знала и даже не так давно выучила стихотворение про зайчика. Однако с войной этот поэт у нее никак не ассоциировался.
- Мам, ну это же не то...
- Подожди, сначала послушай, - мама открыла книгу в том месте, где между страниц был заложен свернутый вчетверо обрывок газеты, и с выражением прочитала неизвестное Ассоль стихотворение. Про девушку, певшую в церковном хоре.

Поначалу Ассоль не воспринимала стихотворение, потому что во все глаза смотрела на маму, и просто пропускала половину слов мимо ушей. Мама, начав читать, изменилась прямо на глазах – на её лице появилась мягкая улыбка, глаза заблестели от сдерживаемых слез, и вся она будто засияла сдержанным, мягким, нежным светом, подобно девушке, о которой говорил поэт, и платью этой девушки. Ассоль простодушно любовалась мамочкой, забывая вслушиваться в то, что она говорит, и спохватилась, когда мама уже читала последние строки.

- Мамочка, это так здорово! - радостно закричала она. - Прочитай ещё разик, пожалуйста!
- Ты не слушала! - с мягким укором ответила мама, ничуть не рассердившись – и прочитала снова.

На этот раз Ассоль сидела, зажмурившись, и, прислушиваясь к любимому голосу, представляла себе всё, о чём мама говорила. Она увидела себя в маленькой деревенской церквушке, куда её несколько раз водила бабушка – в других церквях она ещё не бывала. Ассоль показалось, что она снова стоит посреди церкви, зажатая со всех сторон людьми, и слушает пение церковного хора. Обычно Ассоль не любила толпу, и поэтому не любила ездить по утрам в школу в переполненном автобусе, но эта толпа казалась ей какой-то другой... доброжелательной, как она сама себе говорила. Никто ни на кого не напирал, не толкался, и она не чувствовала того напряжения, какое ощущалось в любой толпе. Наоборот, казалось, люди становятся только спокойнее от того, что их становится всё больше. Никто не шумел, все молчали и внимательно слушали хор.

В деревенском церковном хоре пели одни старушки, но Ассоль старательно представляла себе стоящую на хорах девушку в белом платье, подпевающем свету церковных свечей особым мягким, почти незаметным отсветом, отчего девушка, казалось, сама сияла, как неяркая свеча. Невыразимо прекрасное зрелище очаровало её так сильно, что дыхание перехватило.
- Как красиво! - прошептала Ассоль в полном восторге, так сильно её потрясла эта наполненная мирным светом и теплым сумраком картина, настолько живо она себе это представила и глубоко почувствовала.

- Но мамочка, это же не про войну. - несмело сказал она, подбегая к маме и заглядывая ей в глаза. - Тут про то, как люди надеются и просят у неба, чтобы с их родными всё было хорошо, а на самом деле не может быть хорошо, потому что так быть не может. Но это же не про войну.
Мама настолько изумилась, что даже не заметила, как дочка потихоньку забрала у неё книгу – ей хотелось самой всё прочитать, своими глазами.
- Ох, кнопка, никак не могу привыкнуть к тому, как у тебя голова работает, - вздохнув, сказала мама. - Что-то ты понимаешь лучше взрослых, а чего-то не понимаешь совсем... Отдай книжку, тебе ещё рано её читать.
- Нет, мамочка! - Ассоль крепко прижала к себе книгу и помотала головой. - Можно, она у меня ещё побудет?
- Ну, почитай, - мама взглянула на часы, - ещё полчасика, а потом – чистить зубы и спать. - и ушла на кухню варить суп, который им предстояло есть три дня.

Ассоль, оставшись в комнате одна, задумчиво рассматривала все библиотечные книги, разложенные на журнальном столике.

Она так и не смогла выбрать. Все книги были хорошими, во всех было написано про войну очень хорошо, и стихи были очень хорошие, воодушевляющие, патриотичные, трагичные.

