Амелия со своей вопильней справляется без нас, но эту мысль оставляю при себе — пообещал же поддержку Калии. Спрашиваю:
— Чего они хотят?
— Больше иметь и меньше тратить.
— Им кто-то запрещает?
— Да не то чтобы.
— А зачем тогда орут?
— Слышал выражение «борец за социальную справедливость»?
— Нет, но звучит красиво.
— А выглядит — не очень, — показывает Калия на толпу. — Особенно когда борются у тебя под окном. Только иначе людей не услышат, разве что какая-нибудь публичная фигура…
Замолкает, смотрит на меня. Мне кажется или?..
— Нет, Калия.
— Да, Мэттью, — тащит она меня в центр площади. — Ты публичная фигура, твой голос сильнее наших.
— Я не публичная фигура! — упираюсь под внимательным взглядом Амелии. — Я даже не знаю, что говорить.
— Скажи, — протягивает та мне мегафон, — что мы за разумное потребление.
Воображаю, как адмирал Ландграаб с этими словами отбирает пиратские сокровища. Давлю смешок, а потом понимаю: вот она, моя лучшая роль.
«Работаем!» — командует невидимый режиссёр. Оборачиваюсь вокруг своей оси, набираю побольше воздуха — и:
— Мы за разумное потребление!
Толпа в один голос повторяет, размахивая картонками то с перечёркнутым симолеоном, то с дырявой свиньёй-копилкой. Оглядываюсь на Амелию: всё? Калия принимает из её рук второй мегафон, плакат, и шепчет мне следующий лозунг.
— Реклама — ложь! — повторяю его в мегафон при поддержке остальных. Смотрите-ка, пчела против мёда.
— Долой… — начинает Калия — и встряхивает свою нерабочую вопильню. — Нет, так: «Мыльные оперы на мыло». Мэттью?
— Мыльные оперы на мыло! — провозглашаю под одобрительный рёв. — Погоди, а их-то за что?
— Рекламные паузы, — на ухо поясняет Амелия, — заставляют людей покупать больше… О, точно!
Забирает у меня мегафон и в него кричит:
— Не дадим себя пасти, мы не стадо!
— Мы не стадо! — как один воет толпа.
Чем дальше, тем больше социальная драма напоминает цирк. Нас не снимают, не спрашивают и уже даже не слушают, лишь очередная блондинка со стаканчиком кофе проплывает мимо, подобно королевскому патрулю.
— Не грустите, — улыбается Амелия. — Акции протеста никогда не проходят бесследно.
Калия кивает с искренней верой в глазах. Я забрасываю на крючок плетёную ковбойскую шляпу, представляя её треуголкой, вытираю лоб и спешу в душ.
Пора выяснить, не снимает ли кто фильм про адмирала.
***
— То есть? — выплёвываю в телефон. — Вы там совсем?..
Собеседница сбрасывает вызов, Калия поднимает испуганные глаза.
— Позвонил в «Массовку на тусовке» спросить, где мои роли, — поясняю, осушив стакан воды. — А они… — Пискляво пародирую: — Не намерены со мной продолжать деловые отношения!
— Объяснили хоть? — Мотаю головой. — Ну ты же ничего не?..
«Делал. Пялился в декольте Серендипити весь вечер, пока тебя не было, да и потом тайком».
— Нет. — И застываю от догадки. — Погоди-ка, а тот протест они могли заметить?
— Могли, но вряд ли…
Застывает и она, приложив руку к губам.
— Да ладно, — успокаиваю то ли Калию, то ли себя. — Не может же гражданин свободной страны потерять работу, реализуя одну из своих гражданских свобод?
Калия исчерпывающе вздыхает.
— У нас же демократия! — вою. — Мать её за ногу.
И эта демократия даёт «Массовке» право меня вышвырнуть. Их профиль — реклама и сериалы, против которых я протестовал с площади. Ни Зои, ни Делайла не защитят, ведь я им больше не нужен: Рэй Люкс укатил в свадебное путешествие с Бабеттой, а пирата Чистюльку лучше не портить новой рекламой.
— И чего мне дома не сиделось? — вздыхаю. — Да я бы никогда…
— Если бы не я, — заканчивает Калия.
— Именно! Если бы не вышел поддержать твоих бездельниц…
— Они не бездельницы. Они меняют общество к лучшему.
