Династия Канберри - Страница 26 - Prosims: новости, обзоры, дополнения, файлы, коды, объекты, скины и скриншоты The Sims 3 и The Sims 2

Soumai · 07.12.2010, 13:23

Просьба перезалить скриншоты, чтобы они были нормального размера

Это предыстория Райли. Выбирайте раздел, который вам больше нравится - от няни или самой непосредственно Райли. Можете прочесть обе)) Они довольно сильно отличаются написанием, так что думаю, что обе части вам понравятся

Повествование от одной из нянь Райли

Ее зовут Райли Канберри. На самом деле, ее фамилия Джей; ее имя - единственное, что сохранилось после того случая... Она - своеобразная Девочка-Которая-Выжила в реальном мире, скажем так. Хоть я и считаю Гарри Поттера аморальным и не соответствующим Божьим Законам. Райли несколько дней, будучи новорожденной, лежала на ковре в доме без еды и без воды, абсолютно немощная. Она не могла ни ползать, ни закричать.
Мы с моими сестрами приметили этот дом тем, что двадцать четыре часа в сутки там горела маленькая лампочка, сделанная из волшебной пыли ее бабушкой-волшебницей. Эта лампочка горит вечно, но ее можно выключать. Она горела в спальне матери Райли - Люми, и мы с сестрами подумали и решили, что не могут же молодожены не спать целыми днями. И судьба сделала нам своеобразный сюрприз. Мы полюбопытствовали.
Мы пытались войти. Да что пытались?.. Дверь даже не была заперта. В доме было темно и абсолютно пусто, все портреты и могилы с кладбища исчезли. Прокравшись наверх, прямо на полу я увидела маленькую, немощную, бледную, голодную и задыхающуюся девочку...
Найдя свидетельство о рождении, мы увидели, что девочку зовут Райли Джей.
Райли росла. Мы никогда не скрывали от нее ее прошлого. Она знала, что ее отца звали Ти-Нинг, что у него были кошачьи уши, мать была нейтральной ведьмой, бабушка - самой светлой ведьмой. Что у Райли была кузина Амигита, дяди и тети - в общем, полноценная семья. Она никогда не страдала и не жаловалась, росла веселым и общительным ребенком и никогда, никогда не хотела сменить себе фамилию обратно на Джей.
Райли пугала меня. Никто этого не замечал. Райли развивалась нормально, никаких подозрительных быстрот или медленностей не замечено, но у нее феноменальная память. Она помнит лицо матери, она помнит как выглядела ее новорожденная кузина Амигита, она помнит ВСЕ, включая то, как она осталась на полу совсем одна. Но как исчезли ее родители - это единственное, чего она не помнит. Она помнит, как везде как взмахом руки выключился свет и тишина.
Был объявлен международный розыск на Люми, Прохора, Аннабет, Диану и Амигиту, но они исчезли. Как провалились.
Я всегда была уверена, что во всех этих ведьм и "котов" вселился бес. Я знаю, Боженька поможет моей Райли стать счастливой!.. Мы знали, что все Джеи - в ней. Быть может, Джеи каким-то образом стали бесплодными духами?.. Начата новая династия, династия Канберри, пускай Райли и наследница династии Джей.
Девочка моя не раз говорила, что не чувствует себя своей, что ей хочется уйти в свободное плаванье. Мы с сестрами не могли ее держать. Обняв ее и дав денег, мы пожелали ей ни пуха, ни пера...

