Перед ним расстилалось поле, которому даже закоренелый хиппи предпочёл бы пусть ветхий и изрядно побитый временем, но устойчивый шалаш.
Ройс никак не мог осознать, что на смену пусть не всегда убранному, но уютному и привычному дому пришёл безликий пустырь, от которого не стоило ожидать особой гостеприимности.
Ему было явилась мысль о некой ошибке, неприятной, но вполне поправимой – таксист перепутал адрес нового участка и завёз их в непролазную глушь, где ни один приличный человек не пройдёт даже при свете фонаря.
Однако дочь уверенно шагала вглубь пустыря, насвистывая какой-то неприхотливый мотив, что значило – досадная ошибка существует лишь в нечаянных мечтах Ройса.
Прося, будто невзначай, обернулась и поманила отца за собой. Странное оцепенение ушло из ног старика, и тот робко проследовал туда, где прямо в землю уходила не слишком надёжная лестница.
С некоторой опаской доверяя своё тело отчаянно скрипящим ступеням, Ройс спускался в мрачное подземелье, ужасаясь той незнакомой тишине, что с первых шагов тянула его всё дальше. Последняя ступенька издала самый противный из всех слышимых им ранее звуков, и Ройс ступил на каменный пол подвала, гораздо более обширного и пугающего, нежели Агафьин, напоминающий более всего погреб для скоропортящихся продуктов, куда по непонятному умыслу спустилась молодая девушка, будучи немного не в себе.
Прося с усмешкой взглянула на поражённого отца и, обведя рукой некоторое пространство перед собой, предложила знакомиться с новым пристанищем.
Подземелье представляло собой обставленные без особых претензий комнаты, кухню, коридор и ванную комнату. Стены не были даже выкрашены самой завалящей краской, но привлекали взор портретами основателей и наследниц, невероятным образом занявшими свои законные места.
Пока дочь тщательно развешивала оставшиеся картины, укрывая ими большую часть стен, Ройс, смирившись с неизбежностью, начал своеобразную экскурсию по новому «дому». Первая комната явно предназначалась для него с супругой – двухместная кровать говорила сама за себя. Однако то, что Прося не посчитала возможным хоть как-то украсить их жилище, оставив четыре стены сообщать всякому сюда входящему мысли о каменном мешке, хоть и вполне пригодном для жизни заядлого аскета, внушало страх о недолгой жизни.
Передёрнувшись от дурных впечатлений, Ройс двинулся в другую комнату, которая немногим отличалась от предыдущей: лишь одноместная кровать, рабочий стол со стулом да одиноко прикорнувший в дальнем углу плюшевый мишка давали понять, что здесь предполагается жить ребёнку, Серафиму.
Постель же Проси и вовсе располагалась в своеобразном коридоре, пол которого ближе к противоположной стене оказался местом для разнообразных вещей, добытых ею в тех или иных обстоятельствах. Несколько огромных метеоритов, огранённых бриллиантов, и бабочек в особых сосудах не придавали особого уюта, скорее придавая обиталищу девушки мистический колорит.
Новый скрип рассохшейся лестницы и удвоенный сдавленный вздох Варвары и Серафима выдал их впечатление от нового жилища. Сыну, как и всем мальчишкам его возраста, новообретённый подвал, очевидно, показался простором для всяческих развлечений, и расширившиеся в страхе глаза пожилой матери нисколько не затмили его восторга. С визгом, достойным впечатления рафинированной девушки от появления крохотной мышки, беззаботный ребёнок обследовал все помещения подвала, особо удостоив своим вниманием комнату-коридор сестры и кухню, чему в немалой степени способствовал зверский голод, разыгравшийся после упорной учёбы. Однако, пообедать и даже поужинать ему не удалось – время, предназначенное для приёма пищи он провёл с Просей, неспешно отыскивавшей россыпи метеоритов и камней. Благо, находки шли не столько в её коллекцию, сколько на продажу и дальнейшую закупку продуктов для нехитрого завтрака, на который собрались все члены немногочисленной теперь семьи: Ройс, несколько утомлённый кошмарами, снившимися ему на протяжении всей беспокойной ночи, Варвара ,уже оправившаяся и смирившаяся с новой жизнью трудолюбивых кротов, Серафим, угомонившийся наконец и с любопытством рассматривающий всё до мельчайших подробностей, в том числе и колечко на пальце Проси, камень в котором мерцал тусклым светом, не давая отвести взгляд, и сама хозяйка, как бы невзначай улыбающаяся своим мыслям.
Всё возрастающий, мерный гул над головой, заставивший упасть на стол немного песка с потолка, привлёк внимание Ройса и Варвары. Серафим и вовсе весь извертелся на стуле, требуя объяснить ему причину столь странного звука, и, не дождавшись вразумительного ответа, выскользнул из-за стола и, пробежавшись по лестнице, пробкой выскочил на свежий воздух.
За ним ломанулись и родители, уверенные, что ребёнок в опасности. Однако, увиденный ими ряд нетерпеливо гудящих машин и энергичные пинки дочери недвусмысленно намекали, что пора бы и на работу.
Школа встретила Серафима бурлением голосов и детскими лицами, поворачивающимися за ним подобно флюгерам. Всякий уже был извещён о неожиданном переезде Ягод и выдумывал всё новые и новые диагнозы взбалмошной Просе.
Став героем дня, Серафим ожидал очередей на выходе из класса и просьбы об автографах на дневниках, однако вместо пика триумфа получил невыносимый позор. Его, отличника и всеми любимого мальчика, поставили на возвышение рядом с учительским столом, где он уныло простоял до звонка лишь за то, что единственный раз в своей школьной жизни посмел замечтаться о снизошедшей так нежданно на него славе и невпопад ответить на простейший вопрос.
Все те, кто ещё совсем недавно смотрел на него блестящими глазами и предлагал сбегать с ними ночью на территорию Научного института (вот оно, признание), несомненно перебравшись через забор (такие путешествия карались охраной учреждения и оттого были так занимательны), закидывали его мятыми шариками, скрученными в чумазых руках и искренне недоумевали, как могли они доверить этому мечтателю свои планы на ночь.
Всё имеет конец, и звонок с урока никогда ещё не был так желаем Серафимом.
Мимо него пронеслась ватага приятелей, даже не подумав выразить сочувствие, прошли девочки, презрительно хмыкнув и задрав очаровательные носики, и даже учитель счёл своим долгом тяжёлой поступью впечатать стыд в детскую душу.
Лишь когда опустел этаж начальной школы, и можно было не скрывать слёз обиды и унижения, Серафим собрался и побрёл к выходу. Однако, проходя мимо опустевшей учительской, он уткнулся во что-то твёрдое и остановился.
Этим чем-то оказалось безразмерное пузо главного задиры школы по кличке Кудряш. Подумав, что только прямых оскорблений ему сейчас и не хватало, Серафим попытался обойти угрожающе нависшего над ним старшеклассника. Но тот, кажется, не желал уступать ему место для манёвра. Прижатый к стене упомянутым пузом, Серафим едва смог выпростать руку и помахать ею гдё-то чуть ниже плеч верзилы, что означало абсолютную капитуляцию.
Как ни странно, парни никак не выявляли агрессии, но смотрели на мальчика испытующе.
Когда Серафим уже подумывал, а не провалиться ли под паркет, Кудряш сделал ему удивительное предложение – вступить в их банду. И все отговорки, как чувствовал Серафим, могли бы закончиться бесславным купанием в школьном туалете. Оставалось только согласиться, что снискало на его плечи дружеские похлопывания хулиганов.
Древовидный вид