— Какие умницы! — театрально развожу руками. — Поменяли так поменяли, я из-за них работу потерял.
— А я — родителей. Потому что была такой же дурочкой, которая плевала на политику. И вот политика плюнула в меня.
Будто лёд за шиворот. События того года я наблюдал по телевизору из спокойного Хэнфорда. Пока я по просьбе мамы закрывал глаза, Калия была в центре всего этого. И теперь вправе ли я с ней спорить?
— Прости.
— И ты, — прячет Калия лицо в ладонях. — Я и не представляла…
— Не рви себе душу, — обнимаю её. — Что-нибудь придумаю.
Но что? Воспользоваться связями Калии — как-то не по-мужски. Пригрозить «Массовке» судом? Хватит с меня бюрократии.
— Я придумаю, — поднимает глаза Калия. — Я тебя в это затащила, мне и вытаскивать.
— Да не надо…
— Надо. — Калия нащупывает и с мягкой силой сжимает мою руку. — Только пообещай, что не натворишь без меня глупостей.
— Обещаю, — прикладываю наши ладони к сердцу. — Все глупости — только с тобой.
И скрещиваю за спиной пальцы другой руки.
***
Перенесёмся в далёкий весенний день, когда адмирал Ландграаб повстречал коварного Родриго де Пабло. Все атрибуты злодея на месте: прилизанные тёмно-коричневые волосы, усы и козлиная бородка, похотливый взгляд на мою принцессу.
— Кто это? — спрашиваю, когда принцесса Корделия… то есть Калия здоровается с моим будущим антагонистом.
— Честер де Снут, — чеканит она и тут же прячет глаза. — Знакомый.
— Всего лишь?
Злодейский мопс задирает лапу в мою сторону. Едва успеваю отскочить — и вижу пунцовые щёки Калии. Не за пса ведь ей стыдно.
— Я, — тараторит, — больше его не люблю. Правда.
Раскрыв рот пялюсь в спину де Пабло… тьфу, де Снута. Что она в нём нашла?
— А раньше?..
Не стоило это спрашивать, но адмирал в моем лице и так повержен. Что терять, кроме обломков самооценки?
— Он спал с другими, — делает Калия шажок навстречу мне. — И распинался, что все они ничего не значат, важна лишь я, его родственная душа. Ну я и верила… долго.
— Каков мерзавец. — И раскрываю объятия. — Я вызову его на дуэль.
— Что? — вскидывает Калия голову.
— Шутка, — возвращаюсь к своему обычному голосу. — Не дружи с ним, пожалуйста.
— Почему?
— Одного мерзавца тебе хватит. Меня.
— Ой, ладно, — шутливо толкает меня в грудь. — Какой из тебя мерзавец?
— Какой-какой. — Принимаю позу будто для портрета. — Лучший на Семи морях.
Адмирал Ланграаб и принцесса Корделия обнимаются. Незримая буря утихает, но тучи так и толпятся у горизонта.
***
Под ногами плещется море — невидимое в тумане, оно уносит нас от печалей. Лакей приносит бутылку чего-то там Гран Крю, и в бокалах пляшут золотые пузырьки. На цену адмирал Ландграаб не смотрит — сегодня пятое июля, его день.
— Набери побольше. — Калия с королевским изяществом вращает бокал. — Только сразу не глотай. Чтобы вкус вина раскрылся, нужно подержать его подольше, ополоснуть весь рот. Получается?
Нет. Нам нужно экономить каждый симолеон, именно поэтому сидим в ресторане под изысканнейшим названием «Тра-ля-ля» и чешем языки игристым. Но впору ли адмиралу переживать о таких мелочах, когда рядом его принцесса?
— Да, — и смакую вино. — Похоже на… свежую булочку с маслом.
Калия улыбается. Анахронизм в моём кармане пищит — это Харрисон: «С днём рождения! Счастья, здоровья и кучу денег». Обязательно было напоминать?
— Ручник не принесли… и ведро тоже, — задумчиво оглядывается Калия. — Я думала, Честер всех лентяев уволил.
— Честер? — плюхаюсь обратно в реальность. — Так это ресторан твоего бывшего?
— Это ресторан моих родителей. Честер получил его от своего отца, а тот…
Цокаю языком: превосходно! Затем меня сюда и привела, чтобы показать, как богат Честер и как нищ я. Приглашу куда-нибудь подешевле — унижусь сразу, не приглашу — унижусь позже, когда Калия будет рассчитываться.
