[Лалэль]

Сопровождаемые молчанием, надо полагать, изумлённой до немоты публики, мы с Джастасом творим третий отчёт и (надеюсь) вырываемся из архива! Ура!

Отчет шестнадцатый

Недели 29-31

Последняя надежда этого дома

Милая моя!

Понимаю, что каждое следующее моё письмо грустнее и страшнее предыдущего, но что уж поделаешь, такова была моя жизнь. Я слишком люблю тебя, чтобы рассказывать сладкие благообразные выдумки вместо настоящей истории. Я дал себе слово, что буду с тобой абсолютно искренним и расскажу тебе всю правду о нашей семье и обо мне самом.

Очередная неприятная правда заключается в том, что мне стало всё равно, что будет с моими братьями и сёстрами. Настолько всё равно, что, когда Дорофей и Доротея вслед за старшими повзрослели

и покинули наш неуютный и нерадостный дом, я даже не переживал, как после отъезда Айрин и Луизы. Мне было всё равно. Я вычеркнул их имена из записной книжки и решил, что ни о ком, кроме матери, в этом доме больше заботиться не буду.

Никогда не думай, что решения, принятые тобой, останутся неизменными, и тебе не придётся менять своё поведение под влиянием обстоятельств. Всегда бывает что-то, что заставляет тебя передумать.

В моём случае – тот несуразный и странный телефонный разговор.

- Спаси их! - вместо приветствия закричала в трубку взволнованная Луиза. - Им без тебя не выжить!

Я спокойно поздоровался и спросил, что она, собственно, имеет в виду.

- Помоги нашим братьям и сестрам! - на той же надрывной ноте продолжила Луиза и зачастила без всяких пауз:
- Они все идиоты, боятся тебе сказать, не знают, как ты отнесёшься, думаешь, ты будешь презирать нас всех и их тоже, но ты сам понимаешь, только ты можешь помочь, мать не справится, а ему всё фиолетово, сделал дело и гуляет дальше...

Я мучительно пытался понять, в чём дело.
-Ты пьяна? - осторожно спросил я, и Луиза, ошарашенная таким предположением, окатила меня такими отборными ругательствами, каких я от неё в жизни не слышал и не предполагал услышать.

- У нас дома остались братья и сестры, а спасти их можешь только ты!

- Я - ваш брат, других нет!

- Джастас, ну пожалуйста! Они же совсем малыши!

- Приезжай и сама за ними ухаживай! Нашли тоже няньку! Когда мне жить своей жизнью! - не сдержавшись, крикнул я и услышал короткие гудки.

Я тоже бросил трубку, со злости чуть не сломав её, и, оторопев, увидел, как ко мне подплывает по воздуху призрак одного из малышей, утонувших в бассейне, где я их оставил, думая, что они смогут справиться.

Словно он хотел меня усовестить.
Чёёррт...

Перезванивать Луизе и выяснять, о каких братьях и сёстрах шла речь, я не собирался. Никто ей не давал права так со мной разговаривать.

Впрочем, понять, о ком шла речь, и без её пояснений было совсем нетрудно.

Единственным братом по матери им был я, значит, речь шла о сёстрах и братьях по отцу. Они живут со мной – значит, это кто-то из малышни тёти Джил или тёти Ландау.

Отец моих брата и сестёр был близок с обеими. Но были ли у них дети от него?

Луиза утверждала, что были, и просила меня им помочь.

Мне было тяжело и неприятно гадать, с кем же из моих тёть этот поганец прижил детей.

Тётя Джил родила девочку с карими глазами, некоторое время спустя – похожего на неё, но голубоглазого мальчика. У её «мужа» были голубые глаза, у маминого ухажёра – зеленовато-карие. Впрочем, тётя Джил и сама была тёмноглазой, унаследовав цвет глаз от матери, твоей прабабушки Пятницы. Это ни о чём не говорило.

Джил радовалась этим деткам, считала, что это вознаграждение свыше, возмещение за Силию и Сизара. Девочку она назвала Эльмой, что значило «благодать», а мальчика – Дав, видимо, подразумевая, что он послан ей свыше, как голубь - посланник небес, или что-то такое. Учитывая, как она казнила себя за связь с маминым любовником, вряд ли бы она так ликовала, получив плоды этой связи.

Тётя Ландау не остановилась после смерти Саффире и продолжала плодить малышей, похожих друг на друга, которых она по странной причуде называла именами, напоминающими названия драгоценных камней. Я не очень-то обращал на них внимание, но, присмотревшись, подумал, что двое из них кажутся мне необычными.

Старший мальчик – Нефрит – как я сейчас понял, отличался от всех детей внешне. Всё дети тёти Ландау были смуглые, черноглазые, с ярко-чёрными прямыми волосами, а этот, тоже смугловатый, родился с карими глазами и курчавыми каштановыми волосами. Могло ли это быть признаком, что она нагуляла его от того же мужчины, что и моя мама – своих детей? Я не мог решить наверняка.

