С глубокой скорбью пишу тебе, зная, что сие письмо разобьет твое сердце. Мне остается только надеяться, что тебе достанет мужества перенести этот удар.
Будь же тверда и постарайся смиренно принять это: я обречен смерти. Вероятно, когда ты прочитаешь это письмо, меня уже не будет на свете. Не буду касаться причин, приведших меня к столь плачевному итогу; я пишу, чтобы сообщить тебе только то, что тебе действительно нужно знать.
Ты наверняка помнишь о моих занятиях алхимией, которым я посвящал столько времени, которое, по сути, должен был проводить с вами. Увы, именно эта моя страсть привела меня к трагедии. Соломея, ты всегда была послушной дочерью, утешением и наградой нам с матерью за наши старания. Я знаю, ты привыкла жить под нашей опекой и защитой, но отныне все поменяется: ты должна будешь не только взять свою судьбу в свои руки, но и исправить ошибки своих родителей. Я верю, что воспитал тебя достаточно сильной, чтобы ты могла взвалить на себя это бремя.
Соломея! Опасаясь не только за свою жизнь, но и за плоды своих трудов, я надежно спрятал их в нашем доме. Я подозреваю, что уничтожив меня, они попытаются добраться и до моих записей, поэтому доверяю эту тайну только тебе. Ключ к загадке ты получишь, навестив склеп своего деда.
Все мое состояние я обратил в деньги и потратил на пользу дела, так что мне нечего оставить тебе. Все, что у меня осталось - это чек на небольшую сумму, его тебе передаст человек, который привезет тебе это письмо. Прими его как последнее извинение от твоего беспутного отца.
Мое наследство - мои работы, и я завещаю их тебе. Перепиши их набело, подготовь к печати и отнеси в лавку господина Хоггарта - он купит у тебя их все и издаст. Деньги, которые он будет тебе платить, не трать понапрасну - возможно, некоторое время у тебя не будет другого источника дохода.
Дочь моя! Рукописи, которые попадут тебе в руки - плод труда всей моей жизни. Не удивляйся ничему, что ты там прочтешь, но будь осторожна с теми силами, которые, возможно, захотят вырваться наружу, когда ты будешь копировать мои записи. Береги себя.
Это моя последняя воля к тебе, дочь: не дай моим работам пропасть, сделай так, чтобы они увидели свет. И еще одно: я понимаю, что отец, ввергнувший тебя в пучину бедствий, вряд ли имеет право тебе указывать, но мне бы хотелось, чтобы ты не выходила замуж, пока не выполнишь этой моей просьбы, пока последняя рукопись не увидит свет.
Я не скорблю о том, что покидаю этот мир, но сожалею о том, что больше не смогу увидеть тебя, прижать тебя к своему сердцу. Мне остается только надеяться, что когда-нибудь мы встретимся в лучшем из миров, если Всевышний - будь на то Его воля - примет меня в свою обитель. Ты знаешь, что твой отец никогда не был злодеем.
Засим все. Остаюсь вечно любящим тебя
Николаус Притчард
P.S. Поручаю тебе заботу о твоей несчастной матери. Боюсь, что горе убьет её, и эта мысль отравляет мои последние дни. Прошу тебя, позаботься о ней. Я очень хочу, чтобы вы обе были счастливы."
Это письмо я получила одновременно с известием о том, что мои родители погибли при пожаре, который уничтожил и наш старый дом. И я, робкая дочь, шагу не могшая ступить без разрешения родителей, изнеженная барышня, воспитанная в пансионе для благородных девиц, поспешила на родное пепелище, чтобы выполнить последнюю волю своего батюшки.
У меня не было больше родных. У меня не было никаких средств к существованию, кроме чека на весьма скромную сумму, который мне передал посыльный. Так началось мое печальное путешествие по жизни.
У симки - матери наследника, должны быть к старости максимально прокачаны навыки уборки и кулинарии.
Симы не могут заказывать еду из китайского ресторана или пиццу.
Симка - мать обязана сидеть со своими детьми, до их подросткового возраста, потом при желании можно устроиться на работу (в нашем случае бессмысленно, ведь когда дети вырастут, задание закончится. Таким образом, мать не может работать вообще).
Нельзя нанимать няню/уборщицу/дворецкого, можно нанять ремонтника/дезинсектора/садовника.
Ни один сим в семье не может устроиться на работу через газету или компьютер.
Ни один сим в семье не может работать на общественном лоте, или в бизнесе других вашей семей. Но может работать в бизнесе кого-то из членов своей семьи.
Сим не может работать на общественном лоте барменом или поваром.
Таким образом, симы вообще не могут работать, потому что запрещены любые способы устройства на работу.
Проще говоря, работать не может никто
Деньги можно зарабатывать:
Школьные награды
Продажа объектов(со свиданий, картины, романы )
Стипендии
Награды за хорошие оценки(в университете)
Обошлось без штрафов, хотя двух детей у нас чуть не забрали. Хорошо, что пронесло.
Мисс Соломея Притчард
Знак зодиака: Скорпион
Жизненное стремление: Семья
Второе жизненное стремление: Удовольствие
Мечта всей жизни: трое детей получают высшее образование
Характер:
Скорее чистюля, чем неряха
Интроверт
Деятель
Скорее зануда, чем вечное дитя
Зараза
Вкусы:
Любит мужчин в очках и с необычным цветом волос.
Не выносит, когда мужчина плохо пахнет.
Интересы (в порядке убывания значимости)
Еда
Работа
Преступность
Мода
Окружающая среда
Мистика
Путешествия
Развлечения
Интерес к финансам нулевой. Эх, Соломея, эфемерное ты создание!
Рецепт от шеф-повара Айжель:
Возьмите один бытовой квест.
Чтобы вам веселее его было проходить, добавьте
200 г. викторианства
1 чайную ложку эротики,
2 стакана мистики и
1/2 стакана туманных намеков
Сверхъестественных существ - не менее 7 шт.,
Половину столовой ложки размышлений о смысле жизни (больше - будет горчить)
Полстакана соплей и драмы (не размазывать)
Перца и сахара (юмора и ванили) по вкусу.
Приправьте все это щепоткой самоиронии и варите, помешивая, на быстром огне, не снимая. Подавайте горячим.
Словом, кому понравился рецепт - прошу к столу, кушать подано.
Последний раз редактировалось Лалэль, 03.02.2013 в 11:25.
Айжель, я честно пришла, хотя все еще под впечатлением от шикарности происходящего.
Третье воспоминание, отношение к своему сыну все еще как к демону, встреча с давним другом, который стал больше, чем другом... меня преследовала мысль, что Соломея очень наивна и ей нравится наступать на грабли. Да, любовь, она влюбилась в него, но он лесной дух, он не сможет быть с ней, когда это потребуется, а еще у нее уже трое детей и живот... мне почему-то грустно и немного обидно за Соломею. Она таки собирается выполнить завещание отца и переписать его таинственные рукописи? И до этого времени не выйдет замуж и у нее не появится хоть какая-то помощь?
Цыган повел себя как... цыган) Явно, что он имел и имеет дело с демонами и иже подобным, и вроде как хочет оградить Соломею, но смотрит на все происходящее трезво. И не суется не в свое дело.
