Любит - накрашенных личностей с логическим складом ума Не любит - толстых Жизненная цель - наука Характер:
неряха - 6
интроверт - 4
созерцатель - 7
зануда - 3
зараза - 5
Война забрала у меня все, страну, любовь, семью, Короля. В той войне не было ни романтики, ни великой цели. Кругом и всюду был только долг. И каждый из нас был ведом только долгом. Воины шли за нашим Королем, и я шел среди них. Я – оруженосец Короля, второй сын графа фон Вальде. В тот день, когда наша последняя атака захлебнулась в крови и таком же алом закате, я стал рыцарем и графом на последние пару минут. Мой отец, старший брат и два младших погибли на первой линии защиты. А мой Король опирался на мои плечи, едва переставляя ноги, и харкал кровью. Посвящение в рыцари было торопливым и, наверное, бессмысленным. Но кто я такой, что бы судить о деяниях Короля. Он знал, что все кончено и потеряно, он упорно впивался пальцами в землю, когда ноги не выдержали и мы повалились. Король притянул меня к себе последним рывком, сухими, обветренными, окровавленными губами яростно прохрипев мне на ухо «дождись меня». Его глаза закрылись и лицо разгладила печать смерти за несколько мгновений до того, как наш мир поглотила Мгла. Полог шатра рвануло и сорвало. Перед глазами мелькнула черная сталь. Больше не было заката. Пара мгновений, только на то, что бы обернутся. Обернутся и почувствовать, как наваливается всепожирающая Тьма. Едва успевая осознать, что теперь ничего нет. Нет замка фон Вальде на зеленых холмах среди алых гранатовых рощ. Нет дома. Нет родины. Нет прекрасных серых глаз, что провожали на войну. Резко и зло, на долю секунд всколыхнув давящее марево темноты взвыл где то последнее заклинание безумный и отчаянный маг.
Все исчезло, утонуло, погибло.
Только вспыхивает в груди сердце и с губ срывается дикий, безмолвный крик. Во Тьме нет ничего.
“Аристократическое самообладание” (“Noble Composure”)
Баллов: 1
-Все 10 поколений не имеют права заснуть на полу ,или справить нужду туда же. Младенцы, малыши и гости попадают под это ограничение. Сон лицом в тарелке не считается нарушением.
- Основатель и наследники должны иметь интерес к культуре 10 до того, как станут пожилыми. “Писатель” (“Storyteller”)
Баллов:1
-По крайне мере один роман должен быть написан каждым поколение династии, кроме 10-го. Неважно,какого качества роман. Вы должны написать историю своей семьи. “Бесстрашный”(“Fearless” )
Баллов: 1
-Вы должны всегда разыгрывать карточки шанса.
-При поломке электропредмета его должен починить сим из семьи.
-Нельзя приобретать сигнализацию в дом или машину.
- Основатель и наследники должны иметь интерес к преступности 10 до того, как станут пожилыми
Примечания: не подпускайте к поломавшимся электропредметам наследника. Чтоб починить неопасный предмет(душ, засорившийся унитаз) можете вызвать мастера. “Одна дорога” (“One way street”)
Категория: ограничения
Баллов: 1
-Сим не может использовать эликсир жизни.
-Эликсир из коровы может использоваться.
-Можете использовать эликсир жизни для зарабатывания баллов.
__________________
Последний раз редактировалось Enlil, 01.06.2017 в 23:04.
Не представляешь, как я была рада это услышать=) С огромным удовольствием еще раз перечитаю историю мальчиков, еще раз окунусь в их эмоции, это было по-настоящему сильно! Согласна, что история получилась немного недосказанной, но прекрасно понимаю почему. Теперь, надеюсь, ситуация несколько изменилась и автору ничто не помешает в полной мере раскрыть судьбу и характеры персонажей=)
Желаю удачи и с нетерпением буду ждать и не только изменений в прошлых поколениях, но и нового отчета Визериса=)
Что касается магии, то для меня ее не может быть много, она украшает мир, делает его ярче, наполняет тайной и непредсказуемостью, а это всегда только плюс=)
У каждого мага, без сомнения, в жизни однажды наступает момент, когда по утрам соседки по общаге становятся совершенно невыносимы. Я ничего не имею против Темных в целом, но Айгуль и Олеся, две ведьмы во всех смыслах этого слова, каждое утро употребляли на то, что бы за чашечкой чая, сонно, но живо обсудить последние новинки моды, скидки, каталоги, личную жизнь и Джастина Бибера, отчего у Осириса сгорал кофе, а у меня начинала болеть голова. Вполне готов предположить, впрочем, что Осирис, до сих пор не простивший мне похода за тотемом и болезнь Бэт, специально травил меня гадостью. Но нет, сомнительно, это же Озирис, оплот благородства и доброты, цитадель заботы и ответственности, он не способен на подобную низость. Даже если дело касается меня.
Тем не менее это становилось почти традицией. Каждое утро я поднимался с кровати, открывал окно, что бы проветрить комнату, выстаивал очередь в душ, и шел в столовую, где меня ждали отвратительный кофе Осириса, стоны о пусечке Бибере, и, преисполненный противоестественной для шести утра жизнерадостности, Мордред. И если Мордреда я еще был готов терпеть, все-таки общая кровь несколько обязывала, то к Айгуль и Олесе я не испытывал никаких родственных чувств, и с каждым днем Бибер и каталоги со скидками становились все более мучительными и раздражающими.
К жизни меня вернул ОН. Он предстал моим глазам в робком свете розовеющих рассветных лучей, очаровал строгостью линий, мозаичными окнами и подметающими небеса елями. Имя ему было – замок Хвеста Суре и его аренда стоила 57 тысяч, в шесть раз больше, чем имелось на нашем студенческом счету на тот момент.
Опустошив семейную копилку больше, чем на половину, я приобрел в собственность крошечный сарай в торговом пригороде. Этот сарай и должен был привести меня к Хвеста Суре. Оставив дома Бэт, которая хоть и поправилась, но до сих пор не выглядела цветущей, и Осириса, который уже достал своим нытьем, мы отправились на участок, обустраивать, развивать и зарабатывать. Что могут продавать маги-первокурсники, не посчитавшие нужным обратиться за помощью к родителям? Зелья, снадобья, порошки и настойки с жутковато плавающими в них глазами и конечностями. Мордред, проклиная все на свете и меня в частности, клеил обои. Мы с Гедом в поте лица своего корпели над котлами, оснащая собственные будущие прилавки торговым разнообразием. В какой то момент у нашего порога появилась Великая Саша. Она прошлась по участку, придирчиво изучила содержимое котлов, поморщилась, оглушительно чихнула на Геда и выдала лицензию. После чего благословила, передала привет от деда и с достоинством удалилась.
Обои Мордред наклеил удивительно неплохо, тем более для отпрыска благородного и состоятельного рода, однако такие убогие, словно специально выбирал назло мне. В прочем, я всегда питал некоторые сомнения в адекватности эстетического чувства своего брата.
Первый наш клиент появился только на третий день, когда мы, то есть Мордред, уже почти отчаялся. Суровый рыжий маг выкупил у нас две трети зелий и оставил свою визитку.
- Джолион де Лоран, - прочитал Мордред на куске серого картона, инкрустированном золотом, присвистнул и похлопал меня по спине.
- Кто-то знаменитый? – поинтересовался я, и брат посмотрел на меня, как на идиота. Это было странно, мне казалось я знаю всех более-менее значимых магов в нашей области. Возможно, конечно, что он был издалека, но что бы знал Мордред и не знал я… Следовало освежить память.
Управление магазином оказалось делом хлопотным. Со временем посетителей прибавилось, а вместе с ними и забот. Приходилось бегать, рассказывать, объяснять, заказывать, записывать, чинить и убирать. Варить зелья мы не успевали катастрофически, но доход от их продажи позволил перейти нам на надгробья, картины, статуи и кукол вуду. С немалым изумлением обнаружил в одной из партий точную копию своего ненаглядного тотема. Продал его заму декана.
Периодически в магазин заявлялись подозрительные личности, не слишком успешно маскирующиеся в толпе покупателей. Они что то увлеченно строчили, а потом я читал восхищенные отзывы о нашем магазине в местной газетенке. Еще бы им не быть восхищенными, я стелился перед ними, как течная сука.
Через месяц работы клиентов мне захотелось убивать. Никакая военная подготовка и суровая отцовская муштра не сравняться с опытом, выпавшим на мои плечи. Гед и Мордред самоустранились, первый занимался кассой и бухгалтерией, второй – поставками. Я же общался с клиентами и большей концентрации глупости, нелогичности, непостоянства, взбалмошности и самоуверенности не встречал никогда. Иногда, в особо тяжелые и тоскливые минуты слабости, ко мне приходили крамольные мысли, что, возможно, Осирис не так уж плох и я просто к нему несправедлив. В еще более редкие моменты, преимущественно когда приходилось задерживаться на час или два после закрытия, дабы удовлетворить какого-нибудь, особенно настырного, клиента, я начинал по Осирису почти скучать. Ах, как не хватало мне его умиротворяющего занудства и убаюкивающего бубнежа.