Девочка, Агэта, росла красавицей, черноволосой и очень похожей на мать – разве что, в отличие от неё, смугленькой. У меня не было причин выделять её среди других детей тёти Ландау, кроме той, что она родилась сразу после Нефрита и родилась на редкость красивой.

Если Луиза просила меня за этих двоих, я обязан был о них позаботиться. Мысли об этом не давали мне покоя. Я начал присматриваться к ним обоим. В школу я давно уже не ходил, получив, как и положено, аттестат,но, чтобы быть ближе к ребятишкам и контролировать обстановку, устроился ухаживать за школьным садом

(с тех пор я полюбил садовничать) и записался на уроки танцев

, куда ходили и они. Очень скоро я прекрасно знал, что это за дети и чем они дышат.

Нефрит был простым парнем, любившим спорт: в свободное время он или смотрел соревнования

, или играл в спортивные игры

. Несмотря на то, что ему не повезло родиться у тёти Ландау, парень смотрел в будущее с оптимизмом, и это мне в нём очень нравилось. В отличие от остальных детей, у него были все шансы выжить и отправиться в колледж.

Агэта была не такой. Она родилась слепой, как и мать, но если Ландау слепота сделала требовательной к себе и другим, а Айрин -целеустремленной, то Агэта затаила злобу. Она привыкла к тому, что дети её недолюбливают: однажды на детской площадке она повредила ногу

, и никто из детей даже не подумал о том, чтобы ей помочь. Агэта запоминала всё, она была умна и злопамятна. Каждое её достижение было поводом посмеяться над другими детьми, показать, что она не хуже их: отличные отметки, денежные поощрения

– всё служило поводом похвастаться перед одноклассниками.

Когда они подросли, Нефрит, полный свежих сил, оптимистичный парень с душой нараспашку уехал в университет учиться и заводить друзей

"]

, а Агэта, утверждающая, что ей везде скучно

, осталась доучиваться дома. Я быстро понял, что она связалась с дурной компанией, когда возле дома начали появляться странные личности.

В итоге она связалась с одним из этих персонажей и трагически погибла молодой. Ну чего, скажи, чего ей не хватало?

Я подозреваю также, что она косвенно виновата и в маминой смерти тоже. Когда за мамой пришла Смерть, при этом присутствовал один из этих её знакомых, какой-то шаман.

Мама умерла... Да, доченька, я обещал тебе, что буду писать об этом спокойно. Кроме неутешного горя, у меня не оставалось ничего, что держало бы меня в этом месте. Нефрит был далеко, Агэта мертва. Мамы, о которой я заботился, больше не было. Я получил наследство

и мог какое-то время жить на эти деньги. Кота, так отлично ухаживавшего за мамой, я отдал в спасатели, что стало вершиной его карьеры

. Я всерьёз собрался уехать из дома, где уже не было ничего хорошего, и где я только и делал, что рыдал.

Однако... помнишь, я писал выше, что нам постоянно приходится менять принятые решения из-за различных обстоятельств?

На похоронах мамы тётя Джил поглаживала живот. Я подумал, что она беременна, и прямо спросил её об этом.
- Да, - сказа она, и глядя прямо на меня, а не в разрытую могилу матери, сказала:
- Не от него.

Как же я возненавидел её в этот момент!

Были и от него. Она всё же наставила рога маме.
Эльма и Дав - брат и сестра моим брату и сёстрам.

А ведь они чуть не погибли в детстве, особенно Эльма, однажды перегревшаяся на солнце

и получившая тяжёлые ожоги. Но обошлось. Эльма выросла умницей

и теперь, когда она была уже девушкой

, собиралась поехать в колледж. Я пытался уговорить её остаться ради брата, подождать, пока подрастёт, и уехать в колледж всем вместе, но она только взяла меня за подбородок, посмотрела в глаза и засмеялась.

- Как ты не понимаешь, я не могу ждать! в жизни столько всего интересного, я всё должна узнать и увидеть!

Вечером того же дня она села в такси, и, помахав мне рукой, уехала, оставив меня наедине с моими проблемами.

Дочка, мне не жалко потраченного в юности времени. Другое терзает меня. Врачи говорят, что то, что с тобой случилось, возможно, случилось потому, что мы оба, когда зачали тебя, были уже не очень молоды.

И эта мысль не даёт мне покоя. Вдруг, если бы я раньше закончил образование, раньше женился на твоей маме, если бы мы раньше родили тебя – вдруг тогда у тебя был бы шанс?

Я вырастил и Дава, с ним хлопот было даже меньше, чем с остальными. Он вырос отличным, дружелюбным

парнем.

Только тогда я смог, прихватив его с собой, уехать в университет

и покинуть наше семейное гнездо, с которым меня уже ничего не связывало, кроме близких сердцу могил.