По просьбам некоторых читателей переношу свой рассказ из темы конкурса сюда. "Чтобы не потерялся", как мне сказали.
«Он меня поцеловал! Он меня поцеловал! Блин, как это здорово! А губы такие мягкие, такие приятные…»
Аня не удержалась и тихонько погладила только что поцелованную щеку. Да, шел торжественный классный час, и мальчики чмокали в щечку каждую из девочек, вручая им подарки – но обстоятельства её не волновали. Главное, что её поцеловал Он. Мальчик, который ей очень сильно нравился.
«Может быть, он поцеловал бы меня и в губы, если бы эта его рыжая стерва не смотрела на нас во все глаза».
Но даже мысль о рыжей стерве не смогла испортить Ане настроения. Она свою долю счастья на сегодня получила. А вечером еще и дискотека…
«Намекнуть ему, чтобы он пригласил меня на медленный танец? Ирке это не понравится, ну и что, перетерпит… Только как ему об этом сказать? И как мне остаться с ним наедине, он же все время с парнями».
Аня тихонько вздохнула. Ей не повезло – она влюбилась в самого популярного мальчика в классе. Сашу никогда нельзя было увидеть одного, он все время проводил в компании друзей и популярных девчонок, а Аня была слишком застенчивой, чтобы пытаться самой попасть в эту компанию. И к тому же она считала себя очень некрасивой.
-А теперь мы хотим поздравить еще кое-кого, - объявил Саша, заранее хихикая.
Все переглянулись, заинтригованные. Вроде бы поздравили уже всех девчонок из класса – кроме Дашки, которая заболела и не пришла. Кому открытка-то?
Саша развернул открытку, откашлялся и, сдерживая хохоток, с выражением прочитал:
-Дорогой Денис, поздравляем тебя с Восьмым Марта…
И все загоготали.
Дениса в классе… не то, чтобы не любили. На него просто не реагировали. Смотрели сквозь него, как будто он был стеклянным. Ему редко делали пакости, но никто никогда не вспоминал, что ему, например, нужно дать списать конспект или сообщить домашнее задание. В результате чаще всего он оставался и без конспекта, и без домашнего задания.
Денис терпел молча. То ли считал себя выше всего этого, то ли делал вид, что так думает. Может быть, грубое отношение одноклассников только поднимало его в собственных глазах. В любом случае, никого не интересовало, что у него там в душе творится.
Вот и сейчас он сидел, снисходительно улыбаясь, не показывая, как ему это все неприятно.
- Желаем тебе всегда оставаться таким же нежным и женственным … - со смехом читал Саша. И он действительно полагал, что это очень смешно.
Аня нахмурила бровки. Она никогда не сочувствовала изгою Денису, потому что, как и все в классе, считала его странным. Но сейчас ей показалось, что парни поступают с ним слишком жестоко. И впервые в её мыслях светлый образ Саши покрылся легкой пеленой.
Денис, что характерно, не встал, не хлопнул дверью и не вышел из кабинета – хотя мог это сделать в любую минуту. Нет, он спокойно сидел на своем месте до тех пор, пока все не закончили смеяться и не начали собираться домой. И «поздравительная» открытка все это время так и пролежала у него на парте.
Когда Аня спустилась в раздевалку – а она уходила одной из последних, копуша, - она сразу разглядела Сашу, который зачем-то бегал туда-сюда между вешалками, и душа её возликовала.
- Саша, можно тебя? – несмело произнесла она. Тот посмотрел на неё странно, ничего не ответил и снова скрылся в «зарослях» пальто и курток.
Аня вздохнула, потом решила, что все равно должна закончить то, что начато – и побежала за ним.
- Саша, Саша!
-Чего тебе? - раздраженно спросил он, когда девушка наконец догнала его и схватила за рукав – и Аня прикусила язык.
-А что вы здесь…
В темном углу, за вешалками, двое парней ожесточенно лупили друг друга, еще двое или трое на это смотрели. Аня сразу не поняла, кто из них кто, но быстро опознала Дениса по его зеленому свитеру.
- Не надо! – тоненько пискнула она.
- Тихо! – Саша оттащил её подальше от дерущихся, - не мешай, пусть разберутся. Это Димон розыгрыш подстроил, - зачем-то добавил он.
«А ты как будто и не участвовал» - подумала Аня. Теперь она знала, что Денис дерется с Димоном, Димкой Шершневым. Этот Димка издевался над ним чаще других.
