У кого из нас няня не бросала красного ребенка, чтобы понежиться в джакузи или поиграть на пианино? Или чья няня не кормила ребенка, вместо того, чтобы выкупать его, и наоборот? Если вам это все опротивело, милости просим
Начните с созданными в КАСе родителями, подростком, ребенком школьного возраста и малышом (тоддлером). От Лалэль: В моём случае я играю персонажами, которые уже пожили до начала челленджа, так что вы тоже можете использовать своих любимых симов или любую из игровых семей. Поселите их в любой дом, но помните, вам необходимо много комнат на первом этаже (без фундамента).
Оба родителя должны работать и выходит, что надо нанять няню. Цель челленджа состоит в том, чтобы убить как можно больше нянь, насколько это возможно.
Вы получаете 20 баллов за каждую новую форму смерти вашей няни (смерть от мух, смерть от утопления, смерть от огня) и 10 баллов за повторы (второй случай смерти от огня будет стоить только 10 баллов).
Минус 200 баллов за использование кодов boolprop, moveobjects, и любых других кодов и хаков для убийства няни. Использование эликсира жизни или любого другого способа продлить жизнь в этом челлендже запрещено.
Вы должны держать все надгробия/урны на лоте челленджа.
В доме всегда должен быть ребенок школьного возраста (внуки и усыновленные дети тоже считаются).
Невероятные силы играют нашими судьбами, как разбушевавшаяся стихия играет маленьким корабликом. Мне ничего не удастся изменить, я ни на что не смогу повлиять. Моей воли недостаточно, чтобы остановить волну.
Мне кажется, что мы сидим в зрительном зале и смотрим балетное представление про нас двоих.
Вот мы встретились. Как сладко, как больно это видеть! Он протянул мне руку – и я его заметила. Он был уникальным, единственным в своём роде.
скриншот в повседневной одежде
Мы были разными как огонь и лёд, как разум и чувства.
Он всегда был мечтательным, нежным и будил во мне чувства, которых я никогда бы не узнала без него.
Чистая, обнаженная душа... Как он мог нести зло? Как зло могло владеть им? Зло должно было бы стекать с него, как вода, не задевая.
скриншот в купальном костюме
Неужели вся его искренняя любовь, вся непритворная нежность были лишь пищей для той тёмной силы, что контролировала нас? Неужели наша любовь обречена была нести смерть? Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! Впрочем, отринь он семью и снова прими другое имя – ничего бы не изменилось...
Мы были непохожи во всем, как будто принадлежали к разным семействам, как будто представляли два абсолютно разных мира, которые не должны были пересечься, никогда, ни в какой из точек. Но они объединились, когда мы встретились и связали свои судьбы.
Потом я вижу себя на сцене – беспомощную, погруженную в сон, глубокий, беспробудный, похожий на смерть, но все чувствующую, все понимающую. Я знаю, что он считает меня потерянной навсегда; слышу ужасный короткий крик – это его душа разорвалась, осознав, что случилось невозможное, что меня больше нет, и из жизни ушло всё то, что составляло ее смысл. Затем отчаяние сменяется гневом, тихие слезы – припадком ярости. Я слышу звон мечей, но не могу проснуться, не могу даже сказать, чтобы они прекратили поединок – потому что я мертва не по-настоящему, а он, если его убьют, уже не оживёт. Я хочу встать, но моё тело сковано будто бы трупным окоченением, и только душа, живая, разрывается от горя. И вот, когда я с криком, похожим на слабый стон, вырываюсь из плена оцепенения – он лежит у моих ног умирающий, и я не могу сказать, видит он меня.
скриншот в выходном костюме
Опустите занавес! Если бы я знала раньше! Стив, очнись! Он не умер, слышите вы, нет! Мы выйдем на последний поклон, а потом я уведу тебя отсюда, на руках унесу, но мы больше не вернёмся в этот ужасный спектакль! Стив, Стив, ты слышишь меня...
Очнись же! Я здесь, я рядом!
...Ты уже не слышишь меня?
- Девочка… Девочка! Как ты привыкла, чтобы тебя звали? Джульстива? Или Джульсти? Как мама тебя зовет? Хотя ты так давно спишь, что, наверное, уже не помнишь.
Джульстива Мэллой – так тебя зовут, ты помнишь? Наверняка помнишь, хотя кто знает, что ты успела забыть за это время. Твоего папу зовут Себастьян Мэллой, а маму – Оливия Нигмополус. Это ты точно должна помнить, нельзя такое забывать. Ты ведь помнишь их? Не забыла, как сильно они тебя любят?
Вспоминай: ты ведь жила обычной жизнью, как любая девочка! Неужели ты не хочешь проснуться и снова увидеть маму, играть, ходить в школу?
- Обычная жизнь? Серость, скука, постылое будничное существование. Для тебя ли это! Не слушай ее, дитя! Ты – наследница двух великих родов, в твоих венах кровь двух величайших женщин, хозяек этого дома и всего города.
Твое рождение – огромная радость для нас всех. Подожди еще немного, и я пробужу тебя, ты очнешься ото сна и предстанешь пред миром прекрасной королевой, которой подвластно все.
- Не кричите, не будите меня! Мне снится волшебный сон про несчастного Карлика и его дочек, которые были принцессами, и жили у коло… колодца с киселем. Я не хочу просыпаться! Когда я посмотрю этот сон, я расскажу его маме.
- Нельзя тебе спать! Знаешь, почему тебя зовут Джульстива? Твоего дядю звали Стив, а тетю – Джульетта. Она тоже пыталась заманить их в ловушку, обещала золотые горы, а когда они не захотели, уснули навсегда. Твоя мама так сильно плакала, потому что очень их любила. Потому и тебя назвали в их честь. Что с ней будет, если и с тобой такое случится?
- Это тетя и дядя? Это же Безумный Шляпник из моего сна, а это - Чащирская кошка. А что ними, они уснули? Как жалко! Мне нравилось с ними играть. Их уже никак не разбудить?
- Не слушай противную девчонку, дитя! Твои тетя и дядя наказаны потому, что не следовали своему пути, и если ты не будешь слушаться, с тобой будет то же. Верь мне, я вырастила твоих папу и дядю. Я сделала их принцами и королями – и ты станешь королевой.
- Значит, я буду принцессой?
- Самой прекрасной, самой могущественной из принцесс!
- Нет, ты будешь вечно страдать, как страдала твоя внучатая тетя. Скоро ты, как она, погрузишься в безумие и будешь просиживать дни на кладбище, где лежат твои жертвы.
- Слушай меня!
- Слушай меня!
- Ой, замолчите! Я вовсе не хочу просыпаться!
Становится все интереснее и интереснее. Значит, девушка-привидение из психушки - мама Стива и Себастьяна?
Цитата:
Ты же видела их? - вдруг оживленно спросил призрак. - Правда, они очень красивые? Я очень их люблю, они для меня как любовь и боль, а любовная мука и сладость боли неразрывны. - и она повторила то же самое по-итальянски. - Мне очень хочется с тобой поговорить о них, но не могу...
Ведь Стив говорил, что его маму упекли в психушку.
И то, как она смотрела на Стива, приехавшего за Офелией.
Цитата:
Услышав это, приведение повернуло голову к окну, и я увидела такое блаженное и счастливое выражение на её лице, что живая женщина не смогла бы изобразить подобного.
Но вопросы остаются, кто этот "тот, кто возложил корону на Офелию"? Хотя стало ясно, что это именно убивает всех, кто смеет покуситься на невинность девушки. И то, что он следует за ней неотступно.
И что о Стиве или Себастьяне не должна знать Офелия, что так не нравится этому, что на нее возложил черную корону?
Теперь тетка Оливия. Как-то связана с проклятьем Офелии. Не просто же так она взяла и сошла с ума. Она хотела убить племянницу, так Офелиия думает. А ,может, тетка хотела ее спасти?
Цитата:
Молись, - кричала она сквозь решетку, - молись, чтобы умерла ты, а не он! Если он умрет или ещё кто-нибудь из них, ты будешь отвечать, слышишь, Офелия!
Он, это кто? Стив? Себастьян?
Ох, совсем неслучайно семейство Мэллоев попало к Офелии. Рок их вел.
Вот только пока неясно самое главное, вопросов больше появилось. Надо ждать продолжения.
Значит, девушка-привидение из психушки - мама Стива и Себастьяна?
Вот, кстати, да, у меня тоже появилась такая версия (сначала думала на Оливию, но как-то оно ни в какие ворота). Не зря же у Стива ощущение дежавю. Но я не отказываюсь от версии, что это Белла - одно другому не мешает.
