[Мэриан]

Пока моя новая глава отдыхает у фотографа, я вспомнила о забытой радости династийца Мой новый ноутбук обещает не слетать, игра загружена, а впереди каникулы...
Строгой исторической стилизации под Америку шестидесятых тут ждать не стоит - это скорее эксперимент, вариация на тему Ну а пока...

In der Heimat wohnt ein kleines Mägdelein
Und das heißt: Erika.
Dieses Mädel ist mein treues Schätzelein
Und mein Glück, Erika...

Эрика Рената Эйберхарт была девушкой из хорошей семьи.
Это могло бы звучать как похвала. Или приговор. Или диагноз.
Возможно, ей следовало родиться на пару десятилетий раньше – тогда ее светлые косы, голубые до прозрачности глаза, прямой нос и не по-женски сильные руки пришлись бы как раз к месту и ко времени. Она заслуживала бы благосклонный взгляд учительницы чуть чаще, чем курносые и темноглазые одноклассницы. Ее бы фотографировали для школьных альбомов, может быть, даже ставили бы в пример. Позже ей бы легко устроили «удачный брак» с кем-нибудь таким же белокурым, светлоглазым, «правильным».
В школе ее любимая химия и алгебра неуклонно уступали бы шитью, рукоделию и домоводству – ведь, в самом деле, зачем нагружать хрупкий женский интеллект этими чересчур сложными для него знаниями, когда будущей жене и матери они все равно едва ли пригодятся?
О брюках и академической гребле тоже пришлось бы забыть… нет, все же Эрике повезло, что она родилась именно тогда, когда родилась.
Однако она была девушкой из хорошей семьи – со всеми вытекающими последствиями. С детства Эрика знала, что обязана соответствовать. Ее отец имел ученое звание и читал лекции на кафедре теоретической физики? Значит, она должна была не посрамить громкой фамилии и быть круглой отличницей в гимназии. Ее мать, фрау Гертруда, была прекрасной хозяйкой, вложившей все свои усилия, весь свой пыл и изобретательность в чистый дом, вышитые занавески, глаженые полотенца и горячие обеды из трех блюд? Значит, ее дочь обязана с ранних лет учиться всем этим премудростям, чтобы потом не ударить в грязь лицом. «А как же ты будешь выходить замуж? Как же ты будешь завтрак готовить?» - мягко журила ее мать, когда у Эрики что-то не получалось. Пару раз в голову последней забредала крамольная мысль, что, пожалуй, взрослый человек в состоянии приготовить себе яичницу и сам – если, конечно, он не инвалид и не паралитик. Однако в целом она долго пребывала в уверенности, что мужчины – сущие дети, которые непременно пропадут без заботы таких хороших хозяек, как фрау Гертруда и фройляйн Эрика.
Пожалуй, гораздо больше девочке нравилось общение с отцом, никогда не запиравшем от нее книжные шкафы, не жалевшим времени, чтобы объяснить дочери какой-нибудь заковыристый закон.
Как девочка из хорошей семьи, она молилась перед едой – однако гораздо более важной ей казалась необходимость мыть перед едой руки. Не жалея горячей воды для своих кос, отдавая в стирку блузку, надетую более трех раз, она всячески избегала школьных походов с палатками, часто сказываясь больной – мысль об отсутствии ванны, зубного порошка, о ночлеге в старых спальных мешках внушала ей ужас. Переживая угар первой влюбленности, она не раз отказывалась от поцелуя с красавчиком Рольфом в первую очередь из-за боязливой брезгливости и иллюстраций к статьям о микробах (вторым пунктом в списке были странные разговоры об исторической несправедливости и величии Германии, которые он имел привычку заводить, а уже третьим шло строгое воспитание девушки).
Она с презрением относилась к суевериям, хмыкала в ответ на рассказы об упырях и привидениях, признавала возможность существования инопланетного разума, однако все существующие на этот счет теории считала несостоятельными.
Мало кого удивило, что после окончания школы Эрика решила, во-первых, поступать в заокеанский университет (и не в какой-нибудь, а непременно в самый лучший!), а во-вторых, на медицинский факультет.