— Ладно, это неинтересно, — взмахивает она серёжками-веерами и переходит на шёпот: — Закрой глаза.
Закрываю. Калия встаёт, чем-то шуршит и кладет мои ладони на шелковистую бумагу. Мы же договорились обойтись без подарка.
— С днём рождения! — щебечет. — Открывай!
Внутри плод очередной технологии, украденной нашими из восьмой параллели. Это чёрный, блестящий, размером с лопату телефон — или, как правильно, ламафон? Игрушка ценой в почку.
— Смотри, тут голосовой навигатор, — листает Калия бесчисленные значки. — Вот поиск, вот новости, а это…
— Подожди. — Ламафон вопросительно блямкает. — Кому ты продалась в рабство, чтобы его купить?
— Никому. Винтер его вместо премии…
— Подарила. А ты мне передариваешь?
— Хватило бы простого спасибо, — после короткой паузы вздыхает Калия и возвращает подарок в коробку. — Нет так нет, продам и отдам деньгами.
— Подожди! — хватаю за руку. — Я очень тебе благодарен, просто…
Не просто. «Просто» покинуло наш дом вместе с низкой квартплатой, звонками с киностудии и первым сезоном «На районе», где меня звали Рэй Люкс. Осталось вечное: вонючий мусоропровод и Харрисон со своим «я же говорил».
— Извини, — опускаю голову. — Я имел в виду…
Договорить не успеваю — цокают каблуки и… Я бы сказал, входит Серендипити, но это будет преуменьшением. Она вплывает, рассекает воздух бёдрами, грациозно маневрирует между столиками. Рыжий толстяк в другом конце зала проносит бокал мимо губ, официант застывает с полным подносом, девица-папарацци бежит следом. Даже рыбки в аквариуме разинули рты при виде Серендипити.
И правда есть на что посмотреть. Она оделась в цветах ресторана: чёрно-белые волны на стенах вторят белому комбинезону в чёрную полоску. Это «ни то ни сё и сбоку бантик» удивительно идёт Серендипити.
Только сейчас замечаю, какая она высокая — красиво высокая, не как баскетбольные дылды. Вертикальные полосы очерчивают фигуру от шеи до пят, горизонтальная подчёркивает наглухо закрытую грудь. Прячусь за бокалом, а то официант не обрадуется слюням на столе.
— Привет, — кивает мне Серендипити и целует Калию в щеку. — Не знаю, что она в тебе нашла, но поздравляю. И с днём рождения — тоже.
Неловко хихикаю. Калия предупреждала, что Серендипити так шутит, и всё равно чуточку неприятно.
— Сладкой тебе жизни, Мэттью, — вручает Серендипити коробочку в виде сердца. — Вот такой.
— Спасибо, — воспоминаю наконец о манерах. — Это конфеты?
— Клубника в шоколаде, — развязывает она упаковочный бант. — Калия говорила, ты любишь поесть.
Открывает коробку — не верю своим глазам. Клубника внутри здоровенная, с аккуратными хвостиками и чёрно-белыми шоколадными зигзагами. Не еда — шедевр.
— В магазинах такого нет, — хитро улыбается Серендипити. — Попробуй, не пожалеешь. Принесите, — жестом подзывает официанта, — два капучино.
Так и пялюсь на подарок: шедевры не едят. Серендипити же кладет одну ягоду мне в рот, сама его закрывает, и лишь тогда возвращаюсь в реальность. Сладкую реальность со вкусом клубники, молочного шоколада и теплом от пальцев, которые Серендипити слишком быстро убирает.
— Вкусно же? — Получив моё невнятное «угу», она вкладывает угощение в недовольно приоткрытый рот Калии. — И тебя не обделим, дорогая.
Тишина. Первой приходит в себя Калия:
— Очень вкусно.
— Ага, — присоединяюсь. — Спасибо, замечательный подарок.
— Я знаю места, — горделиво выпрямляется Серендипити. — Захотите порадовать себя или кого-нибудь — обращайтесь.
И подмигивает мне — или показалось? Удивительно, что не предложила пройти за добавкой в свою спальню.
— С повышением тебя, кстати, — хлопает Калию по плечу. — Как ты теперь называешься?
— Директор по связям с общественностью. Секретарша-плюс.
— Ясно, — легко кивает Серендипити и атакует уже меня: — А ты где снимаешься?