Когда мирные аргументы в беседе с клиентами заканчивались, я прибегал к джедайской силе, изображая из себя мастера Йоду. И немного магии, конечно.
Статуя эта не нужна тебе… положи назад и убери руки, стерва!
В розовый цвет артефакты не красим мы по заказу клиента… так что заткнись и бери, дура, зеленый!
С Мордредом не должна флиртовать ты… ты покупать сюда приперлась, а ему еще накладные заполнять до полуночи!
Как бы то ни было, спустя четыре месяца после открытия мы заработали весьма пристойную сумму от продаж, а магазин получил премию «Золотой Симолеон». Расти дальше в этом захолустье было некуда, да мы и не стремились. Накопленный доход плюс предлагаемая за магазин сумма с лихвой покрывала аренду Хвеста Суре. А за избавление от клиентов я сам охотно был готов приплатить.
Таким образом, не испытывая ни малейших угрызений совести и сожалений, мы продали так и оставшийся безымянным магазин и вздохнули с облегчением. Гед отправился отсыпаться, Мордред – сдавать астрономию, а я – оформлять бумаги на аренду.
Хвеста Суре был прекрасен. Каждая его башня, арка, и даже ступенька. Каждое дерево в саду, пруд с лилиями, лавка на заднем дворе. И тем прекраснее он был, что теперь принадлежал мне. По крайней мере временно. Мне и еще четверым родственникам.
Но это мелочи.
По прибытию в замок, едва успев распаковать вещи, каждый разбежался по углам, застолбив личную территорию. Осирис, дорвавшись до сада, с великой радостью обнаружил там лимонное дерево, но на этом не остановился, ибо рвение его не знало границ, и сад обзавелся еще и посадками клубники. Я не стал напоминать ему, что сейчас осень и немного не сезон.
Гед же почти сразу заперся в одной из башен, затащив туда мольберт и краски (зрелище, достойное войти в легенды). Впав в один из приступов загадочности, он проводил там дни напролет, только изредка спускаясь к ужину, и после него снова поднимаясь в башню. Что он там рисует нам знать, видимо, не полагалось, и каждая картина, работу над которой Гед заканчивал, тут же становилась в углу лицом к стене. Вскоре под глазами Геда залегли тени, однако вдохновение пока не убывало.
Вскоре начала приходить корреспонденция.
Мордред, задумчиво пожевывая выкраденный практически с плиты пирожок, бросил на стол пачку бумаг – счета, газеты, письма, реклама.
- Отец тебе пишет.
Это было интересно, но я был несколько занят, передо мной бурлил котел, из недр которого при должном усердии через пару часов должно было появиться зелье. На поверхности болотно-зеленного варева вздулся огромный пузырь и, чуть помедлив, лопнул, едва не оставив на моей руке внушительный ожег. Однако любопытство не давало покоя.
- Прям отец, прям мне и прям пишет?
Мордред утвердительно угукнул, он тоже был занят, он выковыривал из недр пирожка чудом уцелевшую вишенку. Зелье булькнуло еще более угрожающе.
- Прочитай, - попросил я, и Мордред, хмыкнул, сгреб со стола письмо и, судя по звукам за моей спиной, со всем удобством устроился в кресле.
- Любезный сын мой, Визерис, - с выражением озвучил он, распечатав письмо, и заржал. Видимо так там и было написано. Пришлось судорожно вспоминать, чем я успел провиниться. – Мы с Равенной сейчас находимся в местах несколько удаленных, где многие блага цивилизации недоступны, поэтому приходиться прибегать к испытанным временем способам связи. Уверен, что ты не сомневаешься в глубине нашей родительской любви, тоске по чадам и гордости, что вызывают в нас ваши успехи. Поэтому часть с изъявлением восторгов додумай сам. Хочу напомнить тебе о Ремедиос.
О чем речь я не понял, но название было знакомым.
- Ремедиос…. – я задумчиво зачерпнул вязкую дрянь из котла и принюхался. – Остеохондроз, остеоартроз, остеопороз, ремедиос… какая-то наследственная зараза?
Мордред подавился пирожком и, судя по звукам, им издаваемым, в тот миг я как никогда был близок к тому, что бы остаться единственным ребенком в семье.
- Недавно мы связались с мистером де Лоран, - придушено продолжил Мордед, когда пирожок миновал дыхательные пути и вернулся к назначенной ему природой траектории. – И он уверил меня, что в скором времени ее можно ждать в Наллэ. Твоя невеста приедет 26 числа…
Ах да, точно, у меня же есть невеста. Какая радость. Змеиная кожа утонула в котле и варево приобрело багровый оттенок.
- Будь с ней помягче, она хорошая девочка, - напоследок угрожал отец, озвученный устами Мордреда, и я страдальчески вздохнул. Надо было позвонить в кадровое агентство и нанять служанку.
Итак, мы ждали ее. Усилиями таки нанятой нами служанки удалось прибраться в замке в степени достаточной для приема гостей. Бэт расставила по комнатам цветы, Мордред ходил за мной, ухмылялся и поминутно напоминал, как зовут мою невесту.
И вот, в назначенный день она появилось на пороге. Ремедиос де Лоран, как услужливо напомнил мне Мордред. В 14й раз.
Ремедиос оказалась аккуратной стройной брюнеткой, большими серыми очами взиравшая на нас с робостью лани. Никогда не любил серые глаза. Миленькая, скромненькая и смазливенькая. Не то, что бы меня это очень заботило, но все оказалось не так страшно, как могло быть.
Первым к ней ринулся Гед, вылезший ради такого дела из своей башни. Пугая девушку синими кругами под глазами, он бодро облобызал ее в обе щеки.
- Реми, солнышко, я страшно рад тебя видеть! – ворковал он. Мне пришлось трижды кашлянуть, что бы напомнить, кто тут, собственно, жених.
Собственные мои родственники отнеслись к завуалированной отцовской угрозе быть с девочкой помягче, с поразительной серьезностью. Осирис расстарался и приготовил на ужин какого-то очень деликатесного и хитрого омара, который, судя по лицу Ремедиос, не лез ей в горло. Мордред упрямо подкладывал ей на тарелку самые вкусные кусочки. Бэт щебетала, с женской непосредственностью выспрашивая про сестер, которых оказалось две, отца, великого мага, и то, выращивают ли они клубнику на заднем дворе. Гед нагнетал дружескую обстановку мерным воркованием огня в камине. Видимо именно в этот час где то далеко, в недоступных благам цивилизации джунглях, отец вспоминал меня со всей отеческой теплотой своего сердца – меня начинала мучить невыносимая икота, и с каждой секундой мое лицо перекашивало от сдерживаемых обуревающих меня чувств все больше, превращая улыбку в жуткий паралитический оскал.
Наедине мы остались только позже, когда совсем стемнело. И мы сидели вдвоем, на ступенях лестницы, в тишине, а родственники деликатно подглядывали в окна из-за закрытых штор.
- Вот мы и познакомились… - усмехнулся я, и девушка в ответ скромно угукнула, глядя в небо. – Не бойся их, - я кивнул назад, в сторону окон, за которыми притаились дражайшие родичи. – Они немного бешеные, но мирные и тебя не обидят.
- Да, они очень хорошие, - Ремедиос кивнула и снова затихла. Черное ночное небо разрезал белый росчерк падающей звезды и губы девушки шевельнулись. Загадывает желание? Какая глупость.
- Ты знаешь легенду о пяти звездах? – я улыбнулся, как требовал отец, мягко, аккуратно, очаровательно. И она повернула голову и воззрилась на меня чуть удивленно и любопытно. Девицы ведутся на легенды о звездах.
- Когда то давным-давно, - начал я, полуприкрыв глаза и подняв лицо к небу, - когда мир был молод, стояла осень, как сейчас, время звездопада. И звезды падали с неба, как светящиеся капли дождя.
И первая звезда упала в огонь вулкана, и пламя охватило её, чтобы переплавить, изменить её сущность; но, изменив сущность, трудно не потерять себя. В объятьях огня, опалённая, стала она чёрной, как ночь; но она не хотела забывать о ледяных просторах, откуда принесли её в мир ветра. В пламени обрела она твёрдость; за тысячелетия огонь не смог расплавить её - память не должна умирать.
Прошли века и человек нашёл эту звезду. Он омыл её и взял в ладони, и ярко сверкнула звезда-Память в его руках: как Свет рождается из Тьмы, так из мягкого угля стала она алмазом - камнем, что твёрже стали. И память о холодных ветрах мироздания поныне живёт в ней, потому и тепло человеческих рук не может согреть алмаз.