Повествование от Райли

Меня зовут Райли Канберри. Вообще-то, на самом деле меня зовут Райли Джей. Но мое имя - все, что осталось от моего прошлого.
Меня всегда считали необычной, загадочной и все такое - а все потому, что я помню то, что со мной было. Я помню, как я родилась, помню напряженные лица тети, мамы, папы, бабушки, дедушки и помню кузину Амигиту в соседней кроватке.
Последнее, что я помню до того, как это произошло... Теплые, нежные руки бабушки (моя мама Люми никогда не отличалась аккуратностью и ответственностью, и когда я это вспоминаю, у меня порой было ощущение, что она еще не выросла из вечеринок. Я просто не знала слов, не слышала фактически и не понимала, не думала, но фиксировала все слова и звуки. И я помню их).
Так вот, нежные руки моей бабушки Аннабет - самой лучшей бабушки - взяли меня и понесли к холодильнику...
Бабушка была просто чудесной. Она приятно светилась не менее приятным светом, ее голубые звездочки мне очень хотелось поймать, но они были не осязаемы. Тогда я просто водила ручонкой по ее блестящей коже. И было такое теплое, теплое и нежное ощущение... Я бы хотела, чтобы она была моей мамой.
Мой папа был тоже красавец. Блондин с красивыми глазами и губами... Самое интересное, что у него были кошачьи уши. А мама... мама нейтральная ведьма. Она не светилась интересным светом, она для меня сейчас никто. Ярко накрашенная девушка, которую надо оставить в институте на второй год - порадоваться еще немного... Кузина Амигита - вот взросление кого я хочу увидеть больше всего. Но увы...
Опять я отклонилась от темы. Бабушка понесла меня к холодильнику. И вдруг, посреди родительской спальни, бабушка вдруг не менее нежно и аккуратно положила меня на пол, на теплый голубой ковер... И с напряженным лицом ушла.
Кажется, все-все-все мои родственники собрались внизу, о чем-то перешептывались, говорили про какую-то Райли. А кто такая была Райли - я не знала. Я вообще не знала слов. И вдруг везде погас свет. Везде! Но автоматического освещение у нас не было... Горела только моя лампочка на втором этаже - лампочка из волшебной пыли, любовно сделанная моей бабушкой. Она горит вечно и не зависит от электричества. Ее можно выключить, но она никогда не погаснет.
Ужас и страх вселился в мою детскую интуицию. Я чувствовала, что дома никого нет. Я не знаю, может это игра моего воображения, а может я помню слова мамы дрожащим голосом:
- А Райли?..
А дедушка сказал:
- Пускай живет хотя бы она. Она - твоя наследница, она - все, что у тебя осталось. Мы забираем с собой даже Амигиту - и на этом жертв достаточно.
Но не уверена я в достоверности этих слов и фактов.
Я не знала, сколько я пролежала... я не спала, я не могла закричать. Не ела. Не пила. Меня бил озноб, было плохо, тошнило. Чудом я не захлебнулась в рвотах и отрыжках - хотя бы потому, что рвать было нечем. Что это было? Конец света? Но почему же все живы - на улицах смех компаний, переговоры, сплетни бабушек на лавках.
Это было ужасно. Бросало то в жар, то в холод. Мне было страшно, пусть и в столь юном возрасте я не знала страха.
Дверь скрипнула. "Папа!" - почувствовала я. Я слышала папину походку, слышала папины шаги! Но какого же было мое разочарование, когда это оказались три женщины. Они осторожно вошли в комнату, где я лежала, испугались и взяли меня на руки. В холодильнике нашли свежую бутылочку, накормили и положили в кроватку. Я ведь действительно не спала все эти часы... дни... или что это было? Но я не стала спать. Я кричала, что было духу! Плакала, стонала... Тогда женщины посовещались и забрали меня.
Я помню, что в машине я уже уснула.
Я росла, и от меня никогда не скрывали ни моей фамилии, ни моей биографии - а что случилось с моей родней никто не знает. Они знали, что у меня были еще родственники - тетя Скарлетт, дядя Кайл и дядя Ланселот, двоюродные дяди Миэль, Арни, Леон и троюродные братья и сестры - Омикрон, Дана, Зарина и Ребекка. Но никто не знал о моем существовании - мама не успела никому сообщить... Вот и акцентировать их внимание на мне няни не стали. Наверное, все они уже умерли. Дяди Кайл и Ланселот, а также тетя Скарлетт переехали в Верону, а остальные... умерли, наверное. Если уж бабушке немного оставалось... То что уж говорить об остальных.
Почему же я необычна? Все закономерно - бабушка ведьма, мать ведьма, у папы и вовсе кошачьи уши. Слава богу, от папы они мне не передались. Почему слава богу?.. Потому что я не хочу напоминаний о своем прошлом.
Я зарегистрирована как Канберри - фамилия дальней родственницы моей самой любимой няни. Красивая, правда? Ударение на "а".
Я была не такой, как мои няни. Они - верующие монашки, они пытались воспитать меня такой же. Но я как сейчас помню - деньги на завтраки я копила на клевые шмотки, а каждый день из своей общеобразовательной школы приносила "сюрприз" в виде вопроса: "Тетя Айгуль, что такое (матерное слово)?". У нянь были припадки. Корваолы, валокардины. И всякая ерунда.
Отделившись от них (вообще, я собиралась сделать это тайно, но совесть не позволила и все же я сообщила им о своем решении. Так что все было как положено - все собирали мои вещи, расцеловали и проводили), я начала свой путь с Академии ля Тур. Может, там все будет хорошо. И может, моя юность будет лучше моего детства...

“Аристократическое самообладание” (“Noble Composure”)
“Патриархат/Матриархат” ("Patriarchy/Matriarchy")
“Одна дорога” (“One way street”)
“Свободные призраки” (“Free Roaming Ghosts”)
“Писатель” (“Storyteller”)

Soumai · 13.07.2012, 01:25

P.S.

UlechkaCat · 13.07.2012, 09:54

Поздравляю вас с переездом) Мне в последнее время не очень нравится то, с какой ненавистью пишет Мейзи. И хотя сейчас этой злобы намного меньше, чем тогда, когда она была подростком, но все же не очень приятно читать... Когда она была подростком мне казалось, что это просто переходный возраст и она скоро повзрослеет и перебесится, но оказалась, что нет. В любом случае Мейзи мне нравится, и я надеюсь, что жизнь ее сложится очень замечательно

И еще один вопрос: Может я что-то не понимаю, но если Алесса так любит Юну, считает ее лучше, чем Мейзи, то зачем она сделала именно ее(Мейзи) наследницей? Или это так, потому, что Юна решила жить отдельно или как?(Хотя Мейз мне все равно больше нравится, Юна слишком правильная)

Soumai · 13.07.2012, 11:36

UlechkaCat,

Цитата:

Сообщение от UlechkaCat

Когда она была подростком мне казалось, что это просто переходный возраст и она скоро повзрослеет и перебесится, но оказалась, что нет.

