История, идея и текст: Aisgil
Фотографы: Ларисса (главы 1,2,3), kolombina (главы 4 и 5), Катаринка (глава 6)
Создатели актеров: Chinatsu, Junona, Ларисса
Оформление и обработка иллюстраций: Aisgil
За лот Серого полиса отдельное спасибо Victor_tor
Их десять и они совершенно разные люди. У деловой женщины встреча с человеком, отношения с которым необратимо меняют ее жизнь. У паренька из глубинки страшное проклятье, прогрессирующее в сумасшествие, возникшее из-за нарушения обычаев и устоев общества. У одинокой писательницы дни, протекающие сквозь пальцы, как две капли воды один похожий на другой. Четвертый не помнит о себе ничего, даже собственного имени, но пытается разобраться в происходящем, покуда его кидает из стороны в сторону, совершенно без его на это согласия. И еще много других, непохожих внешне и с разными судьбами. Их имена определяют их судьбу, а те, кто встречаются им на пути, влияют на дальнейшие события неожиданным образом.
Жанр: драматическая фантастика с элементами фентези
Возрастные ограничения: нет, шестая глава +16 (содержит сцены жестокости)
Глава первая: «Дромиморт»
История о совершенно случайной встрече двух людей, у которых когда-то было общее прошлое. И встреча эта в очередной раз необратимо меняет жизни их обоих, только на сей раз все гораздо сложнее: ведь он женат, правда, она свободна. Теперь они словно поменялись местами, спустя много лет.
История о сумасшествии в отдельно взятом человеке, возникшее из-за нарушения устоев и обычаев общества. Как парень справится с тем невыносимым знанием, которое внезапно, почти буквально свалилось на его несчастную голову?
Девушка-писательница, утомленная своей серой и однообразной жизнью, где один день похож как две капли воды на другой, отправляется в путешествие, чтобы развеяться и поискать свежих идей для книги. Одиночество путешественника — это всегда испытание, не только тела, но и духа. Напишет ли Феу свою книгу?
Он очнулся черт-знает-где, весь в синяках, совершенно не понимая, каким образом он там очутился. Он не помнит о себе вообще ничего, даже собственного имени. И как с этим жить, когда тебя кидает из стороны в сторону абсолютно без твоего вмешательства? Как узнать, что происходит и кто ты такой?
Глава шестая: «Вирд»
У них нет чувств. Старики в детских телах. Они жаждут смерти, которая невозможна.
Часть первая. Жестокость.
Часть вторая. Предупрежденные желания.
Часть третья. Сны и слезы.
Часть четвертая. Одно имя на двоих.
Часть пятая. Проект «бессмертие».
Часть шестая. Операция.
тык
Последний раз редактировалось Aisgil, 20.12.2018 в 21:13.
Victor_tor, конечно не секрет, ведь любой может загуглить 25ую)
Абсолютная свобода — абсурд.
Стремление к всезнанию — высшая форма невежества.
Стремление к абсолютной власти — это тяга к абсолютному рабству.
Насилие — результат стремления быть изнасилованным.
Быть — это быть кем-то и чем-то, отличным от других, ограниченным линиями, формами, т.е. быть человеком.
Руна напоминает о том, что знак, слово, буква, любой наш поступок — это всегда нечто ограниченное, нечто всегда конечное.
Руна указывает на то, к чему не надо стремиться: свободного белого поля хватает на изображении любой руны. Чистота и свобода сокрыта в любом действии и любом событии.
Вирд — это не обещание счастья, а великий соблазн для гордецов и глупцов.
Он идет передо мной и крутит головой в разные стороны, осматривая чужие владения, в которые мы вторглись. Кто-то тут хозяин, но мы тут чужие и за нами следят. Иногда он поворачивается назад и пристально смотрит на меня, беспрестанно цыкая. Он всегда издает этот звук, когда сморит на меня своим невидящим взглядом выцветших глаз, словно животное подзывает или не одобряет действий. Этот маленький человечек, совсем еще ребенок, такой же, как и я, часто-часто цыкает и вертит головой так сильно, что кажется, что она сейчас оторвется и покатится по полу, разбрызгивая пурпурные капли на белоснежные стены и ковер. Иногда мне хочется, чтобы его голова с бесцветными глазами действительно оторвалась, чтобы эти противные глаза закатились, и из его рта не доносилось больше никаких звуков, кроме мерзкого хлюпанья предсмертной агонии. Наверное, это жутковато или даже жестоко, что я желаю ему смерти, но я действительно ненавижу его в такие моменты. Эти пепельные волосы, такие непослушные, что их невозможно не то, что подстричь, даже причесать очень сложно. Но мне приходится причесывать его, постригать и заставлять чистить зубы, хотя я не знаю, зачем это нужно. Обычно я вывожу его на прогулки. Например, как сейчас мы гуляем в гигантской белой комнате со стеклянным потолком среди белых искусственных деревьев. И каждый раз я придумываю ему новый способ смерти, но я ничего не делаю, только придумываю и все. Это у меня такая игра. Она не гуманная и бесчеловечная, я знаю, но зато мне нравится в нее играть.
— Постой!— я кричу ему, он слишком быстро идет, я не успеваю за ним. Теперь я представляю, как его ноги подкашиваются и крошатся, словно стекло, в мелкие хрустальные брызги, которые красиво переливаются на солнце. И предсмертный хрип его похож на звон бьющегося хрусталя. У меня раньше была хрустальная ваза, но она разбилась. Вазы больше нет, но зато теперь я знаю, с каким стоном умирает хрусталь.
Я помню, как мы в последний раз серьезно хотели убить себя. Я не знаю, где мы достали два пистолета, но они были у нас. Мы сидели на коленях в ряд, вплотную друг с другом, держась за руки и приставив головы виском к виску впритык. В других руках мы держали взведенные пистолеты, он правой, а я левой. Внешне мы совсем одинаковые, но внутренне сильно различаемся, хоть и в мелочах. Например, он левша, а я правша. Это было очень удобно тогда. В какой-то момент мы улыбнулись, я точно знаю, что он тоже улыбался в те мгновения, когда мы синхронно нажимали на спусковые крючки. Очнулись мы через какое-то время уже не в белой комнате и белых одеждах, а в красной, словно комната впитывала нашу кровь, как какая-то губка. Только потолок остался девственно белым, совершенно нетронутым. Уже тогда мы перепробовали кучу способов умереть, но даже самый действенный, на который мы возлагали самые большие надежды, оказался бесполезным.