Драка, между тем, разгоралась, в ход пошли не только кулаки, но и ботинки. Аня испугалась, что одноклассники просто покалечат друг друга.
-Хватит! – закричала она.
- Да не мешай ты! – прошипел Саша, пытаясь её отогнать.
На секунду Аня задумалась над тем, как нужно сделать: закричать и привлечь внимание к драке или промолчать – тогда Саша будет считать её «своей девчонкой». Но думала она не больше, чем секунду.
-Помогите! – во все горло закричала она. - Помогите, дерутся!
- Стукачка, - мрачно сказал Саша и бросился к дуэлянтам, - все, парни, палево!
И все, схватив сумки, убежали. Остались только растрепанная Аня и Денис, вытирающий кровавые сопли под разбитым носом.
- С тобой все хорошо? – осторожно спросила девушка.
- Нормально, - сухо ответил побитый.
- Ты не сердись на них, - Аня не знала, что сказать, - они не со зла.
Денис иронично усмехнулся:
-Конечно!
Помолчали.
-Ты придешь на дискотеку? – спросила Аня, - потанцуем…
Тогда Денис – впервые за все время, отметила она, - посмотрел ей прямо в глаза и ответил:
- Спасибо. Танцы – не для меня.
Вечером того же дня красивая девушка, одетая в самое красивое свое платье, тихонько плакала в школьном туалете, стоя у раскрытого окна. Это было единственное место, где она могла пореветь спокойно - в коридоре её могли увидеть, а сюда никто никогда не заходил.
«Как можно было быть такой идиоткой! Приглашения на танец ждала – вот и просидела все медляки на стуле, как дура! А он даже не посмотрел на меня! Но это не он, конечно. Это все Ирка.
Как я могла подумать, что эта многорукая гидра выпустит его из своих щупалец? Да он ей и не нужен совсем! Она и с другими парнями заигрывает, сама видела! А я ему нравлюсь, я знаю, знаю! Больше, чем она! Ну и что, что у неё ноги, ну и что, что фигура – зато у неё душа, как у слизняка! Зачем ему такая? Он со мной хочет быть! Но ведь она же вцепилась и не отпускает!
Ох, что делать, что делать?»
Аня вытерла покрасневшие глаза, хлюпнула распухшим носиком, высморкалась и с убеждённостью сказала:
- Я тебе отомщу, стерва! Ох, ты у меня попляшешь!
И прозвучало это совсем не в её стиле – не мягко, не женственно. Скорее, угрожающе.
Пустые слова, напрасные обещания. Никому бы она не отомстила, никого бы не наказала. Аня просто не умела этого делать.
Бывают люди, которые идут по жизни уверенно, прут напролом и забирают все, что им нравится, не задумываясь о том, заслужили они это или нет. Но встречаются и такие, как она. Эти люди идут по следу тех, что прут напролом, и подбирают то, что после них осталось. Они всегда прячут обиду, глотают слезы и стараются жить так, чтобы никого не потревожить.
Родители хорошо воспитали Аню, и потому она привыкла жить так, чтобы другим людям рядом с ней было комфортно. Плакать втихомолку она умела. А мстить – нет.
Всей её обиды и злости хватило только на то, чтобы всласть наплакаться, пока другие веселились. Потом она умылась под краном, из которого почему-то всегда текла только ледяная вода, и тихонько вышла из туалета, надеясь, что в коридоре сейчас никого нет.
Ане, как и любой пятнадцатилетней девушке, хотелось веселиться, она любила танцы и ждала этого вечера чуть ли не целый месяц. Но сейчас ей больше всего хотелось оказаться дома, забраться под одеяло и не вылазить из-под него до утра.
Она тихонько брела по пустому и мрачному школьному коридору, и потемневшие стены, которые сумерки выкрасили в непривычный сиреневый цвет, отражали негромкий стук каблучков девушки, превращая его в торжественный грохот – как будто та маршировала на параде.
Школьные коридоры тосковали без школьников. По вечерам здесь всегда как будто чего-то не хватало – детского смеха, громкого визга восьмиклассниц, оживленных разговоров – этого дневного шума, эхо которого, казалось, все еще витает в воздухе. Бетонные же полы тихо скучали по топоту ножек первоклассников.
