Адрес: залитая розовым солнцем, вечно встающим над Рейном, в зелени трав и листьев Германия Генриха Гейне
Возраст: 30
Сообщений: 916
Династия Эйберхарт
Пока моя новая глава отдыхает у фотографа, я вспомнила о забытой радости династийца Мой новый ноутбук обещает не слетать, игра загружена, а впереди каникулы...
Строгой исторической стилизации под Америку шестидесятых тут ждать не стоит - это скорее эксперимент, вариация на тему Ну а пока...
In der Heimat wohnt ein kleines Mägdelein
Und das heißt: Erika.
Dieses Mädel ist mein treues Schätzelein
Und mein Glück, Erika...
Эрика Рената Эйберхарт была девушкой из хорошей семьи.
Это могло бы звучать как похвала. Или приговор. Или диагноз.
Возможно, ей следовало родиться на пару десятилетий раньше – тогда ее светлые косы, голубые до прозрачности глаза, прямой нос и не по-женски сильные руки пришлись бы как раз к месту и ко времени. Она заслуживала бы благосклонный взгляд учительницы чуть чаще, чем курносые и темноглазые одноклассницы. Ее бы фотографировали для школьных альбомов, может быть, даже ставили бы в пример. Позже ей бы легко устроили «удачный брак» с кем-нибудь таким же белокурым, светлоглазым, «правильным».
В школе ее любимая химия и алгебра неуклонно уступали бы шитью, рукоделию и домоводству – ведь, в самом деле, зачем нагружать хрупкий женский интеллект этими чересчур сложными для него знаниями, когда будущей жене и матери они все равно едва ли пригодятся?
О брюках и академической гребле тоже пришлось бы забыть… нет, все же Эрике повезло, что она родилась именно тогда, когда родилась.
Однако она была девушкой из хорошей семьи – со всеми вытекающими последствиями. С детства Эрика знала, что обязана соответствовать. Ее отец имел ученое звание и читал лекции на кафедре теоретической физики? Значит, она должна была не посрамить громкой фамилии и быть круглой отличницей в гимназии. Ее мать, фрау Гертруда, была прекрасной хозяйкой, вложившей все свои усилия, весь свой пыл и изобретательность в чистый дом, вышитые занавески, глаженые полотенца и горячие обеды из трех блюд? Значит, ее дочь обязана с ранних лет учиться всем этим премудростям, чтобы потом не ударить в грязь лицом. «А как же ты будешь выходить замуж? Как же ты будешь завтрак готовить?» - мягко журила ее мать, когда у Эрики что-то не получалось. Пару раз в голову последней забредала крамольная мысль, что, пожалуй, взрослый человек в состоянии приготовить себе яичницу и сам – если, конечно, он не инвалид и не паралитик. Однако в целом она долго пребывала в уверенности, что мужчины – сущие дети, которые непременно пропадут без заботы таких хороших хозяек, как фрау Гертруда и фройляйн Эрика.
Пожалуй, гораздо больше девочке нравилось общение с отцом, никогда не запиравшем от нее книжные шкафы, не жалевшим времени, чтобы объяснить дочери какой-нибудь заковыристый закон.
Как девочка из хорошей семьи, она молилась перед едой – однако гораздо более важной ей казалась необходимость мыть перед едой руки. Не жалея горячей воды для своих кос, отдавая в стирку блузку, надетую более трех раз, она всячески избегала школьных походов с палатками, часто сказываясь больной – мысль об отсутствии ванны, зубного порошка, о ночлеге в старых спальных мешках внушала ей ужас. Переживая угар первой влюбленности, она не раз отказывалась от поцелуя с красавчиком Рольфом в первую очередь из-за боязливой брезгливости и иллюстраций к статьям о микробах (вторым пунктом в списке были странные разговоры об исторической несправедливости и величии Германии, которые он имел привычку заводить, а уже третьим шло строгое воспитание девушки).
Она с презрением относилась к суевериям, хмыкала в ответ на рассказы об упырях и привидениях, признавала возможность существования инопланетного разума, однако все существующие на этот счет теории считала несостоятельными.
Мало кого удивило, что после окончания школы Эрика решила, во-первых, поступать в заокеанский университет (и не в какой-нибудь, а непременно в самый лучший!), а во-вторых, на медицинский факультет.