Хорошо одетый сим
Сделай это сам
Самообладание
Бесстрашный
Матриархат
Один путь
Сделай это тяжелым путем
Строгие семейные ценности
Фитнес-пригодность
Ипохондрик
Международная суматоха (провалено)
Умники и умницы

Музыкальная тема:

Музыкальная тема:

Музыкальная тема Ренаты

Музыкальная тема Курта

Саундтрек:
Blind Guardian - War of the Thrones
Тема Генриха
Тема мистики

(установлены все дополнения и каталоги)

Категория: Династия
+ 0,5 баллов за основательницу.
+ 0,5 баллов за Лорелей (второе поколение)
+ 0,5 баллов за портрет Эрики
+ 0,5 баллов за портрет Лорелей
+ 0,5 баллов за Матильду (третье поколение)
+ 0,5 баллов за портрет Матильды
+ 0,5 баллов за Ренату (четвертое поколение)
+ 0,5 баллов за портрет Ренаты
+ 0,5 баллов за Генриха (пятое поколение)
+ 0,5 баллов за портрет Ренаты
+ 0,5 баллов за Ханну (шестое поколение)
+ 0,5 баллов за Вильгельма (седьмое поколение)

Категория: Деньги
+ 8 баллов за 200000$

Категория: Друзья семьи (выполнена)
+ 10 баллов за 40 друзей

Категория: Невозможные желания:
+ 1 балл за желание "Иметь 20 возлюбленных" (Романтика, Маргарита)
+ 1 балл за желание "Развить по максимуму все навыки" (Знание, Матильда)
+ 1 балл за желание "Иметь 20 возлюбленных" (Романтика, Курт)
+ 1 балл за желание "Развить по максимуму все навыки" (доп. стремление, Знание, Хайден)
+ 1 балл за желание "Развить по максимуму все навыки" (Знание, Генрих)

Категория: Платиновые могилы
+ 0,5 баллов за могилу Эрики
+ 0,5 баллов за могилу Фриды
+ 0,5 баллов за могилу Готфрида
+ 0,5 баллов за могилу Матильды
+ 0,5 баллов за могилу Курта
+ 0,5 баллов за могилу Марии
+ 0,5 баллов за могилу Ренаты

Категория: Призраки
+ 0,5 баллов за призрака Эрики (старость)
+ 0,5 баллов за призрака Салли (утопленник)
+ 0,5 баллов за призрака Генриха (солнце)
+ 0,5 баллов за призрака Хайдена (ножницы)

Категория: Бизнес
+ 3 балла

Категория: Путешествия
+ 2 балла за дачу
+ 1 балл за 9 воспоминаний (Лорелей)
+ 4 балла за 41 воспоминаний (Рената)
+ 1 балл за 9 воспоминаний (Лизелотта)
+ 2 балла за 18 воспоминаний (Ханна)
+ 2 балла за полную коллекцию сувениров

Категория: Увлечения
+ 0,5 балла за семейное хобби Техника (Эрика)
+ 0,5 балла за семейное хобби Техника (Матильда)
+ 0,5 балла за семейное хобби Техника (Курт)

Категория: Коллекция
+ 3 балла за коллекции эликсира
+ 1 балл за коллекцию наград за хобби
+ 1 балл за набор платиновых могил

Категория: Семейная порода
+ 0,25 балла за партнера, взятого из приюта (Йозеф)
+ 0,25 балла за вершину карьеры+изученные навыки (Магдалина)

Категория: Сезоны
+ 1 балл за все виды соков
+ 1 балл за все виды рыбы+колодец желаний

Категория: Мастер
+ 1 балл за чудо-ребенка (Матильда)
+ 1 балл за "знатока хобби" (Матильда)

Появится ближе к концу.

За оформление спасибо Lullabe.

[Мэриан]

Пара бонусных фотографий, которые не влезли бы ни в какой отчет

Снимок, из которого становится ясно, в кого пошел Райни с его музыкальными талантами...