— Постой!— я уже не кричу, а просто говорю, шепчу даже. Я не знаю, зачем я бегу за ним, он все равно остановится, ведь тут некуда бежать. Он всегда останавливается, хотя поначалу бежит очень целеустремленно и быстро. Иногда кажется, что он нормальный, но это только тогда, когда он бежит, размахивая своими детскими ручонками.
Он остановился и стал чесать свою правую руку. Мелко-мелко, часто-часто дергая грязным ногтем по другой руке.
— Постой, ничего не получится, надо совсем не так, это не верно, не верно,— бормочу я, представляя себе запах крови. Даже одно воспоминание о ней будоражит мое сознание. Она почти неразрывно связана со смертью, которой мы оба так сильно желаем.
Вместо веток у этих деревьев лишь гибкие шланги, а листья заменяют прозрачные целлофановые пакеты. Нет ничего, чем можно было бы себя убить.
— Я не хочу быть здесь, не хочу! Здесь не правильные люди, они со своими ужасными лицами делают кошмарные вещи, они сумасшедшие! Я не хочу быть тут, меня не должно быть тут!— его не связная, разорванная в клочья, речь начинает обрастать мыслями и образами, я догадываюсь, о чем он хочет мне сказать. Да, его не должно быть тут, он должен умереть, а я буду смотреть, как он умирает, оберегая его душу. Я знаю этих белых, они могут запихнуть душу обратно, пока она не слишком далеко улетела. Но у него нет души, как и у меня, нас только двое таких, уродов. Иногда я представляю, как было бы прекрасно, если бы она у нас была. Хотя бы одна на двоих.
— Мы умрем, я обещаю тебе, мы умрем, ты слышишь!— я хватаю его за руку и вижу струйки крови, которую он расцарапал, разорвав свою белую кожу.
Я беру его за другую руку и развожу их в стороны, не переставая смотреть на манящую кровь. Я чувствую ее влекущий запах, голова в тумане и я наверняка бессмысленно улыбаюсь.
— Когда мы умрем? Скажи, скажи!— он кричит уже слишком громко, ему нужны ответы, которых у меня нет. Мне тяжело слушать и я не знаю, что ему ответить. Я никогда не знаю, что ему ответить.
— Успокойся. Давай я поцелую и все пройдет?— я нежно касаюсь разодранной кожи на предплечье и слизываю его горячую кровь, которая мне так нравится. Внезапно он начинает дергаться. Я останавливаюсь и сморю на него непонимающе. До меня не доходит, что с ним такое творится, но он продолжает, моя голова в багряном тумане его крови. Глаза застлало красным и я ничего не вижу.
— Ты не понимаешь!— он вырывает свою руку из моей и проводит пальцами по моим кровавым губам. Потом, не таясь, бьет наотмашь по моему лицу. С каждым ударом все сильнее и сильнее, в какой-то момент мне кажется, что его маленькие кулаки становятся только крепче и больше. Из моих глаз уже текут дорожки соли, которые тоже похожи на кровь по вкусу, но я ничего не чувствую, кроме этого вкуса. Я вообще ничего не чувствую, мне все равно, пусть он бьет, если ему надо. Вроде бы это называют повышенной регенерацией или чем-то в таком духе. Я не знаю точно, как это называется и мне, честно говоря, безразлично. Я терплю его побои и улыбаюсь ему остатками своих зубов.
— Да, я не понимаю,— я соглашаюсь и падаю на колени, выплевывая зубную крошку вперемешку с красным. В этой комнате есть только четыре цвета: белый вокруг нас, небесный за стеклянным потолком наверху, цвет пепла на наших головах и кровавый мелкими вкраплениями повсюду. Почувствовав, как прорезаются первые зубы, все-таки решаю обнять его за ноги. Сегодня он бьет меня слишком сильно, мне уже надоело терпеть, тем более что это не даст нужного результата. Он падает рядом со мной, размазывая кровь и слезы вперемешку с грязью по своему прекрасному лицу. До сих пор удивляюсь, где он брал грязь, наверное, это его маленький секрет.
— Но это же не я, это кто-то другой внутри меня! Это не я, отпусти-отпусти меня! Пусти меня прочь! Ну, когда мы умрем, когда уже?— он причитает, и будет делать это еще долго, пока не заснет. Он уже спокойно хнычет, положив свою посыпанную пеплом голову на мои колени. Я глажу его по волосам и пытаюсь что-то говорить. Но я знаю, что у него нет души и у меня нет души. Наутро у меня окончательно вырастут новые зубы, которые он выбьет. А у него будет новая копна волос, которую я буду состригать тупыми и совершенно безобидными ножницами. Нас зачем-то окружают безвредными предметами, хотя любые, даже самые опасные из них не могут подарить нам смерти. Все знают, но все равно зачем-то «страхуются», как они это называют. Мы содержимся тут, как бесцветные кролики, над нами ставят опыты, и мы никогда не умрем.
Aisgil, ТА-ДАМ! Первый комментарий с момента публикации новой главы. И это немного печалит. Но не будем о плохом!
Эта часть по сравнение с предыдущими просто бомба! Если до этого Футарк был милой сказкой, то теперь.. ух, я вся в ожидании! И столько вопросов, на которые я не скоро получу ответы. Пожалуйста, не забрасывай этот проект. Даже если думаешь что это никому не нужно и не интересно, все равно найдутся почитатели и фанаты. Желаю тебе много-много вдохновения и удачи
Heisuke, фига, вот это неожиданность! Я честно, уже не верила, что увижу тут комментарий.
Выход серий опять зависит не от меня. У Кати там чего-то происходит, мы давненько даже не списывались, пропала девочка совсем.
Спасибо за камент! Прям душу греет, чесслово!
Очень интересная история, изложенная в виртуознейшим языком. Отчего продолжения ждешь с еще большим нетерпением. Продолжаю приятное знакомство с Вашими темами, Aisgil.
Последний раз редактировалось Cortez, 14.04.2013 в 00:25.
2. Предупрежденные желания.