Хорошо одетый сим
Сделай это сам
Самообладание
Бесстрашный
Матриархат
Один путь
Сделай это тяжелым путем
Строгие семейные ценности
Фитнес-пригодность
Ипохондрик
Международная суматоха (провалено)
Умники и умницы
Категория: Династия
+ 0,5 баллов за основательницу.
+ 0,5 баллов за Лорелей (второе поколение)
+ 0,5 баллов за портрет Эрики
+ 0,5 баллов за портрет Лорелей
+ 0,5 баллов за Матильду (третье поколение)
+ 0,5 баллов за портрет Матильды
+ 0,5 баллов за Ренату (четвертое поколение)
+ 0,5 баллов за портрет Ренаты
+ 0,5 баллов за Генриха (пятое поколение)
+ 0,5 баллов за портрет Ренаты
+ 0,5 баллов за Ханну (шестое поколение)
+ 0,5 баллов за Вильгельма (седьмое поколение)
Категория: Деньги
+ 8 баллов за 200000$
Категория: Друзья семьи (выполнена)
+ 10 баллов за 40 друзей
Категория: Невозможные желания:
+ 1 балл за желание "Иметь 20 возлюбленных" (Романтика, Маргарита)
+ 1 балл за желание "Развить по максимуму все навыки" (Знание, Матильда)
+ 1 балл за желание "Иметь 20 возлюбленных" (Романтика, Курт)
+ 1 балл за желание "Развить по максимуму все навыки" (доп. стремление, Знание, Хайден)
+ 1 балл за желание "Развить по максимуму все навыки" (Знание, Генрих)
Категория: Платиновые могилы
+ 0,5 баллов за могилу Эрики
+ 0,5 баллов за могилу Фриды
+ 0,5 баллов за могилу Готфрида
+ 0,5 баллов за могилу Матильды
+ 0,5 баллов за могилу Курта
+ 0,5 баллов за могилу Марии
+ 0,5 баллов за могилу Ренаты
Категория: Призраки
+ 0,5 баллов за призрака Эрики (старость)
+ 0,5 баллов за призрака Салли (утопленник)
+ 0,5 баллов за призрака Генриха (солнце)
+ 0,5 баллов за призрака Хайдена (ножницы)
Категория: Бизнес
+ 3 балла
Категория: Путешествия
+ 2 балла за дачу
+ 1 балл за 9 воспоминаний (Лорелей)
+ 4 балла за 41 воспоминаний (Рената)
+ 1 балл за 9 воспоминаний (Лизелотта)
+ 2 балла за 18 воспоминаний (Ханна)
+ 2 балла за полную коллекцию сувениров
Категория: Увлечения
+ 0,5 балла за семейное хобби Техника (Эрика)
+ 0,5 балла за семейное хобби Техника (Матильда)
+ 0,5 балла за семейное хобби Техника (Курт)
Категория: Коллекция
+ 3 балла за коллекции эликсира
+ 1 балл за коллекцию наград за хобби
+ 1 балл за набор платиновых могил
Категория: Семейная порода
+ 0,25 балла за партнера, взятого из приюта (Йозеф)
+ 0,25 балла за вершину карьеры+изученные навыки (Магдалина)
Категория: Сезоны
+ 1 балл за все виды соков
+ 1 балл за все виды рыбы+колодец желаний
Категория: Мастер
+ 1 балл за чудо-ребенка (Матильда)
+ 1 балл за "знатока хобби" (Матильда)
Адрес: залитая розовым солнцем, вечно встающим над Рейном, в зелени трав и листьев Германия Генриха Гейне
Возраст: 30
Сообщений: 916
Да я не осуждаю Это просто... на всякий случай
А следующий отчет будет, да, про Лору Ну, в том числе. Кстати, я просто влюбилась в ту ее фотографию на "трибуне" Как-то случайно так поймалось, а какая экспрессия!
Адрес: залитая розовым солнцем, вечно встающим над Рейном, в зелени трав и листьев Германия Генриха Гейне
Возраст: 30
Сообщений: 916
Lore, Lore, Lore, Lore,
Schoen sind die Maedchen
Von siebzehn, ahctzehn Jahr...
