Снег ли идёт, дует ли ветер,
Знаешь одно:
В одиночестве встретишь ты вечер.
И как грустно, тоскливо догорает свеча,
Так и жизнь твоя проходит за зря.
Ты знаешь и веришь, что наступит рассвет,
А его всё нету и нет.
Надеждой живёшь, находятся силы терпеть...
Но единственной радостью в жизни является смерть.
Однажды, заснув, не откроются очи,
И наступит конец этой бессмысленной оды.
Очередная грустная история с хорошим концом в моём стиле.
Понедельник, 17 октября
Пасмурный день наводил тоску даже на любителей дождя. Всё было серым: по улицам шли с хмурыми лицами прохожие, машины продолжали своё движение по грязному, мокрому асфальту, прикрытому кое-где лужами. Они отражали бездушное мрачное небо, взиравшее на город с холодным осенним безразличием, которое отражалось в октябрьском ветре. Природа не хотела никого радовать даже таким относительным предметом радости как дождь.
За высокими окнами серого здания в большом зале сидела девушка, она что-то писала в потрепанную тетрадочку. Мощные лампы, висевшие под самым потолком, были выключены, изредка только, как бы вздрагивая, одна или другая вспыхивали подобно молниям, но тут же гасли в страхе перед пустотой помещения. Робко тикали большие, круглые часы. Маленькая стрелка неуверенно дернулась, указав на цифру пять. Натали отложила тетрадочку и скрылась в боковой комнатке, так сильно отличавшейся от предыдущей, была, правда, одна черта, которая их объединяла, - и там и там было тоскливо и грустно.
Широкая дверь в большой зале открылась, из-за полупрозрачной створки выглянула девочка лет восьми, её зелёные глазки осторожно оглядели пустую комнату, но, увидев свет из-под двери напротив, она зашла. Девушка, услышав скрип половиц, вышла. На ней был тренировочный купальник.
- Лили, здравствуй, - поздоровалась она с девочкой, - иди, переодевайся. Сегодня ты одна?
Получив утвердительный кивок и проводив Лили взглядом до двери, Натали вздохнула и пошла искать кассеты с музыкой.
Следующие два часа пролетели для них, как миг. Лили была очень способной девочкой, несмотря на её недуг – она не могла разговаривать. Для Натали не было большего удовольствия, чем учить и наблюдать за её воспитанницей. Лили многие называли ангелом, но её преподавательница балета не была согласна с таким скупым, на её взгляд, определением. Лили была феей: легкой, как пушинка, простой, как полевой цветок, но в тоже время многогранной и интересной, как самый прекрасный бриллиант. Девочка танцевала восхитительно, вкладывая в танец, в буквальном смысле, свою душу – ведь больше не было ничего другого в её жизни более осмысленного и настолько понятного для неё. Она понимала музыку, чувствовала малейшие изменения настроения в ней, всё это разделяла и Натали. Она была счастлива оттого, что её понимают, в этом плане Лили была почти подругой, а не ученицей.
Несколько включенных ламп освещали угол большой залы, где танцевали девушка и девочка. Тихая мелодичная музыка, грациозные движения рук, элегантные взмахи стройных ножек – всё наполняло это помещение теплотой и незримым светом, ощутить который можно только душой.
Когда за толстыми стеклами наступила темнота, нарушаемая светом фар от проезжающих мимо машин и ярких вывесок, за Лили пришла мама. Она любовалась своей дочкой, искренне радуясь, что в её жизни есть счастливые моменты. Когда Натали заметила женщину, она попрощалась с Лили, которая пошла переодеваться.
- Здравствуйте, миссис Джонсон, - приветливо улыбнулась девушка.
- Здравствуйте, Натали. Всё в порядке?
- Да, Лили просто прелесть, только… я боюсь, что скоро мне нечему будет учить вашу дочь.
- Я в этом сомневаюсь, - возразила Кейт, - вы лучшая подруга для неё, и вы можете её многому научить, кроме танцевальных па. А как вы сами?
- Всё хорошо, спасибо за такие теплые слова.
- Это вам спасибо, - Кейт протянула руку дочери, уже одетой для прогулки домой, - Натали, приходите в воскресенье к нам на ужин к семи часам… на день рождение Лили.
- Что вы, зачем… я буду мешать… - скромно сказала девушка.