— Она прийдет, я знаю. Глаза ее будут гореть, а руки с вывернутыми суставами по локоть в крови, липкая мокрая кровь будет стекать по ее изуродованному подбородку. *Когда она прийдет, тебя не станет, ты исполнишь нашу мечту на двоих в одиночку, совершенно без моего участия. Я немного завидую тому, что ты умрешь, и завидую тому, как ты умрешь. Не жалей меня, я как-нибудь справлюсь без тебя, я все могу, я даже чуточку сильнее тебя. А ты ведь очень сильный. Молчи, не перебивай меня, сейчас не об этом. Я хочу сказать, что буду очень скучать, но я знаю, что ты всегда будешь со мной. Даже, если мне станет слишком одиноко, я всегда смогу посмотреть в зеркало и поговорить с тобой о чем-нибудь. Конечно, это будешь не ты, а всего лишь мое отражение, но ведь мы так похожи, что я иногда не знаю, где начинаюсь я и заканчиваешься ты. У нас с тобой даже имя одно на двоих, я не знаю, как так могло получиться, но нам придется разойтись в разные стороны. Она сожжет или съест тебя, переварив даже самые крепкие кости. Сначала она сломает твой позвоночник, а потом начнет аккуратно располосовывать твое тело, разделяя его на кусочки, как разделывают животных перед съедением. Поверь, я совсем не хочу, чтобы тебя не стало, но я стараюсь как лучше, я же знаю, как ты хочешь умереть. точно так же сильно, как этого хочу я…
— Заткнись! Не говори этого, не смей! Мы или вместе или никак, слышишь!— он бьет меня по лицу, я слышу, как где-то в глубине моего черепа что-то хрустит и трескается. Немного тяжело открывать рот, но я улыбаюсь ему.
— Я хочу, чтобы ты умер. Это невозможно терпеть больше, так долго не живут. Пусть хоть кто-то из нас узнает, наконец, смерть,— я закрываю глаза и развожу руки в стороны. Из глаз на щеки вытекает моя горькая печаль.
— Как ты можешь так говорить! Мы всегда вместе, с самого рождения, я не могу умереть, если ты тут останешься, как ты не понимаешь! Я не смирюсь с этим никогда!— он с криком хватает меня за прядь волос, резко тянет вниз и в сторону. Моя голова гулко ударяется о белую стенку, у которой мы сидим. Я чувствую вкус крови во рту, ее запах от стены и слипшихся волос.
— А тебе не надо мириться с этим, все уже решено. Я же говорю, а ты не веришь,— я открываю глаза и смотрю на него, в эти бесцветные глаза, такие же, как у меня, только немножко светлее. Белые нас совсем не различают, и никто не различает. Мы всегда были вместе, и только сейчас нам придется расстаться.
Припоминаю, как это случилось в первый раз, как мы поняли, что мы не можем умереть. Кажется, даже кто-то говорил «прожигают жизнь, горят, а не живут, будто бессмертные». Вроде бы это было какое-то проклятье. Потом, какое-то время спустя после этих чужих слов, он случайно упал с обрыва, когда мы играли в жмурки. Мне казалось, что теперь мне будет одиноко, как никогда, но он выжил и через полчаса моих звучных рыданий и крика в голос, он поднялся, немного заляпанный кровью вперемешку с грязью, и обнял меня. Наверное, мне больше никогда не испытать такого счастья, как тогда. Это счастье за него, когда он умрет, будет совсем другим. Это будет улыбка сквозь слезы, это будет истерика и сумасшествие, но я знаю точно, что справлюсь с этим и переживу. Как-нибудь переживу.
— Я боюсь,— он обнял меня крепко-крепко, почти душит.
— Чего ты боишься, идиот?— я отшвыриваю его пинком к противоположной стене и начинаю методично, размеренно так, покрывать ударами все его тело. Я кричу на него, а по лицу две дорожки бегут, кровь уже смешалась со слезами.— Чего ты боишься? Это с тобой приключится исполнение нашей мечты! Ты должен быть счастлив!
— Мне страшно умирать без тебя. Вдруг там просто другая жизнь. В этом случае, мы просто расстанемся и будем по отдельности. Так ничего не выйдет!— Когда я слышу свою любимую фразу, я останавливаюсь и падаю на пол рядом с ним.
— Да, так ничего не выйдет. Да, не выйдет,— бормочу я и обнимаю его,— скажи мне, почему мы все время деремся? Это так часто происходит и так жестоко по отношению друг другу, чтобы оба считаем это нормой. Помнишь, когда мы были настоящими детьми, маленькими такими, не то, что сейчас, рухляди в детских телах. Мы ведь не дрались вовсе, даже не знали, не задумывались, что не чувствуем боль…
— Я чувствую боль,— он хрипит, наверное, мой сапог перебил его голосовые связки,— я знаю, что это такое.
— Как?— я испуганно отстраняюсь и таращусь на него во все глаза,— ты мне все это время врал? Прости! Прости меня, прости, прости меня, прости, прости…
Я обнимаю его, глажу по волосам, бормоча слова извинения и вспоминая, насколько часто я его била, насколько часто он бил меня. Это продолжалось всегда, у нас всегда быстро восстанавливались тела и силы, так что мы могли без устали драться сутками напролет. Для меня его слова стали откровением, мне хотелось одновременно кричать и плакать, обнимая его. Почему он скрывал? Неужели я не единственное существо в этом мире, которое способно его понять?
— Я нет, я не врал, я никогда не врал. Я и не смог бы тебе соврать,— он говорит все тише с каждым словом, свистящие звуки даются ему с трудом,— я думал, что ты мне сказку рассказываешь про смерть. Мне казалось, что мы все-таки никогда не умрем, но теперь я вижу, что твои руки с вывернутыми суставами и по локоть в нашей крови. И это совсем не сказка. Ты не сможешь ни сжечь меня, ни съесть, я уверен. Меня разрезает одиночество, меня сжигает страх, меня съедает боль. На самом деле, это даже приятно, жаль, что ты не можешь попробовать. Быть человеком не так уж плохо. Готов поспорить, я им стал, и ты не знала, что это произойдет именно так.
Пока он говорит, я вправляю суставы о стены и пол, получается с переменным успехом, но результат все же есть. Он слышит хруст, и дергается при каждом резком звуке, словно ожидая, что я снова разозлюсь и ударю его. Но я не могу. Даже, если с ним все будет в порядке, и он поправится, я больше никогда не ударю его. Пусть он бьет меня, если ему надо, мне не жалко, ведь мое тело не чувствительно к боли.