Вторая звезда упала в воды океана. Она боялась утратить свой свет, угаснуть; она погружалась всё глубже и глубже, став крохотной песчинкой, и попала меж створок притаившейся в глубине раковины. Та пожалела маленькую печальную звезду и одела её тонкой переливающейся мантией перламутра. Шло время и звезда-песчинка становилась всё прекраснее и никто не видел этого. И всё же надеялась звезда вернуться в мир и увидеть ночь, из которой пришла она. И вот - через годы человек нашёл на дне моря молчаливую раковину и открыл её. Он вышел на берег и разжал ладонь, в которой лежало что-то маленькое и твёрдое. И ласковым тёплым мерцанием отозвалась на его прикосновение звезда - надежда. Она стала жемчужиной, и люди посвятили её ночи и Луне. Жемчуг любит свет и тепло человеческих рук, потому, запертый в шкатулке он рассыпается в прах.
Третья звезда была ледяной. Но проснулась в ней любовь к миру, и захотелось ей стать частью его. Она торопилась вступить в мир - и растаяла в огненном стремительном полёте. Ветер подхватил её на свои крылья, и стала звезда облаком, медленно меняющим очертания, легендой неба, и в облаке видели люди отголосок своих забытых снов и мечтаний. И облако пролилось на землю дождём; капли дождя пробудили дремлющие в земле семена растений и трав, и звезда - любовь стала их душой, их жизнью. Свет её живёт в грустных цветах ночи и в серебристых стеблях и соцветиях горькой полыни - любовь не бывает беспечальной
Четвёртая звезда легла на ладонь человека, и показалась ему, она растаяла без следа. Но с тех пор проснулась в нём тяга к странствиям, и не избыть было зова пути, что звучал в сердце его. Часто смотрел человек на звёзды и постепенно начал слышать и постигать песни звёзд, земли и моря, ветра и цветов. Он шёл, и тайны мира открывались ему; звезда-прозрение стала его душой.
Стремителен и ярок был полёт пятой звезды. Те, что видели её, знали, что ей суждено скоро угаснуть; те, что видели её, загадывали желания, веря, что звезда исполнит их. Она пала на землю - осколок небесного железа; и там нашёл её человек. Он закалил её в огне и воде и придал ей образ. И звезда-свершение - твёрже дерева, крепче камня - стала подспорьем человеку в трудах его: помогала она ему сеять хлеб, создавать новое, писать книги. И в руках его воистину стала она исполнять желания.
Девушка смотрела на меня круглыми вдохновенными глазами.
- Все в наших руках, не так ли, Ремедиос?
Мы прощались, я целовал ее пальчики, тонкие, изящные, со сдержанным аккуратным маникюром, а она улыбалась.
- Скоро мы устраиваем вечеринку. Ничего масштабного, человек пять сокурсников и мы. Я был бы рад, если бы ты пришла.
Она кивнула.
- Я обязательно приду.
Означенная вечеринка была идеей Мордреда и Бэт, неожиданно выступивших вместе. Через два дня после визита Ремедиос, едва большие старинные часы (стоявшие в спальне Геда и доводившие того до нервного заикания), пробили девять, замок наполнился шумом, музыкой и хохотом. К нам стекались однокурсники, полные предвкушения и воодушевления, и уже в первые минуты число их несколько превысило пять. Мне не стоило сомневаться в Мордреде.
Почти сразу был оккупирован здоровый кальян, приобретенный по настоянию Бэт. Она же и возглавляла его захват. Сильвия, Эмиль, Борис… я не видел их с того дня, как мы переехали из общаги. Не сказать, что бы я очень уж скучал, но, определенно, мне было приятно их увидеть.
На веранде замка, большой, просторной, с меланхолично журчащим фонтаном, было тихо. Пока еще тихо. И я пользовался этой тишиной - опершись на парапет, в гордом одиночестве взирал сверху на укурившихся кальяном гостей в саду. На руку уселся злющий осенний комар, повозился, пытаясь примоститься и проткнуть ткань перчатки, отчаялся и улетел, еще более раздраженный, на поиски более сговорчивой жертвы. А я остался, весь такой красивый, в новом праздничном костюме. До конца жизни с ужасом буду вспоминать, как Мордред меня держал, Гед натягивал на меня штаны, Бэт застегивала рубашку, а Осирис гладил носовые платки. Это было даже немного обидно, тому же Осирису ничего не мешало принимать гостей в майке.
В тихий шепот текучей воды вплелись звуки шагов и шелест ткани. Я обернулся, чуть помедлив, выждав, пока она подойдет ближе, но обернулся.
- Привет, - сказала она, зябко повела плечами и неуверенно улыбнулась.
- Потрясающе выглядишь, - вместо приветствия отозвался я и, между прочим, был абсолютно искренен. Возможно, родственники были не так уж неправы, вступив против меня в сговор по облачению в костюм. Хрупкой изящной фигурке в длинном голубом платье следовало соответствовать, черной майкой тут не обойтись.
В доме накал страстей набирал обороты. Пунш разошелся на ура, совращенные с пути истинного девчонки пошли в разгул, радостно попискивали и повизгивали. Неожиданно в компании нарисовалась лама, никто не знал, кто скрывается под ее личиной, но все были ей очень, очень рады, а с Мордредом они вообще спелись. Брат, и в половину не такой пьяный, как выглядел, рвался учить дам танцевать макарену.
- Осирис! Лапочка моя! С акомпа… пи… пра… в общем, забацай нам Акуну Матату! – просил Мордред у сидящего за фортепиано Осириса. И Осирис бацал. Девушки под предводительством Мордреда и Ламы танцевали макарену под акуна матату, и с каждым стаканом пунша, по мнению участников, получалось все лучше и лучше.
Мы тоже танцевали. Я обнимал гибкую тонкую талию, затянутую в голубой шелк, держал хрупкую ладонь в своей руке и тихо шептал на ухо.
- Раз, два, три… - музыки не было, но было тем романтичней. Кружиться вокруг фонтана под черным звездным пологом неба. И Ремедиос робко прижималась, позволяя вести, смущенно хихикала, а я мурлыкал ей на ухо.
- Где-то витает мечта, удел ее – высота… за нами следуют тени, эти странные слуги времени… раз, два, три…
Я смотрел в ее глаза, а в них тонул лунный свет, одаривая почти мистическим, глубинным сиянием.
Внизу, у скамейки в саду, появился Гед. Он заметил нас, помахал рукой, привлекая внимание, во второй руке он нес небольшую яркую коробку.
- Эй! Спускайтесь давайте! Я тут бенгальские огни нашел!
Ремедиос, любопытно перегнувшаяся через перила, да так, что мне пришлось придерживать ее за талию (думаю, при этом оба мы получили определенное удовольствие), воззрилась на меня, и я кивнул. Уже меньше, чем через минуту мы стояли внизу, возле Геда, и я аккуратно вкладывал палочку в руки девушки. Яркая вспышка - Реми тихо, совсем по-детски ойкнула и подняла на меня глаза, полные восторга и танцующих в них золотых искр, утопающих в сером лунном тумане. И на бесконечно долгие пару мгновений я почувствовал себя утонувшим в дурманной дреме.
- К черту теорию практической магии, - негромко прошептал Гед и его огонь вторил шипением и брызгами. – Вот оно, настоящее волшебство… Реми, ты умеешь делать «ви-и-и-и»? Нет? Смотри, вот так вот и… ви-и-и-и!!!
С появлением Мордреда среди нас, как и следовало того ожидать, действо значительно увеличилось в масштабе. Что брата вдруг заставило оставить общество пьяных дам, отдав их на растерзание ламы и Осириса, оставалось загадкой. Вполне возможно, что надоело попискивание и повизгивание.
Он появился в саду всклокоченный, привычно бодрый и с коробкой спичек.
- Хо-хо-хо! – радостно возвестил он. – Что сейчас будет! Вы приготовили зефир? Что значит, вы не приготовили зефир? Уже весь сожрали?! Не-е-ет, у меня где-то тут была еще заначка… Гед, сходи… и колбасу по пути не забудь, вкусно будет!
С появлением Мордреда, как и всегда, мир перевернулся в какую-то другую плоскость, полную пьяного огня и шалой яркости. И я с готовностью ринулся в нее, с радостью вынырнул из вкрадчивого серебристого колдовства, и потянул за собой смеющуюся девушку.
Определенно, в этих вопросах на Мордреда можно было положится. Наверняка сочетание жареных на костре зефира и колбасы обладало некоторой пикантностью.
Ремедиос оказалась девушкой смелой, и ее не смущали ни опавшие листья, которые она подметала подолом платья, ни опасная близость пламени и жара костра, ни чувственные завывания Мордреда - аккомпанемент танцу. Мордред клятвенно уверял, что этому танцу его обучил один пират, выброшенный на побережье острова Наллэ. Пристроившаяся под деревом с зефиром, Бэт на это заявление вкрадчиво отозвалась, что, должно быть, пират был очень творческой натурой, поскольку минут пятнадцать назад, в гостиной, она слышала, будто он же обучал Мордреда макарене.