И Курт в той-самой-форме-с-дурной-славой. Хотя... он для нее слишком милый Но Мицци оценила, кстати С сердечками в мыслях и "фетишем" в глазах долго ходила )

[Cromachy]

С некоторым опозданием поздравляю пятое поколение, выросшее и возмужавшее. Рейнхард - вообще прелесть, с младых ногтей осваивает науку манипулирования людьми - далеко пойдет))
Генриха немного жалко, впрочем, у него еще все впереди, большой-большой ему удачи.
И таинственной Лизелотте тоже удачи(интересно, не унаследовала ли она талант бабушки...)
А Мицци, кажется, так и не спустилась до конца с небес на землю...

[Hyacinth]

Мэриан, вот и пронеслись, мелькая, страницы последних глав Ренаты-как-наследницы Впереди призраки в танце с Лизелоттой, ангелочек Райни и Хайни, который, думается, как-нибудь да жахнет Даешь внезапные повороты сюжета!
Традиционное камео Маргариты на похоронах Можно курить сколько угодно, главное не сжечь себя до состояния кучки пепла.
Курт и Мицци на фотографиях заечки Солдат и девушка в кружевах. Понравилось, как он о предложении написать книгу рассуждал, шикарно вышло.

З.Ы. И я очень жду вашего семейного древа

[Мэриан]

Новое поколение - новый саундтрек...
Blind Guardian - War of the Thrones

Актер, лицедей
Добряк и злодей
Не ради людей,
А ради искусства!

Технологический университет встретил Лизелотту сухим, жарким ветром. Он заплел колючий песок в ее стянутые лентой волосы, едва новоявленная студентка вышла из такси, ехидно затрепал подол ее шерстяного платья (дома в это время как раз лили непрерывные прохладные дожди). Еще во время тряской поездки от дальнего вокзала (боже, сколько же там набежало на счетчике?) она почувствовала безысходность местной жары. Едва чемодан грузно вкатился по ступенькам террасы и отворилась скрипучая дверь, Лизелотта тихонько охнула.
Нет, возможно, рекламные проспекты не обманули. К примеру, она готова была поверить, что дом действительно располагается в пяти минутах ходьбы от автобусной остановки. И в то, что когда-то – в прошлой жизни – он даже был респектабельным коттеджем. Но тихое, неумолимое время истерло гладкий и практичный линолеум, процарапало трещины в оконных рамах, натужно зазвенело жестяной ржавчиной в трубах.


Неуютная духота полузаброшенного дома прорезала безжалостным контрастом свежие воспоминания Лизелотты о влажных, зеленых просторах родных мест. Чувствительная девушка уже успела не раз пожалеть о длительной переписке с деканатом и твердом желании поступить именно сюда. Окончательно ее повергла в уныние единственная общая спальня, располагающаяся на обещанном втором этаже, чересчур тесная, чтобы в нее могла поместиться стыдливая ширма.
- Ничего страшного, Лизль. Я буду за тобой присматривать. – с мальчишеской важностью заявил Рейнхард, не уточняя, впрочем, в каких же именно ситуациях старшая сестра требовала бережливого присмотра.
Сам он уже ухитрился каким-то чудом раздобыть охапку университетских буклетов и, усевшись прямо на ящик с вещами, заинтересованно и напряженно читал список студенческих сообществ.
Успокоенный Генрих теперь с азартным интересом разбирал книжные полки, нетронутые, должно быть, со времен предыдущих владельцев коттеджа. Он бережно сдувал пыль с обложек и неизменно рассматривал титульный лист, порой расплываясь в сладостной улыбке, обнаружив какое-нибудь редкое довоенное издание. Правда, со временем Хайни и сам начал с некоторой тоской припоминать прохладную, гладкую синеву пруда у дома, где было так хорошо рыбачить в блаженной воскресной тишине.



Расписание было составлено жестко, строго, прямо, расчерчивая дни и недели на черно-белые колонки. Время полетело, как локомотив по железной дороге, бодро и четко стуча шестеренками, отсчитывая вехи-занятия. Тук-тук-тук – внечувствительное восприятие, тук-тук-тук – теории лозоходства, тук-тук-тук – половина семестра долой…
Порой Лизелотта бродила по сумрачным, тихим, готовым к закрытию магазинам. Располагались они на вобравшей в себя весь блеск главной улице, которая называлась, разумеется, Бродвей. Там она бродила от полки к полке, отчаянно пытаясь найти что-нибудь без жутковатых цветочков, полудетских рюшечек и безразмерных талий.