Но всё это было не то. Не то, чего она хотела. Не то, что она чувствовала, о чём хотела бы рассказать.

Стихотворение, которое любила мама, ей понравилось, и кажется, там говорилось о том, что Ассоль хотела бы выразить словами. Но оно было слишком взрослое, и она так его и не поняла до конца.

Ассоль вздохнула и улеглась на диван, одной рукой подперев щеку, другой поглаживая шершавый бумажный переплёт маминой книжки. Она и сама не заметила, как сначала склонила голову, потом крепко задремала, а после и вовсе заснула, по-прежнему сжимая в руке книжку.

Ассоль приснился странный сон; возможно, её детское сознание собрало воедино и по-своему истолковало всё, что она прочитала, всё, о чём думала в последнее время. Она увидела себя посреди заснеженного поля, под тёмными ветвями одиноко растущей сосны. Ассоль сначала не знала, где она, потом откуда-то пришла твёрдая уверенность в том, что это поле под Москвой. Она чувствовала себя взрослой, очень взрослой тётей, почти как мама, и в руках у неё было оружие, кажется, совсем настоящее, а на голове - плотная шапка с маленькой рубиновой звёздочкой. Но чувство восторга, которое Ассоль испытала, было связано не с этим.

Над ней раскинулось чернильно-синее небо, в котором, словно праздничные украшения, словно золотые гвоздики, сияли яркие звездочки – множество звезд, без числа, без счета. Небо напомнило девочке синие купола, украшенные сусальным золотом, какие она видела на фотографиях и на картинках в книжках (в их городке церковь только начали строить). Такие купола нравились Ассоль больше золотых, они напоминали ей нарядную и яркую народную игрушку для детей, с любовью расписанную автором. Ассоль смотрела в это нереальное, прекрасное небо, замирая от восторга, и громко и красиво пела.

Потом, когда Ассоль вспоминала свой сон-видение, ей казалось, что и потом она часто видела повторяющийся сон, в котором был длинный прозаический дощатый сарай и небо над сараем, нарядное, густого синего цвета, щедро разукрашенное сияющими золотыми заклепками-звездочками. Зрелище было настолько прекрасно, что люди в её сне, стоявшие рядом с ней, плечом к плечу, в абсолютной тишине любовались на звезды на небе над сараем – настолько их завораживала красота.

Ассоль никогда до этого не была в Москве, но во сне ей казалось, что она только что побывала там. Как будто она стояла на Красной площади, и видела Кремль, и Василия Блаженного, который еле можно было рассмотреть сквозь плотный снегопад.

Как будто она видела много всего, о чём раньше читала только в книжках. Был Василий Блаженный, как она его называла, в дымке белого тумана, и люди в шинелях и полушубках, маршировавшие с настоящими, ничуть не парадными винтовками, и с такой отчаянной решимостью на лицах, как будто прямо за Красной площадью начинался фронт, и они уже видели перед собой врага.

Люди шагали, и шагали, и шагали, не останавливаясь, не сбиваясь с такта, решительные, хмурые, и Ассоль шагала вместе со всеми, стараясь не отставать и не нарушать ровного хода колонны, а Кремль всё удалялся и удалялся, и Василий Блаженный становился всё меньше, а когда она оглядывалась, то видела, что вслед за ними на площадь выезжают танки.

Потом они долго брели по заснеженным полям. Снег, который выглядел таким рыхлым, таким легким, превратился в твердую, покрытую коркой монолитную массу, в которую Ассоль проваливалась по колено, и в которой застревали её сапоги (это ощущение было знакомо ей из жизни, и поэтому во сне она ощутила его так, как ощутила бы в реальности).

Снег, смешавшись с пластами промерзшей вспаханной, разорванной снарядами и распаханных гусеницами танков земли, грудами взрытых и застывших песка и глины, политый сверху водой, давно ставшей льдом, превратился в нечто, напоминавшее слоеный торт – только торт неаппетитный, несъедобный. Сверху всё это припорашивал свежий снежок, лёгкий, удивительно белый, мягкий, приятный.