Аня зашла в свой класс – дверь, как оказалась, не была заперта. Она не стала включать свет, полюбовалась на то, как красиво развевается на ветру кружевная белая штора – ученик, уходивший последним, оставил окно открытым, чтобы проветрить в кабинете. Потом прошлась между рядами, машинально сняла с парты стул и села за парту, сложив руки домиком и глядя вперед себя невидящими глазами. Много разных мыслей, приятных и горьких, теснилось у неё в голове.
И тут, как-то совершенно неожиданно, Аню осенило. Она вскочила, вытащила из шкафа первую попавшуюся тетрадь, выдрала из неё двойной лист, стянула с учительского стола ручку, хлопнулась на стул и начала писать, прищуриваясь, чтобы различать в темноте буквы.
Она сочиняла письмо. Это было очень странное послание, несвязное, путанное, полное многоточий и таинственных намеков (с расчётом на то, что «ты все равно поймешь, о чем я говорю»). В нем не было ни имен, ни даже инициалов – всех, о ком Аня писала, она называла только местоимениями («он», «она», «они»). Но самое удивительное в нем было не это, а то, кому предназначалось письмо.
Аня писала самой себе – но не себе сегодняшней, а той Ане, которой она станет когда-нибудь. Это было самое обыкновенное письмо в будущее. Письмо, которое заведомо должно было остаться без ответа – но и писалось оно не для того, чтобы получить ответ.
В письме Аня простодушно рассказывала себе, будущей, про все события этого непростого дня, делилась с ней своими мыслями и переживаниями. Она писала и одновременно пыталась представить, с каким ощущением она будет читать это письмо, когда повзрослеет, станет красивой и успешной, когда у неё все будет хорошо. Наверняка, когда через десять лет я это прочту, я над собой посмеюсь – решила она.
Письмо вышло, в общем, хорошим. Но она испортила его одной-единственной фразой, которую написала в самом конце:
«А ты не знаешь, он по-прежнему с ней?»
Очень глупо было такое спрашивать у двадцатипятилетней Анны, которая не только не сможет ответить, но даже вряд ли поймет, о ком идет речь. Но, возможно, Аня предполагала, что десять лет спустя будет так же нежно влюблена в Сашу, как и в тот день.
Закончив писать, девушка аккуратно сложила лист пополам, потом прочертила ногтем полоску в несколько клеточек шириной, согнула лист по этой линии и загнула получившуюся полоску через край, «запечатав» таким образом письмо. Написала на нем «открыть через десять лет» и спрятала под платье.
Дальнейшая судьба письма нам неизвестна, потому что когда Аня вернулась домой и начала раздеваться, никакого письма при ней уже не было. Где и как она умудрилась его выронить – непонятно. Будем надеяться, что это письмо, как и любое другое, рано или поздно попадет в руки тому, кому оно писалось. Все письма в мире так или иначе находят своих адресатов.
Написав письмо, Аня немного успокоилась. Она уже начала думать о том, что пора спускаться вниз, одеваться и идти домой, когда дверь начала подозрительно скрипеть. В первую секунду она решила, что это и-за сквозняка, но потом услышала обрывки слов, приглушенные смешки и поняла, что кто-то стоит за дверью и время от времени подпинывает её ногой.
Ане стало страшно. Конечно, никому не должно было быть дела до школьницы, одиноко сидящей за партой в пустом кабинете, но все равно, ей не хотелось, чтобы её тут увидели. Да и сама она не хотела никого видеть. Поэтому, когда голоса стали громче, и кто-то начал открывать дверь, она пискнула и, подхватив пышную юбку, нырнула под парту. Так она всегда делала в младших классах, когда чего-то боялась или хотела поплакать.
Нет, судьба явно решила над ней поиздеваться! В класс ввалились двое подвыпивших школьников, и это были именно те, о ком она думала весь вечер – обожаемый Саша и его подружка Ирка. Сначала Аня этого не поняла, потому что, сидя под партой, видела только их ноги – но как только ребята заговорили, она сразу их узнала.
Ане совсем подурнело. Короткий и бессвязный разговор пьяных влюбленных закончился очень быстро, послышались звуки громких, с причмокиванием, поцелуев, и шорох ткани Иркиного платья, по которой елозили кое-чьи жадные руки. Да, эта парочка забралась сюда явно не затем, чтобы посмотреть таблицы логарифмов.