Я глажу его непослушные волосы и начинаю напевать песенку, которую он так любил слушать, и которую я так редко пела ему. Я чувствую, что слезы снова текут по лицу, я совсем не контролирую их, они сами, без моего вмешательства. Вспоминаю, как мы дурачились и прыгали, может, в игру какую-то играли. Вроде бы, он хотел прижать меня к стенке, по правилам игры. Я смутно припоминаю всю эту возню, но толком не могу понять, что мы делали и во что играли. В общем, началась какая-то борьба, в ходе которой мы не заметили арматурный штырь, торчащий из фасада дома. Мы насадились на него, как спелые овощи на шампур, легко и просто, сразу оба. Сначала мы, конечно, испугались, сделали друг другу страшные лица, даже не обратили внимания на то, что совсем не больно. Я сказала, что не хочу умирать, а он ответил, что я никогда не умру. Наверное, это был его дар, который можно назвать скорее очередным проклятьем. После этого мы просто улыбнулись, обнялись и больше никогда не умирали. А сейчас он лежит рядом, в луже крови и хрипит в агонии. Я не помню, что такое боль, но я вижу, как ему больно, и мне невыносимо это видеть, и слезы текут все сильнее.
— Хочешь, я убью тебя?— спрашиваю я, стараясь сдерживать свои истеричные всхлипы.
— Хочу,— улыбается,— кто же еще, если не ты? Только постарайся поаккуратнее, мне очень…
Но он не успел договорить и умер без моей помощи.
3. Сны и слезы.
— А потом появился ты, и я поняла, что тебе можно доверять потому, что ты не такой как они, ты не носишь белое, а это значит, что ты не принесешь с собой неприятностей,— я говорила это, не прекращая плакать. Казалось, что я целую вечность не плакала, возможно, это так и было, я ведь не считала. Я просто потеряла счет времени в бесконечной агонии и желании покинуть этот жестокий мир, который не отпускал ни меня, ни его. Хотя ему все-таки, повезло больше и я рада этому, не смотря на то, что теперь я осталась одна.
— Ты поплачь, это нормально, ты столько пережила и тебе еще очень многое предстоит пережить. Я тебе сейчас скажу кое-что важное, но очень странное, ты только не удивляйся.— Он положил руку мне на плечо, я слегка вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась, ведь никто раньше меня не обнимал. Вдруг стало очень темно, и неожиданно изменился воздух вокруг, будто стало холоднее. Я огляделась, и стало очевидно, что мы переместились из стерильной белой комнаты с трупом моего брата в какой-то лес. Я помнила из детства, что бывают такие места, но это были очень смутные воспоминания, ведь это было так давно. Мой спаситель, увидев, что я растерялась, продолжил говорить:
— Я подумал, что так ты не сочтешь меня сумасшедшим, Принцесса. Я могу помочь тебе прятаться от белых, ты сможешь так же перемещаться в пространстве, как мы только что переместились из лаборатории в этот лес. Ты подожди меня тут немного, я сейчас вернусь,— он улыбнулся мне и встал, направляясь вглубь леса.
Осматривая место, в котором мы очутились, я все думала о нем, как он там лежит в этих белых стенах, совсем мертвый и одинокий. Наверное, он не настолько одинок, как я сейчас, а я была совсем близка к новому приступу истерики. Чтобы как-то отвлечься от этих грустных мыслей, я подняла голову наверх, глядя на блестящие точки в чернильной синиве неба и вдыхая густой воздух как можно глубже. Осталось только безвольно упасть на спину в объятья чуть влажной травы и зарыдать в голос. Но я не успела, где-то недалеко от меня зашелестела листва и показалась фигура человека. Я вскочила на непослушные, еще не до конца восстановившиеся ноги и понеслась к нему навстречу.
— Нельзя его там оставлять! Мы должны забрать его!— выкрикивая эти слова, словно заклинание, я была твердо уверена в их правильности. Просто нельзя было поступить иначе.
— Мы обязательно это сделаем, если ты захочешь, но позже. Не волнуйся, он никуда не денется, по крайней мере его тело точно останется на месте, хотя я и понимаю твое рвение,— его голос был спокойным и умиротворяющим, он звучал ровно и мягко, постепенно усыпляя меня все больше, пока я не провалилась в спасительную дрему. Но длился мой сон совсем недолго или это просто так показалось. Очнулась я уже не в лесу, а в какой-то мягкой белой постели, правда кровать была единственным предметом этого цвета в окружающей обстановке. Это было непривычно и волнительно, ведь на меня снова обрушился мир красок, про который я совсем забыла за долгие годы, проведенные в белой тюрьме. Я встала и подошла к распахнутому окну, за которым краски буйствовали еще хлеще, чем в комнате. Я стояла, вдыхая свежий утренний воздух, еще немного сумрачный от ночи, и вспоминала наше детство, полное таких же немыслимых красок. Было совершенно непонятно, как мы умудрились променять это великолепие на однообразный, безвкусный и бесцветный мир. В моей голове это совершенно не укладывалось, я не могла даже смутно припомнить, как это произошло, как мог праздник смениться на бесконечные бои за смерть, как так случилось, что мы перестали радоваться миру? При этих мыслях в мой висок остро кольнуло одиночество: я жалела, что его нет рядом, что он не сможет увидеть того, что вижу я, что он умер, а я нет.
— Проснулась?— в дверь вошел мой вчерашний знакомец, широко улыбаясь,— так и знал, что тебе надо немного поспать.
— Зачем ты делаешь это для меня? Почему спасаешь?— я задавала совсем не первостепенные вопросы, но не менее важные для меня.
— Потому что мы друзья и однажды, через много-много времени ты тоже сделаешь для меня нечто очень важное. Ты подберешь меня, когда я тебя совсем не узнаю, да, я не буду тебя помнить. Ни тебя, ни своего имени, ни своего прошлого.
— Ну а сейчас ты помнишь свое имя?— все это казалось мне странным, но разбираться в этом совершенно не хотелось.
— Да, мое имя Ансуз, а какое твое, Принцесса? А то я ведь до сих пор не знаю,— он хмыкнул и потер лицо руками.