Дамьена все-таки крестили. Наверно это... правильно? И однажды скажется на его поведении? Соломея как могла начала прививать ему человеческие качества, но конец четвертого воспоминания показал, что демона ничто не исправит, он будет обладать этой силой. С другой стороны, он защитил мать. Привязался? Без нее он мог бы выжить, это не инстинкт. Или ее просто заодно защитил, потому что следующим на кол по идее должен был отправиться он сам?
Очень рада, что обе девчушки выжили. Эйприл и Мэй, имена и их идея очень понравились) А тот, кто родится, интересно кем будет. И отдаст ли лесной дух девочек. Может, ему не понравится, что она не смогла их защитить сама.. Но почему он пожелтел?
Вопросов масса, очень интересно что дальше, а еще я просто в восторге от последней сцены четвертого воспоминания.
Айжель, вот и проявил себя Дамьен. Ответил жестокостью на жестокость крестьян. Жестокость во имя спасения матери... Можно ли оправдать его поступок?.. Наверное, да. Внешностью он, надо полагать, в папочку? Мягко говоря, не красавчик. А вот новорожденая Эйприл просто очаровашка. Интересно, какой она выростет.
Похоже, Соломея уже настолько приспособилась к суровой жизни в лесу, что ей все равно, что ее детки ростут в таких условиях. На подходе еще один ребенок (или два?), а у нее по прежнему ни стен, ни крыши над головой.
Интересно, что же еще преподнесет ей судьба.
Автору цветочки за интересный отчет.
Я заломила руки, не зная, благодарить мне судьбу или горевать. Вроде бы нужно было радоваться неожиданному спасению, но я не могла освободиться от тягостного чувства обреченности. Мне было неприятно находиться в обществе Дамьена - я боялась его, как никогда - но и отойти от него я тоже не могла; если бы нападавшие вернулись, только он и смог бы мне помочь. Я тревожилась за девочек и за сына; страх изводил меня, и потому я довольно долго не могла взять себя в руки. Только под утро сон и усталость свалили меня с ног, и я прикорнула рядом с Дамьеном - он-то давно уже спал.
Когда на рассвете какой-то шорох прервал мой чуткий сон, и я открыла глаза, то увидела моего сына спящим. Он разметался во сне, и лежал, раскинув руки и широко улыбаясь. Мне вдруг стало невыносимо жаль его - так сильно я никогда еще ему не сочувствовала. Ведь он был, по сути, всего лишь невинным ребенком... Ну ладно, путь далеко не невинным и не совсем ребенком, но он был очень мал и совершенно точно не понимал, что делает. В его природе было творить зло, он был задуман и пришел на свет таким - можно ли было его за это винить?
Кто действительно был виноват, так это я. Я выпустила его из круга, я дала ему свободу действий. С другой стороны, если бы не это, нас всех этой ночью убили бы, и сейчас меня просто не было бы в живых - значит, в какой-то степени, сей поступок стал моим спасением.
Почему же это так? Отчего то, что мы делаем от чистого сердца и с самым добрым намерением, приносит нам и нашим ближним страдания? Как найти грань, где добро переходит в зло, и наоборот? И как же отличить одно от другого?
- Господи, Соломея, что же это такое? Это правда? Бедная моя девочка, как же вы спаслись?
- Не спрашивайте, - и я, презрев все правила приличия, припала к его плечу, захлебываясь слезами, - Дамьен всех уничтожил... Мне страшно, Боже мой, как мне страшно, если бы вы только знали...
Цыган осторожно погладил меня по голове.
- Несчастная, как же вы все это пережили... А девочки? С ними все хорошо?
Девочки не возвращались еще несколько дней, и все это время я не находила себе места - то представляла, будто их съели дикие звери или украли цыгане, то волновалась, что отец забрал их себе и никогда больше не отдаст. У меня оставался Дамьен - но это меня не слишком-то радовало, я должна была скоро произвести на свет дитя - но и это не умаляло моей боли. Жизнь превратилась в сплошной ад, но, хвала небесам, они вернулись. Ничего особенного не рассказали, конечно - да они и слишком маленькие, чтобы понимать.
- Все обошлось... С ними хорошо... все...
- Соломея, - Цыган, как мог, пытался меня успокоить, - Соломея, ваш ребенок страдает. Нельзя так убиваться, иначе он родится с грустью в сердце.
Я отстранилась и негодующе посмотрела на него сквозь слезы.
- Почему же вас не было? Если бы вы были рядом, мне бы не было так страшно. Куда же, ну куда вы пропали?
- Соломея, я уезжал. Увы, господин Хоггарт поручил вести мне все свои дела, и я должен много путешествовать. Если бы я только знал, что так будет... Боже, если бы я только знал...
Конечно, Цыган не был ни в чем виноват. И мне не следовало нападать на него с упреками, всему виной было мое ужасное состояние.
- Извините меня.
- Бедняжка, вы еще и извиняетесь? - он порывисто обнял меня - видимо, тоже не справился с чувствами, в обычных условиях он не позволил бы себе таких вольностей. -Я заберу вас всех оттуда, Богом клянусь, заберу. Спрячу так, что никто и никогда вас не найдет.
И я, выплакивая свое горе у него на груди, думала, что почти готова согласиться на его предложение, но...
- Я не смогу расстаться с ним. И как же я смогу разлучить детей с отцом?
Цыган собирался что-то сказать - наверняка хотел спросить, так ли важно уважать отцовские чувства бесплотного духа, и точно ли я уверена, что они у него есть, но нам помешали.
Дверь отворилась - должно быть, я, вбегая сюда в расстроенных чувствах, забыла её прикрыть. В лавку вошла очень красивая барышня - при взгляде на неё мужчины, должно быть, лишались рассудка. Я была не в том состоянии, чтобы разглядывать её, но мне показалось, что в её невероятной красоте было что-то странное. Может быть, меня смутили её ярко-рыжие волосы - в приличном обществе такой цвет считается кричащим или даже вульгарным.
- Вы уже открылись? Мне срочно нужно сделать покупки... О, я вижу, что вы очень заняты, - последние слова она произнесла с явным оттенком насмешки.
- Нет, что вы, я уже ухожу, - ответила я, утирая глаза.
- Может быть, вы подождете меня?
- Я зайду позже, - и я дружески коснулась его руки, - до свидания. Спасибо вам.
И действительно, мне стало значительно легче, сама не знаю отчего.
Жизнь шла своим чередом; других нападений не последовало, и я понемногу оправилась от перенесенного страха. В положенное время я произвела на свет дитя - и не одно, а опять двойню. Видимо, Господь полагает, что я смогу и о них позаботиться. На этот раз Он подарил мне двух мальчишек - один из них, как и Мэй, пошел в отца, а другой был точной моей копией. Поскольку это снова случилось на границе двух месяцев, я назвала беленького мальчика Джул, а золотистого - Огест. Мне даже хватило сил шутить в такой тяжелый момент, надо же.
Жизнь в очередной раз изменилась: я по-прежнему оставалась одна, но теперь на моем попечении находилось пятеро малышей, мал мала меньше. Девочки немного подросли и взяли на себя часть моих обязанностей, даже пытались готовить еду на костре, но все равно, они пока что не могли стать мне надежной подмогой (на помощь Дамьена я и вовсе не рассчитывала - хотя и он иногда делал кое-что по хозяйству) .