Надо же, психанутая мамаша, которая издевалась над сыном, оказывается, любит его. Вопрос, из-за чего несчастная повредилась рассудком? Ну не поверю я, что она на ровном месте взяла и свихнулась! Предположу, что это как-то связано с отцом Стива, не зря же женщина говорит про боль от любви.
И тётка Оливия тут не просто так. Она ведь говорит о Стиве, верно? Тоже, небось, имеет к нему отношение. Или как минимум общалась с покойницей.
__________________
Последний раз редактировалось Influence, 29.10.2014 в 14:43.
Пристегните ремни, сюжет покатился с горы и нас ждут американские горки. Не говорите потом, что я не предупреждала) Больше никаких рассусоливаний, впереди настоящий жесткач.
Небольшой кусочек нового отчета, так сказать, для затравки. Чтобы интересней ждать вечера было.
- Дорогая, дорогая, все в порядке?
Я подняла голову и увидела Себастьяна, который смотрел на меня с тревогой.
- Мне показалось, ты потеряла сознание. Все в порядке?
Пришлось кивнуть, чтобы не пугать его ещё больше, хотя все было далеко не в порядке. Я не помнила совершенно, как я садилась в эту машину, не представляла, куда и зачем мы едем, не говоря уж о таких мелочах, как о том, кто из нас её купил – я или Себастьян, кто является владельцем, когда был последний техосмотр, сколько в баке бензина.
Хорошо хоть я вспомнила Себастьяна. Хотя мне показалось, что только что я видела его подростком, и странно было, что он так внезапно вырос.
Как бы еще узнать, куда мы едем?
Я решила использовать уловку:
- Тебе не кажется, что мы пропустили поворот?
Себастьян поглядел на меня хмуро:
- Тут на триста километров ни одного поворота, дорогая прямая, как спица. Ты забыла, куда мы едем, да?
Отпираться было бессмысленно, и я кивнула. Стив озабоченно сдвинул брови:
- Разве не узнаешь знакомые места? Мы едем к тебе на родину, в Стренджтаун.
Я промолчала. Наверное, не следовало спрашивать, где мы жили в последнее время и почему уехали из города.
Я ничего не помнила, буквально ничего. Меня словно выдернули откуда-то и окунули в море незнакомых ощущений, фактов, отношений. В мою жизнь, которая казалась чужой.
Если бы в тот момент Себастьян сказал, что я убийца, а он везет меня на казнь, я бы поверила.
Хотя так и было.
Единственным достоверным воспоминанием, которое засело в моей голове, как гвоздь, было воспоминание о том, что я стала свидетелем убийства. Даже нескольких убийств. Судя по мелькающим в голове картинкам, на моих глазах убили нескольких человек, смерть каждого из которых вызвала у меня разный эмоциональный отклик.
Некоторые смерти я воспринимала с холодностью. Некоторых жертв было жалко.
Двух же из них я любила так сильно, что не могла даже думать о том, как они умерли. Как только я пыталась воскресить эти воспоминания в памяти, передо мной словно вставала стена, и я понимала, что если подумаю об этом, то сойду с ума от отчаяния.
…
Итак, убийства. На моих глазах полегло дохрена народу, но я не была ни убийцей, ни потенциальной жертвой. Я – наблюдатель.
Единственный выживший, да из ума выживший.
Как это могло случиться?
Может быть, я работала на преступную организацию?
Когда я зажмуривалась, передо мной словно в калейдоскопе мелькали микрофрагменты моей прошлой жизни, короткие, на десять-пятнадцать секунд, кошмарные сцены, связанные с убийствами. Передо мной вставали лица убитых, и это были разные лица – пожилые женщины с натруженными руками, красивые молодые девушки, мужчины, мальчики-подростки.
Непохоже, чтобы все они перешли дорогу мафии.
Тогда, может быть, я была спутницей маньяка и соучастницей его кровавых оргий?
Я подозрительно покосилась на Себастьяна.
У него на руке было обручальное кольцо, у меня на руке – такое же. Он называл меня «дорогая». Возможно, мы женаты? Может, он все это устроил?
Видимо, такое со мной происходило не в первый раз, поскольку Себастьян в очередной раз отвлекся от управления автомобилем и повернулся ко мне:
- Опять всё с начала? Нет, я не маньяк и никого не убивал. И ты никого не убивала. Мы просто едем туда, чтобы ты вспомнила и успокоилась, понимаешь? – говоря это, он едва не заплакал.
Скрывать правду стало совсем бессмысленно, и я решила во всем признаться.
- Такое со мной не в первый раз уже, да?
Себастьян отвернулся и сидел мрачнее тучи.
- Я понимаю, это невыносимо тяжело… Как давно это со мной?
- Почти полгода, - со всхлипом ответил он.
Мне вдруг стало не по себе. Бедный, страшно представить, что он переживает.
- Но я же поправлялась, верно? Всё вспоминала?
Себастьян мрачно пожевал губу.
- Поправлялась, да. Вспоминала. Вспоминала, как тебя зовут, где ты работаешь, чем занимаешься. Я рассказывал тебе, как мы познакомились, почему мы вместе. Потом ты вспоминала нашу дочь.
Помнишь нашу Джусти? – он кивком указал на заднее сиденье, где, свернувшись калачиком, спала темноволосая девочка. – Полугода назад мама души в ней не чаяла, а теперь мама иной раз не знает, что это за девочка держит её за руку. Ты отнимала у неё руку и говорила, чтобы она тебя не трогала! Представляешь, как сложно ей поверить, что мама все равно её любит?
Я с ужасом посмотрела на незнакомую темноволосую малышку – она была очень похожа на Себастьяна и немного – на меня. Дочь. У меня есть дочь, которую я родила и выкормила. Маленький человечек, который меня очень любит, которого я не могу полюбить, потому что не знаю.
- А как её полное имя?
- Джульстива.
- Странное такое…
- Ты сама его придумала. В честь Стива и Джульетты.
Почему-то эти имена отозвались в моей голове смутным эхом, как будто значили что-то важное.
- И вот так каждый раз, - сквозь зубы пробурчал Себастьян, - как только начинает казаться, что ты все уже вспомнила, ты делаешь последнее усилие и хочешь вспомнить, что случилось той ночью. И снова теряешь память. Это невыносимо.
Я осторожно взглянула на него. Лицо моего мужа было искажено болью.
- Надеюсь, врач сказал правду, и поездка поможет. Только бы тебе не стало совсем плохо! Помни, я всегда буду рядом. Что бы с тобой ни случилось, говори мне.
-Хорошо, - тихо ответила я, - хорошо.
Вот это уж жесткач так жесткач! И ладно бы просто смерти, а тут ещё и с амнезией...
Я так поняла, это отрывок из будущего? Судя по тому, что Себастьян и Офелия женаты, они оба уже как минимум совершеннолетние. А раз Офелия старше, то ей лет 25 минимум. Себастьян совершенно неузнаваем - то он был аутистом, неспособным нормально общаться, и вот уже взрослый, уверенный в себе мужчина. От горя повзрослел?
У них дочка родилась - следовательно, "жених" Офелии наконец отпустил свою чёрную принцессу. Вопрос, какой ценой...
Посвящается Лисёночке в день её рождения (который не в Хэллоуин!)
Часть вторая: Ушедшие к праотцам
- Дорогая, дорогая, все в порядке?
Я подняла голову и увидела Себастьяна, который смотрел на меня с тревогой.
- Мне показалось, ты потеряла сознание. Все в порядке?
Пришлось кивнуть, чтобы не пугать его ещё больше, хотя все было далеко не в порядке. Я не помнила совершенно, как я садилась в эту машину, не представляла, куда и зачем мы едем, не говоря уж о таких мелочах, как о том, кто из нас её купил – я или Себастьян, кто является владельцем, когда был последний техосмотр, сколько в баке бензина.
Хорошо хоть я вспомнила Себастьяна. Хотя мне показалось, что только что я видела его подростком, и странно было, что он так внезапно вырос.
Как бы еще узнать, куда мы едем?
Я решила использовать уловку:
- Тебе не кажется, что мы пропустили поворот?
Себастьян поглядел на меня хмуро:
- Тут на триста километров ни одного поворота, дорогая прямая, как спица. Ты забыла, куда мы едем, да?
Отпираться было бессмысленно, и я кивнула. Стив озабоченно сдвинул брови:
- Разве не узнаешь знакомые места? Мы едем к тебе на родину, в Стренджтаун.