- Ни чуть. Будете почетным гостем, - миссис Джонсон открыла дверь, пропуская Лили, но обернулась, - она очень будет вас ждать.
Четверг, 19 октября
Натали сидела в кафе с подругами. Они шумели, болтали, смеялись, только она сидела у окна и смотрела на маленькие огонёчки, что окутывали голые деревья на улице.
- Натали, чего ты такая грустная? – послышался чей-то участливый голос.
- Я не грустная, просто устала.
- Может, ты влюбилась?
В ответ Натали лишь усмехнулась, давая понять абсурдность этой идеи, только глаза её выдали: в уголках заблестели бисеринки влаги, которые девушка смахнула, снова отвернувшись к окну.
- Я, наверное, пойду, девчонки, - Натали засобиралась к выходу.
- Ты уверена, что всё в порядке?
- Всё хорошо…
Девушка вышла из полного посетителей кафе и медленно пошла к дому. На её пути встречалось слишком много людей, в толпе она замечала и знакомые лица, поэтому сдерживалась от нахлынувших слез.
Только перешагнув порог, разделяющий подъезд и её квартиру, Натали дала волю чувствам. Не раздеваясь, она прошла в спальню, которая наполнилась судорожными рыданиями девушки, рухнувшей на кровать.
Она думала о нём. Да, подруги были правы – она влюбилась. Вы спросите, почему же она ничего и никому не рассказала? Натали знала, какая будет реакция: будут советовать, как себя вести, что делать в его компании и прочие, глупости. Да, глупости, потому что она никогда не сможет этого сделать.
От бессильной злобы и горя, девушка прикусила губу и сжала попавшуюся под руку подушку. Она ненавидела себя такую: неловкую, стеснительную, с дурацкой манерой краснеть в присутствии парней. Что ей нравилось в себе? Умение чувствовать музыку, но от этого становилось лишь больнее. Музыка проникала в душу, пробуждая знакомые образы, рождая нелепые фантазии, а затихая, оставляла боль.
Старый телефон с некогда белой, а теперь пожелтевшей пластмассой, так некстати зазвонил. Пару раз вздохнув, чтобы успокоиться, Натали взяла трубку. Мучения её не закончились – голос говорившего принадлежал тому, о ком только что думала девушка.
- Алло…пр…привет
- Привет, Натали, извини, я, наверное, поздно звоню? – послышался полный искреннего раскаяния вопрос.
- Нет, я только что пришла. Что… что ты хотел?
- Всё хорошо? – услышав подозрительный звук, похожий на всхлип, спросил он.
- Да,да.
- Ладно…. О чём я… Ах да, в субботу устраивается встреча выпускников. Придёшь?
Натали задумалась, чтобы пауза не была слишком долгой, она сказала.
- Не… не знаю… Нет, не приду.
- Точно?
- Да, пока.
- Пока.
Телефонная трубка безвольно повисла в ослабевших пальцах. Натали снова рухнула на кровать. Она уже не рыдала, но лежала, уставившись в белый потолок. Мысли о всеобщем веселье, неразделенной любви, о своей жизни снова появились в голове девушки, заставив из серых глаз опять течь слёзы. Они выкатывались крупными горошинами, стекая по вискам, и впитывались в красное покрывало кровати.
Одна мысль появилась так между прочим, но не исчезла, а лишь скрылась. Мысль о смерти. «Да, это слабость. Это преступление… Но так заманчиво стать свободной от проблем», - думала Натали, она была почти уверена, что сейчас возьмёт нож, чтобы лишить себя жизни. Но одно маленькое воспоминание захватило её. Это была Лили и её мать. На белой краске потолка возникла худенькая девочка с каштановыми волосами, она держала ручки над головой, а ножку приподняла, будто бы готовясь закружиться. Рядом стояла её мама и улыбалась.
Эти образы были намного сильней предыдущих. Натали закрыла глаза. «Не надо думать только о себе, весьма возможно, что твоё существование кому-нибудь просто необходимо, а ты не имеешь права лишать их собственного счастья. Ведь если ты составляешь неотъемлемую, пусть и крошечную, часть счастья другого человека, значит, и у тебя есть эта крошка счастья, а, значит можно жить», - радостно думала девушка.
На улице продолжалась привычная городская жизнь, но все посторонние звуки заглушал дождь, хлынувший вдруг так внезапно на ночной город. А Натали, убаюканная этими звуками, засыпала, думая о том, что ей подарить Лили.