Нужно было как-то обустраивать жизнь - мои дети хоть и были наполовину лесными жителями, не должны были ночевать под открытым небом. Я уже успела скопить небольшую сумму, и решила, что на эти средства начну строить свой дом. Пусть сперва это будет избушка с земляным полом, но там, по крайней мере, будет тепло.
Пока же наш "дом", где самодельные кровати стояли прямо на земле, сильно напоминал цыганский табор.
Кстати, о таборе и цыганах. Несмотря на все трудности, я по-прежнему старательно переписывала рукописи отца, и как только смогла закончить новую книгу, тут же отнесла её Цыгану.
- Соломея, а вы все хорошеете, - сказал он, увидев меня, - в вас что-то изменилось с нашей последней встречи.
- Просто вы уже привыкли видеть меня беременной, поэтому и не узнаете меня без живота, - пошутила я.
-Ну и язычок же у вас... Я рад, что вы продолжаете заниматься делом отца, хотя лучше бы за это взялся кто-нибудь другой.
- Я не могу сейчас все бросить. Кроме того, мне очень нужны деньги, - и я рассказала Цыгану о том, что задумала строиться. Он глубоко задумался, и кажется, хотел меня о чем-то спросить, но в этот момент снова зазвучал колокольчик, подвешенный над дверью. Кто-то пришел.
Отчего-то я была уверена, что снова увижу ту рыжую барышню - и потому не удивилась, когда в лавку вошла именно она. Естественно, мне не хотелось продолжать разговор в её присутствии, и поэтому я спешно попрощалась с Цыганом и удалилась.
Женщине хватит и мгновения, чтобы заметить соперницу. В прошлый раз я была слишком взволнована, чтобы обратить на неё внимание. Но сейчас я внимательно следила за ней, и мне не понравилась, как она смотрит на меня, на него и на то, как он смотрит на меня.
Неужели Цыган привечает эту рыжую? Хотя против такой красоты - кто же сможет устоять... Почему-то мне это было очень неприятно, хотя вряд ли это обстоятельство могло разрушить те добрые отношения, что между нами сложились.
Наверняка эта рыжая - ведьма, иначе что бы ей тут делать? Впрочем, это совсем уже не мое дело. Да и некогда мне было думать о ней, моя голова была занята более земными проблемами. Лето подходило к концу, на луга ложились первые росы, прошли первые туманы, крестьяне в полях уже жали рожь - а скоро должна была начаться осень, нудная, холодная, с долгими, затяжными дождями. Нужно было успеть до тех пор выложить хотя бы стены, печку и крышу, все остальное можно было бы потихоньку доделать и потом.
Итак, я решительно принялась за дело. Конечно, проще было бы нанять кого-нибудь, чтобы он выполнил за меня эту работу, но я вспомнила ту ночь и крестьян, собиравшихся проткнуть меня колом, и поняла, что вряд ли кто-нибудь в округе согласится мне помочь. Ну что ж, Соломея, придется тебе преодолеть и эту трудность. Я купила две телеги кирпичей, и мы всей семьей, исключая младенцев, принялись за дело. Конечно, дети мало чем могли помочь, хоть и старались, да и из меня каменщик получился никудышный - но так или иначе, две стены мы все-таки смогли сложить, и это было уже что-то. Оставалось поднапрячься и сделать еще столько же.
Цыган, хоть и дал понять, что считает мою затею неудачной, не отказался нам помочь. Когда он надевал фартук и начинал класть кирпичи, он переставал быть тем цыганом, который жил в лавке алхимика и продавал волшебные порошки ведьмам. Он сразу становился проще и гораздо ближе. Иногда, забывшись, он начинал петь на своем родном языке - и тогда я готова бросить все и просто сидеть и слушать его, настолько глубоко меня трогали его песни.
Я жила мечтами о том, как мы с детьми скоро переедем в свой новый дом, но моим мечтам вновь не суждено было сбыться. Наш "дом" внезапно загорелся - это случилось поздней ночью, когда никто этого не ожидал, а мы с детьми мирно спали. Но надо сказать, крестьяне живо заметили пожар - я едва успела оттащить детей подальше от огня, а они уже прибежали с ведрами в руках. Приехал даже пожарник со своей тушильной бочкой - но и он не смог быстро погасить пожар.
Я собрала детей в кучку и держала их рядом с собой, чтобы не случилось чего дурного. Самые маленькие держались за мою юбку; малышка Эйприл, держа меня за руку, плакала, а Мэй все время спрашивала:
- Мама, а что, нашего домика больше не будет?
И всякий раз, когда я это слышала, мне хотелось рвать на себе волосы от отчаяния.
Мы не сможем построить дом - это было уже очевидно. Возможно, мы могли бы попытаться достроить его, но начать все сначала мы уже не сможем. Наши мечты о том, что мы наконец-то обретем крышу над головой, рассыпались на глазах.
Все вокруг избегали смотреть нам в лицо - а если им и случалось взглянуть на нас, то они тут же отводили глаза. Все старались потушить пожар, хотя это бы уже ничего не решило - для нас, во всяком случае. В довершение всего стена, которую мы так старательно клали, обрушилась, похоронив под собой все наши надежды.
Я упала на колени - и тут, словно мне не хватало и прежних несчастий, я почувствовала приступ тошноты. Неужели же снова? Но ведь он ко мне не приходил...
...И тут память вернулась, и я вспомнила, как в одну из прошлых ночей, испугавшись остаться рядом с Дамьеном, убежала в лес, как звала Лесного духа, и как провела ночь, прячась в его объятиях. Я была тогда настолько напугана, что даже не запомнила толком, что делала. Но теперь эта ночь вспомнилась мне во всех подробностях.
Похоже, что, как следствие этого, я снова ждала младенца.
Несмотря на ночь, Цыган добрался к нам прямо-таки со сверхъестественной скоростью. Не иначе как летел на метле своей подружки, угрюмо подумала я.
- Соломея...
- Не надо ничего говорить. Выполни одну мою просьбу, пожалуйста.
- Чего ты хочешь?
- Убей меня. Ели хочешь, я напишу записку, что это я тебя об этом попросила, чтобы тебя не судили потом.
Кто-то услышал это и суеверно перекрестился.
- Соломея... - я не выдержала и, разрыдавшись, упала ему на грудь.
Дети сразу же замолчали - пожар их пугал, но это было не страшнее, чем плачущая мама.
- Убей меня, - шептала я сквозь рыдания, - а детей отец заберет... Я не могу больше бороться, у меня кончились силы...
Ему хватило ума ничего не отвечать, когда я, доведенная отчаянием почти что до безумия, цепко хватала его за воротник и со слезами спрашивала:
- За что мне все это? Неужели Бог от меня отвернулся? Хорошо, пусть наказывает меня, но чем же виноваты дети? Пускай поразит меня проказой, как Йова, испепелит молнией, но пусть не трогает их.... Они не должны страдать!
