Наследие Монсегюра.
Вот уж кого я точно не ожидала увидеть! Тайна, очевидно, была известна не только хитроумному Тесьеру, но и нашему кузнецу! Интересное дело, что могло связывать этих людей между собой и моего отца с ними?
- Добрый вечер, госпожа, - поклонился Вотрэ.
- Добрый, - с некоторым замешательством произнесла я, невольно вспоминая эпизод в старом аббатстве. – И что, что все это значит, Тесьер?
- Не сердитесь, сударыня. Прошу сюда. Вотре, отодвиньте сундук.
Вотре, прикрепив свечу к деревянной полке, молча стал отодвигать тяжелый старинный короб, увенчанный дубовой крышкой и украшенный тяжелыми железными кольцами. Под ним я увидела крышку подпола с таким же кольцом, изрядно вдавленным в деревянный пол. Вотрэ, не колеблясь, ухватился за него и одним махом открыл лаз. Я заглянула в темную дыру под полом кухни и вопросительно посмотрела на Тесьера.
- Нам вниз?
- Да, сударыня! Я пойду первым и помогу Вам, – Алан уже поджигал заготовленный кузнецом факел.
Едва мы спустились по крепкой лестнице, как над головой у нас хлопнула крышка, и я услышала звук вновь водружаемого на место сундука. Вот так дела! Тесьер кивком пригласил меня следовать за ним и двинулся вперед, освещая сырые каменные стены факелом. Я осторожно шла вслед за начальником стражи, внутренне вся сжимаясь в комок от какой-то нахлынувшей тревоги. И в то же время сердце колотилось все быстрей, ибо любопытство и ожидание разгадки некой тайны возбуждали меня. Вопросы без ответов теснились в моей бедной голове, и я пару раз споткнулась, не заметив выступов в каменных плитах пола, испещренного трещинами. Наконец коридор круто вильнул, и мы оказались перед дверью, которая была приоткрыта и вела, очевидно, в какое-то помещение, так как ощущалось движение воздуха и чувствовалось пространство за ней. Легко отворив дверь, Алан вошел и осветил небольшую полукруглую залу. Она имела еще два выхода, а вдоль стен были видны какие-то мешки, сундуки, было и оружие , развешанное в разных углах комнаты. Я смогла разглядеть плащи, лежащие на старых бочках, веревки и конную упряжь. Множество ящиков, сбитых из белесой древесины, стояло повсюду.
- Куда мы попали, Алан? Что это за помещение? – я настороженно озиралась, пытаясь разглядеть в мерцающем свете факела темные уголки комнаты.
- Еще минуту, госпожа, и все станет Вам яснее белого дня, - хитро улыбнувшись, сказал Тесьер и направился в сторону еще одной двери.
Там было несколько сундуков. Одну за другой мой проводник открывал кованые крышки этих тяжелых хранилищ - все они были полны золотых ливров. Изумлению моему не было предела. Поездка в Париж! Да тут пол-Парижа можно купить! Но откуда, откуда сие богатство, почему все это окружено таинственностью, кто вырыл все эти подземные ходы и устроил комнаты? Я забросала Тесьера вопросами, в пылу азарта подступая к нему все ближе и ближе. Он шутливо отстранился и, захлопнув одну из крышек, предложил мне присесть.
- Дорогая моя Люсьена! Это просто соль.
- Что?!
- Соль. Контрабанда солью приносит огромную прибыль. Вотре имеет большой опыт в этом, и не секрет, что многие богатые сеньоры сделали себе состояние на соли.
- Мой отец имеет отношение к контрабанде солью? – мои глаза округлились, и брови поползли вверх.
- Ну, отчасти Вы правы, но многим знатным семьям Лангедока не по сердцу был королевский указ о габели. * Так что многие лендлорды, пользуясь тем, что налог в нашей провинции меньше, продают соль туда, где налог больше. Но я не буду рассказывать Вам, милая Люсьена, о том, что Вашему юному девичьему уму пока понять сложно. Главное, что деньги у Вас есть. И Вы можете ехать в Париж!
