Вспышка
Вспышка. Это странный городок, он слишком пустой: аккуратные деревянные дома с облезшей краской, их явно не красили несколько лет; изуродованный глубокими трещинами и ямами асфальт; заброшенные ржавые машины, такие ржавые, что невозможно угадать, какого цвета они были; и бесконечные поросли желтых сорняков, которые умудрились сломать ветхие гнилые заборы вокруг домов; никаких птиц и животных, что настораживало больше, чем все остальное. Наверное, этот город был красив, когда за ним ухаживали населявшие его люди. Но это было очень давно, задолго до того, как мы тут появились. Почему они оставили этот город?
Мы идем по широкой улице, возможно, когда-то она была главной.
— Хм, я не могу разобрать название этой улицы,— говорит конопатый и вертлявый мальчишка лет шести,— таблички на домах выцвели и облупились настолько, что невозможно разобрать надписи. Интересно, как она называлась?
— Тогда смотри внимательнее, вдруг тебе повезет с табличками на других домах?— с улыбкой отвечает ему высокий темноволый мужчина лет тридцати.
Мальчик почему-то внимательно смотрит на меня своими пронзительно голубыми глазами. Я улыбаюсь ему вместо ответа и треплю его русые волосы. Заметно, что ему не очень это нравится, но он почему-то терпит. Я совершенно не имею представления, кто эти люди, зачем и почему мы куда-то идем. Я вообще ничего не понимаю из того, что происходит, но продолжаю идти, разглядывая своих спутников: их всего двое. Мальчишка в синей футболке и темно-бежевых штанишках на широкой резинке, вертится, бегает вокруг и ведет себя, как сущий сорванец, но взгляд его при этом совершено серьезен и внимателен. Мужчина в темно-сером пиджаке, светлой рубашке навыпуск. У него тоже пронзительный взгляд голубых очей таким же внимательным взором, как у мальчугана. Почему-то они мне кажутся странными.
— О, смотрите, какой смешной дом! Мне кажется, в нем было интересно жить,— мальчишка указывает на дом с большими окнами и верандой слева от нас.
Мы, как по команде, внимательно смотрим на этот дом, цвет которого определить уже невозможно. Сразу видно, что у него внутри всего одна комната и целых четыре двери наружу — по одной на каждую из сторон света.
— Да ну, сплошные сквозняки,— ответил мужчина, рассмотрев строение,— и вечные проблемы по закрыванию всех дверей.
— Зато проветривать легко!— парировал мальчуган.
— Спорить не буду,— усмехнулся мужчина.
Мы зачем-то зашли в этот дом. Я осмотрелась: окна занавешаны полупрозрачным тюлем, мягкая мебель в защитных чехлах, а деревянная укрыта серой тканью, наверное, тоже защитной, на полу закрытые, но явно полные коробки с бирками на отправку. На одной из коробок лежит истлевший плюшевый медведь, а на столике рядом стоит потертый металлический чайник со ржавыми боками. Такое ощущение, что этот дом просто запечатали. Будто еще хотели вернуться. Стало как-то печально.
— Пошли дальше,— то ли скомандовал, то ли спросил мужчина.
И мы пошли молча, не отвечая. В общем-то, он и не ждал, что мы что-то скажем. Минимум слов. Лишь иногда улыбка для мальчика, который не терял надежды узнать название улицы. Он то и дело продолжал подбегать к домам, пытался что-то прочеть, но все бестолку.
— Теперь эта улица будет называться Никакая,— хмуро объявил мальчуган.
Мы все еще продолжаем идти вперед, никуда не сворачивая. Но при этом внимательно рассматриваем окрестности. Я это делаю потому, что пытаюсь, хоть и тщетно, что-то понять, а спутники мои, видимо, по каким-то другим причинам. Но я не спешу выведывать у них подробности. В этом месте не слишком хочется говорить.
Вспышка. Улица закончилась. Прямо перед нами последний дом. У него широкое крыльцо с провалившейся третьей ступенькой и высокая черепичная крыша, похоже, что она когда-то была ярко-синей. Немного радуюсь, наконец-то намек хоть на былой цвет. Похоже, это единственное пятно цвета в этом коричнево-желтом царстве.
— Давайте зайдем,— предложил мальчик.
— Хорошо,— неожиданно согласился мужчина.
Я в очередной раз улыбнулась мальчугану. Похоже, это входит в привычку.
Мужчина подошел ко входу и посмотрел на замок.
— Тут заперто,— скорее вопросительно сказал он и стукнул пальцем по ржавому амбарному замку.
Замок просто отвалился от петель и с грохотом проломил маленькую дырку в крыльце. Мужчина, расценив это проишествие, как приглашение, дернул дверь на себя. Она неожиданно легко отворилась, даже без тихого скрипа, будто ее регулярно смазывали. Мы насторожились и замерли, прислушиваясь. Ничего не уловив, решили, что все-таки можно зайти внутрь.
В доме был затхлый, застоявшийся за долгие годы воздух. Дом был совсем не похож на тот, в который мы заходили раньше. Ставни плотно закрыты изнутри, хотя с улицы это было совершенно незаметно. Никогда не видела внутренних ставней. Вокруг валялись вещи, явно брошенные в спешке: обувь, сумки, полустлевшие купюры, верхняя одежда, фоторамки с изобажением бывшей хозяйки дома и все в таком духе — обычная бытовая мелочь. Картина была странной. Дом так же, даже лучше запечатали, да и почти все вещи хорошо сохранились, в отличии от дома на окраине города. Но отсюда бежали сломя голову. Может, жители узнали позже о том, что тут произошло? А что, собственно, произошло в этом городке, я не знаю. Вопросительно смотрю на своих спутников. Реакции ноль.