— Нигде, — прячу глаза. — Больше нигде.
— Почему? — ахает. — Кто посмел не сработаться с таким красавцем?
— «Массовка на тусовке», — отвечает Калия резче обычного. — Они…
— Болваны, — хихикает Серендипити и берет нас за руки. — Вот что я вам скажу: обратитесь к Голди.
— К кому? — переспрашиваю.
— Голди Рутфилд — нянька всем актёрам, — поясняет Серендипити. — Сидни с ней работал и жалеет, что ушел.
Дожили. Сначала меня нянчила Калия, теперь будет какая-то Голди.
— Сам справлюсь, — фыркаю. — Уж лучше в рекламу, чем…
— Пришлю её номер, — поворачивается Серендипити к Калии и вынимает из чёрно-белого клатча чековую книжку. — Я угощаю, ни в чём себе не отказывайте!
Расписывается на чеке, посылает воздушный поцелуй и столь же элегантно удаляется. В игристом чую горькую клубнику.
***
Шевелюсь — и понимаю, что руки связаны. На ноги кто-то садится; узнаю глаза цвета чёрного кофе. Серендипити выгибается, её грудь вздымается под полосками тёмного шелка. Смоляные волосы собраны, плечи в чёрной полупрозрачной накидке.
Серендипити ловит мой взгляд и облизывает пухлые губы. Распускает волосы, шпилькой обводит мои ступни.
— От женщин одна боль, — шепчет, скользя по мне острием. — Но ведь это тебе и нравится?
Трепещу в предвкушении — и шпилька долой. Теперь в руке бокал с игристым и клубникой. Серендипити вылавливает её языком и, держа во рту, наклоняется. Раскрываю губы навстречу, Серендипити всё ближе — и вновь далека. Скользит клубникой по моей груди, щекочет живот пузырьками…
— Губу закатай, — слышу сквозь злой смех. — Не заработал.
И просыпаюсь лицом на барной стойке. В нос бьет соль — не морская, как хотел бы адмирал, а маринад из миски с оливками.
— Выдрыхся? — ворчит кто-то и пихает меня. — Топай давай, тебе здесь не ночлежка.
Выползаю на улицу, боднув неуместно октябрьский календарь. Промозглый туман сочится по набережной — в такую погоду адмирал Ландграаб ни за что бы не вышел в море. Море само его куда-то несёт.
По глазам долбит неон, по ушам — басы. Две полуголые девчонки пляшут на машине под пьяные вопли. Третья, в сетчатых чулках и высоких сапогах, хватает меня за плечо, обдав волной парфюма и немытого тела. Вырываюсь, извергаю остатки через перила, жадно глотаю воздух. Адмирал спасся из алкогольной пучины и плывёт…
— Стой!
На меня налетает девица в засаленной кожанке, рваном свитере и с грязно-коричневыми, блестящими в зелёном свете волосами. Шагаю вправо, она следом — и бормочет:
— Сегодня сделки ночь. Не дай себе помочь.
— Отстань.
— Сегодня сделки ночь!
Цепенею. Сделки ночь — встреча с агентом, который так меня и не дождался. Вот доберусь до дома, перевалюсь через порог…
— Не дай! Себе помочь!
А моя принцесса вновь бросится на помощь, вновь всё поймёт и поплачет. Это ли жизнь для Калии? У неё могли быть ресторан, куча денег и нормальный мужик — не Честер, ладно, но и не такая вот размазня. За что я Калии?
— В тебе я вижу страх, — доносится сбоку.
Ещё какой страх. Ролей я больше не получу. Калия будет ужимать и ужимать расходы, пока нас не выселят. В лучшем случае она бросит меня сразу, в худшем — вернется со мной в Хэнфорд. Работать на Винтер через полстраны Калия не сможет, поэтому со слезами устроится в овощной ларёк. А я буду мыть посуду в закусочной, смотреть по праздникам свои ленты и верить, что съездил в Бриджпорт не зря.
— Твой враг — в твоих руках.
Нет, в моих руках друг — ламафон с навигатором. Если дойду до автовокзала пешком, денег как раз хватит на автобус до Хэнфорда. Я спасу Калию от себя. Она поймёт.
— Веди, штурман, — говорю с грустным торжеством. Красная точка геолокации мечется между морем и сушей, оборванка что-то кричит в спину — и вот маршрут готов.
