Глава семнадцатая. О злоключениях магистра и непристойном предложении. (продолжение)
Внутри у меня все заколотилось. Отчего-то я даже не удивилась услышанному предложению.
- Вы поженитесь тихо, без шума, – ровным и твердым голосом продолжал Старый Ворон. - Местный епископ обвенчает, вопросов лишних задавать не станет. После этого поедете с обозом в Кастилью. Там сестра моя дела ведет в Толедо. Она вдовица, а сын ее мал пока. Ей помощь требуется. Поживете там до следующей осени, а тем временем забудется все. Глядишь, и остальное уладится. Если не примете моего предложения – не обессудьте, сударыня. Схоронить Вас или из пределов Франции вывезти я не смогу.
Не воитель я против франкского короля!
Сжимая бледными ладонями скатерть, как будто она могла удержать меня от падения, я встала из-за стола и сказала:
- Прошу прощения, мессир, я покину Вас, мне нехорошо.
Антуан, оказавшись рядом в мгновение ока, подхватил меня, обнял, отцепил от белого льна скатерти мои пальцы и увел в комнату. Он что-то говорил о том, что отец, наверное, не обдумал столь странный шаг, что он, возможно, не знает ничего о том, что я пережила за последние дни, о моем состоянии и еще что-то, столь же успокаивающее, сколь и бесполезное.
А я знала - все продумал Старый Ворон. И не будь у него серьезных причин, не предложил бы он мне это замужество.
- Я хочу побыть одна, Антуан! Ради всего святого, дайте мне подумать!
Итак, я приговорена к повешенью. Я представила себе сырую мерзкую вонь темницы, обжигающий стыд, насмешки тюремщиков, рыдающую матушку, униженного брата и, наконец, путь к виселице с позорной надписью на груди, палача, веревку, жестокие и оскорбительные крики толпы! Ох-х-х! Нет, я этого не вынесу!
Что бы сказал мой отец? А Анри, каково ему будет знать, что меня повесили на потеху Ровиньяку и врагам Лассанжа? Что он станет делать? Стенать? Плакать? Мстить?
А сестра? Та точно будет рыдать месяцами.
Весь этот ужас представился мне настолько явно, что я вскочила с постели с непреодолимым желанием бежать немедленно, бежать, куда глядят глаза. Но глаза ничего не видели, а мыслями я понимала, что идти мне некуда и не с кем. Последний бастион - Симон Делатре, и тот понимал, что я в мышеловке. Иначе бы не предложил сей странный брак.
Но зачем, зачем старому Ворону брак мой с его сыном? Допустим – деньги. Но старшина и так богат. Положение? У меня его нет. Связи? Увы, кто захочет иметь дело с убийцей.
Что же тогда? Рановато мне стало плохо. Недаром говорят, что женщины умом медленны. Отчего бы не спросить в лоб хитрого Симона Делатре, зачем ему столь странный союз?
Я заплакала. Слезы явились сами по себе, текли и текли по лицу. Я думала о том, что обижаться мне не на что. Если догадался Делатре о связи с Анри, то и подобный брак предложить не грех. Я падшая женщина! Приношу лишь горе и печаль друзьям и близким!
Успокоившись, я решила пойти к Старому Ворону. Как ни странно, я чувствовала, что его предложение не лишено смысла в моем безутешном положении. Какая разница, за кого идти замуж, если это не Анри. А Анри для меня потерян навсегда. Любит он меня или нет, уже не важно. Я не смогу подарить ему счастья, а сделать возлюбленного несчастным, отвергнутым, или, хуже того, заточенным в темницу за месть или убийство - что может быть хуже? С горечью признавала я всю тщетность и легкомыслие наших отношений. Как вообще я могла настолько увлечься, настолько поверить, что идеальная любовь существует? Романы про рыцарей – всего лишь куртуазная выдумка. Одна за другой умирали мои надежды, один за другим отступали стражники любви, уступая место отчаянью и смерти.
Я должна избежать позорных и порочащих обвинений, чтобы спасти брата, отвести беду от семьи, не дать возможности Анри увидеть мою смерть! И дать благородному де Лонкуру шанс вернуть замок моей семье. Замок, который был и остается плотью и кровью моего рода, гнездом моих достославных и гордых предков, ведущих свой род от графов Тулузских. Дай Бог всем им терпения и средств! Я должна сделать то, что должна - исчезнуть из их жизни навсегда!
Так, мучая себя, страдая и плача, я забылась лишь к утру, когда хмурое зимнее солнце едва осветило мои покои.