В основном Лизелотта носила теперь просторные летние сарафаны, чья тонкая ткань раздувалась парусом от сухого ветра или влажно липла к телу в жаркие часы.





Студенческий городок, совершенно мертвый в томительные жаркие месяцы, лежал вдали от шумных вокзалов и маршрутов туристических автобусов. Строгие, мертво хранящие свои секреты за стенами бетона и блистающие стеклом под полуденным солнцем здания высились вдоль аккуратных дорог. Нет, Технологический университет не был похож на аскетичный монашеский скит – здесь были и кафе, и гудящие в ночи бары, где азартно стучали пивные кружки и биллиардные кии. Однако каждый уголок, каждая тщательно обставленная лаборатория словно предписывали – здесь занимаются делом и нацелены на результат. Впрочем, упомянутые лаборатории никогда не походили на своих аккуратных сестер с официальных фотографий – они неизменно оказывались разгромлены увлеченными студентами, а мензурки на сто грамм частенько обнаруживались в шкафу с воронками разных размеров, а то и – о ужас – в ящике, где хранились ощерившиеся проводами электронные приборы.
В такой обстановке Рейнхарду было скучновато, но он нутром чуял, что сделал правильный выбор. Пока его действия были острожными, однако его уже не раз заставали в кафе с молодой и энергичной председательницей студенческого совета. Чрезвычайно деятельная во всем, что касалось общественных начинаний, в делах сердечных девушка оказалась весьма неопытна, едва ли не робка.





Генрих смотрел на двоюродного брата с некоторым неодобрением… и плохо скрытой завистью. Белокурый красавец, душа компании! Как может быть хоть сколько-нибудь несчастлив тот, кого все любят?



В последнем суждении Хайни если и преувеличивал, то, во всяком случае, ненамного. Рейнхард действительно принадлежал к той весьма редкой породе людей, которых любят, кажется, все – чопорных, но удивительно сентиментальных профессоров он умилял своим искренним старанием заинтересованного студента и чуткого слушателя, перед однокурсницами становился обаятельным, порывистым романтиком, приятели всегда могли ожидать от него великодушной, щедрой помощи, как от истинно бескорыстного друга. Люди же, каким-то образом стоявшие на его пути к цели, будь то членство в студенческом совете или какая-то досадная мелочь, омрачавшая его проживание в съемном коттедже, сталкивались с упрямством вола, помноженным на слепую ярость носорога.
Примечательней всего было то, что ни одно из этих обличий Райни, кажется, не считал маской. «Просто я разносторонний человек» - снисходительно пояснял он недоумевающему кузену.






***
После выдачи солидной стипендии – плотную пачку бумаги было так приятно сжимать руками с неизменным трепетом – дышать стало значительно легче, и долгожданная прохлада декабрьских дождей здесь была совсем ни при чем. Деньгами троица распорядилась с непривычной осмотрительностью. Дешевая, но добротная древесина, блестящий смеситель на кухне, коврик в прихожей… теперь съемный коттедж, по крайней мере, перестал напоминать заброшенный бункер.



Влюбленный Хайни представлял собой довольно жалостливое зрелище – нервные, блестящие глаза, влажные восковые пальцы, вцепившиеся в книжный переплет, искусанные, сухие от изматывающего душного ветра губы.
Он не называл ее имени, ревниво оберегая его от жадных взглядов и любопытных толков, однако ни для кого оно не было настоящим секретом. «Она» - Генрих редко называл ее иначе даже в своих мыслях – была курносой голубоглазой девушкой, в зимний сезон дождей не снимавшей растянутый свитер.
Он выглядел глупо и знал это. Напоминая нелепого героя голливудской комедии, будучи на голову ниже большей части однокурсников, безнадежно теряясь в тумане без очков, Хайни молчаливо задыхался от жгучего отвращения, глядя в зеркало. Так хорошо, четко и складно излагая мысли на бумаге, он чувствовал, как деревенеет его язык всякий раз, когда пытался заговорить со смешливой студенткой. Он надеялся, что в прохладной и уютной библиотеке, под тихое шуршание шагов и шелест страниц будет чувствовать себя уверенней, спокойнее…
Надежды не оправдались. «Надо же, какой смелый выискался!» - ее острые темные глаза блистали иронией. Возможно, она ответила бы мягче, если бы не одержимые любопытством взгляды подруг, впившиеся в нее, как зазубренные стрелы. Было как-то неуловимо стыдно оказать внимание этому забавному Генриху с его старомодными пиджаками и острыми, как у недокормленного, коленками… от сплетней и ехидных дразнилок можно было потом не избавиться до самого выпуска.