Потом они скрывались от врагов под кроной огромного дерева (мама Оля назвала бы его двоюродным братом толстовского дуба). Она, не дыша, наблюдала за тем, как в узком окошечке светло-свинцового неба, ограниченном прорезной рамой из мёртвых черных, как будто обугленными ветвей, медленно и плавно падают пепельные снежинки. Ничего другого для неё в тот момент не существовало.

А теперь была ночь, и яркие, будто начищенные медали, звёздочки, и прекрасное, похожее на сказку небо. И Ассоль пела (как сказала потом мама, заглянувшая к ней в этот момент, пела она не только во сне). Пела что-то странное, что-то неясное для слуха, но очень красивое, очень душевное, и ей казалось, что звёздочки от этой песни разгораются ещё ярче.

Вокруг были враги, и Ассоль понимала, что наверное, всех их могут убить, и наверное, убьют. Но до чего же хотелось, чтобы всё и дальше было так чудесно, чтобы можно было петь небу и звёздам, и просить, чтобы все это уже закончилось, и не было вокруг врагов, и всем было хорошо, и звезды всё сияли и не гасли, и жизнь не заканчивалась. Ведь если сейчас всё для неё оборвется - то кто же останется, кто же будет любоваться всей этой красотой? Ведь если будет всё это, а не будет меня – это будет так нечестно.

И вот в этот момент маленькая Ассоль испытала то щемящее чувство – она поняла, что надежды нет, и конечно, враги победят, но до чего же хочется надеяться, что все будет хорошо, и ничего не закончится, и снова будет небо и звезды, и все продолжится, пусть так и не бывает, пусть это и не по правилам! Только тогда она ощутила, какой бывает война, когда сражаешься вопреки всему, даже вопреки желанию жить, и какой бывает настоящая надежда - надежда, которая не покидает, несмотря ни на что.

И в этот же момент её во сне убили. Она не поняла, что это такое, просто резкий толчок выкинул её из сна, и она села на кровати, озадаченно щуря глаза, пытаясь поймать улетающий сон за хвост.

Потом она снова повалилась на кровать, надеясь, что ей удастся досмотреть тот же сон, но тут в комнату вошла мама:
- Ассолька, ты уже проснулась? Доброе утро! Ты вчера так прямо с книжкой и заснула, пришлось тебя как маленькую в кроватку укладывать.

Ассоль засмущалась.
-Мама, - несмело сказала она, - я хочу прочитать твоё стихотворение.
-Ты же его не понимаешь!
- Я поняла. Кажется, поняла, - и Ассоль, волнуясь, сбивчиво пересказала маме всё, о чём думала во сне.

Мама вздохнула.

- В прошлый раз читала Бунина и Анненского, в этот раз – Блока... Продолжишь в том же духе, и тебя завтра же в одиннадцатый класс переведут, а ты пока и в столбик складываешь с трудом.

Ассоль хихикнула и слегка покраснела.

- Разрешу, если решишь все примеры по математике, - строго сказала мама.

И Ассоль пришлось принести эту жертву ради искусства. Зато она читала стихотворение, которого никто от неё не ожидал, и потрясла всех, кто её слушал.

Баллы

Среда: Баллы за невыполненное домашнее задание - 500 баллов.
Наказание:
"Пока не сделаешь уроки, из-за стола не встанешь!" Апофеоз всего: придется все-таки сделать домашку. Ребенок должен целиком выполнить домашнее задание.
Наказание выполнено. Баллы за выполненное наказание - 100 баллов.

Четверг: Баллы за невыполненное домашнее задание - 500 баллов.
Наказание:
"Думаешь, ты лучше меня все знаешь?" За вечер ребенок должен получить три балла навыка.
Наказание выполнено. Баллы за выполненное наказание - 100 баллов.

Всего 1200 баллов