Когда же Аня услышала треск расстегиваемой на платье молнии, она поняла, что больше не может этого выносить, и на четвереньках поползла под партами, пробираясь к выходу. Пышная юбка её вечернего платья собрала с пола всю пыль, но ей уже было на это наплевать. Ей только хотелось убраться отсюда как можно скорее. Добравшись до дверей, она, как ошпаренная, выскочила из-под парты и стремглав выбежала из кабинета. Дверь, конечно, предательски хлопнула, и Аня неслась по коридору босая, держа туфли в руках, и спускалась по лестнице с четвертого этажа на первый, перепрыгивая через три ступеньки, думая только об одном: только бы не догнали, только бы не догнали…
Но никто и не собирался её догонять. Вряд ли Саша с Ирой вообще заметили её присутствие – они были слишком заняты тем, что щупали друг друга за разные места. Им вообще было пофиг на все, кроме них двоих.
На последней ступеньке лестницы Аня остановилась, как вкопанная, и прислушалась. Наверху играла музыка, гремел громкий смех – но вблизи никаких подозрительных звуков слышно не было. Она перевела дух, снова надела туфли, и тихонько потопала к раздевалке.
Под пристальным взглядом бдительного охранника, которому отчего-то показалось странным, что она так рано уходит, Аня отыскала в гардеробе свое пальто, сняла его с вешалки и тихонько оделась. Почему-то ей все время хотелось посмотреть в тот угол, где сегодня утром была драка. Гардероб был пуст, почти все вешалки висели на крючках незанятыми, и оттого ли, или по какой-то другой причине, этот пустой угол, ничем не заполненный кусок пространства, выглядел непривычно и как-то по-мистически жутковато. Даже жирная тень, которая легла на пол после того, как охранник включил лампочку, показалась Ане похожей на живое существо. Будто это было теневое животное из другого мира, опасное и непредсказуемое, случайно вырвавшееся из своей клетки на волю.
А ведь Дениса били очень больно, решила она. У него даже кровь с десен текла. Но он за все время, пока мы тут стояли, ничего не сказал, не поморщился даже.
Может, потому, что эта боль была куда слабее той, которую он испытал утром, на том злополучном классном часе. Нельзя даже представить, что тогда творилось у него внутри.
Пока я как дура радовалась, что меня в щечку чмокнули, и ничего вокруг не замечала.
Ане почему-то стало стыдно. Как будто если бы она посочувствовала Денису тогда, это что-то бы для него изменило.
- Назад не пущу, - ворчливо предупредил охранник, когда, гремя ключами, открывал входную дверь, - взяли моду туда-сюда шлындить…
Наверное, он решил, что она идет за пивом.
- Я больше не приду, - честно предупредила Аня.
Она вышла на скользкое крыльцо, стараясь не навернуться на своих высоких каблуках. К ночи опять похолодало, лужи застыли, снег покрылся плотной коркой и асфальт, там, где он уже виднелся, подернулся инеем и ледком. Аня вдохнула свежий мартовский воздух, в котором, несмотря на морозец, уже чувствовался необъяснимый и прелестный запах просыпающейся весны. После этого ей стало абсолютно ясно, что Саша её никогда не полюбит.
В первый момент эта мысль так её расстроила, что из глаз брызнули слезы. Капельки обиды, стекая вниз по прохладной щеке, оставляли после себя теплую дорожку, которая тут же подмерзала, и кожу в этом месте начинало приятно пощипывать.
Но буквально через минуту Аня вытерла лицо перчаткой и почувствовала, что больше не хочет реветь. Она успокоилась. Конечно, это было не радостное спокойствие человека, который с восторгом ждет завтрашнего дня, а спокойствие опустошенной души, которой уже все равно. Но, по крайней мере, она больше не страдала.
«Пора домой», - думала девушка, опустив голову и внимательно глядя себе под ноги. Ей на глаза попался грязный коричневый ошметок снега, явно побывавший под подошвой чьего-то сапога – и она почему-то снова вспомнила про Дениса.
«Если мне сейчас так плохо, то насколько же плохо было утром ему?»
И она мгновенно решила, что должна пойти к нему в гости. Хотя бы просто посмотреть, как он там сейчас.
Причем Аня даже на минуту не задумалась о том, что, может быть, Денису совсем не нужно, чтобы она его подбадривала, да и вообще, у него нет желания видеть её у себя дома.
Она не испугалась того, что придется ехать на другой конец города, а она даже не знает точного адреса. Она вообще видела адрес Дениса – а точнее, его родителей – только мельком, на последних страницах классного журнала, когда не так давно листала его.
Она не стала переживать из-за того, что её ждут домой к десяти, а сейчас уже почти восемь, и она может просто не успеть вернуться к этому часу.