Нет, Генрих все понимал. Он предпочел бы оставаться в неведении, однако собственная привычка все рационализировать и раскладывать по полочкам оказалась механически безжалостной.
«Магистр сельского хозяйства» - вот что будет значиться на его блестящем дипломе и будущих визитных карточках. Проще говоря, агроном. Лучший на курсе по знанию технологии заготовки силоса. Вот по практике на окрестных фермах Хайни, несмотря на выматывающие усилия, неизменно получал не выше среднего балла…
У него вообще не складывалось с живыми существами.

[Мэриан]

Выкладываю заранее саундтреки на будущее (что-то зацепило меня это занятие... отдельный пост, что ли, сделать?). В принципе, они понадобятся уже со следующего отчета.

Тема Генриха

Тема мистики.

[Olelu]

Не успела прочитать последний отчет, теперь буду читать здесь. =)
Хайни - агроном? Неожиданно. Довольно странная специальность для его характера. Хотя... =)

[Мэриан]

Он не агроном, он магистр сельского хозяйства

[Мэриан]

Копирую еще раз саундтреки...

Тема Генриха

Тема мистики.

Сказать я пытался:
Чудовищ нет на земле.
Но тут же раздался
Ужасный голос во мгле.
Голос во мгле...

Надежда вспыхнула воскресным вечером, когда рука Генриха нащупала в жестяной пыли почтового ящика плотный, гладкий конверт.
Дрожащие пальцы нетерпеливо разорвали его – от листка бумаги пахнуло робким, кокетливым ароматом лимонной воды. По лицу студента расплылась улыбка. «Это она, она! Вспомнила… наверняка хочет извиниться…».
Улыбка увяла, едва его глаза впились в верхние строчки. «Дорогой Рейнхард!» - гласило вступление…



Это было письмо от председательницы студенческого совета, о котором «она», скорее всего, даже не подозревала. Но Хайни безо всякой посторонней помощи успел мысленно ее обвинить, простить и разочароваться.
Возможно, именно это оказалось той самой соломинкой, сломавшей спину верблюду, непоправимо повлиявшей на то, что произошло позже.
Люди неосторожные могли бы заключить, что Генрих был несколько ограниченным педантом, запертым в узком мирке научных догм, однако подобное суждение было бы фатальной ошибкой. Его неодолимо влек мир зыбких загадок, полумистических теорий, неразрешенных вопросов – мир тех дисциплин с невероятными названиями, что с самым серьезным видом изучала его сестра. Пару раз Хайни даже подумывал о переводе, но… нет, это было бы слишком рискованно, и потом – уж лучше быть магистром сельского хозяйства, чем профессором кислых щей…
Слухи и вести о загадочной даме, собиравшейся целый семестр читать лекции на факультете сестры, заинтересовали его. Моложавая женщина, чей возраст затруднялись определить даже утомленные от сплетен вахтерши и комендантши общежитий, преподавала историю и значение гаданий в западноевропейской культуре. Этой промозглой, дождливой южной зимой она носила легкий белый плащ, практически не снимая его даже в помещении. Порой ее видели в университетском парке – блаженном островке прохладной зелени – сидящей на скамейке и поглаживающей пушистую кошку, царственную и белоснежную, как арктический барс. Высоко забранные черные волосы дамы выглядели так, словно были выточены из гранита, а с ее бледных губ не сходила отстраненная улыбка. Она слыла прекрасным знатоком предмета и внимательным преподавателем и, говорят, едва справлялась с потоков смущенных юношей и чувствительных девушек, в личной беседе умоляющих рассказать о любовных гаданиях и приворотах что-нибудь еще… что-нибудь практичное.