Вспышка.
— Как думаете, что там?— мальчик дернул единственную дверь, ведущую вглубь дома.
Мы синхронно пожали плечами в ответ. Опять отвалился сгнивший амбарный замок, так же бесшумно отворилась дверь. С шуршанием отъехал в сторону ветхий половичок, свернутый в объемную трубочку. Отсутствие дверного скрипа никого уже не удивило. За дверью была обычная с первого взгляда гостинная. Такая же заброшенная, как и прихожая. Правда, почему-то очень хорошо видно обстановку, какой-то мерцающий холодный свет заливал эту гостинную. Мы опять остолбенели, внимательно осматривая комнату. На светлом диване шевелилось что-то темное и склизкое. Именно оно источало этот мертвенный свет.
Иногда ты ощущаешь, как что-то ползет по тебе, что-то очень маленькое карабкается по коже, цепляется за маленькие волоски, щекоча крохотными черными лапками. Поджилки начинают танец тряски, постепенно каждый миллиметр кожного покрова начинает зудеть. Нежная, поначалу, щекотка, начинает раздражать, и ты не на шутку напрягаешься, словно струна. А под конец, ты понимаешь, что это страх ползет по тебе. Он вполне ощутим физически. Ты чувствуешь, как он окутывает, пеленает, сковывая тебя с каждой секундой все крепче. Ты замираешь от этого чудовищного, совершенно нечеловеческого ужаса, потому что уже не можешь совладать с собой. Пропадает возможность трезво мыслить, анализировать сложившуюся ситуацию, твое тело прекращает слушаться тебя, подгибаются колени, пропадает быстрота реакции. Слишком сильно зудит где-то там, в затылке, слишком тяжелая голова, слишком медленные руки, не выходит подобрать правильных слов. Ты становишься косноязычным или вовсе теряешь дар речи. Время растягивается, будто оно — жевательная резинка, прилипшая к подошве твоей обуви. Невозможно дружить со страхом, даже со своим собственным. Тем более со своим собственным. В этот момент ты как никогда уязвим. Тебя легко убить, сломать и вообще сделать все, что угодно. Слишком сложно преодолеть себя. Но это иногда.
Мы замерли. Из этого отвратительного куска летели пчелы, или что-то очень похожее на них. Все вокруг жужжало и трепетало от взмахов маленьких крылышек. За каке-то секунды все пространство было заполненно жужжащим месивом. Они такие мелкие, что ты боишься дышать. Вдруг вдохнешь их?
Вспышка. Они упали. Миллиарды маленьких, зудящих тел усыпали пол и тут же растворились. Все сразу стало понятно. Законсервированные дома на окраине и просто брошенные ближе к центру. И эти амбарные замки. И вспышки. А мы даже перестали обращать на них внимание. Видимо, это какая-то защита от этой мерзости. Я поспешно закрыла дверь в эту гостинную. Мы быстро приходили в себя. Обменивались быстрыми, но недоумевающими взглядами. Говорить расхотелось вовсе. Не сговариваясь, мы решили покинуть это проклятое место. Но предварительно нужно было снова запечатать дом. Мужчина вышел на улицу и взял доски, валявшиеся неподалеку. Наверное, это был забор. В прихожей валялся вполне сносный молоток, быстро нашлась и банка с неочень ржавыми гвоздями. Дом был хорошо запечатан и вещи неплохо сохранились. Мы быстро и слаженно работали. Я подавала доски, мальчишка держал банку с гвоздями. В течении пяти минут дверь была заколочена. Снова послышалось зудение. Мелкая дрянь полетела в щель под дверью.
Вспышка. Снова шелестящий дождь из жутких насекомых. Я быстро подоткнула половик на место, подавая очередную доску. Мужчина вопросительно взглянул в мои глаза. Я быстро и коротко кивнула в ответ. О схватил доску и прибил ее вровень пола. Так, чтобы половик не отъехал больше никогда. Удивительно, как быстро соображаешь в стрессовых ситуациях. Мы повернулись и собрались выйти из дома, но в дверном проеме стояла женщина. Иногда ее изображение подрагивало, словно она была голограммой. Лицо ее было странно знакомо. О, да это же женщина с фотографий в этом доме! Ну дела.
— Идите отсюда, и больше никогда не возвращайтесь. И, спасибо вам за починенную дверь. Если не сложно, заколотите входную.
— Кто вы?— спросил мальчик.
— Я когда-то здесь жила. А теперь охраняю путешественников, что сюда забредают. Вы первые отважились зайти в этот дом. Хорошо, что эти твари не успели причинить вам вреда. Они могут вытворять такое… Я бы хотела побеседовать с вами еще, но прошу вас, уходите быстрее из мертвого города.
— Хорошо, заколачиваем вторую дверь и уходим, — кивнул мужчина.
Он быстро принес досок, я нашла и подложила еще один половик под дверь. Когда через пять-семь минут мы закончили работу, оказалось, что женщина, хозяйка дома и хранитель этих мест, изчезла. Это обстоятельство не сильно нас расстроило. Мы просто развернулись и пошли назад. Правда, мальчик заметно погрустнел. Мужчина, заметив это, сказал:
— Больше никаких прогулок в город мертвых, Аид. Иначе тебе придется остаться здесь навсегда.