Ну, когда у нее был переходный возраст, она действительно всех ненавидела, а сейчас только то, что осталось

Да и она еще маленькая :'D Ненуачо, ей щас года 23-24, у нее еще будет время впасть в старческую меланхолию

Цитата:

Сообщение от UlechkaCat

то зачем она сделала именно ее(Мейзи) наследницей?

У меня уже нет беготни с "дневником" и "наследницами") Никто никому ничего не передавал

Просто Алесса уже все высказала - теперь "пишет" Мейзи.~
Спасибо ^^

Soumai · 02.08.2012, 03:21

Техническое заранее

- Мейзи, Юна! Кэл! Какая встреча! – Боже, дай Джеку по роже. – Вау, Юна, у тебя округлился животик! Пол не знаешь еще?
- Не знаю, - открыто улыбнулась Юна.
А ведь у нее правда округлился живот. Кэл натянуто улыбался, то и дело гладил Юнин живот, но я-то знаю, какая это показуха. Его взгляд не сосредотачивался на месте, где, казалось бы, лежит его собственный ребенок. Папаша, блин.
Наш ждал долгий путь: из большого города на маленький остров на другом континенте, затем переться в дом папаши Джека, который купил какой-то огромнейший участок. Дом был воистину гигантский, светлый и до тошноты просторный и с личным пляжем; в нем было много-много окон. И занавески развевались под действием легкого морского бриза. И кондиционеры пахали вовсю, но они не нужны были никому, кроме нашей беременной, которая отлеживалась целыми днями в кроватке. Впрочем, несмотря на то, что в доме было четыре спальни, мой выбор был небольшой: либо я сплю в одной кровати с Джеком, либо в детской, где кровати были на три размера меньше, чем абсолютный минимум.
- Ты специально? – Лежа на двухспальной кровати, спросила я.
- Конечно, Мейз, я специально попросил отца сделать капитальный ремонт в доме, чтобы мы спали в одной постели. – Он надменно изогнул одну бровь и стал похож на девчонку.
- Почему я не могу просто спать в другой спальне? – Продолжала ныть я.
- Наверное потому, что она абсолютно пуста и заперта из-за ремонта? – Фыркнул он и начал разбирать вещи.

Я продолжала ныть, требуя расчерчивания территории постели мелком; он просто сказал, что я ненормальная и будет спать, где заблагорассудится – тем более, это его дом и его постель.
Иногда мне кажется, что лучше бы я выбрала детскую.
У Юны же все подозрительно тихо. Она сама была похожа на тихого ребенка, только не хватало агуканий и отсутствующего животика: сидела себе в комнатке, малевала едва ли не Кэлов портрет. Он, из солидарности к жене, тоже предпочитал отсиживаться. Какие же они все зануды! Особенно эта примерная беременная жена с косой на перевес.
Она периодически выходила на улицу, вдыхала морской воздух, гладила живот и возвращалась обратно.

У меня же не было ни малейшего желания сидеть дома. Всех этих домоседов было трудно куда-либо вытащить, и я уже опустила руки, довольствуясь собственным пляжем с шикарной подстилкой для песка. Джек периодически проходил мимо и отпускал шуточки про то, что я сама себе как подстилка (и добавлял многозначительно: «Если ты понимаешь, о чем я…»), впрочем, он долго пытался отмыть глаза от песка сначала морской водой, но когда она начала ему их разъедать солью, он тщетно пытался дать мне пинка.
(«Ничего, - иногда бормотала под нос себе Юна. – Ничего. Скоро все кончится, скоро уеду домой».)
Да кто будет по тебе скучать!
В голову приходили отрывки из детства, остров Твикки: я спрашивала у папы, можно ли мне доплыть до «вон того острова».

Состроив из себя великого мученика, которого томили взаперти дома, Джек начал внезапно умолять куда-либо выбраться. Смешная шутка, Джеки! А не пошел бы ты в за-…
- Это прекрасная мысль, Джек! Честно говоря, я хотела бы выбраться на Южный пляж. Говорят, это самая интересная часть города. Именно на том участке разбился знаменитый корабль Tohotami несколько веков назад, который перевозил множество провизии для голодающих людей племени Акикимичи, где…
На слове «где» мой мозг полностью отключился, и я не без удовольствия наблюдала за нервной улыбкой Джека, которого как бы подмывало сказать – «Заберите ее отсюда с потрохами, я заплачу».
Сохраняя тупое выражение лица, которое несомненно должно стать умнее с познаниями Юны, я набирала номер такси, и через двадцать семь минут мы развлекались на полузатонувшем корабле, который давно стал главной достопримечательностью не то что города, но и страны.

Пока Джек фехтовал какой-то древней шпагой, Юна долго стояла, переминаясь с ноги на ногу: как же так, такая древность, проклятые вандалы.
- Забудь, - заявила я, когда Юнин драгоценный муж почувствовал показавшийся ему укол совести. – Помнется и сама прискочет как миленькая.
Впрочем, она гордо развернулась и отправилась к ларьку с едой. Надо предложить Теодору с Артуром выкупить эту махину, благо, они живут на берегу и найдут, куда ее пихнуть.