Генрих и сам не представлял, о чем именно будет говорить с ней. О чем он ее спросит? Он учился на другом факультете, не знал никого с ее кафедры, даже на ее лекции захаживал всего пару раз, когда это позволяло его собственное расписание…
Мисс Адамс, высокая и спокойная, приняла его радушно. Пить чай с сочувствующими преподавателями Генриху было не впервой, однако ни с кем он не чувствовал себя так легко – будто исчезло чувство стыда, жгучей ранкой напоминающее ему о том, что он вынужден искать компании лекторов, отвергнутый ровесниками.
Когда мисс Адамс спохватилась и начала недвусмысленно упаковывать внушительную сумку, Хайни вызвался проводить ее до автобусной остановки. Он краснел и напряженно думал о том, как это может быть расценено, но ей, кажется, никакие крамольные мысли в голову не пришли.
Они стояли под деревянным козырьком, защищавшим их от тяжелого, моросящего дождя. Генрих, поплотнее кутаясь в темное пальто, чувствовал себя неуютней с каждой минутой – не только потому, что вынужден был ступить из натопленного комнатного уюта в промозглую мглу, но и потому, что время прибытия автобуса неуклонно приближалось. Наконец, собравшись, он задал сокровенный вопрос, полный решимости, если понадобиться, вскочить вслед за загадочной специалисткой в автобус, идущий бог знает куда:
- М-мисс Адамс, я хотел спросить у вас… ну, может быть, совета… просто, понимаете, мне очень нравится одна девушка, и…
- Боюсь, что у вас ничего не получится. – спокойным, обезоруживающим тоном сообщила дама, внимательно вглядываясь в глаза Хайни. Ее лицо казалось в окружающей мгле сгустком пылающего света.
- Почему? Вы ведь не знаете… вы просто слушаете то, что говорят другие, но это неправда, честно… Она просто застенчивая, ну, просто не знает, как выразить… она просто пока не поняла, как ко мне относится… и вообще, мы ведь недавно знакомы…
- Генрих, поверь, она прекрасно поняла, как к тебе относится. – прервала его мисс Адамс коротким вздохом – Поверь, у вас действительно нет будущего.