Окружающие, видя такое страшное горе, негромко загудели - не то осуждая, не то сочувствуя мне. Я вцепилась в Цыгана мертвой хваткой и наверняка придушила бы его, но кто-то осторожно помог мне разжать негнущиеся пальцы и решительно оторвал от него. Это был тот самый скромный священник, который крестил Дамьена - преподобный Джонсон, кажется. Останься у меня чуть побольше сил, я наверняка разразилась бы новой речью о несправедливости судьбы, но я уже не могла говорить и только тихонько всхлипывала, уткнувшись лицом в суровое сукно его поповского пальто.
Дети, не рискуя подойти ко мне, окружили Цыгана - он был единственным, кого они здесь знали.
Преподобный осторожно поправил шаль, которая прикрывала мне спину, и негромко сказал всем собравшимся:
- Люди мы или звери? Разве можно допустить, чтобы мать и её дети так страдали? И какие вы христиане, если можете стоять и спокойно смотреть на их мучения?
- Сама нагрешила, - сказал чей-то женский голос, - пусть сама и расплачивается.
Я закрыла глаза, надеясь, что вместе со зрением пропадет и слух. Зачем он это делает? Зачем заставляет все это выслушивать? Бросили бы меня уже и ушли отсюда...
- А ты, Наннет, никогда не грешила? - серьезно и очень спокойно ответил преподобный. - Даже святые не могут этим похвастаться. Я не требую, чтобы ты прилюдно исповедовалась, просто загляни в свою душу и проверь, нет ли там греха, о котором ты стараешься забыть. Действительно ли ты лучше этой женщины? И даже если она согрешила, неужели своей любовью к детям и всеми своими мучениями она еще не искупила этого греха?
Кто-то присвистнул. Все посчитали детей и поняли, что согрешила я явно не один раз. Преподобный легко уловил, о чем все думают.
- Только не говорите, что у нас в деревне такого не водится. Я сам знаю, каковы ваши нравы. Помните, что мне ведомы все грехи, в которых вы мне сами признавались в страстной четверг - а Господь видит и те, о которых вы мне не сказали. Поэтому не надо разыгрывать передо мной комедию. Мы все не безгрешны. Но мы можем сделать угодное Богу дело, если поможем этим несчастным.
- Наш хлеб тоже не сладок, - сказал один из крестьян.
- Да ладно тебе, Калеб, - возразил ему преподобный, - когда ты приходишь после тяжелой работы с поля, ты возвращаешься в теплый дом, тебя встречает жена с горячей похлебкой, а дети тащат тебе домашние туфли. Они обуты и одеты, ходят в школу, вы с женой по субботам варите пиво... А теперь посмотри на эту бедняжку и её детей. Им же даже хлеба не всегда удается поесть вдволь... Кому из вас живется лучше?
Кто-то из женщин заплакал, кто-то начал тихонько причитать. Видимо, общественное мнение по отношению ко мне резко поменялось.
- У неё нет мужа, а её родители, как вы знаете, уже в могиле. Если вы достаточно жестоки, чтобы бросить бедняжку погибать в одиночестве - пусть будет так. Но я на это спокойно смотреть не могу. И не дождетесь вы больше от меня благословения, если сейчас отвернетесь от неё.
С этими словами преподобный, с трудом расстегивая пуговицы и путаясь в петлях, снял с себя пальто и неловко накинул его мне на плечи. Не только, чтобы согреть меня, но и чтобы показать, что он на моей стороне.
Видимо, это помогло всем колеблющимся окончательно определиться. Откуда-то извлекли старую банку, и люди, недолго думая, начали подходить и кидать в неё деньги - у кого сколько было:
- Дочке старого Притчарда - спаси Бог его душу. Он хоть и не ходил в церковь, как мы, но человек был хороший.
- Сиротке и её деткам.
- Птичке и птенчикам - на новое гнездо.
- Малюткам на пряники...
Последним шел Цыган. Он, ни говоря ни слова, положил в банку тяжелый золотой крест.
Я уже знала, что у него ничего нет - все, что он мне платил, он брал из денег, которые зарабатывал для мистера Хоггарта. И теперь он отдавал мне единственное, что принадлежало ему самому - драгоценность, которую хранили, должно быть, несколько поколений его предков.
Я вытащила крест из банки и вернула его хозяину:
- Ваша дружба стоит гораздо дороже. Пусть он хранится у вас. Я возьму её, только если мои дети будут умирать с голода.
Он не хотел брать его обратно, но мне все же пришлось настоять.
Когда банка наполнилась, её передали мне в руки, и я замерла, не зная, что с ней делать. Потом я отдала её преподобному:
- Я всего лишь женщина и не слишком умна, когда речь идет о деньгах. Прошу вас, распорядитесь ими по своему усмотрению. Я доверяю вам.
Кажется, я поступила правильно.
Преподобный не только взял на себя финансовые дела нашего семейства, но и занялся устройством будущего моих детей. На следующий же день он нанес мне визит и поинтересовался, думала ли я уже, в какую школу отдам детей. Я ответила, что уже посылала их в сельскую школу, но там с ними обошлись неласково, и потому на второй день они туда не пошли, как я их не заставляла.
- А Дамьена я и вовсе боюсь выпускать из виду, - призналась я.
Преподобный вздохнул и спросил, как я в таком случае отнесусь к тому, что мои дети будут учиться в школе Братьев Христовых. Он может устроить так, что их возьмут туда на полный пансион. Мне, конечно, в моем положении подошло бы все, что угодно - лишь бы дети были обогреты, одеты, обуты, накормлены и учились - но одно обстоятельство меня здорово смущало.
- Это ведь христианская школа... Как они отнесутся к появлению Дамьена?
- Я думаю, он уже достаточно умен, чтобы не демонстрировать свою силу.
- Но примут ли его там?
- Примут, как и любого другого волка в овечьей шкуре, коих меж нас полно... Не заботьтесь об этом. Вам придется только поговорить с главой этой школы - он обещал лично посетить ваш дом.
Что ж, мне ни к чему было стесняться обгоревших развалин. Вероятно, и директор школы был предупрежден о моих плачевных жизненных обстоятельствах, потому что он сделал вид, будто ничего особенного не заметил. Он задал мне несколько ничего не значащих вопросов обо мне, моих детях и о том, считаю ли я их достаточно подготовленными к обучению в их школе. На последний вопрос я ответила ему, что учила детей сама, и они знают почти все то же, что знаю я; похоже, ему это понравилось. На прощание он сообщил мне, что отныне все мои дети - Дамьен, Мэй, Эйприл, Джул и Огест - приняты на обучение в их школу. Они будут проживать там все время, за исключением каникул, но смогут по желанию навещать свою семью, то есть меня.
Я переодела всех своих детей в коричневую школьную форму. В ней они сильно смахивали на монашков, а девочкам пришлось еще и прикрывать волосы белым головным убором, точно малолетним послушницам. Мы прощались со слезами на глазах, но дети понимали, что для всех нас будет лучше, если они уедут в школу.
На следующий день подъехала повозка, и детей увезли, а я неожиданно оказалась предоставлена сама себе. У меня даже нашлось время, чтобы заглянуть к Цыгану на чашечку его волшебного чаю.
- Если бы наш недостроенный дом не сгорел, люди бы не стали нам помогать... Получается, что зло повлекло за собой добро. Как все это странно... Как вы считаете, большая ли разница между добром и злом? И как мне узнать, где одно, а где другое?