Спасибо. На самом деле, я не всегда думаю также, как думают герои. Это похоже на написание сочинений по русскому. Тупо соглашаешься, тупо пишешь аргументы, хотя позиция диаметрально противоположная. зато оценка хорошая.
Рассказ написан летом после просмотра одной из
передач про погружения. Я ни с чем не сверялась,
писала то, что представляю и что знаю.
Поэтому некоторые неточности прошу не принимать
во внимание PS
(со скринами немного помучилась и засунула фотографии )
Кто был в водах красного моря, тот меня поймёт. Царство цвета, так некоторые называют его коралловые рифы. Сам по себе коралл весьма непривлекателен, если его не обработать, но стоит посмотреть на него под водой, как из причудливой, но тусклой веточки, он превращается в нечто куда более привлекательное.
Конечно, одинокий коралл на подводной скале – это ничто; волшебное сочетание морской синевы, фантастических рыб, парящих в водной толще, огромное количество разнообразных кораллов и водорослей и пленяющее чувство безграничного простора – вот, что по-настоящему прекрасно.
На свете немного мест или явлений, красоты которых заставляют, буквально затаив дыхание, наслаждаться, благоговеть перед ними и радоваться возможности это почувствовать. И я очень рад, что могу насладиться и понять эту красоту…
---
Пора и представиться, я подводный оператор. Моё имя – Рональд Геринг. Вода с детства манила меня, первое приключение я даже и не помню. По рассказам матери я знаю, что чуть не утонул в ванной, когда мне было восемь месяцев, – потянулся за затычкой и нырнул. В бассейнах любил нырять, опять же чуть не утонул.
По иронии судьбы на море я оказался только в двадцать лет. Родители, зная мою страсть к погружениям и прочему, никогда не отдыхали со мной около рек, озёр, морей и океана. Зато в институте, который готовил подводников, после третьего курса я смог побывать на практике в Египте, где и познакомился с чудесами Красного моря. После этого я решил стать подводным оператором.
---
- Рональд, готов? – глухо прозвучал голос моего лучшего друга и коллеги Чарльза.
- Да, Чарли. А Кирстен? – я посмотрел на шатенку, что сидела на ступеньках яхты уже облаченная в гидрокостюм. Девушка, поняв, что я говорю о ней, улыбнулась и подмигнула.
- Она-то? – хмыкнул парень, - Раньше тебя, дружище, - Чарльз хлопнул меня по плечу, одновременно кивнув и Кирстен.
Мы погрузились в спокойные воды моря, мир сразу же преобразился. Сегодня надо было снять кадры для документального фильма о коралловых рифах.
Кирстен уже доплыла до скалы, которая была своеобразным островом; это такое подобие айсберга: сверху голые, серые камни и чайки, снизу же оживленный город, жители которого – рыбы. Одни суетливо снуют между щупальцами актиний, другие неспешно исследуют хитроумные сплетения кораллов.
Из-за такого разнообразия прекрасных видов я не мог сосредоточиться и понять, что снимать, но Кирстен знаками показывала, что должно быть в кадре.
Скорей всего, хотя Чарльз и остальные так не считают, поэтому произошло это ужасное событие – девушка, засмотревшись на рифы и помогая мне, не заметила приближающейся опасности. Я и сам осознал, что что-то случилось, только по неестественным движениям Кирстен. Обернувшись, я увидел, что от фигуры девушки отплывает диковинная рыба-дракон.
Я знал, что прикосновение к её ажурным плавникам опасно только при непосредственном контакте с кожей, а аквалангист всегда носит перчатки, но поведение Кирстен было странным. Подплыв к ней, я увидел за стеклом маски опущенные веки и страшную бледность. В ту же секунду мне стало дурно, последнее, что я помню, это две фигуры, подплывавшие к нам. Это была группа страховщиков.
