Вдох. Выдох. Умиротворение разливается по телу…
Ну, по крайней мере, должно. Медитировать у меня всегда плохо получалось.
Почему же я занялась этим сейчас?
Нужно же хоть как-то успокоиться, перестать нервничать и сосредоточиться перед грядущей свадьбой. Хотя бы попытаться.
Без алкоголя.
С моего возвращения прошло три недели. До свадьбы осталось две, и, чем ближе была назначенная дата, тем больше я сомневалась в правильности принятого решения.
Дома, как я ни боялась, оказалось хорошо. Спокойно.
Девочки, дочери Анны, оказались совершенно чудесными. Я не особенно сдружилась с ними, однако неизменно улыбалась, глядя на двойняшек, похожих друг на друга исключительно белобрысыми макушками. Пожалуй, в будущем я хочу детей. Не сейчас, правда. Попозже, когда разберусь окончательно со своей собственной жизнью.
В общении с Анной я сохраняла вежливый нейтралитет. Да, она переехала вместе с мамой, папой и девочками в новый дом, и, как разъяснил мне отец, совсем ничего не помнила о той, до сих пор не укладывающейся у меня в голове связи. Колдуном отец ведь тоже стал не просто так…
Он очень сухо рассказал мне обо всей этой истории, давая понять, что не намерен обсуждать произошедшее ни сейчас, ни когда-либо в дальнейшем. Я и не собиралась. Годы, проведенные в университете, научили меня тому, что не стоит лезть не в свое дело.
Мама, конечно же, порадовалась за меня с Малкольмом, но отметила, что я не выгляжу счастливой. Я отговорилась тем, что устала, а она не стала допытываться. Похоже, нам никогда не суждено стать с ней близкими. Может быть, с внуками у нее сложатся более теплые и доверительные отношения.
Первые две недели после приезда домой я отдыхала. Долго разговаривала с отцом, словно наверстывая время, упущенное за последние годы. Я боялась, что нам будет не о чем поговорить. Что я застыну в ступоре, не смогу подобрать нужных фраз, что мы окажемся чужими людьми…
Оказалось, что даже очень прочные стены поддаются и ломаются, когда это нужно обоим сторонам. Надеюсь, мама не обижалась. Она была рада хотя бы тому, что дочь просто вернулась домой и теперь общается с отцом. Она никогда не показывала этого, но я знала, что она переживает из-за непонятно почему случившейся размолвки.
Освободившись от учебных нагрузок, продав магазин и не торопясь начинать новое дело, я поняла, что не могу целыми днями предаваться валянию около бассейна и походам по магазинам. Я стала много читать, и методично перерывала всю домашнюю библиотеку, игнорируя только любовные романы. Пожалуй, мыльных опер мне пока хватало и в жизни.
Чтение позволяло отвлечься от ненужных мыслей, неизменно сворачивавших на тему свадьбы, дальнейшего будущего и потерянного прошлого. Я старательно убеждала себя в том, что все будет хорошо, что у меня просто мандраж, что я очень тепло отношусь к Малкольму. Я все-таки не стала посвящать отца во все тонкости своих проблем, но испытывала невероятное облегчение от того, что где-то рядом есть человек, которые не понаслышке знает о моих переживаниях.
Медитации тоже помогали… или здесь все-таки сработал эффект плацебо.
А потом случилось это.
За неделю до свадьбы я скинула Этану на мейл письмо. Не знаю, на что я надеялась – решила просто использовать все шансы, попробовать сделать хотя бы что-то. Как говорится, лучше сделать и жалеть…
Письмо осталось без ответа, но я была уверена, что он его прочитал – я отправила письмо не на личный е-мейл, а на университетский, которым он пользовался для связи со своим куратором. Весь день я проходила на нервах, то истерично хихикая, то впадая в депрессию, то перерывая весь шкаф в поисках наряда, в котором бы выглядела хорошо, но не слишком вызывающе. Счастье, что никого не было дома.
Не знаю, как по пути к ресторану я не попала в аварию.
Не знаю, как ни разу не подвернула ногу, шагая по брусчатке.
Не знаю, как внятно спросила метрдотеля о столике и, получив ответ о том, что меня уже ждут, не начала заикаться.
На встречу он пришел все в той же клетчатой рубашке – интересно, он ее вообще хоть иногда снимает? Сердце тронуло непрошеное воспоминание о том, как мы вместе выбирали эту рубашку, еще летом после первого курса, периодически переругиваясь в магазинах. Я тогда встречалась с каким-то математиком, он – с какой-то черноволосой девицей, чьего имени я даже не помню.