Я промолчала. Наверное, не следовало спрашивать, где мы жили в последнее время и почему уехали из города.
Я ничего не помнила, буквально ничего. Меня словно выдернули откуда-то и окунули в море незнакомых ощущений, фактов, отношений. В мою жизнь, которая казалась чужой.
Если бы в тот момент Себастьян сказал, что я убийца, а он везет меня на казнь, я бы поверила.
Хотя так и было.
Единственным достоверным воспоминанием, которое засело в моей голове, как гвоздь, было воспоминание о том, что я стала свидетелем убийства. Даже нескольких убийств. Судя по мелькающим в голове картинкам, на моих глазах убили нескольких человек, смерть каждого из которых вызвала у меня разный эмоциональный отклик.
Некоторые смерти я воспринимала с холодностью. Некоторых жертв было жалко.
Двух же из них я любила так сильно, что не могла даже думать о том, как они умерли. Как только я пыталась воскресить эти воспоминания в памяти, передо мной словно вставала стена, и я понимала, что если подумаю об этом, то сойду с ума от отчаяния.
…
Итак, убийства. На моих глазах полегло дохрена народу, но я не была ни убийцей, ни потенциальной жертвой. Я – наблюдатель.
Единственный выживший, да из ума выживший.
Как это могло случиться?
Может быть, я работала на преступную организацию?
Когда я зажмуривалась, передо мной словно в калейдоскопе мелькали микрофрагменты моей прошлой жизни, короткие, на десять-пятнадцать секунд, кошмарные сцены, связанные с убийствами. Передо мной вставали лица убитых, и это были разные лица – пожилые женщины с натруженными руками, красивые молодые девушки, мужчины, мальчики-подростки.
Непохоже, чтобы все они перешли дорогу мафии.
Тогда, может быть, я была спутницей маньяка и соучастницей его кровавых оргий?
Я подозрительно покосилась на Себастьяна.
У него на руке было обручальное кольцо, у меня на руке – такое же. Он называл меня «дорогая». Возможно, мы женаты? Может, он все это устроил?
Видимо, такое со мной происходило не в первый раз, поскольку Себастьян в очередной раз отвлекся от управления автомобилем и повернулся ко мне:
- Опять всё с начала? Нет, я не маньяк и никого не убивал. И ты никого не убивала. Мы просто едем туда, чтобы ты вспомнила и успокоилась, понимаешь? – говоря это, он едва не заплакал.
Скрывать правду стало совсем бессмысленно, и я решила во всем признаться.
- Такое со мной не в первый раз уже, да?
Себастьян отвернулся и сидел мрачнее тучи.
- Я понимаю, это невыносимо тяжело… Как давно это со мной?
- Почти полгода, - со всхлипом ответил он.
Мне вдруг стало не по себе. Бедный, страшно представить, что он переживает.
- Но я же поправлялась, верно? Всё вспоминала?
Себастьян мрачно пожевал губу.
- Поправлялась, да. Вспоминала. Вспоминала, как тебя зовут, где ты работаешь, чем занимаешься. Я рассказывал тебе, как мы познакомились, почему мы вместе. Потом ты вспоминала нашу дочь. Помнишь нашу Джусти? – он кивком указал на заднее сиденье, где, свернувшись калачиком, спала темноволосая девочка. – Пологода назад мама души в ней не чаяла, а теперь мама иной раз не знает, что это за девочка держит её за руку. Ты отнимала у неё руку и говорила, чтобы она тебя не трогала! Представляешь, как сложно ей поверить, что мама все равно её любит?
Я с ужасом посмотрела на незнакомую темноволосую малышку – она была очень похожа на Себастьяна и немного – на меня. Дочь. У меня есть дочь, которую я родила и выкормила. Маленький человечек, который меня очень любит, которого я не могу полюбить, потому что не знаю.
- А как её полное имя?
- Джульстива.
- Странное такое…
- Ты сама его придумала. В честь Стива и Джульетты.
Почему-то эти имена отозвались в моей голове смутным эхом, как будто значили что-то важное.
- И вот так каждый раз, - сквозь зубы пробурчал Себастьян, - как только начинает казаться, что ты все уже вспомнила, ты делаешь последнее усилие и хочешь вспомнить, что случилось той ночью. И снова теряешь память. Это невыносимо.
Я осторожно взглянула на него. Лицо моего мужа было искажено болью.
- Надеюсь, врач сказал правду, и поездка поможет. Только бы тебе не стало совсем плохо! Помни, я всегда буду рядом. Что бы с тобой ни случилось, говори мне.
-Хорошо, - тихо ответила я, - хорошо.
…
Пока мы ехали, я отчаянно пыталась вспомнить хоть что-то, не относящееся к убийствам. Почему-то вспомнилось, как мы с Себастьяном шли покупать мне туфли на свадьбу или еще какой-то торжественный случай, а мне как раз хотелось пошалить, и я баловалась и смеялась, и он тоже, глядя на меня, еле сдерживал хохот, а потом как покатился со смеху!
Я, вспомнив это, невольно прыснула в кулачок.
- Что с тобой? – недоуменно спросил Себастьян.
- Ничего, дорогой. Ничего.
Мне почему-то стало очень тепло и захотелось вспомнить, с чего все началось. Как мы вообще решили жить вместе? Я честно пыталась вспомнить, как это случилось, и память подсунула мне странное воспоминание, как я стою в темной комнате у окна и в лучах тусклого, видимо, заходящего солнца пытаюсь разобрать, что написано в письме, а там неровные пляшущие буквы складываются в отчаянные слова: «…прости меня, я долго боролся, но я не могу, когда ты далеко, то и меня все равно что нет… Разреши мне приехать, умоляю, ты единственный «мой» человек на этом свете...» Я помнила, что читала письмо с досадой, раздумывая, в каких словах я буду писать отказ. Что потом поменялось? Я передумала? Приехал он или нет?
Кажется, у меня были веские причины не звать его к себе. Мне было плохо, тоскливо, одиноко, я развлекала себя как могла – надевала дикие наряды, дерзила педагогам и студентам, или наоборот, с головой зарывалась в учебники, превращаясь в серую мышь, которая может думать только об учебе. Так и продолжалось, пока однажды, когда мы беседовали о приведениях, фобиях, страхах, и я немного увлеклась, мой преподаватель по психологии не сказал мне:
- Офелия, у тебя особый дар, которым грех не пользоваться. У тебя настолько мистическое сознание, ты так тонко чувствуешь сверхъестественное, что ты просто обязана помогать другим людям. Не все, когда сталкиваются с чем-то подобным, знают, что им делать. А ты всегда точно знаешь.
Тогда передо мной как будто открылись новые горизонты. Я, хоть и не без сомнений, поставила жирный крест на карьере ученого и стала парапсихологом, и получила диплом по этой сомнительной специальности, и действительно, мой дар пригодился людям. Надо мной посмеивались, меня критиковали, но я всегда знала, как именно помочь моим клиентам – а это главное. Главное, чтобы лечение помогало, неважно, каково оно.
А потом мы все-таки встретились с Себастьяном – совершенно случайно, по-моему, у каких-то общих знакомых на вечеринке – и, как видно, поладили, раз сейчас вместе едем в Стренджтаун и везем туда свою дочь. Кто мог думать, что все так получится?
- Приехали, - нарушил мои размышления муж. – Смотри-ка, мы тут не одни.
…
Возле моего старого страшного дома пыталась припарковаться еще одна машина. Интересно, кто еще мог захотеть сюда приехать?
- Эй! - девица, сидевшая за рулем, громко нам посигналила. - уступите дорогу, встать не даете!
- Узнаю Виолу, - ухмыльнулся Себастьян. Я вдруг увидела его маленьким мальчиком с малышкой на руках, входящим в ворота нашего дома, и услышала его детский голос – так, как будто это происходило сейчас:
«Это Виола, моя племяшка, дочка Стива».
Я вспомнила. Я вспомнила и его, и её. Врач был прав, дом действительно способен был вернуть мне память.
Девица вышла из машины и направилась к нам с намерением разобраться. Я же мгновенно отстегнула ремень безопасности, пулей выскочила из машины и бросилась к ней.
-Ты что! - отбивалась потрясенная Виола, не понимая, почему я вдруг повисла у неё на шее. - Офелия? Офелия, это ты? Что с тобой?
- Просто радуется, что видит тебя, - сказал Себастьян, осторожно оттаскивая меня от племянницы. - Ты уж не удивляйся, у неё сейчас сложный период.
- У нас у всех нервы на пределе, - мрачно заявила Виола.- Мы вот к родителям приехали.