— Я… Вирд,— почти неслышно прошептала я и опустила глаза,— одно имя на двоих…
Он пододвинулся ко мне и обнял меня, я, конечно удивилась этому, но не смогла воспротивиться — не было ни сил, ни возможности. Его крепкие и теплые руки, скрещенные вокруг моих плеч давали чувство защищенности, которого я никогда не чувствовала прежде. Или просто забыла, находясь в бесконечной агонии кровавого бессмертия, что такое бывает и в принципе возможно. Хотелось просто опустошиться от всех мыслей, что буравили мою голову, разъедая ее изнутри, и просто так сидеть с ним. Через некоторое время мысли действительно испарились, я почувствовала свинцовую тяжесть, навалившуюся на все тело, постепенно все вокруг оказалось неважным, кроме этих сильных мужских рук, в которых я успокоилась и провалилась в забытье. Оказывается, мне просто не хватало тепла и ласки.
Проснулась я когда солнце начало припекать голову. Мы всю ночь проспали в обнимку на теплом плаще Ансуза в этом приветливом густом лесу, никакой комнаты и кровати не было, но я не придала этому значения. Я посмотрела на своего спутника и мысленно поблагодарила его за все, что он сделал для меня, а он улыбнулся во сне, будто прочел мои мысли. Как только я встала, он открыл глаза, но улыбка его не пропала. Создавалось впечатление, что он начал улыбаться заранее, словно так и планировалось.
— Тебе хорошо спалось?— спросил он сразу же, потягиваясь.
— Да, неплохо, спасибо тебе.
— А ты как-то помолодела что ли…— протянул он, совершенно не заметив моих слов благодарности,— а ты вообще знаешь, что умеешь стареть? Или еще никогда не пробовала?
— Нет,— я немного удивилась и напряглась от неожиданности.
— Ну вот опять. Ты постоянно напрягаешься,— он снова бессовестно читал мои мысли, взъерошивая свои светлые волосы пятерней,— расслабься и тогда процесс пойдет нормальным путем. Ты всю свою жизнь была слишком напряжена.
Я, как ни странно, послушалась его совета и бессильно повалилась обратно на землю, глядя в небо. Я хотела даже закрыть глаза, но решила, что это будет слишком прямым исполнением его рекомендации. «Наверное, он прав», подумала я, стараясь больше не напрягаться.
— Ничего себе эффект!— воскликнул Ансуз, резко вскакивая на ноги как раз в тот момент, когда я все-таки начала закрывать глаза.
— А что, собственно, такое?— лениво спросила я, чуть повернув голову в его сторону, и удивляясь собственному хриплому голосу. Мне казалось, что все тело растягивается, но я старательно отогнала эту мысль подальше.
— Подними руку и посмотри на нее.
Я снова послушно подняла руку и увидела, что пальцы гораздо длинее, чем обычно и они все были в морщинах. Тогда я приподнялась на локтях и удивилась еще больше: мое внезапно выросшее тело еле помещалось в ту одежду, в которой я была.
— Как это?— спросила я, еще больше удивляясь звучанию собственного голоса, он казался скрипучим и каким-то противным. От всего этого сумасшествия, приключившимся только что, я больше не могла спокойно лежать и резко вскочила на ноги. Я не понимала, как такое могло произойти и невероятно злилась. Вдруг я почувствовала, словно мое тело оказалось на дне реки под толщей воды, а через мгновение я будто резко вынырнула на поверхность. Я начала жадно хватать воздух ртом, словно бы я на самом деле только что тонула. Опомнилась я только когда снова оказалась в объятьях Ансуза.
— У тебя волшебные руки. Я в них прихожу в себя.
— Больше так сильно не расслабляйся, так и умереть от старости недолго,— посоветовал он, ставя меня на ноги,— но зато теперь ты знаешь, что можешь стареть. Неплохая будет маскировка, кстати…
— Ты серьезно думаешь, что я могу так умереть?— всю жизнь убежденная в обратном, я не имела никакого права не спросить об этом.
— Не знаю, насчет смерти, но то, что ты становишься гораздо уязвимее в такие моменты — факт. Я так испугался, когда ты резко начала обратно молодеть и не смогла нормально дышать от этих сумасшедших метаморфоз. Только не надо пробовать умереть, слышишь? Даже не пытайся, ты мне очень нужна.
— И зачем это?
— Все, никаких вопросов. Пошли за твоим братом,— строго сказал он, беря меня за руку.
4. Одно имя на двоих.
Там ничего не изменилось, словно мы перенеслись ровно в то время, как ушли оттуда. Я подошла к брату и поправила его слипшиеся от крови волосы.
— Он еще теплый!— удивленно воскликнула я и обернулась на Ансуза,— как такое может быть?
— Ах да, я все забываю, что ты еще ничего не знаешь. Не привык пока, прости,— он как-то странно улыбнулся и взъерошил свои волосы,— понимаешь, мы путешествуем во времени. Поэтому я сказал тебе, что поводов для беспокойства нет. Мы можем возвращаться в этот момент сколько угодно, если вдуматься. Хотя, наверное, лучше не стоит, потому что можно наткнуться на самих себя.
Я снова отвернулась к брату и, продолжая поправлять его волосы, подумала о том, как мне его не хватает. О том, как мы сначала просто хотели умереть, а потом из этого желания выросла слепая беспричинная ненависть друг к другу. Но я прекрасно понимала, что ближе него у меня никого нет, да и, наверное, не будет никогда. Моя горячая печаль и соленая тоска по ушедшему, единственному близкому человеку, вылилась из глаз на щеки. Я сидела и рыдала, как вдруг мне показалось, что он совсем рядом, живой. Я открыла глаза и не увидела перед собой ничего нового: окровавленное тело, те же синтетические безопасные деревья и Ансуз, терпеливо ожидающий, когда я закончу рыдать.
— Ты как будто здесь,— прошептала я,— я чувствую, что ты рядом. Наверное, схожу с ума…
И в этот момент я почувствовала прикосновение, какое-то эфемерное, прохладное и трепещущее, такое, что не может принадлежать живому существу. Резко отпрянув от тела, я вскочила на ноги и стала осматриваться по сторонам, но ничего не увидела.