Когда так сильно хочешь помочь кому-то, о мелочах не думаешь.
У Ани возникла неосознанная потребность совершить хороший поступок. Не для одобрения других – для себя. Дети делают хорошие поступки легко, от души. Взрослые не поступают так почти никогда. А она все-таки во многом была еще ребенком.
Таксист, который подвозил Аню, все время неодобрительно косился на неё и многозначительно качал головой. Она решила, что у него, наверное, дочка таких же лет. С чего бы иначе ему так долго и подробно расспрашивать, куда и зачем она едет одна в такое время?
- Ну и девки пошли, - бурчал таксист себе под нос, - шатаетесь по ночам, а потом ищи вас - свищи. Долго ли до беды?
Аня хотела было обидеться, но тут мимо них, оглушительно ревя сиреной, проехала желтая «Скорая» с надписью «РЕАНИМАЦИЯ» на борту – и у неё защемило сердце.
Неизвестно ведь, как Денис отреагировал на сегодняшние события. Вдруг он подумал и решил, что не хочет больше жить? Вдруг родители были на работе, и рядом не оказалось никого, кто бы ему помешал? Вдруг его сейчас на такой же «Скорой» везут в больницу?
А может, он только собирается это сделать, и его еще можно спасти?
- Пожалуйста, побыстрее, - жалобно попросила она водителя.
Тот пожал плечами и немного прибавил скорость.
-Ну, что? Этот дом? Ты же говорила, Первомайская, дом семьдесят пять – вот, мы на него смотрим.
Именно так Аня и говорила, когда садилась в машину. Но сейчас она уже не была уверена, что правильно запомнила адрес. «Семьдесят пять или, может быть, семьдесят три? У Ирины Петровны ужасный подчерк, никогда ничего не разберешь, иногда даже приходится переспрашивать, что написано на доске. Может, та закорючка означала не “пять”, а “три”?
А может быть, я в уме случайно переставила цифры местами, и ей нужен не семьдесят пятый дом, а пятьдесят седьмой? Или вообще пятьдесят четвертый (спасибо Ирине Петровне)?»
Аня наморщила носик и внимательно посмотрела в окно.
Дом, как дом – скучный, неинтересный, стены не понять какого цвета – днем, при свете, наверное, серо-розовые. Фасад украшен черными трещинами, окна в подъезде облупленные, как будто их никогда и не красили. Крыша вся в снегу, под крышей сосульки – много сосулек. Странно, что их не убирают.
Аня почему-то вспомнила, как Денис кому-то рассказывал, что когда зимой стояли морозы, у него в доме лопнула труба, и под крышей намерзла огромная, чуть ли не в человеческий рост, сосулька. Она провисела несколько дней, а потом, когда потеплело, подтаяла и рухнула вниз, разбившись на много кусков. Дело было ночью, и многие проснулись от грохота. Сначала все ворчали, а потом начали радоваться, что сосулька свалилась не днем – под окнами иногда детишки бегают, вдруг бы на кого упала.
Или это не Денис рассказывал?
Аня внимательно осмотрела занесенный снегом двор, пытаясь отыскать следы падения гигантской ледяной глыбы.
- Если денег нет, так и скажи, не тяни время, - сердито проворчал таксист.
Нужно было решаться – или выходить из машины, или просить отвезти себя куда-то еще.
Аня со вздохом вытащила кошелек и расплатилась с таксистом. Как она мысленно подсчитала, эта поездка стоила ей новой подкручивающей туши.
- Подождать тебя? – с отеческой заботой спросил подобревший таксист, пряча купюры за козырек над лобовым стеклом, - назад поедешь?
- Нет, спасибо, - вежливо отказалась девушка, - не надо меня ждать.
Таксист нахмурился. Наверное, волновался за девчонку. Район-то не больно спокойный.
- Я тут постою, - сказал он, приглушая мотор, - если что, подходи, сразу домой отвезу.
Аня вежливо поблагодарила, неуклюже выбралась из машины и несмело подошла к железной двери, закрывавшей вход в подъезд. Нужно было позвонить по домофону, чтобы её открыли.
«Тридцать четвертая квартира – это четвертый, наверное, этаж. А если он тут не живет?»