После этих слов я невольно посмотрела в сторону дома, пытаясь услышать стук старой скрипучей двери и ожидая, что ворота отворятся и к нам выйдут постаревшие Стив и Джульетта. Но никто не выходил.
…
Зато из машины, на которой приехала Виола, выбрались еще двое пассажиров.
- Ты из меня всю душу вытрясла, - жаловалась, хватаясь за бока, пожилая женщина с темными глазами и чёрными волосами, похожая на итальянку. – Никогда больше с тобой не поеду! Джиэмпиро, сыночек мой, как ты вырос! Подойди сюда, дай тётушке тебя расцеловать.
И Себастьян, которого на самом деле звали этим пышным итальянским именем, послушно подошел к тетушке и позволил ей себя обнять, хотя я знала, что он ненавидит обниматься.
- Мой дорогой, это твоя жена? Та самая девочка, про которую ты говорил? – старушка с любопытством уставилась на меня.
Я её не помнила, но это было нормально – судя по всему, мы до этого ни разу и не встречались. Себастьян упоминал о тёте только вскользь, когда говорил об их со Стивом детстве.
Мне она почему-то не понравилось. Она казалась доброй, но что-то меня все время отталкивало, не давало поверить ей до конца.
Подросток, который стоял рядом с ним, настороженно кивнул нам и тут же нырнул в калитку, считая, что такого приветствия было достаточно.
Я поняла, что это был Гамлет – сын Стива и Джульетты, которого я в последний раз видела в ту памятную ночь, когда он был еще крошкой.
- Что это с Гамлетом?
- Как – что? Дорогая, он безумно в тебя влюблен. Да-да, первая любовь – не шутки. Подожди, но неужели ты об этом не знаешь? Полгода назад ты сама со мной над этим смеялась.
Я помотала головой.
- Забыла.
Себастьян посмотрел на меня с нескрываемым, почти священным ужасом.
- А ведь он ведет себя точно так, как я, когда впервые в тебя влюбился, - неожиданно сказал он. Я совсем смутилась и, чтобы перевести разговор на другую тему, попросила его вынести из салона спящую дочку. Пока он со всеми предосторожностями вытаскивал ребенка из машины, я зорко наблюдала за удаляющейся троицей.
Виола вся в татуировках, с туннелями в ушах, в коротком топике, нестандартная, дерзкая, резкая, уверенная. И рядом с ней младший брат – спокойный, рассудительный, воспитанный, причесанный на прямой пробор.
-Ты заметил?
-Что?
- Виола – копия Стива.
- Да. А Гамлет с каждым годом все больше похож на Джульетту. Это давно было видно, но чем старше они становятся, тем заметнее сходство. Пойдем, дорогая, нас ждут. Без тебя они эту проклятую дверь точно не откроют.
Мы вошли в распахнутую калитку – и как только я вошла во двор, почувствовала сильный, почти физически ощутимый энергетический удар.
Дом взаимодействовал со мной. Дом играл со мной в игру, приглашая меня на пир воскрешенных воспоминаний. И я почувствовала, как начинаю вспоминать – вспоминать всё и сразу, вперемежку, миксом…
…
Дочка спала, не просыпаясь. Мы не стали её будить, просто уложили в моей комнате.
Я рассматривала стены со слезами на глазах – насколько всё тут напоминало меня. Стало ясно, что долго я здесь не выдержу.
Во дворе дома Себастьян с очень серьёзным видом говорил о чем-то со своими племянниками. Я тихонько подошла к ним, стараясь остаться незамеченной, и услышала, как он вполголоса объясняет Виоле, что со мной следует быть помягче:
- Будь к ней подобрее. Она пережила ужасную психологическую травму, и из-за этого её преследуют приступы амнезии.
- Чего?
- Ничего не помнит.
- Это из-за родителей? Но ведь это когда было!
- Такие события не имеют срока давности, Виола.
- Думаешь, я не знаю? – невольно повысив голос, закричала девушка. – Думаешь, мне они не снятся? Так почему надо мной не трясутся так, как над ней?
- Именно потому, что ты пережила, - спокойно ответил Себастьян, - а она не может.
Виола громко всхлипнула и, судя по затянувшейся паузе, задержала воздух, чтобы не расплакаться в голос.
- Так Офелия, - изменившимся голосом спросила она, - Офелия все видела? Бедняжка…
- Никто сейчас не скажет, что она видела, а чего – нет. Она ничего не вспомнила. Более того, сейчас она начала забывать и другие события из своей жизни, начала забывать себя саму. Мы так надеялись, что когда мы сюда приедем, память начнет восстанавливаться, но, увы…
Я отошла от них, незаметно, как и подходила, вернулась на крыльцо и прислонилась лбом к невыносимо холодной каменной стене, пытаясь унять нервную дрожь. В камне нет жизни, нет внутреннего тепла, поэтому он такой холодный. Даже самые яркие солнечные лучи не могут прогреть его до самой сердцевины.
Я такой же камень. Меня невозможно растопить, невозможно вызвать во мне сострадание и любовь. Всех, кто был мне дорог, я погубила.
Родители и тётя. Стив и Джульетта. Лев и Джетро. Все погибли из-за того, что привязались ко мне.
Себастьян, за что ты меня любишь? Лучше бы ты бежал от меня, бежал без оглядки…
Я не все вспомнила. Но все, что касается моей вины в произошедшем, теперь помню ясно и отчетливо.
…
Лев, бедный мой мальчик, ты тоже был ко мне привязан – это тебя и погубило. И моя болтливость. Я, видимо, совсем не понимала, что творю.
Возможно, если бы я держала язык за зубами, ничего не случилось бы. А я все-таки рассказала Льву про случай, который произошел со мной в их доме. Как я и думала, он мне не поверил.
- Думаешь, я чокнулась? - запальчиво спросила я. Он слегка поморщился, как от зубной боли. Надо сказать, в новой школе все выражались только прилично, не позволяя себе никаких просторечных выражений – не то, что грубостей. Даже когда никто не слушал.
Я же никак не могла к этому привыкнуть и прямо говорила, что думаю, не стараясь облечь мысли в вежливую форму.
- Я думаю, что у тебя очень живое воображение, - тактично ответил Лев, - оно рождает фантомов, которые настолько реальны, что ты в них веришь.
Я почувствовала себя обиженной, но не нашла, что сказать.
- Плохого тут ничего нет, это свойство было у многих великих писателей и поэтов. Только старайся дистанцироваться от этого, когда занимаешься наукой. Фантомы воображения – опасная вещь для ученого.
И вроде бы он ничего неприятного не сказал, но я почувствовала себя обиженной – хотя формально не на что было обижаться. Вот что значит риторика.
Поскольку возразить мне было нечего, я решила перевести разговор в научную плоскость:
- Если что-то ещё не доказано, не факт, что этого чего-то не существует. Это как с магнитным полем.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я про приведения. Если никто их не изучал, это ещё не значит, что их не существует. Вдруг это особая форма существования материи? Нечто, что существует независимо от нас и наших знаний о нём.
Лев усмехнулся, деликатно прикрыв улыбку ладонью.
- Ты сейчас похожа на Итона из "Охотников за приведениями". Забавно.
Я уже всерьез начала злиться.
- Ты уж меня извини, но если ты о чем-то не знаешь, это еще не значит, что этого не бывает. Приходи к нам на Хэллоуин, они как раз разгуляются…
Лев не выдержал и расхохотался.
- Офелия, ты прелесть! К нам тоже "приведения" приходят. Отец вместо конфет скармливает им мультивитамины...
- Я не про этих.
- Извини, Офелия, но других не бывает.
- Вот приходи ко мне в дом, и сам все увидишь.
Таким образом, приходится признать, что я сама его в это втянула. Значит, вся ответственность лежит на мне.
…
- Ну что, - спросил Себастьян, с самым невинным видом подходя ко мне. - Двор сильно изменился?
Мне кажется, или он разговаривает со мной как с сумасшедшей?
- Скажи, а почему сцену на крыше разобрали?
- Не знаю. Наверное, решили, что она не нужна.
... Стив руководил строительством своей поднебесной сцены - с ней было больше возни, чем с прошлой, но и её тоже строили очень быстро. Она еще не была до конца достроена, но он уже залазил туда сам и затаскивал инструменты, и проводил часы, балансируя на краю. Джульетта, конечно, волновалась:
-Ты сверзишься оттуда когда-нибудь! – а ему все было нипочем.