— Извини, что прерываю тебя, но нам надо торопиться. Через какое-то время врачи придут. Мне не хотелось бы на них натыкаться. Ты хотела его забрать? Так давай заберем,— не дожидаясь ответа, он взял меня за руку, а другой коснулся плеча моего брата.
В следующее мгновение мы, в тех же позах, оказались на кладбище рядом со свежевырытой могилой. Только в этот момент я заметила, что руки и одежда у моего спасителя перепачканы землей и глиной.
— Давай похороним его,— сказал он, взяв тело за руки,— помоги мне, прах должен быть предан земле.
Я взялась за ноги и мы аккуратно положили безжизненное тело в яму на сухие ветки и дрова. Ануз явно долго готовил это захоронение: недалеко от нас стояли две канистры с водой и горючим, которое он вылил в погребальное углубление.
— Как его звали?— спросил он, протягивая мне спички.
— У нас одно имя на двоих,— ответила я, опустив глаза.
«Как ты могла забыть?»— услышала я где-то совсем близко и удивленно осмотрелась по сторонам. И так же, как и в прошлый раз, никого не увидела.
— Но так ведь не бывает,— покачал головой Ансуз.
В этот момент я снова почувствовала легкое, но настойчивое прикосновение, будто ветер сжал мою руку. Ее начало покалывать, словно обдало холодом; озноб стал пробираться все выше, распространяясь по всему телу, быстро заполняя собой каждую мою клеточку. Когда, казалось, что холод заполнил собой все пространство в моем теле, я почувствовала как внутри что-то взорвалось, на этот раз распространяя жар.
«Мое имя Дагаз, сестра. И ты оказалась права, нас действительно невозможно разлучить»— прозвучал до боли знакомый голос в голове. Широко распахнув веки, я стояла и смотрела в никуда, ошарашенная услышанным. Я не верила в это, я не хотела верить. И одновременно принимала, как данность. Внезапно все стало на свои места: и ощущение его присутствия, эти прикосновения, которые я почувствовала на своих руках и голос, который раздавался в моей голове.
— Его звали Дагаз. Огонь к огню,— сказала я и кинула зажженную спичку в яму. Горючее вспыхнуло, и перед нами задымил высокий столб пламени. Я неотрывно смотрела на пылающий огонь и почти не моргала, словно находясь в каком-нибудь трансе. Погребальное пламя быстро догорело, и Дагаз отделился от меня полупрозрачной дымкой, приняв форму своего бывшего тела. Его призрачное лицо улыбалось мне.
— Вода к воде,— сказал Ансуз, заливая водой остатки огня и праха.
— Земля к земле,— со слезами на глазах ответила я и принялась скидывать руками куски глины внутрь могилы. Мне казалось, что Дагаз обнимает меня за плечи, пока я закапываю остатки его тела. Возможно, так и было.
Продолжая скидывать комья земли в погребальную яму, я думала, что никогда раньше никого не хоронила, но всегда что-нибудь случается впервые, даже если совсем не хочется, чтобы это происходило с тобой.
5. Проект «бессмертие».
— Нам надо поесть. Во всяком случае, это необходимо для меня; как тебе, я не знаю,— пробормотал Ансуз, беря меня за руку.
В то же мгновение, мы очутились около входа в какое-то кафе или даже забегаловку. Чтобы отмыть с лица и рук грязь, Ансуз пошел в уборную, оставив меня сидеть за столиком. Он сказал мне незаметно стать старше, пока я буду его ждать, чтобы в последствии не привлекать лишнего внимания к нашим разговорам. Пока его не было, я, взрослея, смотрела в окно и в собственном отражении стекла видела его, своего брата. Я не понимала, видела ли я его на самом деле, это это была такая шутка моего разума, скорбящего о немыслимой потере. В какие-то моменты мне казалось, что мое отражение шевелится и улыбается мне улыбкой Дагаза. Как я могла забыть его имя?
— Теперь твоя очередь. Чумазой ходить некрасиво,— с едва заметной улыбкой сказал Ансуз, положив на мое плечо свою сильную и горячую руку. Вид его был очень усталым и вымотанным.
Я встала из уютного кресла и пошла по направлению к чистой воде и полотенцам. Умываясь, я постоянно смотрела на себя в зеркало, которое продолжало разговаривать со мной одними губами, без звуков.
— Ты тут или это мне мерещится? Если тут, то поговори со мной нормально!— взмолилась я, отчаянно прижимая мокрые ладони с вискам.
— Да, я тут. Тебе не мерещится,— послышалось мне в ответ.
— Тогда что за странные игры? Ты хочешь свести меня с ума?— нервно вскрикнула я.
— Нет, родная. Ты же знаешь, что тебя невозможно свести с ума. Просто мне не хотелось, чтобы ты выглядела сумасшедшей, разговаривающей с собственным отражением,— ответило мне мое же лицо в зеркальной поверхности.
— Так тебя могу видеть только я? И никто больше? Но почему?— я скороговоркой задавала вопросы, всплывающие в моей голове, один за другим.
— Да, видеть можешь только ты, но потому что я касался только тебя. Таких людей, которые по структуре похожи на тебя, не так много, но они все-таки есть. Если хочешь, то твой спутник тоже сможет меня увидеть,— я получила сразу и ответ, и предложение.
Чтобы не казаться такой уж сумасшедшей хотя бы самой себе, на предложение я согласилась, не хотелось быть одинокой в чем-то еще.
— Мне надо возвращаться к столу,— сказала я и, вытерев насухо руки и лицо, вышла из тесной комнатки в общий зал, уставленный столиками, креслами и стульями.
Столик, за которым ожидал меня Ансуз, находился за небольшой колонной, которую надо было немного обойти, чтобы присоединиться к трапезе к моему спасителю. Но там, помимо него сидел еще какой-то миловидный мужчина с каштановыми волосами и пронзительным взглядом. Он улыбался, но при этом речь была его холодна. Он говорил что-то о том, как они с Ансузом работали над каким-то проектом «бессмертие», который Ансуз напрочь забыл из-за происшествия с каким-то там изобретением. Эти отголоски мне показались интересными и я, решив послушать разговор дальше, затаилась за колонной, присев на ближайший стул.
— Ансуз, ты вообще что творишь?— воскликнул незнакомец,— ты что, забыл, как мы сами запихнули этих деток идол-знает-куда-и-когда, в ходе тестирования твоего нового изобретения для путешествий во времени и пространстве. Стоп! Ты же сам все забыл, ну, почти все. Это, значит, такой побочный эффект, да?