Неон сменяет тёмная пустая улица. Крадусь, шарахаясь от каждого звука. Поворот, другой — и вот передо мной гигантская стеклянная колонна. Безо всяких автобусов.
Какого зомби?! Ввожу адрес заново, навигатор повторяет:
— Вы на месте.
— Да на каком месте? — рычу. — Что это вообще?
«Башня Мэлоуни», — подсвечивается на карте точка, которой некто поставил пять звёзд. Из любопытства открываю отзыв:
«Служба универсальной помощи. Любой каприз, любое желание, ответ на любой вопрос…»
Ещё и тут реклама. С другой стороны, если место рекламируют, значит, там кто-то работает и подскажет дорогу. Иного не остаётся: карта вокруг башни серая, без домов и адресов.
Башня будто наклонилась ко мне, призывно пульсируя красным. Стеклянные двери раздвигаются навстречу, за ними — обшарпанный красный диван, пустая стойка приёмной и петля провода. Тишина, лишь лампочка моргает над лифтом. Свет есть, значит, здание не заброшено? Или?.. Додумать не успеваю — клетка лифта уже захлопнулась за мной.
текст и перевод
Одни кнопки сгорели, другие вдавлены. Нажимаю единственную целую, и лифт, как адмиральский крейсер, скользит под торжественно-драматичную скрипичную партию. Та всё ускоряется, подгоняемая фортепианной — и замедляется, когда лифт распахивается в коридор.
Дверь лишь в конце, над ней светится табличка. «Земля!» — провозглашает адмирал и бредёт навстречу.
— Времени нет для нас, — вступает голос. — Здесь нет места для нас…
Вдоль стен колышется алый занавес. Свечи на полу дрожат, из углов наступают тени. Под протяжное пение струн чёрно-белым зигзагом пола следую к выходу — на крышу.
— Что же за суть наполняет мечты
И ускользает от нас?
Ограду и город за ней окутал туман, тоже красный. В этот туман привели мои мечты.
— Кто хочет быть бессмертным? — завывает незримый певец.
Я хочу, со дня маминой смерти. Меня могли бы увековечить роли, но нет. Рекламу, как и школьное патриотическое дерьмо, уже забыли. «Дикое пламя» осталось местечковым кино, «На районе» продолжится без меня.
— Нет здесь шансов для нас,
Решено всё за нас.
В этом мире прекрасен лишь миг,
Отведённый для нас.
Я свой миг прожил. Теперь разделю судьбу адмирала: герой на час, позор навек.
— Кто хочет быть бессмертным?
— Да к зомби! — выкрикиваю. — Зачем такая жизнь?
И я в ней зачем? Я, пьяница и посредственный актёр? Отзыв не врёт, здесь найду именно то, в чём нуждаюсь: финал. С дым-машиной, красным контражуром и песней в титрах.
— Кто хочет… — Шаг к краю крыши. — Быть… — Какая ограда низкая, как легко на неё стать. — Бессмертным?
— Я! — восклицаю. — Я не хочу жить никем и никем сдохнуть.
Солист с хором тихо тянут ноту, будто ожидая моего слова.
— Я, — подпеваю, — хочу быть бессмертным.
Туман под ногами похож на море, полное крови предшественников. Шаг — и меня оно тоже сожрёт.
— Рискнёшь ли жить бессмертно? — спрашивает хор. — Рискнёшь любить бессмертно?
— Да, — шепчу.
И тишина. Радио сломалось? Хотя какое радио в пустом здании? Я всё это время был один… или?..
— Любовь должна почить, — припечатывает певец.
Плачет пианино, с каждой нотой набираясь мрачной решимости. Взвизгивает скрипка, воздух надо мной колышется — то надвигается горбатая тень. Взмахивает смычком — и ноги меня мчат обратно. Уворачиваюсь от занавеса и теней, вваливаюсь в лифт, наугад нажимаю кнопку. Выдыхаю, лишь оказавшись на улице.
Пять пропущенных от Калии. Пять раз мажу мимо кнопки звонка.
— Где ты? — выкрикивает Калия вместо приветствия.
— Башня Мэ… Мэлоуни.
— Где?!
— Я потерялся, — выдавливаю. — Навигатор куда-то завёл.
Она глубоко вздыхает, после паузы говорит:
— Найди общественное место и спроси адрес. Я приеду.