Когда совесть замучила всех, невольно бойкотируемых Юной, которая еще долго болтала про то, какая древность этот корабль и каким вандализмом мы забираемся, прыгая на нем как идиоты и как долго этот корабль еще должен был бы простоять, если бы не такие неадекватные туристы, как мы, мы отправились под ласковые морские волны. Кэл, как выяснилось, плохо плавает, Юна впрочем тоже, так что обоих пришлось вытаскивать, когда, пройдя метров пять, под нами оказалась трехметровая пучина.

- Хм, - задумчиво протянул Джек, присоединяясь к моему бессмысленному возведению замка из наполовину сухого песка, и глядя в сторону медленно удаляющихся куда-то молодоженов. – Они куда-то отправились, смотри.
- Господи, да хоть к черту на куличики. Мне-то что.
- Справедливое суждение, - кивнул головой он.
- Ты смотри голову в песок не зарой, я слишком много времени потратила на возведение этого замка, - глухо прорычала я, будучи не в настроении болтать о какой-то ерунде, а тем более, о моей сестре.
- С перспективой пущенного песка в глаза – не буду.
По ходу, Джек вырос, что ли. Из придурка, который отыгрывал на гитаре баснословную ерунду в группе на Эстраде, он превратился в какого-то гребаного циника и юмориста. Я посоветовала ему заткнуться и пойти комиком в ресторан, на что он ответил, что это не по его специальности.

Апогеем этого лживого глумления стала карта, «о, великая Карта», как называл ее рыжий. Он сам же ее нашел, по его словам, хотя я абсолютно уверена, что он откопал ее на какой-то барахолке.
- Мы не поедем туда на такси, Мейз! – Тараторил он, а Юна стояла рядом и сияла в восторге. – Мы пойдем туда пешком, понимаешь?
Я громко фыркнула.
- Еще чего, - возмущенным тоном добавил он и поморщился от одной лишь идеи ехать на некую скрытую территорию на такси. – ехать туда. Насмешила ты меня, ха! Показывать всяким шарлатанам тайную обитель.
Идти туда оказалось полтора часа; на полпути Юна уже начала поднывать и жаловаться на боль в спине, а Джек неумолимо разворачивался, становился позади нее и толкал в спину. Один раз Джек даже подошел к ней сзади и с особой осторожностью обнял Юну за талию, нашептывая на ухо какие-то слова вроде «Юнчик, ты такая хорошая девушка, потерпи еще немного». После того, как он укусил ее за ушко, Кэл вспыхнул окончательно:
- Ты это давай полегче с моей женой, понял? Я ведь и морду могу набить!
- Понял, - кивнул головой Джек, наблюдая за тем, как Кэл берет Юну на руки и несет дальше.
(Надолго его не хватило.)

В хижине, как ни странно, сидел живой человек. Что еще страннее – он был молод. Он рассказал, что его «скромная обитель» передавалась из поколения в поколения, и пока что он последний ее владелец. Его лицо с ярко-голубыми глазами закрывала таинственная маска, придававшая ощущение тайны. Но…
- Я не могу принимать гостей. У меня все поломано. Уходите, мне стыдно за свое жилище.
В этот раз совесть окутала своими призрачными объятиями Юну.
- Мы должны все починить, - полная решительности сказала она.
- Да это ж развод, Юна, - вздохнула я. Но, кажется, всем плевать.
Починили так починили: Джека треснуло током так, что он валялся полчаса в обмороке, пока скорая оказывала первую помощь, клала его на носилки и увозила в местную больницу.
- Они же там его залечат до смерти! – Взволнованно пропищала сестра под глухое рычание Кэла, которого раздражала забота Юны о ее бывшем.
- Не залечат, - равнодушно заверила его я. – Тут кроме каких-то шаманских ритуалов даже никакой медицины-то и нет.

Но вечером я долго терзалась, терзалась и еще раз терзалась, прежде чем признать, что без Джека просто [i]скучно[i]. Никто не визжит на весь дом, не хохочет, не гоняет Кэла от телевизора, из принципа отказываясь идти ко второму, никто не тупит и не вытаскивает на совершенно банальные прогулки всю компанию. Все эти элементарные человеческие действия, подвластные только его скромному уму, выветрились, вылетели, как назойливая муха. Юна с Кэлом дрыхли в соседней комнате, а я привыкла на отдыхе ложиться спать не раньше часов пяти утра, и то в крайнейшем случае. Я стояла на балконе и смотрела на дальние скалы.
- Да чтоб ты сдох в своей больнице, - цедила сквозь зубы я, пнув ограду и мгновенно пожалев об этом.
- Как грубо, - не то холодно, не то надменно произнес знакомый голос. – Впрочем, вероятно, ты имела в виду кого-то иного. Ограду пожалей.
- Да пошел ты, - буркнула себе под нос я, не решаясь потереть на его глазах место ушиба.

- Окей, пойду, если ты этого так хочешь. Проверим? – Он улыбнулся своей издевательски-доброй улыбкой, и когда он так делает, честное слово, он похож на заигравшегося ребенка.
Я молчала.
- Все еще думаешь, что твое слово – закон… Пора взрослеть, Мейзи. – Улыбка слетела с его губ. – Таких дур, как ты, к сожалению, еще очень-очень много. И если каждой подчиняться, можно сойти с ума.
Он не услышит от меня ни единого слова! Ни единого!
- Впрочем, ладно, - он пожал плечами. – Не хочешь разговаривать – не надо.
Не хочу! Не хочу! Не хочу! Я хочу дать тебе по причинному месту каблуком с размаху! Это то, о чем я мечтаю все то время, что знаю тебя!
Я гордо выпрямилась и собралась было уходить, но он крепко схватил меня за локоть, притянул к себе и прижал так крепко, что мне трудно было дышать.