— Да, обширная амнезия. Я тебя, вот, почти не помню,— ответил Ансуз спокойно,— но что-то мне подсказывает, что мы были очень близки.
— Конечно близки, ведь мы столько времени работали вместе с этими детками-близняшками!
Я застыла, как громом пораженная. Значит, мы с братом не были такими всегда, это нас сделали бессмертными и неуязвимыми? Их разговор принимал все более интересные обороты, и я уже не имела никакого права выйти из своего укрытия, не узнав большего.
— А ты помнишь, кем они были до того, как мы начали работать с ними?— как-то рассеянно спросил Ансуз.
— Да, они были беспризорными сиротами, мы их просто подобрали на улице. Тем более, что ничье согласие на эксперименты не требовалось, мы начали практически сразу же. Ну и добились успехов, если ты не помнишь.
— Я кое-что вспомнил после того, как забрал одного из них, девочку, из лаборатории. И тело мертвого мальчика тоже. Я хочу, чтобы она жила нормально,— наверное, руки его предательски дрожали, потому что чашка звенела достаточно долго, прежде, чем он смог поставить ее на блюдце.
Я совершенно не чувствовала злости на него, хотя, вроде бы, должна была. Мне казалось, что те вещи, которые он натворил в прошлом с нами, теперь он пытается исправить, стараясь изо всех сил. А вот к его собеседнику я испытывала некоторую неприязнь: еще бы, ведь он говорил о нас, как о вещах. А между тем, как подметил Ансуз, мы все-таки были живыми. Точнее, я была живой.
— А я-то думал, куда это они пропали спустя несколько лет после того, как их нашли,— вздохнул его собеседник,— а это, оказывается, твоих рук дело. Тебе вообще не стыдно умыкать государственную собственность?
— Она человек, пусть немного не такой, как остальные, но имеет право на нормальную жизнь,— уверенно возразил Ансуз, повторив суть своей недавней фразы иными словами.
— Да как она будет жить в обычном мире с такими способностями? Ты вообще понимаешь, о чем говоришь?!— незнакомец повысил голос, словно выплевывая слова.
— Да нормально она сможет жить, я проверял. Более того, она отлично будет помогать людям, в том числе и мне, главное, все рассчитать и сделать то, что необходимо.
— Нет, дорогой, я решительно не понимаю тебя. Ты растрачиваешь свою жизнь на других, пытая исправить не только ошибки своего смутного прошлого, но и подтасовывая факты под себя. Тебе что, своей жизни не хватает? Послушай старого друга и найди себе женщину, оставь в покое эту научную чушь, она тебе и так мозги прилично поломала.
— Да, Гебо, ты, конечно, прав,— неожиданно согласился Ансуз.
— Ты же сам понимаешь, что если ты и дальше будешь шляться по времени и пространству, то память перестанет к тебе возвращаться. Это у нашей девочки есть способность к невероятному восстановлению тканей, но у тебя-то нет. Ты угробишь себя и спалишь весь мозг!— Гебо с силой стукнул по столу, но говорил при этом достаточно спокойно, хоть и увлеченно.
— Есть вариант модифицировать свое тело, чтобы сделать из меня такого же по способностям, как и Вирд, и каким был Дагаз, ее мертвый брат.
— Ты же знаешь, что это все ненадежно, последствия не обратимы и возможны ужасные побочные эффекты. Станешь таким же неоправданно жестоким, как они, и конец всему Миру. Нет, я тебе не позволю. Ты сам наверняка не помнишь всех нюансов, а я тебе помогать не стану и все тут. Я помню, какие кровавые бои они устраивали, когда уже снова жили у нас в лаборатории. И не желаю тебе того же. Ты говоришь, что хочешь дать ей возможность прожить нормальную жизнь, а для себя такой возможности не предоставляешь. Будь эгоистом, в конце концов, каким ты всегда был, и живи для себя!
Я не могла это больше слушать и мне хотелось сбежать от всех этих внезапных откровений подальше, только вот я не знала, куда можно скрыться так, чтобы не нашли. Но зато я знала, как прекратить их разговор. Поэтому я вышла из-за колонны и села между ними. Гебо оказался очень похожим на Ансуза, только с более острыми и четкими чертами лица. Можно даже было подумать, что они братья.
— Вирд, знакомься,— хмуро сказал Ансуз и сделал жест ладонью, указывая на своего собеседника,— Гебо, мой друг… как выяснилось.
Я молча кивнула, пододвигая к себе пустую чашку с блюдцем и чайник с густой ароматной жидкостью внутри.
— Он не умер, я вижу его в отражениях,— сама не зная почему, сказала я,— Дагаз, покажись им пожалуйста.
И Дагаз показался. Я увидела, как его тень метнулась из стороны в сторону, касаясь рук Ансуза и Гебо. Лица моих собеседников на какое-то мгновение изменились, словно их укололи острой иглой.
— Вы же видите?— спросила я, осторожно отпивая горячий напиток.
— Да,— рассеянно, в один голос ответили мужчины.
— Ну и как вы объясните это с научной точки зрения, господа ученые?— нагло спросила я, воспользовавшись моментом их слабости,— и почему его тело умерло, если мы оба были бессмертными?
— Я не знаю, наверное, что-то пошло не так, но это крайне… любопытно. Я постараюсь узнать в чем дело,— немного удивленно пробормотал Гебо.
— Нам пора, Гебо, еще увидимся,— устало сказал Ансуз, беря меня за руку.
6. Операция.
— Так, а теперь, нам надо добавить тебе возможность легко перемещаться в пространстве. Я извлеку из твоего чипа элементы, отвечающие за передвижения во времени и активирую его. Так что ты сможешь легко убегать от нежелательных людей,— говорил он, ковыряясь в каких-то чертежах,— я не могу вспомнить, куда же тебе его могли поставить. Скорее всего, это такое место, где ты не смогла бы достать его сама, а не в руке, как у меня.
— Может, где-то на спине?— предположила я.
— Да, скорее всего,— сказал он, разворачивая меня спиной к себе и расстегивая одежду,— да, вот тут бугорок, прямо под лопаткой. Может быть немного больно.