Стив, подумав, не стал отказываться от услуг Вальдемара - пришлось бы возвращать задаток, расторгать контракт, в общем, слишком много возни. Кроме того, он понимал, что если он это сделает, Джульетта будет сердиться. Он решил мужественно делать вид, что все в порядке. Но он не общался с подрядчиком на другие темы, кроме строительства, и зорко следил, чтобы тот не приближался к Джульетте без крайней на то необходимости.
- Знаешь, это к лучшему, - потихоньку говорила мне Джульетта, - пусть перебесится, поймет, что даже бывшие на меня уже не претендуют, и успокоится. Замучил уже ревностью.
Стив думал иначе:
- Не случайно же он нарисовался? Наверняка на что-то рассчитывает.
Я заметила, что сложно ждать взаимности от замужней с двумя детьми. Но Стив опять повторил, что для Джу дети и прожитые вместе годы – совсем не резон, чтобы не разводиться.
- Не доверяю я этому парню, - говорил Стив. Как оказалось, он был не так неправ, как мы все думали.
Вальдемар же нарочно, чтобы его позлить или еще по какой причине, стал наведываться к нам в гости все чаще и чаще, и не столько занимался вопросами строительства – на самом деле, это была вовсе не его забота, он занимал в своей компании слишком важный пост, чтобы вот так курировать какую-то совершенно незначительную стройку – сколько болтал с Джульеттой и детьми, которые очень быстро к нему привыкли и даже начали ждать появления дяди Вальдемара. Насколько это бесило Стива, я и передать не могу.
-Ну что ты страдаешь? – говорила я ему. – Набей ему морду или откажись от заказа. Или и то и другое.
Стив пожимал плечами.
- Джульетта тогда замучает меня упреками. Нет уж, лучше я дождусь, пока она сама его выгонит. Тогда никто не скажет, что я виноват.
...- Себастьян, - на минутку отвлекшись от своих воспоминаний, спросила я, - а ты меня когда-нибудь ревновал?
Он кивнул:
-Еще как! Когда этот мальчик… Лео, кажется?
-Лев.
-Ну вот. Когда он смотрел на тебя обожающе, я готов был исцарапать ему морду. Настолько он меня бесил.
- Он умер.
-Да, я знаю. Но что было – то было.
- Скажи, - помедлив, спросила я. – А ты бы смог убить его из-за меня?
Он посмотрел на меня, насупившись, и промолчал.
- Не отвечай. Я и так знаю, кто его убил…
… -ААА!!!
- Че это с ним?
- Сволочи, он не дышит! Вызывайте скорую придурки! Лев! Лев, ты слышишь меня!
- Блин, но это же просто электрошок!
- А вдруг у него сердце слабое? Лев, Лев, не молчи! Скажи что-нибудь!
- Что ты делаешь?!!
- Массаж сердца! Помогай, чего стоишь! Ра-два-три…Лев! Лев, ты меня слышишь!
… Бедный мальчик, убитый другим мальчиком из-за какой-то ерунды. А ведь он всего лишь хотел не дать нас в обиду…
…
…- О покойных или хорошо, или никак, - говорил Себастьян, - но не могу не признать, что он меня страшно бесил.
- Да, а вот ты ему нравился. Он считал, что ты очень умный.
Себастьян издал неопределенный звук.
- Помнишь, как ты подглядывал за нами во время занятий и подсказал мне правильный ответ. Он тогда сказал, что ты тоже мог бы учиться в выпускном классе.
-Все возможно. - сдержанно ответил Себастьян. - В любом случае, он умер, так что я ему все прощаю…
…- Ой, что ты здесь делаешь?
- Пришел посмотреть на твоих приведений! Ты же сама меня приглашала.
- Да? Я думала, ты только посмеешься…
- Ну, посмеяться-то никогда не поздно, а вот провести эксперимент удается не всегда. Будем считать это экскурсией в мир паранормального. Слушай, если родители спросят – я пришел побыть нянькой
для Виолы, позаниматься с ней математикой. Это так, на всякий случай…
…Бедняжка, знал ли ты тогда, что эта экскурсия затянется навечно?...
… Меня вывел из равновесия резкий, удушливый запах. Когда я, пытаясь выяснить, чем пахнет, пришла на кухню, увидела там Виолу, жарящую на сковородке лук.
- Что? – ответила она на так и не заданный мной вопрос. – Я люблю жареный лук и бифштексы, а в этом доме ни того, ни другого, и холодильник весь зарос какой-то гадостью. Если сильно чадит, открой входную дверь и все окна, живо выветрится.
Я ничего не ответила и продолжила наблюдать – её это, видимо, сильно раздражало.
- Офелия, если тебе нужна плита, подожди немножко. Не надо ходить вокруг меня кругами, - резко сказала она. Повернулась ко мне и замерла, встретившись со мной взглядом.
- Скажи, ты тоже помнишь?
...Они столпились в маленькой, узкой кухне, шарились по шкафам в поисках столового серебра. Из-за них в кухне было не протолкнуться.
- Парни!
Все повернулись ко мне – а потом снова продолжили заниматься тем же, чем и занимались, нимало не смутившись.
- Офелия, не мешай.
-Что значит – не мешай!!! Парни, что вы здесь делаете?!
- Мы? - один из них, незнакомый мне, видимо, главный в этой компашке, нашелся:
-Мы пришли посидеть
с твоей сестренкой, - и под общий хохот потрепал по макушке маленькую Виолу, которая с бесстрастным видом жарила яичницу, как будто рядом с ней и не было никаких грабителей:
- И мне два яйца пожарь, детка!
Виола, не обращая на него внимания, стояла и смотрела, как шипит масло на сковородке. Точно так же она стояла, когда мы прыгали над безжизненным телом Льва, не зная, что с ним делать.
Точно так же она продолжала стоять, когда парни связали меня и решили, что надо поджечь дом, чтобы скрыть следы преступления. Точно так же она продолжала следить за яичницей, когда вокруг разгорелся огонь, рухнула старая крыша и незадачливые поджигатели сами стали заложниками огня. Вокруг трещало пламя, слышались мои крики о помощи и стоны заживо сгорающих людей – а она как будто и не слышала, не чувствовала. Не пыталась помочь или хотя бы спасти себя. Она, стоя на этом же месте, жарила свою яичницу с таким же отрешенным лицом, с каким сейчас жарила лук.
Безразличная. Бездушная. Завороженная.
Только когда прибежал Стив, и рискуя собой, вытащил нас с ней из огня, чтобы передать Джульетте, а самому дать надеть на себя наручники и отправиться в тюрьму – только тогда она очнулась и заплакала, как живая девочка.
Что с ней, черт подери, такое было?..
- Неужели ты ничего не помнишь?
Виола дернула носиком, но в её уверенном взгляде я впервые уловила растерянность. Она не могла не помнить. Или не догадываться, что о чем-то важном не помнит.
- Нет, ничего.
…
Вечерело, дочка по-прежнему крепко и сладко спала. Мы собрались в полутемной гостиной при свечах и пытались включить телевизор.
- Скучища! – ныла Виола. - А ведь завтра Хэллоуин. Давайте хоть в костюмы нарядимся, что ли?
- Виола! – прикрикнул Себастьян. – Этот дом – братская могила! Ты веселиться здесь собралась? Плясать на надгробьях родителей? Ни стыда, ни совести!
- Что в этом такого? – повернувшись к ним вполоборота, сказала я. – Мы же не должны соблюдать вечный траур. Может, переодевание нас немного повеселит. Родители были веселыми людьми, они бы это одобрили. А еще они очень любили Хэллоуин.
Виола, Гамлет и Себастьян одновременно уставились на меня.
- Предлагаю даже тематику вечеринки – Шекспир. Пусть Гамлет оденется Гамлетом, я – Офелией, Виола и Себастьян – Себастьяном и лже-Себастьяном. По-моему, будет весело.
- А кем же тогда буду я? - ласково улыбаясь, спросила тётя Бри.
-Вы, дорогая, - скучающе ответила я, - прекрасно будете смотреться в костюме леди Макбет.
Все переглянулись, пытаясь понять, почему я предлагаю ей надеть костюм убийцы.
- Знаешь, Себастьян, Стив как-то сказал мне кое-что, и сейчас я это кое-что, как ни странно, вспомнила… Ты знаешь, что твоя тётя умерла через год после того, как родилась Виола? Как раз поэтому он и забрал тебя к себе. - я подошла к Брианне, которая по-прежнему улыбалась, и посмотрела на неё в упор.
- Тётя Бри, скажите, чего ради вы вернулись к нам с того света?