Цыган осторожно поставил горячую чашку на стол.
- Вы хорошо подумали, прежде чем задавать подобные вопросы мне? - он, как и всегда в обращении со мной, был крайне деликатен. - Может быть, стоило спросить кого-нибудь другого?
- Вы намекаете на преподобного? Он слишком хороший человек, чтобы задавать ему такие вопросы. Я не хочу снова его пугать. К тому же, вряд ли он ответит мне что-то сверх того, что написано в его книгах.
Неизвестно, что именно в этой фразе огорчило Цыгана, но он заметно помрачнел.
-Увы, Соломея, он тоже не знает ответов. Если бы он только их знал...
-Могу я спросить? Вы отзываетесь о нем с такой теплотой, как будто вы давно знакомы, хотя очевидно, что вы , э... люди совершенно разного круга. Как же это вышло?
- Сразу видно, что вы плохо знаете нашу деревеньку, Соломея. Впрочем, вам простительно, вы ведь уехали из дома совсем маленькой и с тех пор ни разу здесь не бывали - у вас не было возможности узнать. Мы - с чем бы это сравнить? - скажем так, мы все запряжены в одну упряжь и тащим одну телегу. Если один из нас оступится, другие помогают ему встать. Понимаете? Священники и воры, цыгане и благородные барышни - все мы здесь часть одного целого. Вы, например, могли предположить, что преподобный Джонсон, которого вы, как я мог понять, считаете мягкосердечным и трусливым, безоружным входил в дома, где сидели вооруженные до зубов бандиты - и уговаривал их сдаться? И все потому, что эти молодчики были детьми седых матерей, которые умерли бы с горя, если бы их сынки кому-то навредили... Не так давно, помню, он исповедовал девиц из публичного дома, который накрыла полиция... Необычное амплуа для тихого сельского священника, не считаете?
Пришел мой черед отставить чашку: я чуть не поперхнулась чаем.
- Да-да, именно так, - он с удовольствием - да, с удовольствием - посмотрел на мое зардевшееся лицо, - Соломея, как вы смогли, пережив столько потрясений, сохранить свою душу столь чистой и невинной?
- Не думаю, что обязана отвечать на этот вопрос, - резко ответила я и сменила тему разговора: - Вы обещали мне рассказать о преподобном.
- А о ком же я говорю? Откуда я его знаю, спрашиваете? Мой отец работал на ярмарке, подковывал лошадей - а отец Джеймса... преподобного Джонсона торговал соломенными шляпами и плетеными корзинами в соседнем ряду. Мы с детства были товарищами по играм.
- Вот, значит, как....
- Да, именно. Надо сказать, прошло столько лет, а он все равно об этом не забывает, хотя с тех пор наши дороги полностью разошлись. Это делает ему честь.
- Он с самого детства хотел стать священником?
- Нет, у него на то были другие причины...
- Какие же?
- Любопытство однажды погубит вас, Соломея. Да, все было именно так, как вы думаете. И, признаюсь честно, это была самая очаровательная девушка из всех, что рождались в нашей округе - после вас, конечно. Мы все долго думали, каким же ветром её сюда занесло. Видимо, она была в наших краях лишь гостьей, и тот же ветер её и унес - она быстро угасла. Не дожила до весны, не достигла совершеннолетия, не дождалась обручения... Так получилось, что я был с ним рядом в то время, хотя мы давно уже не были друзьями. Он был потрясен до глубины души и все спрашивал, как же такое могло случиться. Я понимал, что спрашивает он не меня, а скорее себя самого. Думаю, поэтому он и пошел в священники - не только потому, что захотел приблизиться к Богу, но и потому, что также, как и вы, искал ответы.
Я, глубоко взволнованная, молчала. Меня словно холодным ветром обдало: я ненадолго заглянула в чужую жизнь, полную тяжелых испытаний, сомнений и терзаний. И от этого у меня появилось такое неприятное чувство, как будто я из-за плеча читала чужое письмо или исподтишка подглядывала за кем-то в замочную скважину.
Но мне необходимо было продолжать расспросы, потому что у меня впервые появился шанс наконец-то узнать кое-что и о Цыгане - а я давно этого хотела.
- Вы сказали, что ваши с ним дороги разошлись. Причина была в нем или в вас тоже? С вами тоже что-то случилось?
И впервые за все время беседы Цыган оборвал меня:
- Вы слишком многое хотите узнать, Соломея. Простите, но я не намерен раскрывать перед вами душу. Может быть, позже. Но не сейчас.
Увы, но мой на ходу придуманный план провалился.
- Все, что вам стоит знать, - он отставил уже опустевшую чашку, - у каждого из нас своя тропинка в жизни. Преподобный следует своим путем, я же выбрал путь, который мне много лет назад указал мистер Хоггарт. Это нас и спасает - как бы тяжело не было, но если у тебя есть дорога, которая тебя ведет, она не даст тебе оступиться, не даст упасть. Я хочу, чтобы вы подумали: а каков же путь Соломеи Притчард? Потому что пока я его не вижу. Вы, должно быть, еще не нашли свою тропку.
Здесь было, над чем задуматься. Я тоже отставила чашку.
- Знаете, я только что поняла, что мне тяжело здесь живется, но я не хочу уезжать отсюда. И не собираюсь возвращаться в мир, где люди оцениваются, как вещи - очень поверхностно. Я слишком много всего узнала за это время, чтобы желать вернуться обратно в неведение.
- Хорошо, что вы так думаете. Это значит, что если вы еще не нашли свой путь, то скоро найдете. Желаю вам, чтобы это случилось как можно раньше.
Айжель, сколько испытаний выпало на долю Соломеи! Только появился шанс, обрести крышу над головой, как в пожаре сгорели все надежды, весь труд. Какая несправедливость! Но, благодаря преподобному Джонсону, скоро все наладится. Детки уже пристроены.
Интересно, будут ли и в будущем между Цыганом и Соломеей лишь дружеские отношения?
Айжель, зло влечет за собой некоторую долю добра, о да. Они никогда не ходят поодиночке, всегда вместе.
Все было таким позитивным - постепенно Соломея отходила от шока и случившегося, начала строить стены будущего жилища, хотя совершенно не умела этого делать и из помощников у нее были только дети. Но все могло быть хорошо, они бы перезимовали и постепенно достраивали скромное жилище. Но пожар разрушил все надежды.
Так странно было, что именно священник выступил в защиту Соломеи. Насколько у меня создалось впечатление от двух первых отчетов, он не сильно-то хотел ей помогать и больше делал это все скорее по призванию, а не из чистых побуждений. Или все-таки он просто не верил, что Соломея жертва, а не первопричина? Или на него повлиял Цыган, который никак не мог по-другому ей помочь? В любом случае если рассказанная Цыганом история о нем - правда, то он мужественный человек с доброй душой и трезвым умом, но все-таки человек. А вот Цыган меня смутил. О другом человеке, значит, насплетничал аки старая бабка на лавочке, а о себе ни-ни. Нет, его право ничего не рассказывать, но зачем было провоцировать интерес Соломеи (ну и нас заодно)? Нехорошо это.