Пожалуй, лучше всего для троицы было бы найти хорошие места в университетском общежитии, обставить их по своему вкусу (благо правила это позволяли) и жить сравнительно безбедно, дожидаясь дня желанной стипендии (все трое решили про себя, что непременно добьются результатов, позволяющих ее получить). Но, получив сумму, сложенную из грантов, университетского вспомоществования молодым талантам и родительской «добавки», новоиспеченные студенты решили, что вполне в состоянии снять небольшой дом на зеленой окраине университетского городка. Воображение уже рисовало им то изящное помещение для художественной студии, то тихий уголок, где можно заниматься с книгами, не вылезая из садового лежака, то место, где можно устраивать грандиозные вечеринки с пуншем, шампанским и модными танцами.
Реальность обманула всех троих.
На первом этаже располагалась маленькая кухня, совмещенная со столовой, где вызвавшаяся готовить на всех Маргарита едва могла повернуться, и некое подобие гостиной (впрочем, софу туда пришлось покупать самостоятельно). На втором этаже оказались две комнаты, приспособленные под спальни, и тесная ванная. Обнаружив, что после всех необходимых приобретений в бумажниках, как ни странно, все еще приятно шуршали карманные деньги, троица впала в обманчивую эйфорию. Обновки для сестер, кожаная куртка для Готфрида, ланчи в модных кофейнях…
Как можно догадаться, все это закончилось чрезвычайно быстро. За учебу пришлось приняться с удвоенным усердием.
До двух часов ночи они занимались в полутемной университетской библиотеке, вознося мысленно хвалы тем, кто забывает запирать ее на ключ. Надо сказать, владелец закусочной на первом этаже не скупился на поставки крепкого растворимого кофе и время показало, что он поставил на правильную лошадь.
До полудня студенты отсыпались, потом собирались на лекции – у всех они длились приблизительно до шести часов – потом ужинали при тусклом свете кухонных ламп и разъезжались по своим курсам живописи, партиям в пул и танцевальным вечерам. Ближе к ночи они спохватывались, что курсовые еще не дописаны, а книги для курса не прочитаны, и срочно собирались в университетскую библиотеку.
Так летели недели, складываясь в месяцы, пока в их относительно монотонную жизнь не вмешалось одно непредвиденное обстоятельство.
Непредвиденное обстоятельство носило растрепанное каре светлых волос, имело темные глаза, блестящие из-под непокорной челки, курносый нос и «огородный загар».
Это началось в погожий весенний день, когда в дверь скромной обители Эйберхартов бодро постучали.
На пороге Готфрид обнаружил девицу его лет, одетую в весьма смелое мини-платье и не менее смело подстриженную.
- Мы собираем пожертвования. – начала она безо всяких предисловий – У нас благотворительная программа. Разумеется, мы не просим денег просто так...
- Вы продаете пирожные? Или вышитые подушки? Или билеты на школьный спектакль?
- Я танцую! – гордо объявила девушка – За очень скромную плату я готова исполнить любой танец на ваш вкус. Все столичные новинки…
Не договорив, она спешно начала приводить угрозу в исполнение. Готфрид уже собирался опасливо захлопнуть дверь, но тут девица ринулась в атаку.
- Вы не сочувствуете детям Израиля?! – взмолилась она, побелевшими пальцами вцепившись в дверной косяк.
С творчеством Булгакова Готфрид был не знаком и потому юмора цитаты оценить не смог. Однако рука его дрогнула.
- Сочувствую. – проговорил он, затравленно оглядываясь в глубину коридора и ища спасения – А что, вы…
- Я собираю деньги для иорданских приютов в рамках благотворительной кампании. – заявила девушка.
- И кем эта кампания была организована? – тоскливо спросил Готфрид, уже, впрочем, не без интереса поглядывая на собеседницу.
Та застенчиво поковыряла носком пол крыльца.
- Фрида Шмулинсон. – представилась студентка, протягивая длинную и суховатую ладонь для рукопожатия. Готфрид в свою очередь представился, слегка пожимая ее ручку.
- Должно быть, все это очень утомительно.
- И не говорите! – с живейшим интересом откликнулась Фрида – С самого утра ничего не ела. Хотя нет, меня напоили соком в одном доме, но…
Намек был более чем понятен.
- Гретхен, у нас остались еще оладьи после завтрака? – крикнул Готфрид, обернувшись.
- Если ты схомячил не все, то должны остаться! – донесся из глубин дома ответ.
- Я видела, как ты лазал в холодильник до обеда. – поддержал говорившую другой женский голос.