Она задрала голову, пытаясь по каким-то знакам понять, живет тут Денис, или нет. Разномастные окна – старые и новые, обшарпанные и аккуратно покрашенные, серые деревянные и белоснежные пластиковые – улыбаясь, подмигивали ей разноцветными огоньками. Где-то горел желтый свет, где-то – голубой, а одно окно на третьем этаже, задернутое красной шторой, светилось рубиновым пламенем. От этого зрелища ей стало легко на душе.
Аня вздохнула и нажала кнопку вызова.
«Вдруг никого нет дома? Как я узнаю, правильный это адрес или нет?»
Таксист, который внимательно наблюдал за ней и видел её растерянность, высунулся из машины и спросил:
- Боишься? Мне с тобой подняться?
Аня даже не успела ничего ему ответить - домофон спросил хриплым человеческим голосом:
- Кто там?
- Позовите Дениса, пожалуйста, - вежливо попросила девушка.
Домофон помолчал, а потом спросил недовольно:
- Кто это?
- Денис, это ты?
- Я-то Денис. А ты кто?
Удивительно, как домофон меняет голоса.
- Я Аня Кукушкина, - и на всякий случай добавила, - твоя одноклассница. Можно войти?
Денис помолчал, потом буркнул что-то вроде «ладно» - и дверь, издав какой-то электронный музыкальный звук, открылась.
Аня решительно шагнула за порог.
Поднимаясь наверх, она еще немного волновалась – вдруг ошибка? Но как только увидела Дениса, живого и здорового, и даже почти не грустного, сразу успокоилась.
Одноклассник вышел встречать её прямо на лестничную площадку. На нем был тот же зеленый свитер, что и утром, и на локте по-прежнему зияла треугольная дыра – там, откуда в драке вырвали лоскуток. Он что, и дома в нем ходит?
- Ты так и не переодевался, что ли? – брякнула Аня вместо приветствия – с ней такое иногда случалось.
- Да вот, только что пришел, - смущенно ответил Денис. Как будто он и вправду был в чем-то виноват. Похоже, у него уже вошло в привычку все время оправдываться.
Аня с шумом выдохнула и схватилась за лестничные перила. Она была немного полноватой, не любила ходить на физкультуру и не привыкла так быстро взбегать вверх по лестницам – поэтому, как только она успокоилась, у неё началась легкая отдышка.
- Тебе нехорошо? – разволновался Денис, - принести водички?
- Неа, - ответила девушка, громко хрипя, - сейчас все пройдет.
- Тебе нужно посидеть. Пойдем к нам, присядешь, отдохнешь.
Аня была поражена. Ей подумалось, что никто из её знакомых парней в такой ситуации даже не догадался бы предложить девушке стул - все продолжали бы весело болтать, дожидаясь, пока она сама придет в норму. Только забитый тихоня Денис повел себя, как настоящий мужчина.
И ведь он даже не спрашивает, зачем она сюда заявилась.
- Пошли, - Денис схватил её за руку и решительно потянул за собой, - пошли, пошли. Родителей не бойся - они нормальные, все поймут.
И Аня покорно потащилась за ним, втихомолку радуясь, что ей не приходится ничего объяснять.
Когда Денис проводил её через длинный темный коридор, пугающий гостей тусклыми пыльными обоями и множеством открытых и закрытых дверей, на них в полумраке налетела какая-то женщина, которая громко и весело закричала:
- Ой, прости-прости! – и на ходу погладила Аню по голове.
- Это твоя мама? – ошарашенно спросила она.
- Тётя, - лаконично ответил Денис, - зашла нас проведать.
Он все тащил её за руку и тащил, пока не остановился перед плотно прикрытой дверью в самом конце коридора. Даже дома Денис предпочитал существовать отчужденно – угловая комната, куда никто не заходит, дверь, которую никто, кроме него, не должен открывать и полная независимость от других членов семьи. У него даже чайник в комнате стоял свой. И бутерброды на тарелочке – чтобы не ходить за ними на кухню.
- Тебе что, задачник по физике дать? – спросил он, наливая гостье водички в цветастую кружку.
Черт бы драл эту физику, уныло подумала Аня, присаживаясь на краешек дивана. Она вспомнила, что опять не успела решить три самые сложные задачи. Значит, если спросят, завтра снова будет двойка.
Ну и наплевать.
- Нет, я…
Денис так и стоял с чайником в руках, выжидательно глядя на неё. Кажется, он не испытывал никакого неудобства, замерев в такой неудобной позе и держа на весу тяжелый предмет.