Ты ещё спрашиваешь? Да тут сюжет не просто покатился с горки, он уже на пути в космос.
Жесткач начался, но по-прежнему ничего не понятно. Кто убил Льва? Я бы поверила в несчастный случай, не будь этой фразы:
Цитата:
Сообщение от Лалэль
… Бедный мальчик, убитый другим мальчиком из-за какой-то ерунды. А ведь он всего лишь хотел не дать нас в обиду…
Только сейчас поняла: у грабителей был электрошокер, а Лев не выдержал разряда?
И что случилось с Виолой? Если бы девочку зачаровал... кхм... хранитель дома, то он бы постарался стереть память. А она, по мнению Офелии, всё-таки что-то помнит. Такое ощущение, что Виола причастна ко всему, что случилось.
Что со Стивом и Джульеттой?! Почему Стив позволил надеть на себя наручники и поехал в тюрьму, ведь не он же поджёг дом? И что, в конце концов, было дальше? Почему Офелия говорит, что
Цитата:
Сообщение от Лалэль
Всех, кто был мне дорог, я погубила.
Родители и тётя. Стив и Джульетта. <...> Все погибли из-за того, что привязались ко мне.
И какова роль Себастьяна в этой истории? Он написал настолько милое и трогательное письмо, что только бесчувственный сухарь мог бы отказать во встрече. Но они всё же встретились, и.... Что дальше было? Почему Офелия вдруг изменила отношение к нему? Кстати, он ведь тоже привязался к Офелии, и ничегошеньки ему за это не было. Неспроста это!
И что за тётя с того света (я помню, какое она отношение имеет к Мэллоям, но почему она вдруг вышла из тени?)? Не просто так ей предлагают сыграть леди Макбет. Неужели это она охотилась за племянниками из-за... наследства? Но чьего? У покойной сестры был крутой счёт в банке?
Короче, всё запуталось ещё больше. А раз завтра Хеллоуин, то надеюсь, что все узелки наконец развяжутся (наивная я, да?).
__________________
Последний раз редактировалось Influence, 31.10.2014 в 02:51.
Поздравляю всех с волшебным праздником Хэллоуин! Самый хэллоуинский из всех хэллоуинских отчетов уже на экранах
Теперь ты там, где знают все, скажи:
Что в этом доме жило кроме нас?
Анна Ахматова
Что это? Где я? Темные, мокрые стены, низкий, давящий потолок… Что это за подземелье? Что за пыточный застенок?
Такое впечатление, что я попала в какой-то средневековый замок.
- Нет, - вздохнув, сказал прозрачный и призрачный Стив, грустно глядящий на меня сверху, - нет, Офелия, это тебе не Эльсинор.
Несмотря на нереальность всего происходящего, его появление испугало меня настолько, что я вскрикнула:
- Стив?! Это ты!
- Нет, блин, тень отца Гамлета!
Я невольно улыбнулась, с трудом поднимаясь с пола. Каждая косточка в теле болела.
- Ты тень. Отца Гамлета. И Виолы. Скажи, я тоже умерла?
Он покачал головой.
- Куда торопишься? Все впереди… Меня послали провести тебя по этим коридорам.
- Я бы и так не заблудилась. Я знаю, что здесь. Мы ходили сюда с Джульеттой…
…Теперь, когда моя жизнь висела на волоске, я вспомнила все. Все механизмы, которые блокировали мою память, были сняты, и я вспомнила даже то, чего не видела.
- Стив, ты ведь тоже что-то подозревал, когда переехал сюда жить?
- Подозревал. Но пока был жив, старался об этом не думать. Мне хотелось верить, что это неправда, что это только мои фантазии.
- Вот и со мной то же…
…Мы с Джульеттой обнаружили этот ход, когда Стива взяли. Я сидела рядом, когда она беседовала со следователями в присутствии адвоката. Три часа. Три часа они допрашивали бедную Джульетту, пытаясь вытащить из неё хоть какую-то информацию о Стиве, подловить на лжи, выведать хоть что-то, что позволит обвинить мужика в убийстве детей. То, что эти детки убили, хоть и по неосторожности, беднягу Льва, а потом уже вполне осознанно пытались сжечь заживо меня и Виолу, почему-то никого не волновало, хотя я, когда давала показания, несколько раз повторила, что парни хотели нас убить, а Стив нас спас, и практически заставила внести эту строчку в протокол.
На втором часе допроса я поняла, чего они хотят: повесить все смерти, случившиеся в нашем доме, на Стива. Это было очень гнусно, но с точки зрения здравого смысла вполне логично.
Никто не поверит, что в чьем-то доме раз за разом умирают люди, а хозяин не имеет к этому никакого отношения. Вполне разумно обвинить его во всех этих смертях. Присяжным будет проще поверить в то, что обвиняемый врет, чем в то, что он во всех случаях ни при чем.
Конечно, я не верила, что Стива осудят. И все же ему будет очень непросто из всего этого выпутаться, даже со всеми его деньгами и возможностями. А уж как рады будут газетчики – конечно, они смогут настроить публику на нужный лад. Живо сделают из бедолаги-рокера анархиста, сатаниста и пожирателя младенцев.
Джульетта сидела заплаканная, мрачная и бледная как полотно, но спокойная, как будто даже бесчувственная. За три часа она ни разу не повысила голос, ни разу не заплакала в голос, ни разу не потеряла самоконтроля. Она спокойно и внятно отвечала на вопросы, даже на те, который ей задавали в сотый раз, и повторяла одно и то же:
- Мой муж невиновен. Он никого не убивал.
Следователи придерживались другого мнения. Очевидно, это дело стало той самой последней каплей, после которой они на нас ополчились и решили не верить нам ни в чем и любыми средствами добиться от нас признания.
Я впервые поняла, как же сильно я ненавижу копов – не за их личные качества, всех, кто к нам приехал, я знала с детства, и они были в общем неплохими людьми – а за их поганую работу. Они в течение трех часов издевались над женщиной, только что пережившей страшный шок, едва не потерявшей при пожаре дочь (ну и меня, думаю, моя смерть её также огорчила бы), женщиной, чьего мужа они только что упрятали в кутузку – и обращались с ней так, будто она была хитрой, лукавой преступницей, которую надо было вывести на чистую воду. Три часа её не отпускали к детям, не давали позвонить мужу. Нужно быть моральным уродом, чтобы пойти на такое.
Джульетта держалась молодцом, и они, понимая, что она никогда не поверит, что её муж виновен, начали убеждать её – козлы! – что она на самом деле не может быть в этом уверена, что она не знает всей правды о Стиве. Честно сказать, в тот момент, когда они начали это делать, мне захотелось встать и надавать им всем по морде – но я вспомнила, что и так уже доставила Стиву с Джульеттой кучу неприятностей, и взяла себя в руки.
- Скажите, вы ведь работаете в университете полный рабочий день? (Джульетта: Да). Значит, большую часть дня проводите вне дома и не знаете, чем занимается ваш супруг? (Джульетта: Да, как и вы не можете наверняка знать, чем сейчас занята ваша жена). Мы сейчас говорим только вашей ситуации. Итак, пока вы были на работе, вы не знали, чем занимается ваш муж дома (Джульетта: Если мне нужно было узнать, чем он занят, я звонила ему по телефону. А так – я за ним не следила, конечно). Выходит, вы не можете знать, чем он занимался, пока был вне вашего поля зрения (Джульетта: Я ему доверяю. Он не делал в мое отсутствие ничего, чего не смог бы сделать на моих глазах). Увы, это всего лишь ваше предположение. Точно вы этого знать не можем (Джульетта: Я готова в этом поклясться).
- Кто выбирал кандидатов на роль прислуги – вы или ваш муж? (Джульетта: Мы оба). Значит, ваш муж активно участвовал в обсуждении кандидатур, верно? Следовательно, он мог обратить ваше внимание на того кандидата, который лично ему понравился больше остальных? (Джульетта: Стив не испытывал никаких личных чувств к нянькам, все они для него были не больше чем наемные работники). Допустим, но вы же не можете отрицать, что он мог повлиять на ваш выбор, чтобы вы взяли на работу женщину, которая ему понравилась больше других? (Джульетта: Ему обычно не нравился никто. Он вообще был против нянь, хотел сам сидеть с детьми). И тем не менее, он участвовал в обсуждении кандидатур? (Джульетта: Да, участвовал. Но он никогда не выделял какого-то кандидата, они все для него были одинаковы. Чаще всего он соглашался с моим решением). Мы не можем знать, действительно ли это было так. Возможно, он заранее отбирал тех кандидатов, что были нужны ему для своих целей, а потом заставлял вас поверить, что вы сами его выбрали (Джульетта: Это чушь. Вы зря стараетесь меня запутать. Факт в том, что он не хотел никого выбирать, решение оставалось за мной. Вот и все).