Проснулась я часов в семь утра. Он спал, сложив ладони под подбородком – крепко и безмятежно. Правда, на младенца он похож не был. Спина болела жутко; сначала затекла, а потом я еще и умудрилась на ней уснуть.
- Черт тебя подери. Извращенец, - сказала я как можно громче, зная его тенденцию возникать из ниоткуда со своими комментариями. Вот и сейчас я ждала, что он скажет что-то, но нет, он все также спал.
Вот бы он возникал из ниоткуда и исчезал в никуда!..
Я сладко потянулась и взглянула в окно. Солнце вовсю светило и косыми белыми лучами падало на его волосы.
- Кэт, черт возьми, - пробормотал сквозь сон Джек. – Сколько времени, что ты проснулась в такую рань?..

Мстительно улыбаясь, я схватила книгу потяжелее – кажется, это был словарь, и двинула им Джеку по башке со всей дури.
- ТЫ ЧТО, СДУРЕЛА? – Взревел он.
- Как грубо, - передразнила я его вчерашние слова. – А кто такая Кэт?
- Дура, - кричал он, потирая ушибленную чугунную башку. – Ты просто дура!
- Да хоть Авраам Линкольн, а кто есть Кэт-то, м?
- Девушка одна, - буркнул он. – Иди отсюда, пока я тебе не отомстил.
После этого милейшего разговора хорошее настроение сохранилось на весь день. Мне жутко нравилось возбуждать его гнев опять, шлепая его ладонью по тому самому месту, на которое пришелся удар, но в остальном он достаточно быстро забыл эту историю.
- Эй, ты, там, иди сюда! – Махал он мне рукой, призывая искупаться в море.
- Тапки сними, герой, - сказала я в ответ, рассматривая ногти на правой руке. – Как-нибудь в другой раз.

В десять часов Юна отказалась завтракать с нами, сославшись на головную боль.
- Не скрипели бы кроватью всю ночь напролет – у нее бы не болела голова, - разглагольствовал Кэл, уплетая уже третью порцию и щенячьими глазками глядя на нетронутую Юной тарелку.
- Извини, друг, - Кэл поморщился от такого обращения к нему, так как по сути, дружеские отношения между Кэлом и Джеком были разрушены. – У Мейзи было Особое Настроение вчера. Не захотелось упускать такой момент.
- Что-то не помню я такого, чтобы между вами что-то такое было.
- Что-то не помню я такого, чтобы тебя это касалось. – По глазам Джека было видно: он вспоминает свадьбу.
Весь оставшийся завтрак Кэл рассказывал тьмущу фактов об острове, на котором мы находимся. Джек кивал ему, кивал, с интересом глядя на него, а когда Кэл наконец сделал точку в своем рассказе, Джек, сохраняя серьезную мину, сообщил:
- Есть такая штука, Кэл (тот был уверен, что Джек сейчас сморозит что-то связанное с его тирадой), как человеческая скука. Я слыхал, что от нее можно умереть. Так вот, Кэл, если мне придет в голову идея суицида – я знаю, к кому обратиться.
Кэл встал, поблагодарил меня за завтрак и ушел к своей драгоценной, а я сверлила рыжего взглядом, в душе сотрясаясь от смеха. Но я готова держать какую угодно физиономию, лишь бы не быть с ним согласной.

Заботливые руки, горячие камни – и весь оставшийся день я чувствую себя так, словно на меня надели невидимую корону. Тем более, я даже знаю, как делать такой же массаж кому-нибудь еще. Массажист научил меня этому… за отдельную плату. Но это уже немного другая история. В конце концов, не сидеть же мне на креслице, выжидая, пока Джек вернется, благосклонный к уютной кроватке.
Кэл с Юной отправились в музей острова, смотреть на всякие древние галеоны, останки моряков, потерпевших кораблекрушение в этих водах; Юна все уши прожужжала нам с этим музеем, так что это было огромное облегчение, когда они соизволили свалить. У нас была встреча на горячих источниках в двенадцать часов ночи, так как они еще хотели заскочить поужинать в ресторан – мол, романтический ужин на острове. Да господи, скатертью дорога.

Но мне чертовски нравилось злить сестру, садясь в источниках рядом с Кэлом; он не расценивал это как какой-то знак, а вот она нервно его окликала и раздраженно посматривала, не в силах сказать чего-либо или придвинуться к нему.
Не думала я, что у малышки Юны есть такая слабо пробивающаяся гордость сквозь заросли занудства.
Кэл выглядел каким-то бледным на фоне остальных. Джек – он и в Африке Джек, как бы парадоксально это ни звучало: завсегдатай больниц с его многочисленными аллергиями, он просто не решался загорать на солнце. А вот на Кэла было действительно странно смотреть.

