Келл не знает, зачем тянется к ней, зачем разворачивает к себе эту статую с площади.
Статуя растерянно смотрит на него, точно позабыв, кто он и как очутился рядом с ней. Холод уступает место беспомощности.
Эта женщина выглядит так уязвимо, что её хочется либо сломать, либо защитить.
Чары действуют слишком хорошо, и Келл целует сестру жены раньше, чем успевает подумать.
Агнесс не отталкивает его, не протестует, когда он вжимает её в стену. В ней нет желания сопротивляться - как нет и желания в принципе. Её губы изучают его губы, и это "изучают" - увы, не фигура речи.
Эта женщина ведет себя так, что её хочется либо отшвырнуть и проклясть за равнодушие, либо зацеловать до исступленных стонов. К счастью, страсти - и дурости - Келла хватает на три пуговицы и на несколько мгновений.
Агнесс улыбается, когда они отодвигаются друг от друга.
Несмотря на то, что щеки горят от стыда, Келл готов поклясться: Агнесс Траст улыбается кому угодно в этом мире, но не ему.
- Он... - она делает паузу, что-то обдумывая.
"Кто - он?!", - хочет со злостью переспросить Келл, но находит в себе силы не трогать чужую женщину и чужих мертвецов.
- Он целовал меня не так. Он был выше меня. Приходилось поднимать голову.
Её лицо на миг светлеет - словно она очутилась во временах, когда ещё знала, что значит слово "счастье".
Он умер, бедная ты дурочка, хочет сказать Келл, но ему хватает такта промолчать.
Агнесс гладит его по лицу - или не его - поочередно обводит пальцами брови, нос и губы.
- Будет нечестно, если я выйду за кого-то замуж, чтобы нацепить на него свои воспоминания. Как думаешь?
- Нечестно, - соглашается Келл. - Но... - "но" не приходит в голову, и он повторяет: - Нечестно.
- Пойдем работать.
- Не говори Тави.
Агнесс пожимает плечами - для неё не произошло ровным счетом ничего.
Иногда она ей снилась - засыпанная серым пеплом пустота. Клочья липли к босым ногам. Несс пыталась брести вперед - из ниоткуда в никуда, никого не ищущая, никем не желанная.
- Где вы? - шептала Несс в этих снах. - Куда вы все ушли? Почему я не заметила?
- Трупотворка, - вдруг заорал один из растянувшихся на земле, вглядевшись в её лицо. - Эта она мою сестру на Игры уволокла!
В том, что случилось дальше, была своя ирония. Пока драка была мужской, в ход шли кулаки. Появление Мэлэй заставило их схватить булыжники. Опознавший её тип вцепился в ноги, не давая вовремя добраться до остальных. Мэл до хруста огрела его по рукам, вырвалась, но было поздно - в лицо не то ударил, не то ужалил хвост огромного скорпиона.
Она бы не выбралась, будь хоть на йоту слабее. Боль выла в голове тошнотворной сиреной, рассыпалась эхом, мешала думать. Тело справилось само - кое-как вывернулось из капкана паники, механически расшвыряло остальных. На осиротевшей сетчатке отпечатались только смазанные картинки - расплывшиеся задворки, чья-то свернутая набок челюсть, хруст костей под пяткой, выпученные от боли глаза. Булыжник, врезающийся в того, кто всё ещё пытается на неё замахнуться.
Траст рисковал, швыряя его. Идиоту повезло, что она узнала единственное пятно светлых волос раньше, чем набросилась.
Мэлэй замерла. В ушах вдруг зазвучал стук капель, донеслись чьи-то стоны боли. Траст не двигался - боялся спровоцировать. Смешно, подумала Мэлэй, разглядывая разбитое лицо "приоритета". Может, Тринадцатый искал вовсе не бойца?
Боль облизала зубы и сделала следующий укус.
- Прикончу, всех, - прохрипела Мэлэй, прижимая руку к глазу. То, что она чувствовала, заставляло терять уверенность, что там что-то уцелело.
- Покажи, - проулок мигнул, на миг спрятался за чернотой, как в дешевом фокусе. Из-за шума в голове Мэлэй не уследила, когда "красный приоритет" подобрался вплотную и потянул слишком длинные руки. Как не успела решить, стоит ли ломать ему уцелевшие ребра. Капли темного дождя мерзко забарабанили, отбивая долгие секунды.
- Глаз цел, - наконец сказал он. - Рана - над ним. Нужно шить.
Древовидный вид