Аня растерялась. Если бы Денис бился головой об стену, рвал от злости обои или, истерично плача, грозился выпрыгнуть из окна – она бы придумала, как утихомирить или утешить его. Чуткое женское сердце подсказало бы. Но как помочь человеку, который так глубоко прячет страдание, она не знала.
Не говорить же юноше, которого ты, по большому счету, и не знаешь: «Я понимаю, как тебе больно из-за того, что тебя сегодня унизили и побили». Вы недостаточно близки для того, чтобы ты влазил в его личное.
- Просто так зашла.
- Ты очень красивая сегодня, - сказал Денис, и Аня как-то сразу вспомнила, что она сейчас накрашена, и на ней вечернее платье.
- Спасибо, - она мило покраснела.
-Нет, правда. Еще лучше, чем всегда.
Анин взгляд заметался по комнате, выискивая что-нибудь, о чем можно поговорить. На её счастье, в своей комнате Денис ничего ни от кого не прятал – все интересующие его вещи лежали на виду.
- Кто это на фотографии?
- Кирилл, - охотно ответил хозяин комнаты, - мой друг. Это на него сегодня парни намекали в открытке.
Щеки девушки мгновенно стали пунцовыми.
- Прости.
- Да ладно, - Денис энергично повертел головой, как застоявшийся в стойле жеребенок, - просто они идиоты, и не знают, что еще придумать. Это было так же глупо, как если бы я сказал, что Сашка влюблен в Димона.
Аня хихикнула. Ей сразу стало легче оттого, что он так шутливо об этом сказал.
- Покажешь мне свои рисунки? – спросила она, заметив на подоконнике бумажный лист, на котором были аккуратно выложены мокрые кисти.
-Ну, если хочешь… - не сразу согласился Денис, поставил на место чайник и полез копаться в недрах письменного стола. Вытащив оттуда стопку аккуратно сложенных листов, он положил их Ане на колени.
Как только девушка просмотрела первые три рисунка, она уже начала догадываться, что будет на остальных. Сюжеты всех рисунков были чем-то схожи – разрушенные дома, нежилые квартиры, ржавые трубы, пустыри, свалки.
- Тебе нравятся такие места?
- Да, - кивнул Денис, - пустые дома – это интересно. Вроде бы они были построены для людей, а людей там нет. Получается, они как сироты. Как будто хозяева обещали им, что будут заботиться, и бросили. А они все ждут, ждут, ждут – вдруг кто придет, поселится, зажжет свет, застеклит окна… Но никто не приходит. И никогда не придет. У всех прежних жильцов уже новые квартиры.
Аню бросило в дрожь – так проникновенно он говорил о горе брошенных хозяевами домов. Как будто действительно это чувствовал.
- А тебе не страшно там ходить? – понизив голос, спросила она.
- Чего бояться-то? – с напускным равнодушием ответил он, - бомжей разве что. Но я от них всегда успеваю убежать.
Аня наугад вытащила из стопки один лист.
- Пожар на станкостроительном заводе, - мельком взглянув на рисунок, сказал Денис, - я тогда случайно мимо проходил, и сразу захотел нарисовать. Потом специально еще вечером пришел.
Аня, как завороженная, смотрела на нарисованное пламя, так похожее на настоящее. На фоне ночного неба, почти что черного, эти красные и оранжевые всполохи смотрелись дико, грозно и в то же время торжественно. Ей стало не по себе от того, как точно Денис в простеньком акварельном рисунке смог передать это смешанное ощущение опасности и праздника.
- Круто, - только и смогла она сказать.
Денис вздохнул, присел, сложив по-турецки ноги, на ковер, и посмотрел на неё снизу вверх. Так он, высокий, и она, маленькая, оказались примерно на одной высоте, и могли смотреть друг другу в глаза, не подпрыгивая и не нагибаясь.
-Странная ты, - сказал он, - приехала просто, чтобы рисунки посмотреть. Сашка прав, наверное, - ты чудная.
-Он так говорит? – вздрогнула Аня.
- Говорит, что ты ненормальная и достала его своим обо… Блин! – Денис испуганно моргнул, - прости.
Аня потупилась. На лице Дениса появилось виноватое выражение.
- Ты не знала. Прости, пожалуйста.
- Нет, - шмыгнув носом, ответила девушка, - не знала. Но это уже неважно.
-Уже неважно?
-Да.
- А я это, хотел спросить, - ковыряя пальцем ковер, спросил вконец засмущавшийся Денис, - то, что ты меня на дискотеку позвала, и то, что в гости приехала – это что значит?