- Вы… вы… - Хайни краснел мучительно, пятнисто, отчего начинал немного походить на жирафа-альбиноса – Вы просто так это говорите! Она не такая! Вы просто наслушались от… этих! Все не так! – выпалил он, прежде чем в невиданном прежде ослеплении выбежать со скудно освещенной остановки, броситься в сверкающую дождливую тьму. В сердце клокотала злость, мучительная, запоздалая боль окончательного осознания и упрямое, гордое нежелание его признавать. Генрих слышал, как его окликают, однако в эйфории гнева продолжал бежать прочь. Ослепительной желтой молнией слева сверкнул фонарь. Под ногами плескались свежие лужи, жадно пропитывая легкие ботинки.
Хайни остановился, почувствовав невыносимую боль в боку. Голова кружилась, мир в мокрых очках тек и расплывался. Он стоял, тяжело дыша, запрокинув голову, прислонившись к столбу, и держался за бок. Злость уходила, как волна во время отлива, и ужасающая, нелепая ситуация понемногу вырисовывалась перед юношей во всей своей красе.
Он был один на скудно освещенной дороге, и сквозь пелену ливня едва различал темнеющие на обочине дома. Возможно, в ясный полдень Генрих бы признал в этом месте дорогу к колледжу инженерии или поворот перед популярным студенческим кафе, однако сейчас мир, окрашенный в сумрак зимнего вечера, выглядел чужим и враждебным. Постоянно протирать очки было утомительно и бессмысленно, но возможность снять их казалась самоубийственной.
Мысль о том, что он сказал нечто ужасное – память разом наложила на все недавние слова штамп «Нечто ужасное» - человеку, понимавшему и не оттолкнувшему его, пришла уже значительно позже. Пока в висках все еще билась обида («Она сама виновата! Все они одинаковы! Им лишь бы пнуть…»).
Он шел, смутно разбирая дорогу, мучительно вызывая в памяти плохо изученную карту этих мест. Дождь немного утих, и на лицо падали его колкие, ледяные иглы. Спящий городок сейчас казался Хайни безжизненной пустыней, где бессмысленно просить о помощи или ждать участия. Мысли его смутно обращались к тесному, ярко освещенному коттеджу, где теперь, должно быть, сходит с ума от беспокойства младшая сестра. А может быть, и не сходит… вероятно, она лежит на софе с книжкой и с сонным удивлением посматривает за окно. Не повезло же тому, кто окажется на улице в такую погоду!
Тьма словно сгустилась, подобравшись к Генриху, стала плотной, угрожающей. Казалось, она ожила, и где-то в неведомой мгле бились жилы с ее сумрачной кровью. Она хищно следовала за ним, и можно было различить еле слышный, пробирающийся сквозь шум дождя шепот. «Хайни… Хайни… Хайни…» - ласково, почти интимно. Генрих плотнее запахнул пальто, поднял воротник, зашагал быстрее. Он не столько слышал странный шепот, сколько ощущал его, чувствовал кожей, как едкий яд.
«Хайни, Хайни, Хайни…»
Генрих теперь шагал нарочито громко, не пропуская ни одной лужи, точно упрямый ребенок. Шепот не отставал, впрочем, и не становясь громче, забираясь под ворот вместе с холодными каплями дождя.
«Хайни, Хайни, Хайни…»
Автобусная остановка показалась юноше спасительным оазисом. Теперь она пустовала – мисс Адамс давно уехала, но теперь это скорее пугало, чем успокаивало Генриха. Он старался не думать о том, что произойдет, если окажется, что последний автобус уже уехал и ему придется преодолевать путь домой пешком – сквозь толщу дождя и тьмы…
К счастью, фортуна, по видимому, решила, что на сегодня с него хватит, и милостиво позволила сесть на долгожданный автобус. Мизерный остаток пути до дома, лежащий после конечной остановки, Хайни преодолел быстро, как никогда.
Спокойный свет электрических ламп, хлопоты всполошившейся Лизелотты, разогретый ужин и сухая одежда пригасили темный страх, колотящийся в его сердце. Тревога всколыхнулась вновь, когда сухо щелкнул выключатель и сонная, глухая темнота воцарилась в комнате. Постель Рейнхарда тихо пустовала, а Лизелотта еще долго не спала, вздыхая, ворочаясь, бормоча что-то себе под нос. Хайни незаметно для себя самого задремал, успокоившись, прислушиваясь к ней.
Когда он вновь открыл глаза, за окном сияло холодное, ясное утро. Лизелотта, уже привыкшая носить длинные сорочки и переодеваться в ванной, быстро приводила себя в порядок; откуда-то с первого этажа доносились беспечные, громкие шаги Рейнхарда, очевидно, уже отрепетировавшего речь, убедительно объяснявшую его отсутствие. В благословенной какофонии утренней суеты растворилось, точно ненароком запомненный кошмар, воспоминание о вчерашней ночи, твердой и странной уверенности мисс Адамс и – главное – о шепоте во мгле…
***
Лизелотта тосковала. Тосковала по сладостной тени садовых деревьев, по блаженному, устоявшемуся уединению, по спокойным беседам после полуночи. Она не имела ничего против новых однокурсников, но пестрая, горячая суета живых быстро утомляла ее.
Она крутила в руках дешевую игрушку – стеклянный шарик с разноцветными гранями – с задумчивым интересом наблюдая за скользящими внутри тенями.



Девушка все-таки имела двух приятельниц – просто для того, чтобы не чувствовать себя неловко, сидя в одиночку в кафе. Однако гораздо большее удовольствие доставляли ей тихие ночи в пустой гостиной, куда в последнее время наносили робкие визиты самые разные… люди. Приходил, гремя ботфортами, гессенский солдат, павший во время войн за независимость; склоняла ей голову на колени кудрявая девочка, умершая от тифа…
Лизелотта жмурилась от тихой гордости, думая о том, что теперь может говорить и с «чужими» призраками – до сих пор ее удостаивали вниманием только близкие родственники. Она чувствовала, что вскарабкалась на ступень выше.
Ее курс неуклонно таял – утекали, испарялись люди, потерявшие к необычной науке интерес или же попросту сделавшие выбор в пользу более практичных специальностей. Ярче засиял талант самой Лизелотты – ее отмечали преподаватели, ей выдавали ценные тома, обыкновенно хранившиеся в богатой библиотеке за стеклом, ее приглашали на семинары и предлагали программу расширенного курса.
На одном из занятий она и познакомилась с молодым человеком, носившим претенциозное имя Гэбриел и старательно растившего усы, что делали его старше лет на десять. В первую очередь он заинтересовался тонко настроенным домашним телескопом, купленным Лизелоттой в период короткого увлечения уфологией.