— Не волнуйся, меня не беспокоит боль. Я вообще не знаю, что это такое,— я сидела с закрытыми глазами и совсем не хотела смотреть по сторонам.
— Ах да,— задумчиво протянул он, и я почувствовала, как что-то липкое потекло вниз по позвоночнику. Завоняло кровью. Я и не думала раньше, что кровь имеет такой резкий и отвратительный, очень сильный запах. В глазах почему-то потемнело, но я по-прежнему ничего не чувствовала.
— Вот это да!— воскликнул Ансуз, продолжая что-то делать с моей спиной, но я слышала лишь тонкий металлический скрежет его инструментов и хлюпание крови,— надо срочно остановить кровь, она слишком сильно хлещет и рана постоянно стремится затянуться. Так не пойдет. Тебе нужно расслабиться, только не очень сильно.
Я послушно расслабилась и открыла глаза, увидев, что сижу в в луже крови, словно в маленьком багряном озере. И в этот момент я поняла, почему умер Дагаз. Шокированная сделанным выводом, я не удержалась и произнесла его вслух:
— Да ты же тогда просто сильно расслабился… ты просто устал бороться и поэтому получил желаемое,— потрясенная, я открыла глаза шире и почувствовала укол боли, а потом еще один, и дальше. Это было странное, ни с чем не сравнимое чувство, но ощущения, что я испытываю его впервые, у меня не возникло. Оно мне было смутно знакомо, словно я просто забыла о нем давным-давно. Чем больше я расслаблялась, тем сильнее чувствовалась боль, которая вскоре завладела каждой клеточкой моего организма. И наверное, я потеряла сознание, потому что очнулась от воплей Ансуза, который сильно хлестал меня окровавленными ладонями по щекам.
— Ты что?! Не покидай меня, не смей! Ты должна жить,— вопил он, тормоша меня из стороны в сторону.
Я разлепила усталые глаза и пришла в обычное состояние. Поняла я это, перестав чувствовать боль, разлившуюся по всему телу.
— Все хорошо, я здесь, с тобой,— сказала я, улыбаясь,— как операция? Прошла успешно?
— Да, вполне успешно, только мы пока не будем испытывать чип в деле, нужно выждать какое-то время после вживления, моя Принцесса. Мне потребовалось пару суток, чтобы прийти в себя, а тебе, полагаю, хватит нескольких часов. Сейчас мы уложим тебя спать, а я подыщу тебе подходящую одежду, эта никуда уже не годится.
— А ты сам когда в последний раз спал?— я вспомнила, что находясь со мной, он постоянно бодрствовал, а ведь ему сон нужен больше, чем мне.
— Я не знаю, это не важно,— невнятно пробурчал он, комкая слова. А потом привычным жестом взял меня за руку и мы очутились в какой-то яркой комнате с белой кроватью. Помещение мне показалось смутно знакомым, но я, прислушиваясь к советам Ансуза, сразу же направилась к постели.
— Переоденься пока в рубашку, что лежит там,— сказал ученый и захлопнул за собой дверь.
Когда я проснулась, Ансуз уже был рядом, чисто выбритый и посвежевший. На спинке кровати, прямо над моими ногами висело светлое платье, больше по размеру того, которое пришлось недавно выкинуть. В голове крутились какие-то картинки об устройстве Мира, его обитателях, о прошлом и будущем. Я четко различала то, что было и то, что будет, хотя ранее даже не имела представления об этом. Блуждая взглядом по комнате, я заметила Дагаза, «сидевшего» на стуле, около дальней стены.
— Тебе понравился мой подарок, сестра?— спросил меня брат, подплывая ближе.
— Да,— ответила я,— только что это было?
— Это те знания, которые я получил, побывав в лабиринтах самых древних в Мире деревьев. И внедрил их в тебя, пока ты спала. Вспоминай, там так странно и интересно: их всего четыре штуки, этих Рябов и они отвечают за разную информацию. Но при том, что они являются хранилищем, они живые.
Ансуз озадаченно слушал наш разговор, не встревая в него. В это время я зашла за ширму в углу комнаты и переодевалась в новое платье. Его размер был намеком на тот возраст, в котором я должна была пребывать. Мое тело живо подстроилось под одежду и я взглянула на себя в зеркало: я выглядела, как молодая девушка. Мое «новое» лицо мне показалось даже красивым: длинные белокурые волосы, тонкий нос и пронзительно белые глаза в обрамлении темных ресниц. Я вышла из-за ширмы и села на тот самый стул, на котором до этого «сидел» Дагаз. Ансуз развернулся и одобрительно покачал головой, глядя на меня.
— У меня и для тебя есть подарок, Ансуз,— сказал Дагаз, подлетая еще ближе к ученому,— я смогу восстановить всю твою память и ответить на некоторые твои вопросы. Но поместить всю информацию из библиотеки в твою голову невозможно. Твоя голова не такая крепкая, как у моей сестры.
— Это было бы просто прекрасно, ведь я слишком многого не помню,— согласился мужчина.
— Хорошо, как только ты проснешься, то будешь помнить уже все. А сейчас, если я ничего не путаю, у вас есть дела.
— Да,— сказал Ансуз, в очередной раз беря меня за руку,— надо тебя пристроить, Принцесса, я не смогу нянчиться с тобой постоянно, но знаю человека, которому это вполне по силам.
Очутились мы у какого-то дома неопределенного цвета и сразу же зашли внутрь, там нас уже ждал высокий немолодой мужчина с седыми волосами и аккуратной бородкой.
— Отилия, это та самая девушка, о которой я тебе говорил ранее. Ее имя Вирд, но мне больше нравится называть ее Принцессой. Ей очень подходит это прозвище, не правда ли?— улыбаясь проговорил ученый.
— Да, действительно. Очень милая девушка, и вполне сойдет за мою дочь,— кивнул статный Отилия.
— Только, будь добр, не обращайся с ней, как с обычным человеком, она ведь… очень особенная.
Футарк | Futark
И столько вопросов, на которые я не скоро получу ответы. Пожалуйста, не забрасывай этот проект. Даже если думаешь что это никому не нужно и не интересно, все равно найдутся почитатели и фанаты. Желаю тебе много-много вдохновения и удачи 
Продолжаю приятное знакомство с Вашими темами, Aisgil.
Линейный вид