---
Несмотря на любовь к морю, я не мог поверить, что оно отняло жизнь у моего лучшего друга. Он снимал репортаж о затонувшем самолёте. Уже два дня прошло успешно, это было последнее погружение, как для всей работы, так и для Чарльза. Как говорят остальные аквалангисты, он заплыл внутрь, он всегда любил рисковать, это его и погубило. Так и неизвестно, что именно случилось: те, кто плавал рядом, увидели, что самолёт накренился от сильного подводного течения – он покоился большей частью на выступе скалы – и начал сползать в глубину, кто-то кинулся за ним, но это было опасно тем, что движение воды вокруг корпуса могло создать водоворот. Чарльз не успел или не смог выбраться до того, как самолёт полностью соскользнул с каменного ложа и потерпел второе “крушение”, снова унеся человеческую жизнь.
---
Тогда я думал, что вся прелесть моря потеряет для меня какую-либо привлекательность после смерти Кирстен и Чарльза. Таким образом, море добивается уважения, оно хочет, чтобы его опасались, знали меру. Действительно, уже не было той одержимости. Правда, сосредоточенности мне это тоже не добавило. Теперь, погружаясь под воду, чувство свободы уступало какой-то апатии, я хотел сделать свою работу и вернуться туда, где я точно знал, что можно свободно вздохнуть, когда хочешь, пойти туда, куда захочешь… Всё это в воде невозможно.
---
После всего этого я перестал заниматься своим любимым делом. Теперь жизнь была ещё скучнее Раньше я жил надеждой, что снова увижу те чудеса подводного мира, а теперь всё казалось бессмысленным и скучным. Жизнь в городе была невыносимой. Тогда у меня возникла идея совершить погружение туда, где я ещё не был и откуда, возможно, я не вернусь.
Имея необходимые связи, через год я был принят в группу подводников, чья цель находилась под метровым слоем льда. Да, я хотел совершить путешествие в царство холода. Это меня не пугало, так как для меня самыми жестокими были именно теплые воды, которые оказались так коварны, что забрали жизни двух дорогих мне людей.
Перед заветным погружением я много раз просматривал видео-архивы о подобных погружениях, не уставая поражаться той особенной красоте, что присутствовала подо льдом. Оказалось, что когда вокруг тебя пространство наполнено только одним цветом, но миллионом его оттенков, эта картина намного прекраснее, нежели присутствие всех цветов радуги и их тонов.
Вскоре мне посчастливилось заснять это самому. Погружение под лёд намного опаснее и сложнее, без специальной техники не обойтись, а, в частности, без страховочного троса, который указывает путь на поверхность. Мою камеру также снабдили подобным тросом, чтобы можно было её отдельно вытащить.
---
Наконец, наступает этот волнующий момент - я сижу на краю полыньи. Страха нет, я вгляделся в лица товарищей – такие спокойные – они улыбаются, что-то говорят, а я не слышу – не хочу. Маленькая толика сомненья колет меня, но я списываю это на холод. Несильный толчок и я уже в ледяной воде. Подо мной – манящая бездна, сверху – толща льда.
То, что видишь в реальности, всегда намного захватывающе. Эти глыбы не давят на тебя, они лишь хотят поразить, очаровать, и им это удаётся. Я плыву всё дальше и дальше, поддаваясь забытому чувству бесконечной свободы, но в нём уже присутствует осознание того, что оно останется с тобой.
Там, за гранью, которая обуславливается льдом, никогда нельзя почувствовать себя свободным: слишком много забот, проблем и ограничений, а тут всё пространство, начиная от причудливого рельефа подводных льдов, до неизведанной никем бездны – твоё. Единственное, что удерживало меня, был трос. Я колебался, но, закрыв глаза, покорился своему желанию, отстегнул карабин и отбросил камеру – её найдут, а меня нет. Безграничное счастье наполняло меня, спокойные холодные голубые тона якобы сурового моря успокаивали. Моё тело мягко и осторожно, будто бы зная, что я полностью во власти воды, подхватило подводное течение. Я не сопротивлялся и плыл дальше. Времени за гранью нет, можно пробыть там полчаса, но прожить целую жизнь. Ценность такой жизни заключается в том, что она лишена суеты и проблем.
Тратить силы было бы неразумно, течение само несло меня, а я смотрел вверх. Безмятежность и свобода – вот два слова, два чувства, о которых я думал. Откуда-то появилась музыка, тихая и мелодичная, подобна журчанию реки в вечернем лесе. Вода что-то шептала. Ледяные скалы превратились в облака, мне показалось даже, что я увидел блеск солнца среди них. Глаза было устало закрылись, но веки встрепенулись, чтобы ещё раз позволить взглянуть на красоту холодного моря. А потом свобода…