- Мейзи, - вздыхала сестренка, глядя мне прямо в глаза, когда мы состыковывались в коридоре одни. – Почему ты клеишь моего мужа? Я думала, между вами все кончено. – Она помолчала еще немного и добавила: - Давно уже.
Ну да, если учесть, что я с ним спала.
Я не помню, что я ей отвечала каждый раз, в основном я просто слала ее и и ее мужа туда, куда не пошлет ни один нормальный человек; но все вопросы у нее быстро отпали, когда она застала нас с Джеком, оккупировавших соломенный слабенький диванчик. У нее хватило такта не мешать нам, хотя я бы, застань такую картину маслом с Кэлом, непременно бы кашлянула.

Да и вообще, в плане перепихов отпуск проходил просто невероятно продуктивно. Я подарила Юне наконец бируши, и она хоть больше не жаловалась на боль в голове больше, а Кэл смотрел на меня так, будто я сказала, что я занималась сексом с его отцом, который на самом деле киборг, выведенный инопланетянами. Ему-то бирушей я не дарила.
В один из таких прекраааасных вечеров я, закованная в объятия Джека, как всегда предложила ему пройти чуть подальше и на один этаж выше, а затем свернуть направо, он сказал, мол, нет, пошли на кухню, надо кое-что сказать. Это я еще утрирую: его беззаботность и пуленепробиваемое спокойствие не может нарушить даже атомная война.

- Хм, - привычно хмыкнул он и достал синюю бархатную коробочку. – Держи.
- Что это? – Осознавая всю глупость этого вопроса, спросила я.
- Это – способ избавления от назойливых родственников и, в будущей возможной перспективе, появления новых.
- Ты просто придурок, - выдохнула я. – Ты тащил это кольцо из дома, что ли?
- После того, как ты двинула меня словарем по башке – скорее всего, да, я придурок. Но не обольщайся, детка, я купил его сегодня здесь. Не скажу, что это входило в мои планы, но после того, как мать позвонила мне с требованием найти себе тут невесту, я решил, что пойдет.
Он притворно сложил ручки и состроил тупую рожицу, пока я разглядывала кольцо. Он неотрывно смотрел на него, будто хотел отнять и вернуть за него деньги, и, готова поклясться, что он нервно сглотнул, когда я его надела.
- По рукам, - хмыкнула я и больше мы к этой теме не возвращались.

Заснули мы вместе, впрочем, перед тем, как пойти спать, он уломал меня все же сделать Это на песке.

Лилиьет · 02.08.2012, 16:21

Отчёт почему-то вызывает отчаянное желание сказать: "Мимими!" : D
Мейзи кажется менее ненавидящей, чем прежде, и это хорошо, потому что ненависть во всей своей яркости утомляет. Поздравлю с помолвкой, однако. Парочка из них та ещё, семейную жизнь вообще представить боюсь, но это определённо будет круто. xD
И, да, дача замечательная. *___*

Soumai · 07.08.2012, 02:19

Лилиьет, мимими :3
Дачу продали

Soumai · 07.08.2012, 16:29

Добавил семейное древо, за него спасибо Innominato, которая парилась с ним два часа (я засекал) :333

UlechkaCat · 10.08.2012, 15:15

Ух-ты, семейное древо! Очень красивое, сразу вспомнила предыдущие поколения

Innominato · 10.08.2012, 16:47

Soumai, отношения Мейзи и Юны стали как-то намного теплее что ли. Не могу сказать в чем именно это выражается, просто общее ощущение такое.
Вообще сама Мейзи в последних отчетах мягче, спокойнее. Даже ее перепалки с Джеком воспринимаются как само собой разумеющееся, этакие "дружеские" подколки. Ах - утренняя беседа о некой Кэт была прекрасна, слегка ревнивая Мейзи весьма достойное зрелище.
И помолвка. По-моему вышло одновременно и закономерным продолжением, но и эффект неожиданности тоже остался. Все-таки отношения Мейзи и Джека далеки от идеальных, тем более присущих будущим благообразным супружеским парам.
но в любом случае - аняня, жду появления шестого поколения!

Soumai · 12.09.2012, 20:21

…С тех пор я много раз представляла себе этот момент: я выхожу из автобуса, вся такая красивая, загоревшая и благоухающая. Сзади меня идет парень, который по размерам меньше меня раза в полтора, рыжий, с узкими глазами, весь усыпанный веснушками по самое не могу. Он достает мой чемодан из огромного автобуса-шаттла, затем достает свой.
Матушка встречает у двери, сложив руки на груди. Она думает, что это водитель или пассажир, вызвавшийся помочь мне с чемоданом. Но он идет к порогу моего дома. Моего дома.
Так все и вышло. Ее выражение лица было, наверное, самым прекрасным, что я когда-либо видела в своей жизни. Оно было интереснее всех развалин, которых я видела на острове. Выражение неописуемого недоумения сменялось агрессией. И обратно.
Без вопросов войдя в дом, Джек протянул ей руку и сказал что-то вроде:
- Здравствуйте, миссис Канберри. Или мне лучше звать вас Алесса?

Ее лицо вытянулось. Остальное я помню смутно.
Мы лежали на кровати, было где-то одиннадцать часов ночи, а он даже не соизволил снять ботинки; Джек бывает отвратителен, особенно когда он пачкает мое постельное белье.
Естественно, мама вызвала меня на «серьезный разговор», который – о боже – проходил в ванной на втором этаже.
- И что она говорила? – Спросил рыжий, глядя на меня своими бирюзовыми с золотым глазами.
- Ничего интересного, - зевнула я. – Болтала про мое безрассудство, про то, через сколько мы разбежимся и что-то там спрашивала, как такое получилось.
Джек рассмеялся и резко начал снимать с себя ботинки. Зная, что просто так он бы этого не сделал, я предвкушала прекрасное завершение дня.