- Я тоже очень люблю оладьи. – сообщила уже Фрида и, неведомым чутьем разобравшись, где именно находится кухня, свернула направо от прихожей.
- Чай или кофе?
- А у вас есть чай?
- Нет, только кофе.
Подогретые оладьи с кленовым сиропом смягчили пыл студентки, и полчаса спустя из столовой, где, по выражению нежной Гретхен, «хомячила» оладьи Фрида, доносились уже совсем другие фразы.
- А вы читали Гёте?
- Я ездила в Метрополитен-опера слушать «Фауста»…
- Я не люблю сценические переложения. В них часто бывает слишком много мелодрамы.
- Верю. У вас тут, кажется, и своя белокурая Гретхен есть, не хуже, чем в опере…
- Это моя сестра. – быстро ответил Готфрид.
- Я так и подумала.
Расстались они необычайно тепло и прощались у самой садовой калитки.
- Приходите еще завтра!
- Я непременно приду.
- Только без банки для пожертвований. Хотя… давайте ее сюда. Я не уверен, что детей Израиля это впечатлит, но… Лора, сколько у нас осталось денег после вчерашних покупок?
С тех пор Фрида незаметно для обитательниц дома и для самой себя (впрочем, в последнем сестры были не уверены) стала постоянной гостьей дома на Оливковой аллее. Возвращаясь со своих поздних лекций, Маргарита не раз заставала ее уютно устроившейся на диване с учебником, склонившейся над курсовой вместе с Готфридом – щека к щеке – или подъедающей коллективные оладьи.
С Лорой они сошлись быстро. Обе начитанные, беспокойные, обладающие пылкой душой и полные неугасимой решимости изменить этот мир, они разговаривали до глубокой ночи, забывая обо всех курсовых, грызли карандаши, собирались то записаться в Гринпис, то внедрять равенство полов в Индонезии. Специально культурным обменом не озаботилась ни та, ни другая, но к окончанию семестра обе знали где-то по двадцать слов на идиш и на немецком (преимущественно, правда, это были эмоциональные восклицания, не подходящие для точного перевода).
Однажды придя с ранних занятий, Лорелей услышала льющуюся из гостиной музыку (судя по характерному треску, проигрывали ее по диктофону). Войдя, она обнаружила хохочущую, вспотевшую Фриду в объятиях Готфрида. Заметив Лору, девушка смутилась и, пробормотав что-то про холодный лимонад, скользнула на кухню.
- Я учил ее танцевать квикстеп. – с истинно нордической невозмутимостью сообщил Готфрид.
- Я так и подумала. – с тем же спокойствием ответила Лорелей.
Личная жизнь Маргариты Эйберхарт была так же рассеянна и многообразна, как и ее увлечения. В ее уголке гостиной нашли свое пристанище мольберт, ноты и буклеты курсов актерского мастерства; в ее дневнике были рассыпаны по страницам имена студентов, приезжих по обмену, аспирантов и молодых профессоров. Она порхала от одного короткого, но неизменно приятного романа к другому, нередко забывая прекратить предыдущий, и искренне не понимала, что же такого дурного делает. Милая Гретхен любила сладкое головокружение, волнующие хлопоты перед свиданием, ланчи в уютной кофейной, благоухающие букеты и подаренные духи в маленьких флакончиках. Если бы кто-то из ее друзей был знаком с поэзией Серебряного века (впрочем, не все потеряно – романов со студентами с кафедры иностранной литературы у нее просто еще не было), то непременно обнаружил бы знакомый образ в известных строчках: Легкомысленности милый гений
Как с тобою дышится легко!
У Маргариты было доброе сердце, красота бабочки и ее же короткая память.
Адрес: Заброшенный цирк под открытым небом, где во тьме бродят призраки убитых акробатов
Возраст: 30
Сообщений: 840
Мэриан, вот уже и детки выросли... Не знаю, хочется написать что-то серьезное, немного возвышенное, в духе текста, но вряд ли у меня выйдет.
Я балдею с твоего (можно?) слога!.. Он такой ровный, спокойный, в некотором роде даже певучий. Очень приятно читать, не нужно отвлекаться на сами пассажи, а можно спокойно проникнуть в суть текста. Это меня дико радует. *эм, кто-нибудь вообще понял о чем я?*
Отношения Фриды и Готфрида умиляют нежной влюбленностью. Прелесть Надеюсь только Фрида не разобьет ему сердце. Это будет слишком жестоко...