- У вашего мужа в роду были люди с психическими заболеваниями. Как мы смогли выяснить, его мать была помещена в психиатрическую больницу «Атэнс» и там покончила с собой (тут я вспомнила прекрасный призрак, поймавший меня в темной комнате, и закрыла рот рукой, чтобы не закричать). Как вы считаете, наследственность и детские психологические травмы могли отразиться на его психическом здоровье? (Джульетта: Я уверена, что мой муж психически здоров.) Вы не замечали странностей в его поведении, разговорах? У него не было жалоб на головную боль, депрессию? Может, он делал что-то пугающее, странное? (Джульетта: Не больше, чем мы все.) Итак, вы считаете, что ваш муж здоров, но в его медицинской карте записан психиатрический диагноз, как вы можете это объяснить? (Джульетта: Синдром Клейна–Левина – не психиатрическое, а скорее неврологическое заболевание, и мой муж полностью излечился от него к двадцати пяти. Этот диагноз несколько лет как сняли). А вы не боялись, что у него разовьется другое отклонение? Вы следили за тем, чтобы он консультировался у специалистов? (Джульетта: Стив посещал доктора раз в полгода, никаких отклонений у него не находили. Последний год он не ездил к доктору, отсюда слишком далеко до него добираться). Итак, вы не можете утверждать, что за этот год у вашего мужа не развилось какое-либо психическое заболевание (Джульетта: Его состояние не изменилось, я подумала, что нет нужды делать новое освидетельствование, если оно ничего не покажет). Вы могли и не замечать изменений в его состоянии, если он их тщательно скрывал. Это дело специалистов.
Я подумала, что Стив и правда был немного не в себе последний год, но ведь это была обычная депрессия, ничего такого… Или нет?
Плохо, очень плохо. Если они вытащат это на суд, Стиву все его деньги не помогут, и лучший в стране адвокат его не выручит. Слишком похоже на правду, даже в отсутствии убедительных улик. Присяжным хватит и предположения, чтобы вынести решение «виновен». И ждет его тогда многолетняя тяжба, и будет он мотаться по тюрьмам, и мы его еще много лет не увидим.
А вдруг – даже подумать страшно – вдруг он виноват? Хотя бы частично, хотя бы косвенно. Тогда губернатор сразу посадит его на стул, и его убьют.
- Значит, вы утверждаете, что ваш муж имеет дурную наследственность, в молодости страдал психическим заболеванием, и при нездоровом образе жизни, который обычно ведут люди его профессии, целый год находился без присмотра врача. Следовательно, никто не может поручиться, что за этот год он не превратился в маньяка и не начал убивать людей, которые приходили в ваш дом. Учитывая все факты, такое вполне могло случиться.
Джульетта сидела, закинув ногу на ногу, молчаливая, бледная, заплаканная, твердая, уверенная. И курила, курила, курила, ломая фильтр за фильтром в тонких пальцах.
Я никогда не видела, чтобы она столько курила.
Я вообще никогда раньше не видела её курящей.
- Мой муж не убийца, - очень четко, практически разбивая слова на слоги, сказала она. – Он никого не убивал. Я точно знаю, что он этого не делал.
Даже сейчас я как будто вижу её бледное лицо: красные от слез глаза и опухшие веки, потеки туши на щеках, судорожно сжатые губы. Только тогда я поняла, насколько сильно она любит мужа.
Любовь Стива была очевидна всем, он был привязан к ней, как ребенок, искренне и открыто, и каждый видел, что он ей надышаться не может. Любовь Джульетты была куда глубже, иногда даже казалось, что она снисходительно позволяет себя любить.
И только сейчас стало очевидным, что и она готова душу продать, чтобы спасти любимого человека – Стива.
…
Через три часа копы, ничего так и не выяснив, ушли, запретив нам покидать дом. Когда я спросила, что нам делать, если закончатся продукты в холодильнике или еще что-то понадобится, мне сказали, что полицейские, которые теперь круглосуточно будут дежурить во дворе, будут доставлять все, что нужно.
- Не вздумайте покидать дом, - сказал один из следователей. А второй, выходивший следом за ним, шепнул мне:
- Лучше бы тебе уйти отсюда, Офелия. Тут скоро такое начнется… Хочешь пожить у нас? Сэнди будет рада. Если согласишься, я попробую уговорить начальство.
Я отрицательно мотнула головой. Я хорошо знала этого человека, когда-то мы дружили с его дочкой, и ничего против него не имела, но сама мысль о том, чтобы покинуть Мэллоев в трудные времена, была мне противна.
Мне только хотелось спросить: что же такое здесь начнется? Но он ушел раньше, чем я успела задать этот вопрос.
Пока я закрывала дверь, Джульетта все так же сидела неподвижно, и когда щелкнул замок, даже не пошевелилась. Только когда я подошла к ней, она пошевельнулась, пронзительно посмотрела на меня и суровым, не допускающим возражения голосом заявила:
- А теперь расскажи мне все, что знаешь. И ничего не скрывай. Я должна понимать, в какой заднице мы оказались.
Я вздохнула, принесла стул, уселась и начала рассказывать. Всё, начиная с самой первой смерти – няни Вики, и заканчивая сгоревшими сегодня молодчиками.
Потом, выдержав паузу, я рассказала ей о Джетро – вроде бы он никак не относился к делу, но его исчезновение тоже сильно нас напугало.
- Значит, ты думаешь, что и его тоже Стив убил.
- Нет, конечно! То есть я вообще не думаю, что Стив кого-то убивал. Просто Джетро так внезапно исчез…
- Джетро умер там, на острове, Офелия. Нам вчера позвонили… Стив должен был ехать на похороны в среду. Мы решили вам пока не говорить, чтобы не портить праздник, ну а теперь чего уж там…
- Как он… как это случилось? Где? Когда?
- Неподалеку от вашего лагеря. Когда и как – следователи не смогли определить, от него остался только скелет, то ли звери его разодрали, то ли птицы…
Меня трясло, как в лихорадке. На Джульетту было больно смотреть, но и у меня видок, наверное, был не лучше.
- Офелия, кто всё это делает?
- Не знаю!
- Офелия, не ври. Скажи честно, что ты об этом думаешь.
- Ты меня в психушку запрешь, если скажу!
- Да нам всем пора в психушку! - не выдержав, заорала Джульетта. - Говори, как есть, я устала всех от этих тайн! Кто убивает людей?!
- Дом!!! - заорала я в ответ.
- Дом не может убивать, дом – это стены, пол и крыша!
- Только не наш! – я почувствовала дикую боль в затылке, перед глазами все поплыло, и я схватилась за Джульетту, чтобы не упасть.
-Офелия, ты что? Тебе плохо?
- Там, - я показала рукой на книжный шкаф в углу, - там…
- Что? - Джульетта уставилась на шкаф непонимающе. -Тебе нужна какая-то книга?
С её помощью я дотащилась до шкафа и сняла с полки первую попавшуюся книгу. Шкаф тут же услужливо отодвинулся в сторону, освобождая нам проход в длинный и узкий коридор.
Мы с Джульеттой переглянулись.
- Тайный проход, как в старинном замке… - пробормотала я. Джульетта решительно шагнула за порог. Мне вдруг стало очень-очень страшно.
- Не ходи, - закричала я, хватая её за руку и пытаясь удержать. -Там так жутко! Представляешь, что там может быть?
Джульетта даже не обернулась.
- Я должна знать, что здесь творится. Не хочешь – не ходи.
- А вдруг все это Стив сделал? - неожиданно даже для себя спросила я. - Ты всё равно хочешь знать?
Она обернулась.
- Тогда мы будем думать, как ему помочь. Но для этого мне нужно знать правду.
…
- Значит, она готова была меня простить, даже если бы узнала, что я убийца? - спросил бесплотный Стив, паря по левую руку от меня.
- Не знаю. Думаю, она все-таки пыталась надеяться, что это не ты. Хотя вариантов оставалось не так уж много – ты, я или Себастьян, кто ж еще…
И я рассказала ему, что когда мы спускались по узкой лестнице, Джульетта ни с того ни с сего крепко схватила меня за шиворот, развернула лицом к себе и угрожающе произнесла:
- Если это ты! Если ты это устроила…
- Честное слово, не я. Правда-правда!
Она разжала руку и отпустила меня.