Позже Гэбриел перешел на легенды о вампирах и ламиях, позабыв грезы о контактах с внеземным разумом, однако звонить симпатичной однокурснице отчего-то не перестал. Лизелотта все чаще чувствовала, поднимая массивную трубку, как по ее лицу расплывается смущенная, теплая улыбка – точно собеседник мог видеть ее. Девушка с несколько большим старанием, чем обычно, перебирала пестрые буклеты из почтового ящика, словно надеясь обнаружить среди них короткую записку – и нередко ее надежды оправдывались.







В алой, тонко подпоясанной тунике, заплетя волосы чуть иначе, чем обычно, Лизелотта была похожа на едва распустившийся экзотический цветок, пламенеющий теперь на фоне пустыни.







Ее белые руки нервно перебирали стеклянный шарик, в гранях которого бился разноцветный пламень.



Генрих искренне старался забаррикадироваться от неприятностей и странных случаев среди шелеста страниц и успокаивающего запаха древесины.



Тем не менее, он все равно не избежал визита взъерошенного типа с тяжелыми папками подмышкой, агрессивно агитирующего худосочного студента посетить пустующий университетский спортзал. Генрих, вежливый, растерянный, но непреклонный, выдержал осаду с честью, и пропагандист в шортах досадливо и громко хлопнул дверью. Хайни пожал плечами и вновь повернулся к зеркалу – продолжить увлекательный диспут.


***
Рейнхард чувствовал себя альпинистом, который взобрался наконец на холодную вершину и гордо обозревает теперь раскинувшиеся вокруг пестрые просторы. Он был молод, красив, обаятелен, талантлив. Он имел теперь блестящий диплом, многообещающие знакомства, хорошенькую девушку… Ах, какая жалость, что взбалмошная кузина настояла на том, чтобы вернуться домой в кратчайшие сроки! Пришлось обойтись и без торжественного праздника, и без искрящихся шампанским пирушек. Его подружке так и не выпало покрасоваться среди сверкания огней в утянутом до стиснутых ребер платье, с хрустящими от завивки кудряшками. Впрочем, едва ли она дулась бы очень долго – девушка была необидчива и ласкова. Еще меньше была вероятность того, что сам Рейнхард долго бы переживал из-за ее страдающего тщеславия – она была милой диковинкой, приятной собеседницей, символом статуса – но не более того.



***
Лизелотта не без некоторой грусти глядела из окна такси на покрытый сумрачной тишиной пейзаж, уже исчезающий за поворотом. Едва ли она могла бы назвать время, проведенное в Техуниверситете, лучшими годами своей жизни, но от мыслей о будущем и неясных тревог судорожно сжималось сердце.

[Lazy_Lin]

Мэриан, ого. Быстро вы с ребятами расправились с универом. Хотя, чего его тянуть-то?
Очень жаль Хайне. Вот не везет и все тут. Может, хоть в работе удачней будет?.. Хотя, мне понравилась ведьмочка. Да, да, я в курсе, что автор не намекал ни на какую романтику между ними, но мне все равно кажется, что им было бы неплохо вместе.
Рейн, кажется, немного увлекся собственной молодостью, богатсвом и дипломом. Ну, или просто девушками. С той точки зрения, что воспринимает их как трофеи, а не людей.
Кстати, а этот Габриэль надолго?

[Мэриан]

Хайне... Хайня... Думаю, теперь так и буду его называть Фанон - великая вещь ))) Одну из будущих героинь моих зовут Эльке, так я ее теперь мысленно Элькой называю...
Да, ведьмочка мне самой понравилась В работе-то, думаю, повезет - мальчик старательный - а вот с любовью будет, как пишут во вконтактовских анкетах, "все сложно"...