Адрес: залитая розовым солнцем, вечно встающим над Рейном, в зелени трав и листьев Германия Генриха Гейне
Возраст: 30
Сообщений: 916
Можно-можно
Нет, Фрида не того типа Сбежать волонтерить в Африку она может. А вот целенаправленно разбить сердце - вряд ли Вообще пары "немец+еврейка" вне зависимости от эпохи - это мой кинк на все времена...
Только сейчас обратила внимание на разительное сходство Марго (т.е. Гретхен ) с мамой. Значит, бабочка... Хочется верить, что её легкомысленность не сулит й ничего плохого и не станет поводом для грязных сплетен.
Готфрид уже нашёл Фриду, Маргарита тоже не обделена вниманием... А что же наследница? Неужто война во Вьетнаме и вырубка лесов в Амазонии заняли всё сердце красавицы? Или она просто не встретила ещё своего хиппующего принца?
Адрес: залитая розовым солнцем, вечно встающим над Рейном, в зелени трав и листьев Германия Генриха Гейне
Возраст: 30
Сообщений: 916
Однажды Мюллер придумал замечательный способ узнать, какой же все-таки Штирлиц национальности. Он решил пригласить его в гости и понаблюдать, как тот уйдет: если не попрощавшись, значит, англичанин. Если выпив все спиртное, перебив посуду и совратив хозяйку - русский, если найдя и съев все сало - украинец. Но когда Штирлиц вообще не ушел, а стал жить у Мюллера, постепенно перетаскав к нему свои вещи, группенфюрер наконец догадался, что Штирлиц - еврей.
(Анекдот)
Среди длинной и пестрой череды поклонников Маргариты со временем выделился один примечательный молодой человек со звучным именем сэр Фрэнсис Ворзингтон. И сама Маргарита, и ее семья удивлялись тому, что подобного колоритного персонажа можно было встретить за две тысячи миль от тенистых оксфордских аллей. Вероятно, причина крылась в том, что администрация и деканат Оксфорда, ожидая оплаты за семестр, никак не желали удовольствоваться пространным описанием трудностей и данным словом чести.
Сэр Фрэнсис отдаленно походил на Байрона и некоторых его героев, имел вытянутое бледное лицо, черные «баки», худощавую фигуру и маленькие, какие-то истощенные руки. Больше всего он боялся окончательного разорения своей семьи.
Большую часть своих школьных лет он провел на полном пансионе в Итоне, знал латынь, умел играть в крокет и в соккер и неплохо держался в седле, однако к молодым девушкам относился с опаской.
Каким образом Гретхен удалось завоевать его внимание – бог весть. Возможно, сыграло роль ее упорство и обаяние, возможно – сладкие духи и золотые косы.
Фрэнсиса она находила бесконечно трогательным, часто проводила с ним время – больше из любопытства – жалела и помогала, чем могла. Он был ей симпатичен, однако от чужих ухаживаний она отказываться не собиралась, Ее старшая сестра не раз удивленно поднимала брови, обнаружив в почтовом ящике открытку-валентинку или записку с импровизированными стихами.
В остальном же жизнь текла на удивление спокойно, даже монотонно – в учебе, подготовках к бесконечным, казалось, экзаменам, редких выездах «в свет». Разве что один раз, выходя из клуба любителей средневековой литературы, Лора стала свидетельницей драки двух светящихся кошек, очевидно, сбежавших из радиационного отсека лаборатории.
Однажды она же обнаружила вечером дома Фриду, сосредоточенно погрузившуюся в свои учебники и громоздкую тетрадь для конспектов. Правда, тетрадь эта служила для конспектов только номинально, ибо с другого ее конца хозяйка делала наметки к курсовым, а, так как с начала учебного года прошло немало времени, Фрида не раз успела запутаться, записать не то и не туда и в конце концов махнула рукой на организацию и стала использовать толстую тетрадь «для разнообразных целей».
Увидев подругу, она улыбнулась, как бы извиняясь.
- Понимаешь, в моем общежитии совершенно невозможно заниматься – все так галдят, а в гостиную какой-то добрый человек недавно купил магнитофон, чтоб свинья с тремя поросятами по его двору прошла… ты не против, если я буду время от времени заниматься у вас?