Пахло жареной колбасой, плавленым зефиром, осенью и, немного, паленой тканью. Бэт торопливо сбивала полотенцем огонь на коленке своего жениха. Жених пользовался моментом и таскал с тарелки колбасу.
Мы расставались на ступенях Хвеста Суре далеко после рассвета. Реми ждала такси, которое должно было отвезти ее в отель, в коем ее отец, суровый Джолион де Лоран, снял для нее номер. Очевидно, во избежание предсвадебного проживания под одной крышей с женихом. От моего костюма и волос разило костром, челюсть невыносимо сводило зевотой. Не удивительно, что Ремедиос стояла потупившись.
- Визерис… - тихо произнесла она, я повернул голову и встретился с ней взглядом. «Как странно», - подумал я. И правда странно, ночь давно прошла, а лунное, колдовское серебро все еще таилось в глубине этих глаз.
Пальцы скользнули по ее щеке, шее, не ощущая сквозь ткань перчаток наверняка очень нежной кожи. Даже с любопытством я отметил легкую тень сожаления, что промелькнула где-то в районе, людьми более сентиментальными называемом сердцем. Ремедиос замерла, кажется, затаила дыхание. Это было логичным и гармоничным завершением вечеринки. Улыбнувшись самыми краешками губ, я притянул девушку за талию и, наклонившись, поцеловал.
Романтичность момента была испорченна рывком, а потом болью, внезапно обжегшей мне лицо. Девица передо мной пылала гневом, вполне возможно, что праведным.
- Эмн… мнэээ… Эмма… - мучительно припомнил я. Видимо неуверенность на моем лице была слишком очевидной, потому что через пару мгновений последовала вторая, абсолютно симметричная, пощечина.
- Курица! – выплюнула Эмма в направлении растерянной и перепуганной Ремедиос, и снова занесла руку - перехватить ее запястье на полувзмахе не составило труда. Позади затормозило такси и остряк-водитель, высунувшись из окна, с ухмылкой поинтересовался.
- Парень, мне обоих забирать?
Весь этот день я проспал. В доме был бедлам, упаковки от пиццы, китайской еды и зефира, стаканчики из-под пунша, бутылки. Во дворе дымился догоревший костер, и только у Осириса были силы как-то способствовать торжеству порядка. Разразившийся ливень настойчиво бил в окно, где-то вдалеке гремел гром. Я, убаюканный буйством стихии, спал спокойно и беспечно, и ни одна девица, ни даже Осирис, слава богам, не побеспокоили мой сон.
В аэропорту Наллэ всегда было так мало народа, что мы, всем составом пришедшие провожать Ремедиос на самолет, вносили в его жизнь изрядное оживление. Каждый посчитал своим долгом трогательно и ободряюще обнять немного грустную девушку. Но Гед прощался дольше и горячее всех.
- Прошу, пообещай отдать это своей сестре, - он улыбался и протягивал коробку, такую же загадочную, как он сам, весьма озадаченной Ремедиос. Она только подняла голову, явно намереваясь что-то спросить, а Гед уже улыбнулся шире. – Той, что первой выйдет тебя встречать. Расскажешь, что захочешь…
Бортпроводник уже ворчал, призывая немногочисленных пассажиров занять свои места, а Ремедиос что-то едва слышно, торопливо бормотала. Я держал ее пальцы в ладонях, целовал руки и не разбирал ни слова.
- Мы будем ждать тебя на рождественский бал… - вклинилась Бэт, и Реми тут же рассыпалась обещаниями, что, если отец позволит, она обязательно… Успев кое-что узнать о знаменитом (как оказалось) и ужасном (по всей видимости), Джолионе де Лоран, я нисколько не сомневался, что он не только позволит, но еще и путь посыплет розовыми лепестками. Само собой, магическими, для ускорения пути и произведения благоприятного впечатления.
Мы стояли у трапа до последней минуты, расставшись, только когда проводник начал угрожать. Дожидаться, когда самолет скроется за горизонтом, мы не стали, и уже в такси Осирис непривычно мягко улыбнулся.
- Ну, как тебе твоя невеста?
- Мила-а-а-ашка… - я с трудом подавил зевок. – Я написал ее отцу. Уверил, что товар вполне соответствует условиям договора, и попросил в следующий раз прислать пару книг из их библиотеки.
Осирис помрачнел и одарил меня взглядом, оценив который, я счел за благо в ближайшие месяцы питаться вне стен замка. В замке, пропахшем страхом, отчаяньем, пеплом, редко слышен смех. Но сейчас моя дочь улыбается, смеется, поглаживает изящной ладошкой шею белоснежного коня. Кто он, мужчина рядом с ней? Он словно попал сюда случайно, он полон жизни и энергии. Он шутит и рассказывает королевне о лошадях так, словно нет войны, нет страха и спаленных дотла земель. И она смеется, с готовностью забывая обо всем. Он нравится мне. Он очень нравится Силме. Я так и не задаю вопрос, но юный выходец дома Гален Эль умен. - Это наследник графа фон Вальде. Его старший сын – Джастин. Это он привез последние донесения с востока, там сейчас сам граф.
Я киваю, припомнив и донесение, и графа. Я смотрю, как смеется Силма нед Нарэ, как ненароком накрывает ладонь Джастина, как косит глазом и лукаво фыркает белая лошадь. Сознание бьется в ловушке памяти, а чужой шепот проникает в кровь, как яд. - Сестра… разве разлука наша не была так горька?.. – он дышит ей в волосы, касается пальцами плеча и руки. Она вздрагивает в первое мгновение и замирает, словно оцепенев под змеиным взглядом.- Видишь, в пламя заката вплетается черный дым? Это горят сады Гаэл Россе. Нет шелковистой травы, по которой ступали твои ножки. Нет вечно цветущих гранатов и вишен, оставлявших свои алые лепестки на твоих волосах. Могильный камень леди нед Наре разбит. Я так скучаю по тебе, сестренка… - шепот глумливой насмешкой растекается по всему замку, проникает в самые дальние уголки. – А ты скучаешь? Я знаю, ты ждешь меня. Жди… я ведь скоро приду…
Enlil, ах, как романтично и мило провели бы друг с другом время Визерис и прекрасная Ремедиос... если бы Визерис не ляпнул про товар Его цинично-прагматичная натура оттоптала эдельвейсы Осириса! Мальчику еще многому придется научиться.
А Королевну, видно, испортила пучина инцеста Как прелестно, как невинно притянула она к себе несчастного Джастина фон Вальде, кто ж знал, что через много лет все будет зомбически безмолвно и зловеще. Вообще я требую краткую историческую справку по связям и событиям того мира
Эээээ... Ну ничегошеньки они себе замочек сняли....
Очень даже ничего...
Черт, мне было бы жалко столько денег на студенческое жилье тратить!
Но, должна заверить, смотрится это очень красиво. Съемки на фоне каменных стен дают потрясающий результат, очень эффектно и так... аристократично, что ли)
А особенно хорошо смотрится на фоне этих каменных стен очаровательная Ремедиос. Девушка - просто чудо, этакая нимфа, танцующая в лучах лунного света) Надеюсь, что она на самом деле околдовала нашего Визериса, а циничничает он так, по привычке - очень уж искренними выглядели его восхищенные вздохи)
Глядя на похорошевшие скрины, хочу тебя заобниимать. Хотя кое за что по-прежнему можно вдарить, в общем всё хорошо. Текст с твоего позволения пока комментировать не буду: надо отдышаться (после 8 страниц смеха).
Снова холод. И вкус пепла на губах, ставший привычным, будничным. Ветер лениво качает голые ветви ивы и тень змеями извивается на сухой земле.
Silivren ned Nare lor-Fenumeion на коленях перед своей сестрой. Передо мной. Перед теми, кто настороженно и пугливо топчеться за моей спиной. Они не осмеливаются переговариваться, шептать и даже дышат через раз, страх, впитавшийся в кровь ужас плещется за моими плечами штормовой волной. Силиврен не выглядит ни раздавленным, ни униженным, он улыбается и затопленные Тьмой глаза смотрят только на Силму, словно больше и нет ничего в мире. - Другой я видел нашу встречу, сестренка… - он усмехается, слизывает с разбитой губы каплю крови, неправдоподобно алой. – Только ты, я… моя армия… и огонь… ты ведь любишь огонь? Огонь от горизонта до горизонта! Он взметнется к небесам, сжигая даже звезды. И только Тени будут плясать в пламени, вознося гимны Той-что-Вечна! Ты ведь знаешь, сестренка, ты ведь ждешь, ты видишь! – он хохочет, запрокидывая голову назад, безумно, так, что жутко становится даже мне. Лицо Силмы белее мела, она оборачивается и глаза полны ужаса, она не видит меня, не видит людей, деревьев, замка, перед ее глазами только адское пламя и вой древних, темных тварей. - Уведите его, - голос, мой – чужой, и пара рослых рыцарей подхватывает королевича под локти, а с его губ ядом растекается шепот, словно заклинание: А где-то с неделю спустя, но опять на закате,
Ощерится город огнем в ожиданье конца.
