[Aisgil]

Дубликат брошенности

Бывает, когда у тебя возникают стрессовые ситуации. И ты ищешь поддержки, как слепец, в отчаянии тянущий руку не в ту сторону. Молящий о помощи, только что не в крик. Ищешь везде, как нищий, обезумевший от голода, ищет жалкую краюху хлеба. И не находишь н-и-ч-е-г-о, кроме этой звенящей тишины между длинными гудками в трубке телефона и щемящей пустоты в почтовом ящике между вековыми слоями серых пылинок. Никто не отзовется. Как только ты пропадаешь, банально выпадая из привычного окружения, тебя забывают. Как забывают заправить в старую ручку новой стержень с чернилами только потому, что эта ручка уже не нужна. Ее проще выкинуть. Из ящика стола, из памяти, из сердца — если это твое отсутствие длится очень долго. А ты сходишь с ума, в тщетных поисках хоть кого-нибудь. Но в глухом отчаянии ты находишь лишь пустые стены и недолговечное успокоение в лекарствах и заламывании рук до болезненного хруста в суставах. Стены на ошупь такие же, как человеческая душа — непроходимая преграда, холодная и шершавая. Но лишь стоит за нее уцепиться, разбить защитный маскировачный слой в полметра и там обнаружится древний тайник, настоящий клад. И ты роешься в себе, как в сундуке с вещами своего детства. Роешься на этом чердачном помещении потому, что ты остался один и больше нет масок. Нет смысла врать себе, когда понимаешь, что тебя не существует, если ты в маске. Нужно привыкнуть к одиночеству и научиться с ним и с собой дружить. Ведь человеку, не подготовленному к одиночеству будет трудно умирать...

Потом пустоту в почтовом ящике заменит спам: ворохи рекламных проспектов, писем от новоиспеченных владельцев финансовых пирамид, стены которых были возведены на костях стареньких бабушек, отменно приправленных чужим смыслом жизни и слезами младенцев. И как-то так выходит, что ты хоть кому-то, да нужен. Пускай они не заметят того, что тебя нет. Они все равно будут слать килограммами макулатуру, совершенно не жалея погибших деревьев.
Пустоту в душе заменяет внешняя маска бодрости и веселости. Почему мы не вырезаем до конца свои вены тогда, когда было за что умирать? Тогда, когда был вкус к жизни? Пусть это был вкус боли, отчаяния и страха. Но он был. А сейчас рецепторы отрафировались и невозможно отличить сладкое от горького. Даже умирать как-то скучно. Мы не взрослеем, мы не становимся старше. Мы стареем. И больше внутренне, чем внешне.
С течением времени маска снова станет моим лицом. Она приживется. И тогда мое настроение будет искренним. Точнее, я не буду думать о том, что является моим, а что повзаимствованно у того несимпотичного серого прохожего или девчонки из телека. Я не смотрю телек. Я гуляю по городу и все чаще мысленно. Дубликат брошенности в большом городе. Вся мыслимая стена непонимания — город. Хочешь город? Город — одиночество непохожих.

Все хорошее всегда кончается. Плохое тоже всегда кончается. Кароче, все всегда кончается. И нет ничего бесконечного. И ты тоже кончишься, когда истечет срок годности твоего тела.