Джек спал где угодно, кроме моей кровати: он спал на диване в коридоре перед комнатой моих родителей, на диване в холле, в гостиной, в кресле у камина, однажды я застала его мирно спящим, положив голову на многочисленные бумаги. По положению его тела, было очевидно, что заснул он совершенно случайно. В его расслабленой руке лежала ручка, вторая безвольно болталась. Наверное, впервые в жизни мне проснулась к нему жалость, если не считать жалости к тому, что он феерический придурок.
- Эй, Джеки, - решила ненавязчиво разбудить его я. – Ты в курсе, что я беременна?
С тех пор немытые стаканы пахли виски, и пила его вовсе не я.

- Пацана мне! – Более-менее успокоившись, скандировал Джек, лишний раз приходя ко мне в спальню. Я сидела за туалетным столиком и укладывала волосы с ощущением, что мой живот рос не по дням, а по часам.
- Да пошел ты со своим пацаном, - огрызалась я, брызгая на изрядно надоевшие локоны лаком.
Под конец всевозможных сроков Джек совсем обезумел – начал болтать про то, что к рождению своего собственного сына, «который, безусловно, перейдет полностью в мое воспитание» (как говорил он), он должен быть в прекрасной физической форме. Я говорила родным, что понятия не имею, какого пола ребенок, нарочито-заботливо добавляя, что хочу, чтобы это был сюрприз, но я-то знала, сотый раз ходя на УЗИ, что это – обломись, Джеки! – девочка.

Тридцать первое декабря выдалось холодным, но бесснежным; мама, оберегающая больше мой живот, чем меня, в кои-то веки ускакала на работу, опоздав на нее из-за многочисленных наставлений, адресованных мне, и я наконец-то смогла выйти на улицу без удушающего колючего шарфа, одевшись лишь в десять свитеров. Черные тряпичные кеды пропускали через себя адский ветер, и я уже представляла, как меня дома ждет теплая ванночка для ног.
Скоро вернется папа, и мы будем наряжать елку.

Так и сделаем. Отправим Джека на мороз в прямом и переносном смысле, а с папой еще долго будем перетирать косточки соседям, которые пользуются самым дешевым бензином.
Усевшись на холодную сырую землю, на которую не упало ни снежинки уже недели три как, мой взгляд устремился в серое небо. «Щас повалит», - усмехнулась я про себя, думая про снег.
Но повалил далеко не снег.

В доме торчал один лишь Джек, прыгающий вокруг меня, как сумасшедший. Идиот. Он махал передо мной мобильником и орал, что забыл, какой телефон у скорой, и просто набрал, черт его подери, банальное 112. Боль была мучительная, пронзающая, я едва не родила в машине скорой помощи (которую полицейские заботливо вызвали, перенаправив звонок этого безмозглого), и часа через три с половиной мне позволили «посмотреть на своего ребенка», как они выразились.
О боже. Нет. О боже. Это ошибка. «Но это не может быть ошибкой», - рассудительно заметил мой внутренний голос. И он, о черт, оказался прав! Только у моего ребенка могут быть глаза бирюзового цвета, ярко-рыжие брови и - о боже -абсолютно узкие глаза.

У меня вдруг появилось привычное студенческое, забытое с беременностью, желание набить Джеку морду с особой остервенелостью. Какого черта?! У него же не НАСТОЛЬКО... не настолько узкие глаза!
Но этот оплодотворитель лишь громко заржал: «Вся в дедушку Хикару!». Не в моих правилах давать мужчинам хорошие оплеухи, но у меня такое мерзейшее ощущение, что скоро я разорву собственные шаблоны.
Айрин Арису Канберри (о боже, он настоял на таком втором имени, боже, боже, боже), четыре с половиной килограмма - столько и трехмесячный ребенок не весит.

…Разочарование, которое постигло Джека, не увидев у своего «сына» того самого места, к моему удовольствию, отдалило его от кроватки дочери. Зато его психоз обратился в другое русло – теперь этот хренов японец, порождающий еще более японистых японцев, чем он сам, сидит целыми днями за роялем. Кажется, он даже завоевал доверие моей матери, которая раньше смотрела на него, как на отходы; она даже иногда подсказывает ему, как лучше играть, громко апплодирует, когда у него все получается. Сегодня она, смотря на женишка с мерзкой радостной улыбкой объявила мне, что такому мусору, как я, всегда достается самое лучшее.
Ах ты мерзость.

Наряженная мамой и папой елка радостно сверкала, переливаясь всеми цветами радугами и всеми ее оттенками, привлекая яркой блесятщей мишурой; по телевизору показывали новогодние программы, концерты, в новостях только и сообщалось о том, какие страны как празднуют и где уже наступил Новый год.
Папа сел рядом со стаканом воды в руках. Он открыл рот, хотя что-то сказать, и сразу же закрыл его, очевидно не найдя слов. Помолчав какое-то время, он сказал:
- Спасибо, что подарила мне внучку.
Ага. А Оливер, типа, уже не существует. Юнин милый сынок, наверняка такой же милый и добрый, как она… Я видела это Кэлово отродье – полная его копия, только не орет.