Но во всяком случае благодаря ему некогда неопытная мазель начала в жизни что-то понимать и делать благоразумные выводы. Хотя очередная беременность вывод очень непредусмотрительный)) И что же там с отцом детей? Он помог ей, уберег девочек от крестьян, но в общем-то Соломея вынуждена выпутываться сама...
И рыжая ведьма мне очень понравилась. Интересно, а с ней будет продолжение или она так, временно мелькнула?
Жду продолжения)
А вот Цыган меня смутил. О другом человеке, значит, насплетничал аки старая бабка на лавочке, а о себе ни-ни. Нет, его право ничего не рассказывать, но зачем было провоцировать интерес Соломеи (ну и нас заодно)? Нехорошо это.
А по-твоему, мужчины не сплетничают? Я тебя умоляю
Ну, насколько я могу судить о мотивации персонажей, Цыган видел, что у Соломеи сложилось о преподобном определенное мнение, и решил устроить "разрыв шаблона". Изменить её мнение кардинально) К тому же, по ходу беседы речь шла о добре и зле, и людях, которые ищут ответы на важные жизненные вопросы - и преподобного привели именно как пример. Как положительный пример, надо сказать.
Да я думаю, что Цыган и о себе бы кое-что рассказал, но как только собрался, у него сразу как будто язык отнялся. Возможно, хозяин не хотел, чтобы он откровенничал со всякими барышнями, и принял меры на этот счет) А то мало ли чего его помощник наболтает в пьяном бреду или любовном угаре - расхлебывай потом, разбирайся со свидетелями...
Цитата:
Интересно, будут ли и в будущем между Цыганом и Соломеей лишь дружеские отношения?
Говоря об этом, автор предпочитает отделываться туманными намеками. Посмотрим, что там дальше будет тут даже соперница на горизонте появилась...
Ох, какой насыщенный событиями отчет. И крушение надежд, и неожиданная поддержка, и срыв покровов... И еще эта таинственная рыжая соперница Все любопытственнее и любопытственнее, как говаривала незабвенная Алиса.
Айжель, все равно я лапа хР Ну как можно на меня обижаться?
Ну, ты знаешь, как я рада была видеть столько Цыгана ^^ (но я хочу ещеее больше >D). Ну вот не знаю, чем он мне нравится. Есть в нем что-то такое...
Да, жаль Соломею. Тут и куча детей, и нелюбовь общества, и еще непонятно что... И крыши над головой нет(( Зато, судя по всему, жизнь ее налаживается (чует мое сердце, что ненадолго). Кстати, в жизни бы не догадалась, что Цыган и преподобный были знакомы с детства.
Рыжая аристократа (аристократка же?) - крайне интересная личность. А еще у Соломеи такое подозрительное к ней отношение... Хочется опять поднять вопрос относительно того, вырастут ли отношения Цыгана и Соломеи до чего-то большего, чем дружба, но ты же все равно не ответишь. А знать-то хочется хР
А тут должно быть многабукав про то, как все чудесно, но я уже устала это говорить)) Не, ну действительно круто. Все круто ^^ Так круто, что аж нет слов. Ну и, естественно, жду продолжение (которое спэшл про Хэллоуин, который ты обещала).
Я снова заглянула в лавку Хоггарта, чтобы побеседовать с Цыганом за чашечкой чая. Я принесла с собой младенцев, которых не так давно произвела на свет, и теперь они мирно посапывали, убаюканные звоном волшебных колокольчиков, которые заботливый хозяин лавки повесил над их коляской. Я же наслаждалась приятной беседой.
- Простите, а что за праздник нас ожидает?
- Ну как же - День Всех Святых.
Должно быть, мое лицо ясно выразило все, что я думала по этому поводу, и оттого Цыган не смог удержаться от легкой усмешки:
- Это достаточно серьезное событие, Соломея. Когда-то язычники-кельты отмечали первого ноября праздник Самхейн, который символизировал окончание светлой половины года и наступление его темной половины. Они верили, что, когда солнце перестает царить на небосводе, и длинный день уступает место долгой ночи, нечистые силы проникают в мир и начинают вершить свои дела. По преданию, в этот день духи обретали телесную форму, и можно было их увидеть. У валийцев этот праздник назывался Калан Гэиф. Вы должны были об этом слышать, вы ведь валийка.
Я отрицательно мотнула головой.
- Я валийка по линии отца, а моим воспитанием занималась мать. Она не считала, что мне нужно запоминать... - тут я вынуждена была сделать паузу, - все эти простонародные страшилки.
- Вот как! Что же, по исчислениям древних мудрецов выходит, что в ночь на первое ноября звезды встают таким образом, что наш мир тесно соприкасается с потусторонним миром, и вследствие этого происходит множество невероятных событий, так что простонародье было не так уж и неправо... Простите, чему вы так улыбаетесь?
- Я прошу у вас прощения, но все это слишком смахивает на сказку.
- Могу рассказать вам другую сказку. Про одну прекрасную девушку, которую выбрал в жены лесной дух, и про то, как она родила ему множество детишек, красивых и добрых, как и их мать... Вам нравится эта сказка?
- Чудесная сказка! Слушала бы её вечно, - и мы оба весело расхохотались.
-Вы правы, - сказала я, вытирая слезы, - я сама живу в сказке, отчего бы и не поверить в чудеса? Так чего же мне ждать от хеллоуинской ночи?
- Точно не могу сказать. Однако все, кто владеет магией, в Хеллоуин должны быть крайне осторожны. А вы и так наполовину живете в мире сказок, так что берегитесь - этот мир может затянуть вас с головой...
Я кивнула, думая совсем о другом.
- Мне приятно, что вы снова начали носить свой крест. Мне было неловко оттого, что вы отдали его мне.
- Он ваш, - спокойно ответил Цыган, - это ваш семейный капитал. Потому я и ношу его при себе, чтобы лучше сберечь. Лавку могут обворовать, а меня обокрасть не так-то просто.
Я смущенно потупилась.
- Но...
- Соломея, он ваш, и позвольте мне больше не возвращаться к этой теме. Не надо пытаться заново решить то, что давно уже решено... Что с вами?
Я почувствовала, как у меня все поплыло перед глазами.
- Вам нехорошо? Принести нашатырь?
- Нет, голубчик, - я оперлась на стену, чтобы не упасть, - все в порядке. Просто у меня в последнее время обострились все ощущения. То же самое бывает, когда я разбираю рукописи отца. Я как будто чувствую магию... У вас здесь что-то изменилось?
Цыган посмотрел на меня очень встревоженно.
- Соломея, это значит, что в вас пробуждается природная магия. Вы даже светитесь...
В соседней комнате раздался грохот - как будто уронили что-то не слишком тяжелое, например, книгу с полки.
- Это кошка или домовой?
- Кошки у нас нет, а домовой ведет себя тихо с тех пор, как мистер Хоггарт ставил над ним химические эксперименты.
- Да уж, смесь селитры и железного купороса пришлась ему не по вкусу, - громко сказали в соседней комнате. Вслед за этим послышался довольный смех.
У меня от ужаса кровь громко застучала в жилах, но Цыган, нимало не удивленный, схватил меня за руку и потянул за собой:
- Это он, это он! Соломея, он вернулся!