Красавица в голос завоет о муже, о брате.
Мальчишка затянет ремень портупеи отца.
- Убей его! – от ее криков дрожат окна, двери, падают книги и посуда. – Убей его! Отец, убей!
Эхо ее вопля звоном разноситься по замку. - Убей! – кричит она в ответ на мое молчание. Нежное личико перекошено в некрасивую, злую маску, холод проникает сквозь стены замка, ткань одежды, кожу, поселяясь в сердце. – Отдай его мне! Отдай, или я возьму сама!
У меня чуть кружиться голова, а на плечах неимоверная тяжесть. Я устал, как никогда в жизни, и это единственное, что я сейчас способен чувствовать. А крик все звенит, проникая даже в сны. - Убей! Убей! Убей!
Каменная стена обжигает спину холодом. У меня устало закрыты глаза, но я все равно вижу напряженную фигуру мага. Его лицо сосредоточенно и полно тревоги, взгляд устремлен к чему-то за мозаикой окна. - Небо, Ваше Величество. Это не естественно. Багровая чернота, воронки, молнии, хаос.
Я едва ощутимо киваю и Рениа Эрин поворачивается ко мне, а в зеленых глазах тревоги едва ли не больше, чем при взгляде на взбесившиеся небеса. - Что вы будете делать?
- Избавлю мир от него.
Ведь это так просто.
Снова тяжелая голова, отвратительный привкус во рту и собственное тело словно в липкой паутине. Каждый раз, приходя в себя после этих снов, я ненавидел весь мир в целом и необходимость спасть в частности. Каждый раз, когда Мордред, обнаружив меня в состоянии духа еще более скверном, чем обычно, спрашивал, что случилось, я отвечал, что плохо спал. Я даже не пытался объяснить то отвратительное чувство, словно ты погружаешься на самое дно океана, придавленный безжалостной толщей воды, распятый, беспомощный, и каждое пробуждение, словно новое воскрешение, глоток воздуха, ядом обжигающий легкие. Я ненавидел эти сны даже не за то, каким выжатым чувствовал себя после них, а за то, что там, в них я терял себя, исчезал, растворялся в той дряни, что волей предков отравила мою кровь. И не в силах был что-то изменить.
Холодный северный ветер, вестник близкой зимы, хоть немного очищал голову, а ночь и пустые улицы, парки территории академии помогали вспомнить, на каком ты свете. Иногда я встречал Бэт, возвращающуюся с позднего факультатива по астрологии. Каждый раз встреча была случайна, но Бэт опиралась на мою руку, улыбалась и мы бродили по ночному Наллэ. Тепло ее пальцев, негромкий, спокойный голос не давали мне забыть, кто я есть даже в лунном сиянии, под пологом звезд.
То, что случилось в одну прекрасную ночь после таких гуляний, было естественно, логично и ожидаемо. На улице как раз ударил первый мороз, пробравший нас до костей, мы были немного пьяны и ввалились в комнату уже бурно целуясь. Она цеплялась за меня едва ли не с большим рвением, чем я за нее, и, пожалуй, впервые я видел ее такой… открытой, живой, горячей, отчаянной. В ней, в зеленых глазах, пряных губах, горячем гибком теле, я искал собственную жизнь. Что искала она во мне, не знаю.
Под завывание ветра за окном, на темно синем покрывале, за тяжелым бардовым балдахином, я целовал ее губы, плечи, грудь. «Любили», глупое слово. Мы были вместе, потому что хотели этого. Потому что так должно было быть.
- Визерис, бога ради, разберись, наконец, со своими бабами, - проникновенно, хоть и без особой веры в собственные слова, попросил меня Гед. Я приподнял бровь, а Бэт подняла глаза. Гед такого внимания к своему замечанию явно не ожидал и несколько озадачился.
– Я, конечно, оракул, но я уже недели две не могу узнать прогноз погоды. Ежеутренние газеты постоянно таскает твоя бывшая пассия. Вчера она мчалась так, что едва не сбила меня на дороге.
Эмма Вундерхаус и в самом деле была если и не болью моей жизни, то изрядным ее раздражителем. После торжественного ее выпроваживания после того знаменательного события, она больше не предпринимала попыток заехать мне по физиономии, мы даже не разговаривали и не приближались друг к другу, но предела не было ее изобретательности в мелком пакостничестве. Я был даже немного восхищен таким упорством и воображением. До сих пор, однако, я предпочитал происходящее игнорировать, особых тревог мне ее деятельность не доставляла, Гед как-нибудь переживет отсутствие газеты, а рвение Эммы рано или поздно иссякнет.
Сам Гед после визита Ремедиос заметно оттаял и мы, в частном порядке, были допущены в святая святых, его мастерскую. Там мы наконец имели счастье лицезреть его таинственное творение. С еще не законченного холста на нас смотрела, беспечно и очаровательно улыбаясь, рыжеволосая красавица. Я никогда не видел это лицо, всплывшее то ли из глубин Гедовых фантазий, то ли из водоворота видений, но был, несмотря на очевидную красоту девушки, несколько разочарован. Мило. Но тривиально. Не стоило загадочности и интриги.
Подавляющее большинство тайн, особенно тщательно оберегаемых, становятся, рано или поздно, достоянием общественности. Наши же с Бэт встречи мы и не думали особо скрывать. Отношения наши и без того изменились мало, никаких томных взглядов, записок, условных сигнал и прочей чуши, трепетно описываемых в романах. Мы остались теми, кем были.
Но не удивительно, что цепкий Осирисов взор, без устали оберегающий Бэт, обнаружил и вычленил искомое. Честно говоря я ждал, и не без любопытства, что он придет бить мне рожу, но нет. Благородства Осириса хватило на то, что бы открыть глаза предположительно обманутому и лениво зевающему жениху. Однако его требование призвать меня к ответу осталось неудовлетворенным.
- Осирис, окстись, - ответил ему Мордред, шарахнувшиь в сторону от бурной жестикуляции и, видимо, пораженный до глубины души описываемыми ужасами. – Это их дело. Если Бэт решит быть с ним, я благословлю ее, поцелую в лоб и поставлю в церкви свечку за Виза. Я не знаю, чего ты от меня ждешь. А если он ее обидит, то, боюсь, хоронить его придется и без нашей помощи.
У Мордреда и в самом деле на тот момент были дела более насущные, чем вразумление братской совести посредством физического воздействия на физиономию оного. Как бы того ни хотелось Осирису. В Академии до сих пор оставались пласты жизни, неизученные и существующие без вмешательства Мордреда. Оставить это просто так, брат, конечно, не мог. На сей раз пласты предстали в образе четырех полуголых мужиков в одних простынях. Мужиков не смущала даже минусовая температура на улице.
- Это мужское товарищество «Лябмбда Ы», - торопливо сообщил Мордред в ответ на наши вытянувшиеся лица. – Ну, понимаете, братство, солидарность, никаких женщин…
- Угу, никаких женщин это я заметил, - скептически согласился я, взирая на голые коленки Бориса Буйно, за что тут же схлопотал подзатыльник. Появились лямбдоывцы в нашем доме, однако, в первый и последний раз. Если Мордред еще и встречался с ними, то на их территории, а вскоре подал прошение о вступление в женское сообщество «Лямбда Зы». Не сильно удивлюсь, если его туда примут.
Осирис, чьи глубокие и праведные страдания так и остались неоцененными равнодушными родственниками, вскоре был замечен в саду на лавке. Зима приближалась, температура падала все ниже, очевидно именно поэтому он грелся в объятиях некой блондинки. Очень страстной блондинки, судя по объятиям и сломанной лавке. Сперва тайна личности дамы оставалась для нас нераскрытой, занавешенная волосами вместе с Осирисом, в слиянии пылких лобзаний, она представала перед нами неоднократно, но однообразно. И только спустя недели две мы выяснили, что таинственная красотка – это Сильвия Венленд собственной персоной. Особа безупречной красоты и редкостно поганого характера. Как они вообще умудрились сойтись, нам предстояло только догадываться, о личных делах Осирис не распространялся, а спрашивать самим у фон Вальде, славившихся в отношении частной территории почти английской щепетильностью, было не принято.
Наши с Гедом остроты по поводу того, что девица сосет из него все соки, Осирис, до этого не преминувший бы одарить уничижительным взглядом, а то и высказаться о умственных способностях некоторых, на этот раз нас игнорировал, измученно вынимая лицо из салата. Очевидно, Сильвия и в самом деле была требовательной дамой, и мы с Гедом были не так уж далеки от истины. Взор Осириса наполнился задумчивости и тоски, лицо осунулось, он стал рассеян, засыпал во всех подходящих и не подходящих местах и позах, перестал готовить. Если это и была любовь, то мне она не нравилась категорически.