***
Антуан Делатре, проводив Люсьену, в гневе и смятенье вновь бросился к отцу:
- Отец, как Вы могли столь жестоко открыть всю правду графине? И как смогли предложить ей столь неприемлемый для нее мезальянс?!
-Сын мой, присядь! Присядь и послушай своего старого отца, ибо я видел в жизни больше, чем хотел, а хотел гораздо больше, чем мог. Ты ведь любишь графиню, не правда ли?
- Но я люблю ее возвышенно, куртуазно, как Прекрасную даму! – воскликнул Антуан.
-Друг мой, ты не рыцарь, и дело происходит не в романе о Розе. Ты умен, красив и вкусил уже плотских радостей предостаточно, чтобы смочь наслаждаться любовью эфемерной, - Симон хитро взглянул из-под седых бровей на молодого человека. – Ты слишком увлечен чувствами и, стало быть, не можешь трезво и отточено мыслить. Так дай за тебя подумает твой разумный, но, увы, не благородный отец. Прекрасная Люсьена умна, благородна, отважна и богата. Разве не такой жены ты себе желал? И если она не окончательно глупа, то, поплакав и подумав, примет правильное решение, ибо на кону ее семья, род и честь ее отца. Так что, думаю, она согласится. И неизвестно, мой возлюбленный сын, как повернется дело. Ты красив, умен и щедр душой. Быть может, она полюбит тебя как равного и отдаст тебе свое сердце. А уж приданое я истребую при любом повороте дела. Быть может, чуть попозже. Глядишь, де Лонкур и впрямь справится с задачей. Весь Лангедок на его стороне. Лангедок – их кровь, их гордость, их опора. А королю не до Лангедока. Ему бы с Тамплем справиться. Так что помолимся Богу и всем заступникам нашим о счастливом возвращении чести роду Лассанжей.
- Но, отец, ее сердце принадлежит другому! – Антуан изрядно смутился, ибо это была не его тайна, да и, возможно, просто смутная догадка.
-Это кому же? – заинтересовался Старый Ворон, хмурясь. – И верно ли ты знаешь это? И взаимно ли сие чувство?
-Не могу сказать, отец, - склонив голову, произнес Делатре-младший.
Симон повел бровями.
- Да и не говори, - презрительно махнул он рукой. - Только просвети старого дурня – отчего сего благородного кавалера нет с ней? И был ли он в Париже, когда вся ваша честная компания штурмовала Консьержери? Глупее и не придумаешь поступка! Как могли четверо весьма неглупых мужчин ввязаться в столь странное, безрассудное предприятие, возглавляемое молодой девицей, попавшей в плен чувствительности? Да еще опальной и неугодной королю! Ну ты, ясно дело, потерял ум от любви своей куртуазной. Тесьер, тот вояка и в политике толком не разбирается, графу предан. Клирик ваш за приключениями отправился. Да и в Париж отчего бы не прогуляться за чужой-то счет. А вот конюший зачем от Лонкура сбежал и туда же бросился? Уж не он ли возлюбленный графини нашей? Отчего ему у Лонкура в услужении не сиделось в богатом замке в надежде, возможно, на рыцарство. А? Кто отец его, почему он у Лассанжа в услужении? И ведь конюший – явно чей-то сынок из разорившихся родственников. Так ли это, сын мой? Так, спрашиваю?
Старый Ворон поднялся с кресла и грозной тучей навис над сыном. В голосе зазвенел металл.
-Отвечай! – еще громче потребовал Ворон.
- Да, кажется, так, - выдохнул Антуан, ибо отца он побаивался и долг сыновний почитал.
- Ну и хорошо, - мгновенно оттаял старый хитрец. – Этот выбор нам не страшен. Думаю, поладите вы с твоей прекрасной дамой и будете жить долго и счастливо. А теперь - спать. Думаю, завтра и сладим все. Иди, сынок. Я устрою твое счастье.
- Но, отец!
-Приказываю, - тихо молвил старшина.
Обнял сына и отправился на покой, посмеиваясь себе в усы. Ох, глупа и неразумна молодость! Вспомнил он и самого себя, когда отец привел ему в жены юную и нежную Брианну. Была она, как белая лебедь, тонкая, ладная, скромная. Все очи долу опускала и пальчиками теребила белую косу. Эх! Взяли моду нынче отцов не слушаться да по Парижам бегать! Под предводительством сумасбродной девицы! Вот и приходится за всем следить!
Грехи и подвиги Люсьены де Лассанж
Очень колоритный персонаж получился. И концовка серии, конечно, интригующая. 
Романтиков мало осталось. Так что , его писать не трудно.
Линейный вид