Лора, разумеется, была не против. Через какое-то время последовала просьба о разрешении хранить у них дома кое-какие учебники, потому что их слишком тяжело каждый раз везти через весь городок. А – раз такое дело – то, может быть, и старый шкаф Фриды может занять свое место в гостиной? Просто чтобы Эйберхартам не пришлось забивать ее книгами свои полки.
Увидев загорелую студентку, увлеченно гоняющей с мячом по их недавно оборудованной баскетбольной площадке, Лорелей уже не удивилась.
Готфрид отнесся ко всем этим инициативам даже с некоторым энтузиазмом, и теперь каждый вечер они с Фридой проводили в упоении друг другом, чистым знанием и конспектами выступлений Муссолини.
- Тебе не кажется странным, что он так рвется помогать ей с уроками? – спросила Маргарита свою сестру, числившуюся вместе с молодой еврейкой на кафедре политологии.
- Гретхен, это еще более странно, чем ты думаешь, потому что он учится на экономическом.
***
Маргарита, в свою очередь, зачастила в некую художественную студию, имевшую неброское название «Вдохновение». Ее участники порой организовывали не то спектакли, не то маскарады, одеваясь в сказочные костюмы.
Они располагали очень неплохим оборудованием, проводили регулярные уроки и мастер-классы от приезжих специалистов.
Маргариту уверяли наперебой, что у нее несомненный талант, следует лишь набить руку и уделить большее внимание технике и чистоте стиля.
Гретхен не заставила себя долго уговаривать. Все вечера, свободные от учебы – следует заметить, что таких выдавалось немного – она посвящала искусству, причем вдохновение девушка искала порой в самых неожиданных местах, не говоря уже о компании.
Готфрид выдерживал полноценное знакомство с приехавшими родственниками избранницы. Все прошло гораздо лучше, чем он ожидал –бабушка Ида весь вечер настороженно смотрела на одетого в черное кожаное пальто белокурого молодого человека с холодными голубыми глазами, зато сердобольная тетушка Рахиль откровенно сочувствовала его плотному учебному графику и необходимости жить вдали от семьи. Мать Фриды – как Готфрид назвал ее, «фрау Ревекка» - не уставала подкладывать ему то индейку собственного приготовления, то рыбу-фиш, и попутно расспрашивать его о родителях, сестрах, делах в университете и планах на жизнь.
Вечер прошел в атмосфере невероятного, даже слегка угрожающего дружелюбия, однако у Готфрида осталось смутное впечатление тяжелого перекрестного допроса.
Пока Готфрид искал ответ на еврейский вопрос, а его сестра вращалась в богемных кругах, Лорелей переживала первую в жизни влюбленность.
Молодой обладатель полосатой рубашки, растрепанной челки и «девчачьего» имени Эшли учился на факультете искусствоведения. Вернее, слово «учился» будет, пожалуй, слишком громким для обозначения его времяпрепровождения в университете. Имея неплохое состояние, живя на проценты от оставленного ему родителями огромного капитала, он посвящал свои дни коктейльным вечеринкам, прогулкам на яхте и красивым девушкам, к которым питал немалую слабость.
С Лорелей он регулярно встречался в модной университетской кофейне, на втором этаже которой располагался зал для бильярда – где они, собственно, и сходились, как у барьера.
Однажды, закончив очередную партию и глядя на волну прибывающих студентов, он заинтересованно скользнул взглядом по светлым волосам и ладной фигуре Лоры и предложил ей выпить чашечку арабики внизу. К арабике она всегда питала неослабевающую симпатию, и потому согласилась.
Благодаря позднему вечеру, неудаче в сыгранной партии и нескольким каплям ликера в кофе Эшли повело на философствование. Он говорил, все распаляясь, о том, как, в сущности, бесцельна его жизнь; сетовал на то, что ему не к чему больше стремиться; предполагал, что завтра поедет на лодочную прогулку с симпатичной девушкой с его курса, но это будет, право, так пусто и так старо; цитировал Бодлера, лихорадочно вспоминая прочитанные строчки, и искоса поглядывал на собеседницу, ожидая влажного сочувственного взгляда.
Реакции он дождался. Но не той, на которую надеялся.
