[Лалэль]

Хэллоуин еще не наступил, а я уже радую вас хэллоуинским отчетом! Ломаем традицию опаздывать к празднику?

Отчет двадцать первый

Недели 31-34

Что творилось в доме тёти Джил

Дочка,

Ты, вероятно, помнишь, что, когда я уезжал в колледж, отношения с тётей у меня были довольно прохладные. Признаюсь, я довольно редко писал ей или звонил - не только потому, что был занят другими делами, но и потому, что просто не хотел этого делать. Она, со своей стороны, тоже не очень-то со мной откровенничала - и потому я совершенно не знал о том, что творится в нашем старом доме. Да и её дети, Эльма и Дав, скорее всего, не знали ничего об её проблемах.
Нефрит же перестал интересоваться нашими домашними делами сразу после того, как похоронил мать.

В общем, никто ничего не знал толком. Поэтому-то таким сюрпризом для нас стало то, что мы там увидели.

Дом стоял, как и прежде, территория вокруг дома (не повернется язык назвать это "лужайкой" или "газоном") заросла сорняками. Могилок на нашем семейном кладбище прибавилось, и я с болью подумал о том, что тетя Джил недосмотрела за малышами, которых она родила, пока мы не жили дома. Но в реальности всё оказалось гораздо сложнее, проще и страшнее.

В дверях дома показалась почти выжившая из ума старуха в одном исподнем, в которой я не мог узнать тётю Джил - да это была и не она, но кто же? Я не знал её. Она, между тем, узнала меня (не знаю, как) и закричала:
- Джастас, Джастас!

Я вздрогнул и спросил:
- Мы знакомы?

В ответ она ткнула себя в грудь, как дикарь или ребёнок:
- Игрек! - она повторила это слово несколько раз.

Я оторопел. Мне почудилось невероятное: что это моя мать вернулась на белый свет в образе всеми покинутой полудурочной старухи.
Но тут Нефрит снова обрёл дар речи и закричал:
- Игрек, малышка, это ты? Но как?!!

Оказывается, когда братец приезжал на похороны тёти Ландау, эта малышка (тогда ещё малышка, а не безобразная старуха) всегда тёрлась около него - видимо, он ей понравился. Нефрит подтвердил, что тетя Джил незадолго до смерти его мамы родила девочку, которую назвала в честь сестры, моей матери - Игрек.
Вот, теперь перед нами стояла Игрек-младшая, которая за несколько лет нашего отсутствия постарела на целую вечность.

Мы начали думать, что попали во временную петлю или с нами случилось еще что-нибудь фантастическое. Но оказалось, что всё было не так. Постепенно нам удалось выяснить, что произошло.

У тёти Джил, если ты помнишь, был вроде как муж, от которого она родила всех своих детей (исключая Эльму и Дава, их она зачала, наставив маме рога с её, как мама считала, неофициальным мужем). Как бы то ни было, своего мужа тётя Джил любила так, что наглядеться не могла. В общем-то, в этом не было ничего плохого.

Мне сразу вспомнилось, как Дав и Эльма повстречали своего отца, который, не помня себя, метался по улицам. Как оказалось, причины сойти с ума у него были, и довольно веские.

В молодости тётя Джил не очень-то стремилась подселить своего в наш дом - вероятно, ценила свою свободу, не хотела лишних обязательств и всё такое. Но со временем ей захотелось создать настоящую семью, укрепить союз и так далее. Скорее всего, сыграл страх приближающейся одинокой старости или что-то в этом духе. Все складывалось удачно: мы уехали в колледж, тетя Ландау, приносившая всем много хлопот, упокоилась на семейном кладбище, дети подрастали.

Тетя Джил решила, что пора бы наконец съехаться со своим ухажером и начать вести общее хозяйство, а там и пожениться. Да вот только он уже не стремился к ней переехать.

Настолько не стремился, что расстроенная тетя Джил отправилась к колдунье, чтобы приворожить его.

Что там произошло, никто толком не знает и уже не узнает. Вроде бы дети слышали, как Джил, рыдая, говорила, что никто из нашей семьи не может быть счастлив, и, чтобы снять с себя печать семейного проклятья, она должна пожертвовать самым дорогим. Чем именно, тётя поняла, только когда увидела, как её дети моментально повзрослели, а потом в считанные дни одряхлели. Больше всего боявшаяся старости, она осталась в доме с шестью стариками, которые вчера еще были детьми и ничего не умели. Как тут не впасть в отчаяние!

Её дети тоже не смогли перенести того, что у них, по сути, украли жизнь, во всяком случае, лучший её кусок, и немного повредились в рассудке.



Они не могли делать многие дела по дому, не знали, как оплачивать счета, и дом разоряли не только бандиты, но представители закона - приставы.



В душе они оставались подростками и вели себя как подростки, только к этой их детскости прибавилась толика старческого слабоумия.

Тетя Джил была слишком гордой или чувствовала себя слишком виноватой, поэтому ни словом не обмолвилась о своей беде, когда звонила нам в колледж. Мы же - и тут я не снимаю вины ни с себя, ни с братьев и сестер - после похорон Ландау так её и не навестили.

Когда же она сама ушла - а мы в это время странствовали по свету - некому стало заботиться о детях-стариках, и они постепенно, один за другим, заняли свои места на нашем уже очень обширном кладбище.

Впрочем даже в таком состоянии старички смогли кое-чего добиться в жизни, используя свои природные дарования. Одна из девочек, Лиза, у которой были зачатки актерского таланта (Нефрит вспомнил, как она читала ему детские стишки), смогла стать иллюзионистом

. Её сестра Дейзи, постоянно дождавшаяся единственного дня в неделю, когда её пускали к компьютеру поиграть в игры (если маломощный сигнал позволял), достигла больших успехов в этой области

. А сама она, стремясь победить неизбежное одряхление и вернуть телу подростковую выносливость и гибкость, стала чемпионкой в спорте

.

Всё это Игрек-младшая поведала абсолютно спокойным, безэмоциональным голосом, не глядя на нас. Полный жалости, я раскрыл ей свои объятья:

-Сестрёнка, мы что-нибудь придумаем, мы обязательно тебя спасём... - но она отшатнулась, замахала руками и замычала как безумная.

Может быть, она чувствовала приближение смерти, которая и настигла её несколько минут спустя.



Продолжение следует...