- Но как мы вынесем отсюда все это богатство? Ведь замок полон охранниками короля.
- Не думайте о этом, мы получим его в нескольких лье от замка, на руинах аббатства – именно туда ведет ход.
- Но я сотни раз была на руинах с Анри. Мы облазили там все уголочки, но я никогда не видела ничего подобного! Откуда все эти ходы, подземелья, откуда мастерски сделанные лазы и укрытия?
- Ваш отец – потомок катаров. И если Вы помните, прадед Ваш погиб, отстаивая Монсегюр*. А катары были большие мастера по части подземелий и сокрытия своих тайн. О ходах разрушенного Монсегюра до сих пор ходят легенды, но даже они не чета подземельям Лассанжа!
Я задумалась, сидя на сундуке с золотом, о том, как переменчива моя судьба. Вчера - нищая, потерявшая отца, расставшаяся с возлюбленным девчонка, сегодня - богачка, которая с легкостью может купить все, что захочет. Вчера - беззаботная озорница, скачущая без дороги и смысла, опьяненная свободой и любовью, сегодня - отягощенная обязательствами и сложной целью повзрослевшая дама. Еще несколько недель назад разве я задумывалась о том, кто был мой прадед, немилосердно сожженный на медленном огне у стен легендарного Монсегюра?!
Думала ли я о Лангедоке – непокорной провинции, трудно идущей под власть французской короны, торгующей контрабандной солью под носом у короля-фальшивомонетчика.
- Что ж, - решительно сказала я, - выезжаем как можно быстрей! На сборы – день. Нас ждет Париж!
Примечания:
*Габель - впервые введённый как временный военный платёж в 1286 году в царствование Филиппа IV. Налог на соль был репрессивным, поскольку на соль существовала государственная монополия. Вдвойне обременительным этот налог делало то, что французское правительство обязало каждого гражданина в возрасте старше восьми лет покупать еженедельно не меньше некоего фиксированного минимального объема соли по фиксированной цене. Когда этот налог впервые был введен, он взимался равномерно во всех провинциях Франции, но на протяжении большей части истории существования налога цены на соль и уровень налога различались в разных провинциях.
*Крепость Монсегюр - в 1229 году граф Тулузский подписал Парижский трактат, согласно которому начался переход Лангедока под власть французской короны. Церковь катаров вынуждена была уйти в подполье. Летом 1243 года армия крестоносцев под руководством королевского сенешаля Каркассона взяла Монсегюр в кольцо осады. Монсегюр защищало его географическое положение и отвесные склоны. Пятнадцать рыцарей и пятьдесят солдат смогли почти год, будучи отрезанными от внешнего мира, противостоять армии из нескольких тысяч хорошо вооруженных людей. Осада крепости переплеталась с героизмом и фанатизмом её защитников. Монсегюр пал 16 марта 1244 года. Катарские монахи и воины, не отрёкшиеся от своих религиозных убеждений, были сожжены в тот же день на костре у подножия горы.
...продолжение.
Странным казался наш отъезд. Сердце щемило немилосердно. Моросил по-осеннему холодный дождь, тучи серым кольцом окутали небо над замком. Где-то неподалеку тоскливо мычали выгоняемые на осенние луга коровы. Замок обливался слезами, провожая нас, казалось, плакал всеми своими окнами и тяжко скрипел воротными цепями, словно не хотел выпускать последних своих хозяев и охранников. Слезы сами собой катились у меня из глаз, и я старалась смотреть лишь на размытую, черную от луж дорогу и не оглядываться на башни и стены замка. Ох, странно покидать родной дом! И страшно от того, что не знаешь наверное, что ждет тебя впереди, за поворотом, за сотни лье от дома, в незнакомом и потому кажущемся опасным городе Париже.
Охранники короля провожали нас бесстрастными взглядами. Оставался в замке и Филипп, помощник Тесьера. До нашего возвращения, в которое очень хотелось верить.