Фройляйн Эйберхарт в ответ тоже прочитала ему лекцию. В отличие от речи Эшли, в ней упоминались молодые бездельники, которые сами выдумывают себе проблемы; безвольные амебы, не желающие достигать ничего большего, чем счет в банке, загородный дом и машина не хуже, чем у соседа; профессии, которые можно было бы освоить и уголки мира, которые можно было бы посетить, имея в распоряжении его состояние; проблемы того же мира, в котором существуют голод, тропические болезни, контрабанда, сомалийские пираты и неонацисты. Излишне упоминать, что все вышеописанные малоприятные явления Лора собиралась побороть со временем – ну, или, по крайней мере, значительно этому поспособствовать.
На следующий семинар по проблемам исчезающих видов животных Лора пришла с вяло сопротивляющимся молодым человеком.
На следующую прогулку на яхте Эшли отправился с незнакомой его друзьям белокурой девушкой.
Она сетовала на тесную юбку, засыпала всех вопросами о том, как называется та или иная деталь снастей. Расположившись на диване, попивая искристое шампанское в непривычном хрустальном бокале, глядя на безмятежный горизонт, Лорелей, прикрыв глаза, рассказывала о бедствиях, которые из-за военных действий терпят вьетнамские крестьяне.
На яхту ее больше не приглашали, но походами к ней в гости Эшли никогда не пренебрегал, хоть и вздрагивал всякий раз при виде голых стен, старой газовой плиты и скрипучих ступеней.
***
За одним из последних ужинов, глядя в покрасневшие от поздней подготовки к экзаменам глаза старшей сестры, Готфрид с присущей ему практичностью предложил объединить торжества.
- Почему бы не отпраздновать наш выпуск в тот же вечер, что и наше обручение с Фридой?
- А что, вы с Фридой обручились? – с живейшим интересом спросила до того не участвовавшая в беседе Маргарита.
- Пока нет, но я собираюсь спросить ее в самое ближайшее время…
Обеих удовлетворил этот туманный ответ, и разговор свернул в другое русло. В конце концов, надо было решить еще немало насущных проблем – куда вынести стол, какого шампанского закупить и сколько, стоит ли устраивать фейерверк или лучше не рисковать?
Как оказалось позже, успокоились они зря – очевидно, вплоть до выпускного вечера «ближайшее время» так и не наступило.
Праздник получился тихим, даже, можно сказать, кулуарным. Половину запланированных гостей пришлось вычеркнуть из списка, когда Гретхен то бледнея, то краснея, судорожно шептала, что вот этого приглашать не стоит, этого – тем более, а этих двоих теперь вообще в одной комнате оставлять нельзя – передерутся.
Поэтому в результате на выпускной приехали родители Лоры, пара шапочных знакомых, польстившихся на шампанское, Фрида Шмулинсон, меланхоличный английский лорд (впрочем, не исключено, что он был баронетом), не сводивший трагичного взгляда с Гретхен, и забежавшая на запах колбасы местная собака Барон.
Обернувшись и поняв, что, по материнскому выражению, «отступать нельзя – позади Берлин», Готфрид припал на колени перед недоумевающей Фридой и порывисто схватил ее за руку.
Она ответила на его предложение растерянным согласием под одобрительный гул гостей, после чего кто-то предприимчивый предложил поднять тост за новоявленных жениха и невесту.
Фейерверки Лоры оказались как нельзя кстати. После первой же запущенной ракеты на небе расцвели золотые звезды, после второй сверху пролился сверкающий алый дождь, а после третьей из соседнего дома прибежали спросить, где стреляют.
Фрида, заметив новые лица, разумеется, не смогла удержаться от того, чтобы исполнить свой коронный танец во имя иорданских детей. Однако ее усилия пропали втуне, так как сэр Фрэнсис, очарованный игрой пламени, сидел у костра и размышлял о тщете всего сущего.
Позже его увела предприимчивая Эрика – расспросить о его отношении к голландским живописцам семнадцатого века и планах касательно ее дочери.
Никто не знает, что именно он ей сказал слегка заплетающимся языком, но она осталась довольна.
На следующее утро в доме наблюдалась совсем иная картина. За окном занимался серый рассвет, Маргарита с синяками под глазами и растрепанными, но все же неизменными косами закрывала стойкий и неподдающийся чемодан, Лорелей проверяла в ванной, сильно ли ее брови обгорели после вчерашнего, Готфрид сердечно прощался с невестой.
Государственный университет готовился распрощаться с тремя своими старательными студентами.