[Amitisa]

Кассандра Гот

Безжалостная жара, казалось, меня добьет. Иссохшая трава желтела на 20 миль в округе. Это была совершенно глупая идея пройтись с работы пешком.
– Вам нужен свежий воздух, – с какой-то показной уверенностью пару недель назад выговаривала мне местная врачиха. Ее слова я принимала беспрекословно, хотя сама, будучи теоретиком, понимала, что в 40градусную жару кислород меня не спасет. Во рту стояла горечь, и невыносимо хотелось пить, испарина выступила на лбу, меня пошатывало. Подумать только 3 месяца назад я была одной из самых счастливых девушек Плеазентвиля. Многие завидовали мне, я бы и сама себе завидовала, если бы не имела возможности взглянуть на все с изнанки.

Дон Лотарио, его имя ручьем стекало с моих неискушенных губ, со всей своей наивностью я могла предположить, что со временем он заставит меня захлебываться своими предательствами. Удушливая волна подошла к горлу, и я отчаянно сплюнула подступившую слюну. Мерзость, он ласкал многих женщин, но шептались за моей спиной. Не он, а я была виновата. Зависть местных жительниц могла заткнуть любой голос справедливости. Он не подлец, это я неумеха. Я ему не соответствую, даже за все папины деньги я не могла купить опыт и элегантность.
Дата свадьбы красным пламенем горела в календаре. Я с трудом влезала в платье и молилась, чтобы живот не был заметен. Иногда признание готово было сорваться журавлем, но слишком большое искушение свернуть шейку своей синице меня останавливало.

А потом перелом, хруст позвонков, звон бокалов, и слащавый голосок Дины:
– Касси, милая, скоро мы с твоим отцом поженимся.
– А он мне не мог сказать?
– Пойми, твой папа переживает, что тебе это не понравится.
– А ты, значит, не переживаешь?
– Деточка, любая недоговорка – это обман, – слова блондинки полоснули, порвали поджилки, и новая жизнь забилась во мне кровоточащей болью.
Двойная свадьба, что может быть ярче? Весь Плезан придет попялиться на самых завидных жениха и невесту и на самых богатых отца и дочь. Всю неделю Дина таскала меня в поисках достойного и престижного для нее платья. Сказать прямо: любое, лишь бы на пару тысяч дороже моего. От нее меня тошнило еще больше, все были в плюсе, жертвой была я, хотя раньше этот факт компенсировался моей любовью к Дону. Надо было с этим заканчивать.

– Папа, я хочу тебе кое-что сообщить, – поправляя розовые тюльпаны на праздничном столе, я обратилась к отцу.
– Доченька, давай вечером, сейчас придет Диночка, а у нас еще столько дел перед завтрашним днем.

«Диночка», – меня аж передернуло, а листья на деревьях стали еще мертвее. Ящерицей вползшая в наш дом, она отравляла всех и вся своей желчью. Это был яркий пример дальновидной, хитрой женщины без каких-либо задатков вежливости и совести. Липким, ядовитым сиропом оплетала она моего отца. И вот, пригретая августовским солнцем Плеазентвиля, Дина – хозяйка особняка Гот.
Вечер не заставил себя ждать, а с ним и кинутые слова:
– У меня будет ребенок, – я устала готовить предисловия, устала оттягивать и глушить эту боль в себе. Клубок не разматывался, и я махом разрезала нити.
– Касси! Так это же здорово, – старческий смех разнесся в пустых залах дома.
– Нет, папа, ты меня не понял. Отец не Дон.
– Как? Кассандра, ты честная девушка, ты выросла в порядочной семье, я не верю в это.
– Папочка, Дон меня не любит, вернее, любит не больше, чем остальных своих женщин.

– Что ты такое говоришь? Кто он? Кто отец? – его губы затряслись, тело качнуло. Последние песчинки просыпались, время истекло, безжалостно оставив меня одну в неколышущемся вакууме. Кассандра Гот, ты свободна, как ветер.