Трагичность нашего положения усугублялась еще и тем, что в отсутствие кулинарного рвения у Осириса, мы были обречены на голод и вымирание. Обязанность заменить Осириса на кухне самовольно взял на себя, само собой, Мордред. Обладая энтузиазмом, коего мир не знал доселе, он рвался самовыразиться в меру своей бурной фантазии и более чем скромного кулинарного таланта, превращая кухню в поле боя. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, как то: взорвавшаяся микроволновка, кровавые подтеки вишневого джема на потолке, лужи молока по всему коридору, упавшая на Бэт с холодильника чашка с мукой и многое прочее.
Вскоре, пресытившись выкидышами Мордредова творчества, жуткими черными массами вне зависимости от того, какое название должно было изначально носить блюдо, бисквитный пирог с земляникой, лобстер с шампиньонами или яичница обыкновенная, мы с Гедом, подобно героям древности, решили, что лучше смерть, чем такая жизнь. Сам же Мордред ничуть не смущался своим детищам, был неизменно бодр, духом не падал даже не смотря на наши лица, все более тоскливые с каждым днем, но сам предпочитал питаться в столовой. Там пища хотя и имела унылый вид пожеванной камбалы, хотя бы отдаленно напоминала то, о чем шла речь в меню. Судя по всему и мы вскоре были обречены на ту же участь, но врожденная брезгливость пока заставляла давиться тем, что готовил Мордред. Мы могли быть уверены хотя бы в том, что готовилось оно из того, что находилось в нашем холодильнике.
С самой Сильвией мы встречались крайне редко, сталкиваясь в коридорах замка, когда она, расслабленная и томная, едва прикрытая куцым шелком халатика или осирисовой рубашкой, шла на кухню, скажем, за конфеткой. Приветствуя друг друга легким кивком, мы шли дальше по своим делам, тут же забывая о встрече. Но, очевидно, я что-то не так понимал. Однажды она сама подошла ко мне в студенческой кофейне, изящно опустившись в кресло с грацией русалки.
- Я не нравлюсь тебе, - мурлыкнула она, когда с ритуалом приветствия было покончено. Я вскинул бровь и воззрился на нее с некоторым недоумением.
- А должна? Это Осирис с тобой спит.
- Я красива.
- Не спорю.
- Умна.
- Все относительно.
- Талантлива.
- Не могу утверждать, так близко мы не сталкивались.
- Это потому, что ты спишь с Купало?
- Не вижу связи.
- Мы с ней… не ладим… - она кокетливо надула губки, фыркнула, наморщив точеный носик.
- Какое мне до этого дело? Я и не собираюсь брать тебя в нашу постель.
- Тогда почему?
Почему?..
- Ты красива. Совершенное творение Пигмалиона. Черты, словно вырезанные гениальным скульптором. Безупречный, как у куклы, макияж, прическа волосок к волоску, розовая кофточка под тон помады, шорты, подчеркивающие длину ног, ровный, бархатный загар. До кончиков ногтей – безупречная блондинка, элитная, дорогая барби. Ровно то, что хотят видеть и ничего больше. Только странно, что глаза не голубые, это было бы… логично.
Она щурилась, улыбаясь, а серые глаза, большие, самую малость раскосые, смотрели с ведьминской злобой, не приставшей гламурной ципе. Но прошло пару секунд, она откинула прядь волос отточенным киношным движением, улыбнулась шире белозубой светской улыбкой.
- То есть я слишком хороша для тебя.
- Скорее слишком очевидна. И нет желания узнавать глубже.
Я ушел первым, сочтя, что беседа исчерпала себя. Да хоть бы и не исчерпала, кофе был допит, дела завершены, а оставаться в компании девушки, с трудом сдерживающей жажду расцарапать мне лицо, не было никакого желания. Я не стал на прощание целовать ей руку, законно решив, что самоконтроля ей может и не хватить. Только коротко попрощался, оставив красавицу наедине с собой давиться собственной ненавистью.
__________________
Последний раз редактировалось Enlil, 05.07.2013 в 18:47.
Причина: Добавлено сообщение
Вот оно, началось. "Ведь это так просто", - ох, знал бы Его Величество, что грядёт... Здравствуй, тёмная Королевна.
Цитата:
Сообщение от Enlil
И не в силах был что-то изменить.
В прошлом нет, зато в будущем, я уверена, когда дойдёт до дела, Виз не просто не пустит события на самотёк, а повернёт их в абсолютно новое русло.
Какой на Визерисе интересный костюмчик на скрине, где они с Бет в парке. Высокая мода, или это то самое, что ты обнаружила с ужасом?)) Относительно их отношений я повторюсь: сурово и страстно. Читая про них, веришь, что вот они-то точно останутся друзьями после, и никаких скандалов и соплей.
Осириса только жаль. И ведь на самом деле, даже не будь он таким благородным, и в морду-то не дать сопернику: невеста ж чужая! Мордред мог бы и утешить родича, дав близнецу подзатыльник.) Блондика эта явно не к добру появилась, её преувеличенно кукольная внешность и измождённость Осириса толсто намекают, что что-то тут нечисто.
Мордредова заинтересованность в коммунах насмешила, а парни в простынях доставили.) Даёшь простынную вечеринку у фон Вальде! А кулинарным талантом юноша явно в деда пошёл, Даламар был бы горд.) То, что сам Мордред питался в столовой, порадовало вдвойне.))
Ну, а последней диалог с блондинкой лишь подтверждает подозрения. Ждём, когда случится какой-нибудь пи... досадный инцидент.
Enlil, вот знаешь, с каждым отчетом Гед нравится мне все больше! И я очень рада ему будущему переезду) Особенно меня порадовало его мягкое и заботливое отношение к Реми (уверяю тебя, она это надолго запомнит), которого ей так не хватает в жизни. И, конечно, я долго смеялась над этим вот:
Цитата:
Сообщение от Enlil
- Визерис, бога ради, разберись, наконец, со своими бабами, - проникновенно, хоть и без особой веры в собственные слова, попросил меня Гед. Я приподнял бровь, а Бэт подняла глаза. Гед такого внимания к своему замечанию явно не ожидал и несколько озадачился.
– Я, конечно, оракул, но я уже недели две не могу узнать прогноз погоды. Ежеутренние газеты постоянно таскает твоя бывшая пассия. Вчера она мчалась так, что едва не сбила меня на дороге.
И да, скрин в художественной мастерской шикарен.
Визерис хороший мальчик, хвалю его за внимание к невесте тоже. И о семействе своем многочисленном вон как заботится - целый ЗАМОК арендовал. Ну, не без их помощи, конечно, но главное же идея! Кстати, Хвеста Суре - нечто потрясающее, видится мне легким и изящным, не смотря на грубый серый камень стен *_*
Порадовал эпизод с чтением письма от отца (Мордред и пирожок!), а еще про выпитые из Осириса соки Бггг, шикарный скрин с "Лямбда Ы" на самом деле, как и описание происходящего.
Роман Визериса и Ботты был ожидаем и мне нравится. Они классно смотрятся вместе, такие уверенные и "взрослые". На кровати у Бэт такая фигурка - ммм! И еще радует, что таки братья не передрались за нее, хотя степень терпимости Мордреда - явно нечто достойное всяческого уважения.
Вставки-сны вернули поутихшую было в последних отчетах Венки фантастичность происходящему и оооочень разообразят повествование Виза, интригуют! Как и окончание отчета, где вдруг объявилась куколка-блондинка, да еще и с претензиями...
Гулко стучат о каменные плиты каблуки. Над аккуратными, ухоженными клумбами беззаботно порхают бабочки, откуда то со стороны сада слышится птичья трель. Мир оживает, радуется новой весне, новой жизни, казалось навсегда потерянным. Проносится мимо хорошенькая служаночка – светлые локоны выбились из под платка, голубые глаза ярче неба, льняная рубашка помялась, живописно разъехалась на груди над корсетом. Почтительный поклон, половчее перехватив корзину с зеленью, ровно столько, что бы полнее оценить живописные формы, лукавый, дерзкий взгляд. Смешная. - Ваше Величество! – совсем еще мальчишка, лет 14, прижимает руку к груди, склоняется, привутствуя меня. Белокурые волосы отдают на солнце золотом – должно быть в мать, - но глаза те же, бездонно синие, что и у Джастина, и у самого графа. - Мой младший брат, Аствелл – представляет мальчишку Джастин, и на какой то миг мне становится очень тревожно.
- Ты выглядишь мрачным сегодня, - произнесла Яна, поглядывая на меня сквозь полуприкрытые светлые ресницы. Она привычно улыбалась, загадочно, невозмутимо, как умеют улыбаться только древние, очень древние ведьмы.
- Магнитные бури, - угрюмо сообщил я и нетерпеливо передвинул вызолоченного слона на другую клетку. Улыбка Яны стала чуть шире, но она не стала ни о чем спрашивать и опустила глаза к собственным фигурам, хотя, конечно, знала, в чем дело. Но не спрашивала. Иногда мне становилось интересно, правда ли ей все равно, почему тогда она так радушно принимает меня. Но она никогда ни о чем не просила меня, да и что ей мог дать 19тилетний недообученный колдун.