Я хотела спросить, как же его хозяин попал домой - не через печную же трубу пролез? Но спрашивать Цыгана об этом в тот момент было бесполезно: он так искреннее радовался возвращению хозяина, что вряд ли мог сейчас думать о чем-то другом.
Мы заглянули в соседнюю комнату и увидели человека в лисьей шубе, который внимательно осматривал камин:
- Все так же дымит... Паршивец печник так и не замазал ту щель? - затем он увидел меня - Ой, простите, барышня, не знал, что вы здесь.
- Сирил! Сирил, ты вернулся! - Цыган, довольный до безумия, обнял незнакомца. - Ну наконец-то!
Я подумала, что он встречает мистера Хоггарта гораздо теплее, чем самый преданный слуга встречает хозяина.Скорее это было похоже на то, как сын радуется, увидев после долгой разлуки горячо любимого отца.
- Вернулся, но ненадолго, Джанко... А кто эта милая девушка? Ты нас не познакомил.
- Простите, - Цыган, которого, как я наконец-то узнала, звали Джанко, снова взял меня за руку и подвел к хозяину.
- Позвольте представиться: Сирил Хоггарт, хозяин этой скромной лавочки... А как ваше имя? Наверняка, оно так же прекрасно, как и его обладательница.
Мне стало ясно, у кого Цыган учился красноречию.
- Соломея Притчард, - представилась я, подавая мистеру Хоггарту руку для поцелуя. Почему-то, думая о мистере Хоггарте, я представляла себе высокого старика с белоснежными волосами, хмурого, строгого, не слишком разговорчивого - каким был мой отец. А он оказался коренастым ирландцем, своими рыжими кудрями, кустистыми бровями и добрыми глазами похожим на сеттера. Только взгляд у него, как и у отца, был очень печальным.
Наверняка у всех старых алхимиков такие глаза.
- Неужели дочка старого Притчарда? Вот так сюрприз! - мистер Хоггарт растрогался и даже слегка прослезился. - Когда я видел вас в последний раз, вы были крошкой и сидели на коленях у своей матушки... Как, кстати, её здоровье?
Не представляю, сколько времени он путешествовал, если даже не знал о постигшем меня несчастье. Год, не меньше.
Впрочем, он быстро все понял. Куда быстрее, чем я успела открыть рот.
- Несчастная! А Каменный? Он смог это пережить?
Второй раз отца при мне называли Каменным. До того, как он умер, я и не знала, что у него есть такое прозвище.
И снова мне не пришлось ничего объяснять. Хоггарт буквально на глазах посерел.
- Его нет. Не стало, значит, моего старого товарища... Как же мы теперь без него будем...
Мне показалось, что старик за мгновение постарел еще больше.
- О, бедное дитя! - с состраданием сказал он, пожимая мне руку. - Насколько же круто обошлась с тобой судьба: потерять в одночасье и отца, и мать, всю семью... Помни, что ты всегда будешь желанной гостьей в моем доме.
- Отец оставил рукописи, - сообщила я, - он просил, чтобы я их переписала, а вы - напечатали... Такова была его последняя воля.
- И мы выполним её. Рукописи Николауса Каменного - это настоящее сокровище для всех нас. Они не заменят его самого, но по крайней мере, его дело не умрет...
Послышался негромкий писк - один из моих малышей проснулся и начал искать маму. Я подошла и взяла его на руки, чтобы успокоить.
- Это - его внуки? А я и не слышал, что отец выдал вас замуж. Сколько всего прошло мимо меня...
Мы с Цыганом переглянулись и отошли в сторонку.
- Что мне рассказывать? - осторожно поинтересовалась я, потеребив его за рукав.
- Все, что сочтете нужным.
- Но вам это не повредит?
- Бога ради, Соломея! Если мистеру Хоггарту покажется, что я был неправ и он накажет меня - так тому и быть. Врать и изворачиваться всегда хуже, чем говорить правду.
Я вздохнула.
- Пойду сделаю еще чаю, - решил Цыган, - разговор будет длинным.
...Как меня и просили, я просто и без прикрас, не вдаваясь в подробности, коротко описала всю свою жизнь - начиная с того момента, как я, вчерашняя пансионерка, получила известие о смерти родителей и приехала домой, и кончая тем, как я произвела на свет своего седьмого ребенка. Сирил Хоггарт слушал, не перебивая и лишь изредка что-то уточнял. Изредка, когда я начинала описывать, как Цыган выручал меня, он бросал на него косые взгляды - и я понимала, что как только я выйду за дверь, беднягу Джанко ждет тяжелый разговор.
- Значит, вы решили положить жизнь на алтарь любви, - задумчиво заметил мистер Хоггарт, когда я закончила свой рассказ, - у вас очень сильное и открытое сердце. Вы искренне любите своих родителей, делаете все, чтобы их наследие не пропало. Вы любите то существо, которое вас выбрало - хотя не знаю, чем оно заслужило такое счастье, как вы. Вы нежно любите своих малюток... Все это хорошо, хотя и немного странно. Но вы задумывались о том, какое будущее ждет ваших детей? Люди с цветными лицами, похожие на эльфов, станут изгоями в любом обществе. Им не удастся найти себе женихов и невест, мальчики не смогут сделать карьеру... Им остается разве что прожить всю жизнь в диком лесу.
- Это не так плохо, - возразила я, - мы будем честно добывать свой хлеб, построим дом и станем жить, как все добрые люди. Господь нас не оставит.
Сирил Хоггарт с сомнением покачал головой.
- Я прошу вас об одном, Соломея. Если ваш...тот, кто подарил вам детей, захочет увести их в лес, не препятствуйте им. Помните, что они принадлежат больше ему, чем вам. Это дети леса, в нашем мире они, увы, только гости.
Я вздрогнула. Мое сердце запротестовало при одной мысли о том, что дети уйдут от меня.
- То же самое скажу и о Дамьене. Ему же вообще не стоит чинить никаких препятствий. Разрешайте ему делать все, что он хочет, давайте все, что попросит, не стойте у него на пути, иначе он вас уничтожит - такова его природа... Кстати, его отец - он больше не появлялся?
Меня затрясло. Демон частенько являлся мне в сладострастных снах, между жаркими ласками и поцелуями уговаривая меня, чтобы я позволила ему снова прийти ко мне - и самое ужасное было в том, что просыпаясь наутро, я не могла понять, был ли то сон или явь. Эта неопределенность доводила меня до помешательства. Правда, меня утешало то, что, как объяснил Цыган, чтобы призвать его, мне надо было прочитать особое заклинание. Я же ничего такого делать не собиралась.
- Он не оставит вас так просто, - объяснил Хоггарт, - вы для него - как надкушенное яблоко, он будет стремиться к вам вновь и вновь... Хотите, мы с помощником откроем портал и уничтожим его? Завтра будет как раз самый подходящий день для таких дел.
Эта мысль показалась мне привлекательной.
- Соломея, не соглашайтесь, - внезапно сказал Цыган, - неужели вы хотите быть наживкой?
- Наживкой?
- Вас поставят в центр круга и будут ждать, пока демон слетит к вам... Представляете, что может случиться? Неужели вы этого хотите?
- Ты забываешься, - сурово сказал Сирил Хоггарт, прожигая его огненным взглядом, и постучал по столу пальцем, - нам надо будет серьезно с тобой поговорить.
