Нам всем нужно было отдохнуть и набраться сил. Впереди нас ждала весна, время полевых работ, а у меня(да и у Мордреда, кажется, тоже) любое дело из рук валилось. Дети волновались за меня и старались отвлечься, развив бурную деятельность: Альберт оттачивал свои магические навыки, пока его никто не видел,
Ательстан, возмечтав о карьере полицейского, заводил полезные знакомства
и пытался выполнить хотя бы нормативы по физкультуре(правда, раза три в неделю все равно сбегал к Эмбер),
Гермиона таскала домой больных котов, лечила их и выхаживала. Два комка грязной шерсти, покрытые гноящимися ранами, за неделю превратились в роскошного сибарита Ромомео и красотку Виолу – хоть сейчас на выставку.
А вот в теплицу дочери ходить было запрещено. «Во всяком случае, пока ты не научишься себя контролировать», - чуть смягчился Мордред в ответ на ее слезы. Дело в том, что, стоило Гермионе подойти к грядкам, как там начинало расти все… вообще все, и любая прополка шла коту под хвост.
Погоревав пару дней, принцесса направила свою энергию на магазины – и, конечно, каждое платье нуждалось в моей оценке.
- Так, хватит, - через неделю этой суеты терпение мужа лопнуло. – Поехали на острова, там как следует отдохнем.
- А как же кошки?
- С кошками останусь я, - чуть улыбнулась мама. – Поезжайте и ни о чем не тревожьтесь.
Так мы оказались в стране вечного лета…
Когда вся семья, покидав вещи у входа давно заброшенной дачи, устремилась гулять, на нас оглядывались все туристы: если мы с Мордредом были одеты более-менее по погоде, то теплый свитер Ательстана, куртка Альберта и плотные джинсы Гермионы смотрелись на жаре, как минимум, странно.
- Есть повод прогуляться за шмотками, - хмыкнула принцесса, подхватывая братьев под руки и волоча их к первой попавшейся лавке.
Мы в это время маялись ерундой.
Если честно, мы только и делали, что отдыхали, пока дети приводили в порядок обветшавший дом и носились по острову в поисках развлечений.
Старший напустил на себя таинственный вид и гулял по самым глухим закоулкам острова; пока ему хватало благоразумия возвращаться засветло, мы еще терпели, но, когда он заявился после полуночи…
…его ждала вся семья, голодная(я только-только успела накрыть второй ужин) и злая.
Светилу магии пришлось снести четыре подзатыльника – по одному с каждого – до окончания отпуска сидеть дома и на всех готовить. Руками.
Ох, и бесился же он! Особенно когда слышал притворные вздохи Ательстана вроде «тебе-то хорошо, а мы пойдем сейчас гулять в эту хмарь…»
или радостное Гермионино: «Распогодилось! Кто со мной на пляж?»
Мы делали вид, что нас тут нет: кое-кто заслужил наказание.
Альберт назло всем изводил втрое больше продуктов, чем нужно на каждое блюдо,
да к тому же половина его стряпни отдавала паленым. Несколько раз он пытался подкупить младшего брата, чтобы тот его заменил: было бы очень удобно, учитывая их необыкновенное сходство…
Ательстан всякий раз притворялся спящим, слепоглухонемым или просто слишком увлеченным, чтобы отвлекаться на чьи-то просьбы.
Он унаследовал принципиальность и благородство своего отца; мы бы даже не узнали об этих разговорах, если бы во время одного из них рядом не оказалась одна тропическая птичка с длинным черным хвостом.
Скажу честно, отдыха нам этот отпуск не принес – неприятности со старшим сыном, еще не рассосавшийся осадок от некоторых событий, да просто вечные смены погоды…
- Может, съездим куда-нибудь… только вдвоем? – уже не так уверенно предложил Мордред. – У детей закончатся каникулы, а мы с тобой как махнем, куда захочешь? В Такемидзу, например?
- Только не в Такемидзу, - быстро сказала я, и он понял, что сморозил глупость:
- Тогда в Озерный край? Помнишь, как там было здорово?
И мы махнули.
Только вдвоем, только друг для друга. Наконец-то я смогла сделать одну глупость, которую дома все откладывала на потом.
В шкафу давным-давно висело сверкающее золотое платье в пол – я таких в жизни не носила, да и куда бы? Длинная юбка немедленно измазалась бы в земле, а жесткий металлический корсет мешал дышать, да еще весил не меньше двух килограммов… и вообще, нет в нашем городе мест, куда можно прийти, шурша и сверкая, как игрушка в фольге. Но сюда я его взяла.
- Опа! – оторопел сперва любимый. – Это что такое?
- Помнишь, ты рассказывал про своего кузена? Ну, того, который все время рисовал рыжеволосую принцессу? Потом они еще встретились и сразу влюбились…
От его хохота чуть стекла не вылетели:
- Как же, помню! Только знаешь, - муж резко стал серьезным, - ты не принцесса. И сейчас это, как ни странно, видно лучше всего.
- Потому что оно сидит на мне, как на корове седло? – честное слово, я готова была обидеться. Для него же старалась, зашнуровывала! А он притянул меня к себе:
- Как раз сидит отлично, только это скорее кираса с юбкой, - красноречиво поддел пальцем стальную пластинку. – Хотя я с удовольствием научусь ее снимать…
- У тебя на это целая неделя, - оказалось, в этой железяке очень удобно падать на кровать.
И очень неудобно есть – желудок передавливается так, что в него уже ничего не втолкнуть. Зато не страшно опьянеть – на всякий случай не наливаешь себе много из боязни лопнуть…
Из нашей небольшой сказки на двоих мы вернулись на удивление бодрыми и полными сил; даже рутинная работа в семейной кондитерской(которой я, честно говоря, занималась без особого удовольствия: в канцелярском мне совершенно точно больше нравилось) приносила радость.
Потекла спокойная размеренная жизнь: днем работа в усадьбе и кондитерской, вечером – посиделки с домашними или с Касс, иногда изготовление механических игрушек. Редкие звонки Дианы, ее напряженный голос со стальными нотками – папаша Джейкоба женился второй раз, и невестку бальзаковского возраста необходимость считаться со свекровью – вчерашней школьницей, разумеется, бесит.
Боюсь, рано или поздно в доме Мартинов прольется чья-то кровь.
- Ну, что ты удивляешься, - посмеивалась мама, выслушивая очередной пересказ событий. – Ноэль была старше тебя, между прочим. А как ты бесилась…
- На пять лет, мам. И она была полной дурой, раз предпочла тебе большую сцену, на которую, кстати, не попала.
- Не надо так, - она сразу как-то сникла. – Не у всех получается… я рада, что у тебя получилось. Так приятно видеть свою дочь счастливой…
Тем вечером мы беседовали в последний раз.
В день похорон я заперлась в ванной и долго-долго плакала – так, как плакала только в детстве, уезжая в академию святой Анны.
Когда ударила парня по голове, не ревела, потому что сама была виновата и признавала это; потеряв ребенка, хотела выплеснуть свое горе не слезами, а чужой кровью. А сейчас как будто снова стала той девочкой, которая не хотела расставаться с мамой…
Но той девочке в первую ночь далеко не сразу удалось уснуть - она была далеко от дома, совершенно одна. А я уснула почти сразу, чувствуя, как меня обнимают теплые сильные руки Мордреда.
Комбинированный вид