- У вас скоро рождественский бал, - произнесла она, тонкие пальцы коснулись серебряной королевы и, чуть помедлив, Яна без всякой жалости съела моего слона.
- Да. Декан обещает, что это будет шикарно. Говорят, даже придет Великая Саша. Ты будешь?
- Нет. У меня свои праздники. Ты идешь с очаровательной юной леди де Лоран?
- Да, с Реми. Все официально и пристойно. Я со своей невестой, Мордред с Бэт, с кем Гед не знаю, а Осирис со своей… Сильвией.
Видимо что-то в моем лице при последнем слове заметно изменилось, Яна вздернула бровь и усмехнулась.
- Сильвия Венленд? Глупая девчонка…
- Ты знакома с ней?
- Нет, просто вижу больше иных. И ты когда-нибудь увидишь.
Дома, в укутанном снегом замке, было тихо, словно мир погрузился в сон. Сильвия если и приходила, то не показывалась из комнаты Осириса, Гед не рисовал, но появлялся на глаза все реже, одолеваемый какими-то своими мыслями, даже бурная энергия Мордреда притихла. Только Бэт чаще обычного садилась за фортепиано, пальцы ловко, умело пробегали по клавишам, а я облокачивался на спинку стула и слушал, как тревожно и глухо льется ее голос.
В серебре холодном чаши
Горькое вино
Пламя на поленьях пляшет
Больно всё равно
Тёмный взгляд. Бальзам забвенья
Годы не прольют
И не будет облегченья даже во хмелю…
Мы покинули Хвеста Суре в конце декабря. Закончилась аренда и продлевать ее мы не стали, подыскав небольшой дом недалеко от побережья. Никаких особенно сентиментальных чувств от расставания с замком я не испытывал. В нем, конечно, было проведено множество приятных минут, но это никоим образом не искупало отсутствие лифта и то, что в поисках свободной уборной приходилось бегать по винтовым лестницам всех четырех этажей. У нового дома не было пафосного названия, он был раз в пять меньше Хвеста Суре, и с установкой фортепиано возникли некоторые территориальные проблемы. Конец бурным дискуссиям положила сама Бэт, заверив нас, что дом ей нравится, пару месяцев с пианино, куда более компактным, она переживет, а там, она уверена, проблема разрешится. Гед мрачно буркнул что то согласное и снова растаял в недрах дома.
Я знал, что Мордред однажды, незадолго до рождества, пытался поговорить с Бэт.
- Если ты хочешь, я могу написать отцу. Мы разорвем помолвку, ты сможешь быть свободна, - сказал он и Бэт в ответ негромко рассмеялась.
- Вы, мужчины, видите мир по другому. Для вас сила – всегда оружие, для женщин – нити, из которых плетется узор. Вы хватаете их, рискуя обжечься, подчиняете себе, куете свои игрушки. Мы танцуем среди них, пропуская, как свет и воду, как боль и наслаждение, сквозь собственное тело. Не утруждай себя, я знаю, что ответит твой отец, как и мой, как и отец малютки Реми. Что нет цепей, крепче тех, какими мы связаны, и у смертных нет такого оружия, что могло бы разрушить этот узор. Но, когда-нибудь, мы будем свободны, этого не смогут отнять даже они.
Вечером перед балом Бэт была собрана быстрее всех. Пока Мордред с носком наперевес ползал под диваном в поисках его пары, а Осирис самозабвенно лакировал шевелюру до безупречности десантной каски, Бэт была уже одета, уложена, накрашена и подвергнута всем тем таинственным штукам, коим женщины считают долгом себя подвергать перед каждым выходом в свет.
Времени еще оставалось достаточно, мой костюм, выглаженный, вычищенный и, что примечательно, с идеально парными носками, висел на стуле, ожидая своего часа, я же позволил себе валяться на кровати и сквозь полуприкрытые ресницы любоваться ею.
Бэт стояла у окна, зябко обнимая себя за плечи, хотя камин был жарко растоплен, прямая, совершенная, как всегда. Я скользил взглядом, словно пальцами, ласкающе легко, по открытым плечам, бархату кожи, изящной линии спины в низком вырезе платья. Она чувствовала мой взгляд, каким то своим женским кошачьим чутьем, но, как и настоящая кошка игнорировала его с достоинством богини, вглядываясь в недоступную мне даль в ожидании чего то большего.
Иногда, очень редко, я почти ревновал ее к этой неведомой мне дали.
За 10 минут до выхода мы обнаружили Геда у него в комнате, помятого, небритого и с синяком на скуле. Его нашел Мордред, счастливый воссоединением с носком, и даже он был ошеломлен такой безалаберностью.
Столпившись в комнате Геда, которого, видимо, изрядно мутило от вида собственных зеленых стен, мы были вынуждены признать, что быстрому восстановлению проклятый Оракул не подлежал.
- Я, ик, никуда не пойду, - не очень твердо заявил он, но в его словах сомневаться не приходилось, к передвижению он действительно был не способен. – Я буду лежать тут. Тут, ик, таааак хорошо… тихо… Это я картину нарисовал… ааатпадная была картина! Все так сказали. Мы ее пропили. Потому что все тлен. А потом на меня напал косяк… - жаловался он и досадливо потирал пострадавшую от нападения скулу, пока Бэт и Осирис, как самые сострадательные, совместными усилиями его раздевали и укладывали. Стоило заботливо прикрыть Геда одеялком, как спустя пару минут донеслось умиротворенное посапывание. Напоследок Бэт оставила открытой форточку, изгоняя невыносимое зловоние перегара.
В бальном зале, стоило нам там появится, ко мне подпорхнуло привычно дивное видение, сероглазое, нежное и в голубом.
- Реми, дивно выглядишь! – ринулся было вперед Мордред, но серые глаза, ни на миг не обманувшись нашим сходством, смотрели на меня.
С нашей последней встречи, на мой взгляд, Ремедиос изрядно похорошела. Дело ли было более удачном макияже, серебряном ли поясе, так подходившего к ее глазам, или в том, что она куда меньше напоминала испуганного цыпленка, я не знал, да и не собирался думать об этом.
- Я рада снова оказаться у вас, - прошептала она и я увел ее под умиленно-заботливый взгляд Мордреда, и озабоченно-нервный – Осириса.
Сильвия Венленд вплыла в зал, моментально приковав к себе множество взглядов. Точеная, как куколка, осиная талия, улыбка на пухлых розовых губках, залакированная от кончиков ногтей с безупречным розовым маникюром, до последней пряди модной прически и последней нити длинного, в пол, платья оттенка фуксии. Куколка изящно обогнула всех потенциальных поклонников, ломанувшихся ей навстречу, и подплыла к своему обладателю. Осирис стоял поодаль, взирая на нее зачарованным взглядом, в дурацком темно-синем костюме, делающем его похожим то ли на гробовщика, то ли на адвоката захудалой конторы.
Они, Осирис и Сильвия, сидели недалеко от нас, за соседним столиком, и мне открывался вид на темно-синюю, ставшую совершенно прямоугольной, спину кузена и на смеющийся профиль девушки. Иногда, и довольно часто, она чуть поворачивалась, томно поведя плечиком, улыбалась, бросая косые взгляды из под густых, вычерненных тушью, ресниц.
- Визерис… ты о чем то задумался? Ты не слушаешь меня? – робко, осторожно спросила Ремедиос и я вздрогнул, вырванный из созерцания пары за соседним столом, легким прикосновением ее пальцев к моей рук.
- Нет-нет, конечно слушаю. Я нахожу это очаровательным, Реми. И ты сегодня невообразимо очаровательна, - видимо эта фраза была либо произнесена не должным образом и тон был слишком отвлеченный, либо не стоило так откровенно пялиться в другую сторону, либо тема была как то уж очень невпопад. А может и все сразу. Реми погруснела еще больше и опустила очи к нетронутому бокалу перед собой. – Наверное стоит заказать что-нибудь? – торопливо исправил ситуацию я. – Чего бы ты хотела? Этого повара очень хвалили за десерты…
- Ты говорил, - еще тише прошептала Реми. – Трижды. И уже заказал десерт.
Увлекшись заглаживанием собственной вины и возвращением благостного расположения духа своей скромной невесте, я заметил легкое, как дуновение ветра, творимое колдовство спустя несколько секунд после его факта. Оно волной прошлось по низу, по ногам, жарким дыханием обдав на доли секунд. Слабое, небрежное, неумелое колдовство. Осознание заставило замереть, удивленно прислушиваясь, а затем, под короткий, но от того не менее пронзительный, крик официантки, на меня обрушился дождь из салата, соуса, помидор, и чего то менее узнаваемого.
- Ой… - тихо хихикнула Реми, деликатно отодвинувшись от едва не задевшего ее пятна соуса, и уткнулась в собственный бокал, прибитая моим свирепым взглядом. Сильвия за соседним столом улыбалась Осирису, взгляд из под полуприкрытых век был коротким, насмешливым и торжествующим, а пальцы ее едва не дымились от только что творимой магии.