В двенадцать часов ночи, усевшись есть новогоднюю индейку, что-то резко треснуло. В доме раздрался громкий хохот – немного зловещий, но располагающий к себе; если кто-то и мог подумать, что все бросились на защиту дома, то вынуждена разочаровать: эти слабаки кинулись наутек по своим комнатам.
А на меня, о господи, надвигался, вооруженный тарелкой с печеньем в виде снеговиков, сам Санта Клаус.
Санта Клаус, черт дери.
- Хо-хо-хо! – Заорал он. Я не выпила ни капли, я не курю уже год как, я честно ничего не нюхала, но черт подери, такой массовый здоровый глюк – это было слишком тяжело для моего восприятия.

Он уселся со мной, размахивая своим гигантским красным мешком, наверняка со взрывчаткой; я приготовилась десять раз быть связаной. Щелкали задвижки на дверях на втором этаже.
Но, кажется, он не был настроен агрессивно. Дурацкий старик! Перепугал весь дом, вошел без приглашения, и теперь уселся со мной, видите ли, есть печенье!
- Ты хорошая девушка, Мейзи, - сказал он, смачно двигая челюстью. – Но вела себя ты в этом году плохо.
Мои воинственные мысли с посылами во все места сменились, как по волшебству, как будто кто-то нажал кнопку, на какие-то странные: вот я сижу, вот со мной сидит Санта, которого я в детстве всегда мечтала увидеть.

Похохотав пару часов, поболтав с выбравшейся изо всех дыр родней, Санта разразился громким смехом и ушел, оставив за собой магнитофон.
- Даже не знаю, верить ли во все это, - выдохнула мать, убирая со стола тарелку с печеньем. – Мейз, будешь?..

Но я-то знала, что просто так ничего в жизни не бывает.
Холодным утром я проснулась и потянулась, как всегда не обнаружив рядом с собой Джека, которого, по сути, и не должно быть рядом; младенческий плач доносился из соседней комнаты. «Ребенок? Откуда у нас в доме ребенок? Только не подкидыш, о боже, этого только мне на свою голову не хватало», - молниеносно пронеслось у меня в голове, и только после еще сладких пяти минут сна до меня дошло, что это никакой не подкидыш.
Впрочем, даже и не это важно. Треск и громкий вопль дымоулавливателя оповестили меня о начавшемся пожаре при выключенном камине и плите. Дотла сгорела елка и сброшенные коробки из-под коробки; сгорело все, включая звездочку на верхушке.
Пожарные в последнее время слишком грязно намекают на чаевые.
Слишком.

***

Когда Айрин было полтора года, у нее были пышные хвостики – пожалуй, слишком пышные для ее возраста; она никогда не орала, когда не надо, но при этом, в глазах ее был дьявольский блеск, который слишком мне напоминал Джека. Она была с ног до головы усыпана веснушками; по количеству родинок на ее лице можно было искать целые созвездия.
- Смотри, это – Большая Медведица, - доносилось из детской. Я на мгновение представила Джека, который проводит своими руками по ручке моей дочери. Та заливисто смеется, неуклюже повторяя движения отца. «Ая Едведица», - отвечает она. Я открываю дверь в детскую.
Отец сразу отскакивает на второй план; пухлые ручки обвивают мою ногу.
Как жаль, что я не могу дать ей того же, что дает мне она.

- Удивительно тихий ребенок, просто потрясающе! – Ворковала «аушка». – Даже я такой не была.
Нос картошкой, кубик в зубах. Я ловко перехватила кубик и как можно злостнее засунула его в формочку.
- Вот так надо, Айрин, - процедила сквозь зубы я, уже представляя, как я опять раскошелюсь на врача, который будет осматривать ее больной животик.
Я кивнула матери в сторону выхода. Она посмотрела на меня, как будто я – муха, Айрин – ее дочь, но она полностью во власти мухи и не может ей прекословить.
- Ах, Айрин, Айрин, - выдохнула я, вытащив из ее крошечных зубов звездочку из того же набора. Я посмотрела на часы и поняла, что мне больше нечего сказать собственной дочери.

Обучение ребенка ходить полностью перепало добряку-дедушке, чья старость начала всерьез меня раздражать: старик перестал вообще как-либо реагировать на что-либо, не касающееся его внучки. Мама поджала губы, смотря на все эти «каши для быстрого роста и развития». Мне нравится, когда ее что-то бесит. Именно поэтому я и закупаю эти каши коробками – тем более, они нравятся Айрин.

- Хм, - хмыкнул Джек, вернувшись с работы со своим «Никоном» наперевес. – Ты уверена, что еще не пора?
- Когда будет пора – я скажу, Джек, - ответила я и стукнула его кием по башке.
Самое смешное, что мне кажется, что я никогда не скажу «пора».

Посол доброй воли в убогом месте, я «уже не та», я уже лишь легенда; легенды забываются слишком быстро.
- Это все, на что ты способна, милая? – улыбается она своей змеиной улыбкой.
Я вылила в лицо своей матери бокал вина.
Иногда я не понимаю, как она еще не выкинула меня из дома, оставив лишь дочь и жениха, в которых она души не чаит.