Ожидание тянется, как горькое пиво из бара через дорогу. И вот влетает Калия — без пальто, лишь в юбке и тонкой блузке.
— Мог бы предупредить, что задержишься, — дрожащими губами.
— Прости.
Падаю в её объятия. И от этого я бежал? Против этого бунтовал? Буря утихла, адмирал возвращается к принцессе. На сей раз — навсегда.
— Тобой интересуется СТАР.
— Кто стар? — бурчу в плечо Калии. — И, стесняюсь спросить, зачем он мной интересуется?
— СТАР, дурашка, — по буквам повторяет она. — Семья Талантливых Актёров Рутфилд.
Рутфилд? Голди Рутфилд, нянька всем актёрам?
— Это о ней Серендипити говорила?
— Да. Голди ждет тебя через полчаса, на такси как раз успеешь.
— Куда успею?
— Ты что, пьян? — Калия заглядывает мне в лицо и качает головой. — Скоро будет полгода, как ты пьёшь и жалеешь себя. Не надоело?
— Неправда! — поднимаю палец. — Пью всего лишь месяц. А полгода я без ролей, и вот почему.
Вынимаю проклятущий ламафон. Показываю заголовок, на который пялюсь с утра: «Артистичная бездарность Мэттью Хэмминга».
— Зачем?..
— Вот это, — выделяю строку, — любимое. «Ни в одной своей работе наша самозваная звёздочка не расстается со шваброй, верной партнершей по танцам. Что наводит на мысль: Хэммингу лучше подтирать за другими, чем гадить в искусство».
— Зачем ты идиотов слушаешь?
— Затем, что они мои зрители и…
— Выскочки, а не зрители. Они хотят, чтобы ты спустился на их уровень и стал никем. Ты же не этого хочешь?
— Нет, но…
— Винтер ругали с начала избирательной кампании. Чего только не придумали: она и воровка, и пешка всех сразу, и президенту разные услуги оказывает. А Винтер идёт и баллотируется на второй срок. Где бы она была, если бы слушала всех этих?
— Точно не в кресле мэра.
— Именно. — Калия протягивает мне обезболивающее и какой-то пузырек. — Умойся и глаза закапай.
— А если?..
— А если нет? — Забирает у меня телефон. — Давай, я такси вызываю.
И вот вываливаюсь из туалета, с мокрой головой и горящими глазами. Вместе вглядываемся в туман, ожидая машину.
— А что находится в башне Мэлоуни? — показываю на серо-синюю колонну. — У них в лифте музыка такая красивая.
— Музыка? — приподнимает Калия брови. — В лифте?
— Ну… да?
Захлопываю рот, приглядевшись к башне. Тёмный стеклянный фасад исчёркан граффити-тегами — как я их раньше не замечал?
— Башня заброшена, — подтверждает подозрения Калия, — уже много лет. Её до Передела построили, потом бандит какой-то захапал — и его вскоре убили, а здание теперь ничьё. Его даже на картах нет.
— Да как нет? — отнимаю телефон обратно. — Вот, глянь…
Навигатор вновь насмехается: башни Мэлоуни как не бывало. И отзыва, конечно, тоже.
— Ладно, не бери в голову, — глупо посмеиваюсь. — Спасибо тебе.
— Удачи.
Целуемся на прощание. Из окна такси еще раз смотрю на башню — пуста, лишь кривая антенна качается на крыше.
Едем под развесёлое аравиндское диско; расписной слоник и фиолетовый тюрбан водителя подпрыгивают в такт. Приплясываю руками, и тут музыку перебивает:
— Твоя цена уплачена.
Вздрагиваю. Таксист улыбается во всю ширь смуглого лица и повторяет:
— Тьвая жиня упляйтиля. Атёграфа, Рэй Люксь?
Протягивает мятую десятку вместе с ручкой. Надо же, мой первый «атёграфа».
— Конечно, — ставлю размашистую подпись. — Как вас зовут?
— Амрит, — произносит гордо и чётко. — Бессмертный по-вашему.
«Кто хочет стать бессмертным?» — доносится сквозь кровавый туман.
Встряхиваюсь; хор превращается в визг клаксонов. Я на обочине проезда Эмбаркадеро, а туман над заливом, как и положено, серый.
Померещилось. Бывает.
техничка и бонусы
+ как политика плюнула в Калию
+ сон Мэттью подробно