Аня подняла голову и уставилась на него удивленно.
- Хочешь спросить, не влюбилась ли я в тебя? Нет.
Он обрадованно кивнул.
- А ты? – на всякий случай спросила Аня.
- Я? Нет, - и добавил, - но ты хорошая.
Аня все смотрела на рисунок с пожаром, то поднося его ближе к лицу, то отдаляя, и проверяя, как при этом изменится восприятие картины.
- Денис, а у тебя остались старые рисунки? Ну, например, с пятого класса?
- Тебе зачем?
- Надо. Так остались или нет?
- Сейчас найду.
От пятиклассника Дениса в наследство девятикласснику Денису достался только один рисунок. Эта картинка когда-то заняла первое место на школьном конкурсе, и, наверное, поэтому гордая мама юного дарования сберегла её.
Аня положила оба рисунка рядом – и теперь радужная, раскрашенная во все цвета палитры птичка как будто летела на ночной пожар. И тогда она все поняла, и ей стало очень страшно.
Тот мальчик, который когда-то рисовал сочными красками солнечную жизнь, пропал без вести. Тот, в кого он превратился, по-прежнему любил яркие цвета, но солнца в его работах становилось все меньше. Унижения делали свое дело. Он еще пока не стал ни психопатом, ни пироманом, ни маньяком, но уже стал нечувствителен к боли и к страданиям, и сумеречная часть его души уже начала преобладать над солнечной.
И Аня поразилась, как же просто, обыденно все это происходило, и как спокойно смотрели на это окружающие. Да, в школе их учили, что нужно помогать людям, которые попали в беду. И она знала: если бы кто-то из её одноклассников увидел, как на улице умирает человек, он бы подошел, начал его спасать, позвонил бы в «скорую» и так далее.
А тут – у них на глазах уже не первый год внутренне умирает человек. Гибнет медленно, незаметно для всех, без жалоб и криков – но погибает. И никому нет до этого дела.
- Почему ты им это позволяешь?
- Перестань, - скривился Денис, - ты как моя мама.
Аня, четко проговаривая каждое слово, повторила:
- Почему ты позволяешь кучке обнаглевших дебилов с одной извилиной в голове над собой издеваться? Нельзя так! Ты выше их, ты умнее и гораздо интереснее их. Как ты, блин, вообще до такого докатился?
Денис неуверенно улыбнулся.
-Ты и правда думаешь, что я такой?
- Я знаю, - Аня, как транспарант, подняла над головой рисунок с птичкой, - здесь все видно. Ты крутой, а не они.
- Они уже не отвяжутся.
- Ничего, - Аню захватил приступ детского оптимизма, - посмотрим, что будет, когда мы покажем всем, какой ты талантливый. Кого тогда поддержат ребята – их или тебя.
- Ты, блин, Утена, юная революционерка, - весело сказал Денис, когда услышал это. Но ему было очень приятно.
- Вот и все, - решительно сказала Аня, спрыгивая с насиженного места, - мы с тобой всех победим. А всякие Димки с Сашками пусть нас боятся!
Денис весело, от души, расхохотался.
Потом пришла мама Дениса и позвала всех пить чай. Потом, когда она выспросила у Ани все, что ей хотелось узнать, она спохватились, что уже поздно, и молодой гостье пора домой. Одеваясь в прихожей, Аня залезла в сумку и увидела на экране мобильного сообщение о тридцати двух пропущенных вызовах – родители её уже потеряли.
-Помни, - сказал она, стоя на пороге, - ты лучше. И ты не должен им это спускать.
- Понял, - повторил еще раз Денис, обрадованно улыбаясь. Не то, чтобы он сам этого не понимал, но ощущение, что кто-то хочет бороться за него вместе с ним, приятно грело душу.
- Спокойной ночи.
-До завтра! – помахала рукой Аня, и, прыгая по ступенькам, как тяжеловесная козочка, понеслась вниз. И даже грандиозный скандал, который ожидал её дома, не смог испортить ей настроения.
Аня закончила школу, выросла, закончила институт, начала работать, вышла замуж, родила детей, вырастила их, вышла на пенсию, состарилась и так далее. Но все это уже не имело никакого значения. Всю её жизнь «до» и «после» смело можно было бы зачеркнуть, и оставить только один этот день.
Потому что только этот своей жизни она прожила так, как должен проживать свою жизнь человек.
Которому не должно быть все равно, когда рядом другой человек умирает.
|
Линейный вид