Чистить костюм и снимать с ушей помидоры я отправился сам, отвергнув помощь Реми, взирающей на меня с легким испугом. Чистка не заняла много времени, немного магии и усилий сдавленно хихикающих слуг, и я вернулся чистый, аккуратный и пахнущий чистящим средством «тетушка Зинуфрия». Сильвия уже стояла там, такая же сияющая и сногсшибательная, беззаботно улыбалась Реми. А в глазах моей невесты как то незримо накапливалось все больше печали. Пальцы Сильвии обманчиво ласково скользнули по спинке ее стула, опасно, ядовито, как древняя фурия, она улыбнулась мне из-за ее плеча.
- Ах, Визерис, - прошелестела она, игнорируя мой взгляд, откровенно мрачный. – Я познакомилась с твоей невестой. Я нахожу Ремедиос самой очаровательной девушкой, которую когда либо знала! Превосходный выбор! – все так же, за спиной, пока Реми задумчиво и как то нервно отпила из бокала, Сильвия улыбнулась еще шире и продемонстрировала опущенный вниз большой палец. Недвусмысленный и лицемерный жест. – Мы тут немного скрасили одиночество…
- Проваливай… - наконец не выдержал беспрерывного слащавого щебета я. Сильвия заткнулась, но не смутилась ни на миг, удалившись невозмутимо царственной походкой и широко улыбаясь. Не стоило Реми оставлять одну, лучше уж пусть снимала бы с меня помидоры. За последующие минут 20 она не произнесла ни слова.
Я отловил Сильвию за фотокабинкой. Без особых церемоний, лишь бы синяков не наставить, стиснул ее локоть и затолкал поглубже в угол, в тени, скрывающей нас от чужих взглядов.
- Ты больше не подойдешь к Ремедиос ближе чем на три метра, - Сильвия дернула плечом и уголком губ, что то попыталась возразить, надменно и ядовито, но я не слушал. – Никакой магии, мисс Вендленд, никаких разговоров и даже взглядов в ее сторону. Мне все равно на какую тему и с какими целями. Тебя в ее жизни не будет.
- Ты угрожаешь мне? – она еще пыталась держаться, но серые глаза уже загорались ненавистью. – И что ты сделаешь?
- Не обманывайся. Я довожу до твоего сведения. И ты это к нему примешь.
- Самоуверенная мразь… - прошипела она, дернулась, еще миг, казалось, и она кинется расцарапывать мне лицо. На всякий случай я сделал шаг назад, освобождая ей дорогу.
- Это все, что я собирался тебе сообщить.
Она прошептала что-то, я не расслышал, но, кажется, не слишком приличное, не подобающее безупречной куколке, и смерчем пролетела мимо меня.
На обратном пути, стоило мне остановиться у барной стойки и заказать себе черный абсент с минералкой, незаменимое средство после разговора со стервами, моего плеча коснулась Бэт. Лицо ее было обеспокоенным и грустным, и я напрягся.
- Реми там… - тихо сообщила она и, видя мое недоумение, поспешила объяснить. – Ты знаешь, что к ней подходила Сильвия? Она сказала ей про нас с тобой. Реми робко переспросила у меня, а я так растерялась, что она поняла.
Я раздраженно поморщился.
- Будешь абсент?
Бэт вскинула глаза удивленно и немного возмущенно.
- Виз, иди к ней. Ей плохо, очень плохо, и я ей помочь не смогу.
- А я смогу? Узнала - ну что ж, такова судьба. Я не собираюсь…
Бэт дернула меня за воротник и об абсенте пришлось забыть.
- Собираешься. И прям сейчас. Бога ради, Виз, хоть один раз в жизни сделай вид, что ты человек, а не замерзшая в веках глыба льда!
- Хорошо, - мрачно и нехотя согласился я, и Бэт отпустила, наконец, мой воротник, чуть улыбнулась.
- Вот и отлично. И не переживай, твой абсент не пропадет, я выпью.
Найти Ремедиос оказалось не так то просто. Весьма некстати, ликующая толпа отделяла меня от той части зала, где, предположительно, должна была скрываться страдающая девица. В середине зала замерцали мелкие искорки и в столбе золотистого сияния появилась Великая Саша. Студенты приветствовали высочайшую гостью громогласными воплями и сгрудились еще плотнее, так, что приходилось прилагать изрядные усилия, что бы протиснуться между ними. Отрывочным, невнятным бормотанием до меня доносилась речь Саши, она поздравляла, кажется, благодарила. А потом голос ее прервался в мгновение ока, словно натолкнулся на невидимую стену, и спустя доли секунды по залу разнесся пронзительный крик.
Такой я видел ее в последний раз. Несколько выбившихся из прически прядок, карие глаза, живые и умные, улыбка на губах, складывающихся в беззвучном «Визерис». Она улыбалась до самого последнего мига, даже уже понимая, что происходит, даже когда вокруг нее вспыхнул столб света, платье занялось колдовским огнем, безжалостно лизало кожу. Она падала медленно, так медленно, словно в замедленной съемке дурацкого фильма, а вокруг нее, посреди бального зала, бушевала гроза.
Она улыбалась даже когда ее глаза закрывались. Под суетливый топот, ропот, указания Великой Саши и истошные вопли бьющейся в истерике Сильвии. «Я не хотела», - кричала Сильвия, рыдала, размазывая по лицу косметику, билась на мускулистых руках заведующего кафедрой погоды. Осирис не смотрел и даже не видел, не слышал ее. Не отрываясь, он смотрел только на распростертое тело на полу, в кругу испуганных, перешептывающихся студентов. Нас не подпустили к ней, хотя Осирис едва не разбил пару носов. Саша послала за кем то, разогнала особо любопытных, и под аккомпанемент воплей Сильвии произнесла безжалостнейший из вердиктов.
- Мисс Купало мертва, - произнесла она, не опустив взгляда. – Насколько я понимаю, несчастный случай. Девушки не поладили и мисс Венленд не рассчитала силы. Мне очень жаль.
Бэт лежала на полу еще долго. А может так казалось мне, и каждая минута, секунда тянулась мучительно долго, растягиваясь на века. Ремедиос спровадили на такси, зал уже почти опустел, но все еще ждали кого то. Возможно, сам я ждал, что появится Яна. Ждал неистово, глупо, будто веря, что она, столько раз спасавшая меня, сможет исправить все и на этот раз. И с каждым мигом почти неосознаваемая надежда таяла, как дым. Сизый сигаретный дым, горьковатый привкус табака и пепла, жар, обжигающий лицо.
С отупелым равнодушием я смотрел на нее, или быть может, его, кто их разберет, сквозь марево дыма и потускневшего бального зала. А из под холщового капюшона, грубого и потертого, на меня смотрела пустота. - Шанаал, - прошелестела пустота, костями своих пальцев перебирая до ужаса будничные бумаги, и мне показалось что она усмехается. – Опять ты. Наши встречи становятся регулярными, ты не находишь? Разные места, разные времена, каждый раз ты ускользаешь от меня. Но сегодня я не за тобой. Нет ничего вечного, и мне не придется бегать, когда-нибудь ты сам придешь ко мне, Король-Дракон.
Мы добрались домой поздно, день уже близился к закату. На пороге нас встречал Гед, помятый, со следами загула на лоне, но очень собранный и серьезный.
- Уже все? – негромко спросил он и я замер, поймав его взгляд. Усталый, бесконечно тоскливый взгляд оракула. – Она ушла?
- Ты знал… - раздался за моим плечом хриплый, полубезумный стон Осириса, словно в муках умирал и надрывался когда то сильный зверь. – Ты видел! Знал, и поэтому остался!
Гед молчал и смотрел на нас пристально и устало. Он знал. Ухватив за плечо, Осирис рывком отшвырнул меня в сторону, прочь со своего пути, и метнулся к неподвижному Геду. Он не подумал ни з0ащищаться, ни отстраняться, когда кулак Осириса впечатался в его челюсть, а затем второй удар пришелся куда то в живот. Оракул только отшатнулся, врезался в стену, и стоял там, согнувшись и не поднимая глаз. Осирис высился над ним в бессильной, отчаянной, безнадежной ярости, и из глаз его текли слезы. Из разбитой губы Геда на пол монотонно капала кровь.
__________________
Последний раз редактировалось Enlil, 25.09.2013 в 14:50.
Династия von Walde
Его цинично-прагматичная натура оттоптала эдельвейсы Осириса! 
Мальчику еще многому придется научиться. 
Как прелестно, как невинно притянула она к себе несчастного Джастина фон Вальде, кто ж знал, что через много лет все будет зомбически безмолвно и зловеще. Вообще я требую краткую историческую справку по связям и событиям того мира 
Бггг, шикарный скрин с "Лямбда Ы" на самом деле, как и описание происходящего.
Линейный вид