Я забралась в карету, все еще утирая бегущие по щекам слезы. Сессиль, напротив, была оживлена и вся извертелась от нетерпения. В сутолоке сборов я так мало была с Анри, и мне казалось, что я теряю какую-то ниточку, связывающую меня с ним. Вот он, рядом, близко, но не вместе. Хотя он не переставал бросать на меня встревоженные и любящие взгляды, сжимать в укромном уголке мои ладони, но мне все чаще хотелось подойти и обнять его при всех, прижаться что есть силы к его крепкому плечу, вдохнуть запах его волос! Страшно мне, милый, ой как страшно! Грусть и забота поселились в моем сердце, и так мне не хватает тебя, мой ангел!
Наконец кавалькада наша тронулась. Потихоньку тоскливое чувство стало отпускать меня. Дорога была ухабистой и тряской. Дождь прекратился. Одинокие деревья отряхивали последние капли, и птицы вернулись на их ветки. День вступал в свои права, и тонкие солнечные лучики уже стыдливо выглядывали из-за туч, словно извиняясь за долгое отсутствие. Так и в душе моей потихоньку просыпался азарт и упорное желание добиться своего. Дорога была мне на пользу.
Отъехав несколько лье от замка, карета остановилась на старом мосту, повинуясь приказу Тесьера. В окно заглянул Анри.
- Не желает ли госпожа немного передохнуть? – улыбаясь во весь рот, почему-то прокричал он.
И хитро подмигнул карим глазом. Я рассмеялась. И на душе стало легче и светлее. Недаром говорил мой отец, что характер юных дев переменчив: «Вот только видишь, печалится, а через минуту уж смеется пенью птицы!»
Опираясь на руку Анри, я вышла из кареты. Под мостом раздавался хруст камышей и веток. Появился наконец испачканный грязью Вотре. Низко поклонившись мне, он обратился к Тесьеру:
- Все готово, господин!
Из-под моста в карету перекочевали пара дорожных коробов и несколько мешочков из суровой ткани. Вотре, улыбаясь, прищелкнул языком:
- Сделано, сударь! – потом повернулся ко мне: - Ждем Вашего возвращения, госпожа! – и вновь низко поклонился.
Я кивнула ему, наградив монеткой. И сама подумала: «А ведь хитрец знает о нас с Анри. Ведь возлюбленный мой ключик от спальни у него заказывал!» Но отчего-то это меня развеселило еще больше. И, скрывая невольный смех, я направилась к карете.
Не буду описывать все наше путешествие, ибо оно было весьма однообразным и скучным. Бесконечные вереницы деревенек, совсем не похожих на наши, лангедокские, таверны и постоялые дворы, полные разного рода людей, тихие разговоры о тамплиерах, об обвинительной речи Гийома де Ногаре в адрес ордена перед собранием университетских богословов и других клириков… Уже подъезжая к Парижу, в какой-то очередной таверне мы услышали: начался процесс. Я вздрогнула. Вот оно!Теперь пойдут в ход пытки, дознания! Святая мадонна, быстрей бы добраться! Кассиан внимательно посмотрел на меня, и я отчетливо увидела, что он подумал то же самое!
- Alea jacta est ( жребий брошен), - тихо произнес Кассиан.
- Господи, дай силы моему отцу, дай ему силы! – прошептала я.
А на следующее утро мы уже въезжали в Париж, многолюдный, голодный, зловонный, скрипящий десятками повозок движущегося на рынок люда, голосящий и толпящийся на Гревской площади, просящий милостыню на мосту Менял и блистающий дворцом Сите, поражающий башнями Нотр-Дама, удивляющий красотой Сен-Шапель.
...продолжение будет!
А теперь я приглашаю вас на прогулку по средневековому Парижу! Мне удалось найти трехмерную модель. Поэтому полюбуйтесь со мной и пройдитесь по Парижу, в который приехали наши герои!
Грехи и подвиги Люсьены де Лассанж
Линейный вид