- Я люблю его и люблю тебя. Но я никому уже не верю.
…- Она сильно напугалась, когда увидела все это? – поинтересовался Стив.
- Очень, у неё даже губы посерели. Но виду не подавала, держалась молодцом.
Мы проходили одну за другой сырые камеры, забранные плотными железными дверями. В смотровые окошечки можно было увидеть, что лежит внутри – кости и полуистлевшие останки некогда замученных людей.
- Из тебя какой-то странный призрак, ты спрашиваешь, а сам ничего не рассказываешь.
- Призраки вообще редко говорят.
- Ты же теперь там, где знают всё. Расскажи мне про это место. Как давно это продолжалось?
- Около шестидесяти лет.
- Значит, моя тётя была не первой, она тогда была слишком мала, чтобы такое придумать. Она ведь тоже это делала, верно?
- Ей приходилось. Её вынуждали, делали с ней то же, что и с нами.
- Бедная. Но все же это её не оправдывает.
- Она знала, потому и сошла с ума. Как и моя мама.
- Твоя мама тоже как-то к этому причастна? И эта умершая тетка?
- Она сама тебе расскажет. Просила ничего не говорить тебе заранее, чтобы не портить впечатление от речи.
- Ты вообще хоть что-нибудь можешь сказать? Хотя бы о себе? Ты, когда умер, встретил там маму, Джульетту?
- Нет. Ни ту, ни другую. Они где-то в другом месте. - Стив вздохнул. - Мне здесь очень плохо.
…
Призрак Стива привёл меня в большой зал, где собралось множество людей в темных одеждах, напоминавших монашеские. В этой темной толпе я увидела Себастьяна, Виолу и Гамлета, одетых в костюмы героев Шекспира, ярких, нарядных и смертельно бледных. Агнцы, приготовленные на закланье.
Гамлет, как и полагалось его персонажу, был одет в черное, и как Принц Датский, был лицом мрачнее ночи и белее полотна. Виола и Себастьян были наряжены в одинаковые камзолы, и хоть не стали от этого близнецами, но выглядели очень похоже. Я машинально отметила, что наряды им очень идут.
Себастьян, увидев меня, что-то закричал, но я ничего не услышала – видимо, его лишили голоса. По движению губ я разобрала, что речь идет о нашей дочери.
Значит, её захватили, она у них.
Тётка с того света, старая ведьма, сидела посреди зала прямо на чьем-то гробе. Я подумала, это уж слишком, но с другой стороны, для шабаша в канун Дня всех Святых – самое то.
- Офелия с нами! - торжествующе закричала она, увидев меня. - С возвращением в семью, Офелия! - и все коричневые, как по команде, захлопали в ладоши. Я чуть не оглохла от грохота рукоплесканий.
- Не знала, что я принадлежу к семье упырей. - я хотела сказать это язвительно, не знаю, как уж получилось. - Почему вы считаете, что имеете право распоряжаться моей судьбой? Я вовсе не хочу быть такой, как вы.
- У тебя нет выбора, - довольно миролюбиво сказала старуха. - Ты просто не понимаешь, как важно то, что ты должна сделать.
- Единственное, что мне нужно сделать – сдать вас всех в полицию прямо сейчас. Думаете, что если вы нас убьете, никто об этом не узнает? Ошибаетесь.
Коричневые отреагировали дружным смехом.
- Полиция здесь, Офелия, - сообщила тётя Бри, - и суд, и прокуратура, и все, кто мог бы тебе помочь. Весь город здесь, Офелия. Все, кто посвящен.
Некоторые из коричневых приподняли капюшоны – и я действительно узнала известных горожан. Похоже, и вправду все они собрались здесь.
- Когда вы все это придумали? Как вам вообще такая мерзость в голову пришла?
- Не суди нас, прежде чем не узнаешь, как было дело. Знаешь, как мы тогда жили? Через наш городок проходила линия фронта, представляешь, что это такое? Я была совсем маленькой, но я хорошо помню, в каком аду мы жили. Город бомбили днем и ночью, трупы валялись на улицах, их даже закапывать не успевали – просто сбрасывали в канавы… Ты знаешь, что это такое – ходить по городу, превращенному в кладбище? Конечно, не знаешь. Солдаты ходили по домам и отбирали все, что им нравилось, не было лекарств, не было хлеба, не было мяса, за водой выстраивались длинные очереди… Мы никому не были нужны – одна власть от нас отказалась, другая хотела вырезать нас всех до последнего. Мы остались одни, Офелия, про нас все забыли. Город был обречен, он доживал последние дни в окружении, и никто не мог отсюда сбежать. И тогда твоя бабушка придумала это.
- Она придумала заманивать бедных женщин в дом и убивать? Очень мудрое решение. А как вам это помогло-то? Неужели вы стали жить счастливее? Бомбы падать перестали?
- Ты просто не понимаешь, как это работает. Позволь, я тебе продемонстрирую…
Коричневые расступились, и из-за их спин показалась стайка юных девочек-подростков в белом. Они были чуть постарше, чем моя дочь, но моложе Виолы.
Следом за ними шли два мальчика в таких же белых балахонах и взрослая девушка, очень красивая.
…
Ничего хорошего ожидать не приходилось: как только я увидела этих несчастных, я уже знала, что их принесут в жертву. Я дернулась было, чтобы их спасти, но коричневые сзади крепко держали меня – и Себастьяна, и Виолу, и всех, кто мог бы помешать ритуальному убийству.
Меня также решили дара речи, и все, что я могла делать – мычать и вырываться, что я и делала без особого успеха. Жертвы с тихой песней вышил в центр зала и выстроились в шеренгу.
В воздухе над ними материализовалась ужасная морда отвратительного чудовища.
Девочки и мальчики, как заколдованные, сами шагали в пасть зверюге, и она с чавканьем проглатывала их. Они даже не сопротивлялись, и это делало зрелище еще более противоестественным.
Лица гостей были скрыты под капюшонами, и я не могла понять, какие эмоции они испытывали, но никто, кроме нас четверых, не отворачивался. Значит, никто шокирован не был.
Когда последняя девочка была сожрана, коричневые дружно зааплодировали, так же громко, как раньше аплодировали моему появлению. Чудовище показало огромное вымя, и тётя под одобрительные крики начала его доить. Вскоре все разобрали стаканчики с мутной жидкостью, которую она сцедила, и принялись пить соки, выдавленные из несчастных.
- И чего вы добились? - спросила я, как только ко мне снова вернулся дар речи. - Для чего вы погубили двадцать три невинные души?
- Разве ты еще не поняла? - тётя повернулась ко мне со стаканом в руке. - Город существует только благодаря таким душам. Ты не думала, почему все ближайшие города и городки в войну разрушили, а наш – нет?
Я призналась, что не задумывалась об этом.
- Скажи еще, что ты не думала, откуда в вашем доме такое большое кладбище и почему по двору вечно бродят приведения. Офелия, хватит прятать голову в песок, как страус! Ты всё знала с самого детства, только не хотела замечать. Кто-то приносит жертву, кто-то её принимает – это в порядке вещей. Город был полон беженцев, которые и так погибли бы от голода или бомбежек – а твоя бабка открыла этот канал, и дал им возможность умереть тихо, безболезненно, с улыбкой на устах. И с пользой для города! – громко закричала она, и коричневые поддержали её громким смехом.
Всё это выглядело настолько отвратительно, что я не столько боялась, сколько испытывала чувство гадливости.
- В этот дом все приходили по доброй воле, - продолжала рассказывать тётушка. - Здесь предлагали пищу и кров, и теплые постели – всем, кто не попросит, особенно детям. Мы с сестрой еле добрались сюда, осиротевшие, голодные, оборванные. Ей было три месяца, мне – пятнадцать лет. Наш отец был итальянским офицером, ты понимаешь, что это значит? Мы – дочери врага, перед нами все двери были закрыты!
Стив-привидение, снова появившийся рядом со мной, тяжело вздохнул. Инфернальная тетушка подтвердила то, что я давно уже успела понять – мы с ним были родственниками, пусть не по крови, так по судьбе. Нас связывал этот проклятый дом.
- Дом нас принял и полюбил. В то время в доме жило тридцать гостей, но из всех из них он выбрал нас трёх. Только мы понравились ему, поэтому остались в живых и стали Хозяйками.
- Трёх?
- Да. Меня, мою сестру и твою тётушку. Кстати, пора бы и её пригласить на наш праздник.
Не говори маме, что няня умерла: семья Мэллой
+ 100 баллов репутации)
).
Линейный вид