Бедный Цыган сник на глазах. Мне стало больно на него смотреть.
- Господа, я согласна. В конце концов, меня не зря назвали Соломеей - чья-то голова должна слететь с плеч по моей милости. Лучше всего, если это будет голова демона... Простите, думаю, мне пора. Вам ведь еще нужно поговорить о делах, а я вам только помешаю.
Но я поспешила уйти не только потому, что не хотела мешать мистеру Хоггарту и его помощнику обсуждать дела, но и потому, что заметила за окном уже знакомую рыжую шевелюру. Мне хотелось проследить за ведьмой и узнать, что же она будет делать.
Я, как могла хорошо, спряталась за деревом и принялась наблюдать. Сначала рыжая несмело прогуливалась вокруг дома, делая вид, что забрела сюда случайно - видимо, боялась входить, зная, что хозяин в лавке. Потом Цыган вышел на крыльцо, они о чем-то поговорили - говорили тихо, но с очень злыми лицами, видимо, спорили. Потом Цыган махнул рукой, отпуская гостью, и та с тем же непринужденным видом отправилась восвояси. Не знаю, где было её ведьмовское чутье, но она даже не заметила, как я подкралась к ней на цыпочках. А может, дикая ярость помогла мне сделать все бесшумно...
Наступило тридцать первое октября. Еще даже не стемнело толком, но по всей деревне застучали ставни - суеверные крестьяне запирали двери и закрывали окна, чтобы в их дома случайно не проникла нечистая сила. Я же не только не пряталась от чертей, но и готовилась призвать одного из них к себе.
Мистер Хоггарт и Джанко явились ко мне незадолго до полуночи, чтобы сделать все необходимые приготовления. Они оба были были одеты в белые балахоны, их лица были закрыты плотными слоями ткани, а ноги - босы. Они молчали, и я смогла понять, кто из них кто, только хорошенько разглядев их руки.
- Господа, вы меня пугаете.
- Это для пользы дела, Соломея, - наконец сказал мистер Хоггарт, - на нас одеяния друидов, а Самхейн, как вы помните, кельтский праздник, да и обряд, который мы собираемся проводить, относится к их ритуалам. Нужно соответствовать обстановке.
На земле был начертан мистический круг, чуть подальше от него расставили зажженные свечи. Я надела белую полотняную сорочку - точь-в точь такую, в какой я рожала Дамьена - и как в тот раз, встала в центр круга. В этот раз мне почти не было стыдно появляться перед мужчинами в таком виде.
- Ему нравится эта рубашка, - со сдавленным смешком сказала я, - в ней я буду особенно привлекательна для него.
Цыган неслышно подошел и встал у меня за спиной.
- Одной слово - и ничего не будет, - шепнул он мне на ухо, - вам достаточно просто сказать, что вы передумали. Он вас послушает.
- Благодарю вас, - я растроганно пожала ему руку, - вы верный друг. Но я хочу довести дело до конца.
Мистер Хоггарт прочитал заклинание - и я должна была повторять его вслед за ним, слово в слово, чтобы демон слышал мой голос. Договорив, я замолчала, не зная, что делать дальше.
-Теперь будем ждать, - чуть слышно прошептал мистер Хоггарт.
- Господа, -так же шепотом произнесла я, - вы, вероятно, не видите, но он уже здесь.
И в ту же секунду, как я это сказала, Цыган схватил меня и рывком притянул к себе, выведя тем самым из круга, и они вдвоем с Хоггартом начали читать слова обряда. Я не понимала слов, но видела их действие: круг будто бы раскрылся изнутри, сверкнула молния и демона словно вихрем утянуло под землю. Очень скоро от него не осталось и следа.
-Вот вы и освободились от него, Соломея.
-Подождите, если мы убираем мусор, то у меня есть еще кое-что. Помогите мне, пожалуйста - попросила я Цыгана, и вдвоем с ним мы под неодобрительные взгляды мистера Хогггарта вытащили на полянку шевелящийся, брыкающийся мешок.
-Что у вас там - поросенок, теленок? Соломея, вы решили почтить традиции и принести богам жертву?
- Именно так, - я с трудом развязала мешок и с трудом вытолкнула в круг упирающуюся, брыкающуюся ведьму. Портал еще не насытился, так что ему не нужно было повторять пожелание дважды: вокруг рыжей мгновенно образовался шарообразный вихрь, который сорвал с неё платье и понемногу начал отрывать куски мяса, освобождая нечистую душу от земной плоти.
- Соломея, что вы натворили!
- Джанко, если вы только попробуете за неё вступиться, то навсегда станете для меня врагом. Хотите знать, почему я так сделала? Извольте. Эта проклятая решила спалить наш дом, пока мы спали, погубить и меня, и детей, а если не убить, то лишить всех надежд на будущее. Из-за неё я чуть не помутилась в рассудке и не наложила на себя руки - вы помните. После всего содеянного ей еще хватило бесстыдства прийти посмотреть на пожар - хоть она и спряталась, но я её легко узнала. А сделала она это потому, что увидела во мне соперницу, поскольку вы, Джанко, с ней заигрывали, и она не захотела, чтобы я еще приходила к вам... Теперь вам понятно, почему я это делаю?
- У тебя действительно была связь с этой? - спросил мистер Хогарт Цыгана. Тот промолчал.
- Мы еще поговорим. А вы, Соломея... У меня нет слов.
- Отцовский характер, - неожиданно сказал Цыган.
- Верно. Просто-таки Каменный в юбке.
Что ж, приятно было услышать, что они считают меня хоть в чем-то похожей на отца .
Портал расправился с ведьмой довольно быстро, но свечение внутри круга не исчезало.
-Что-то еще будет? Как будто туда затягивает кого-то еще.
- Вполне возможно. Портал не выбирает, кого забрать - все, кто окажутся рядом, могут стать его жертвами.
-Это будет кто-то из нас?
-Нет, что вы. Это что-то другое.
И я с ужасом увидела, как внутри круга показалось знакомое мне лицо.
- Дамьен! Но что он здесь делает? Он же должен быть в пансионе!
- Вероятно, его потянуло вслед за отцом... А сейчас, жестокая женщина, что вы будете делать?
Дамьен лежал в позе, в какой обычно находится плод в чреве матери, и вокруг него постепенно образовывалось нечто вроде плодного яйца, сотканного из света. Он плавно опускался вниз и словно бы готовился родиться... Обратно.
- Соломея, это возможность избавиться от всех ваших несчастий разом, - пробормотал Цыган, но я его не слушала.
-Дамьен! Дамьен, сынок! Вытащите его! Верните мне сына!
- Соломея, не лезьте туда. Мы сделаем все, что cможем.
И они действительно очень старались - не для демоненка, а для меня. И я видела, что им большого труда стоило закрыть портал, который никак не желал отпускать свою добычу.
Но вот все было кончено - и мокрый, сонный, ничего не понимающий Дамьен упал на траву, глядя на нас осовевшими глазами.
- Тебе повезло, бесенок, - сказал ему мистер Хоггарт, - и хвали небеса за то, что у тебя такая мать. Может, благодаря ей ты и выкарабкаешься.