Какое было беззаботное время…
Я встряхнулась. Вскинула голову. Подошла к столику и присела.
- Привет, - улыбнулась, постаравшись вложить в свой голос как можно больше мягкости и радости.
- Привет, - сухо ответил он. На лице Этана было написано “какого черта я тут делаю?”.
- Ты все-таки пришел. Как ты?
- Хорошо. Ты отлично выглядишь, - заключил он, скользнув по мне взглядом. – Будущая миссис Ландграаб.
- Лиэллоу-Ландграаб, - машинально поправила я. – Наверное.
- Наверное? – он искривил бровь. Я вздохнула. Собралась с духом.
- Этан, я… прости меня. Я понимаю, что обидела тебя. Я просто испугалась, понимаешь…
Он молча сидел над полной тарелкой, ковыряя вилкой морские деликатесы.
- Я не думала, что будет так… тяжело… - пробормотала я, чувствуя себя дурой. – Мне просто… мне тебя не хватает.
- Фиона… - в его лице что-то дрогнуло, но он тут же вернул непроницаемое выражение. – Ты почти замужем.
- Да к черту все! Я не могу без тебя. Я была дурой. Я не прошу меня простить, но…
- Фиона, - он накрыл мою руку своей, успокаивая. Я замерла, всем телом ощущая напряжение. Тон не предвещал ничего хорошего. – Через десять часов у меня самолет. Я пришел… попрощаться. Не стоило этого делать, но… - он осекся.
- Ты уезжаешь… надолго?
- Наверное, навсегда, - выдохнул он. – Мне предложили очень выгодный контракт в Европе.
- Я…
- Ты будешь очень счастлива с Ландграабом. Или с кем-то другим. Прости.
Не помню, как я расплатилась, попрощалась с Этаном, села в машину и доехала домой.
Пришла в себя я только в горячей ванной, наполненной пеной.
Кажется, я даже не плакала. Чего плакать? Жизнь ведь не кончена.
Надо же, какой парадокс… никогда не верила в любовь. Смеялась над любовными романами и мечущимися героинями.
А теперь сама веду себя, как эти глупые девочки.
Ну, в самом деле… на что я надеялась?
...на то, что он тоже может взять и засунуть куда-нибудь свою гордость…
…ведь он же пришел…
Я закрыла глаза и откинулась на край ванны.
Ты будешь очень счастлива… звучит, как усмешка.
- Что-то случилось? – спросил папа, застав меня в десять вечера за роялем. Я оторвалась от наигрывания лунной сонаты и подняла на него глаза.
- Нет… ничего. Просто… настроения нет.
- Всегда удивлялся тому, что каждый раз больно так, будто это происходит впервые, - словно в пустоту сказал отец, наливая себе виски из бара и садясь на диван.
Я сыграла еще несколько тактов и отняла руки от клавиатуры, чувствуя, что пальцы дрожат.
- Спасибо.
- За что?
- Ты меня не жалеешь, - криво улыбнулась я, поворачиваясь к папе. – И что же мне теперь делать?
- Если тебе кажется, что сделала все, что могла – просто жить дальше. Рано или поздно все образуется.
- Тебе легко говорить… - слова сорвались с языка прежде, чем я поняла, что сказала.
Нет. Он-то как раз знает, о чем говорит.
- Прости, - я поднялась, потянулась, и села рядом с отцом на диван. – Что бы я без тебя делала?
- Виски хочешь?
В день перед свадьбой я почти не спала. Ворочалась с боку на бок, думая, какой теперь станет моя жизнь. Раньше я могла спрятаться от Малкольма в собственном доме, остаться наедине с собой.
Теперь же… стоит выйти замуж, и уже никогда ты не станешь больше принадлежать только себе. Появятся какие-то обязательства… Внимание, и так назойливое, пожалуй, теперь станет и вовсе невыносимым.
Внутри все сжималось в комок, стоило только подумать о будущем. О жизни с человеком, которого (я понимала это сейчас особенно четко) я вовсе не люблю и никогда не смогу полюбить.
Что, уже восемь утра? Пора вставать? Ох…
Тонкое белье. Прическа. Макияж.
Белое платье – словно в насмешку над первым-вторым курсами, полных беспорядочных половых связей.
Объятия мамы, теплые слова, какие-то пожелания, напутствия…
Приятельницы, визжащие от восторга.
Улыбки, улыбки, улыбки… Свадебный фотограф, не дающий проходу.
Последним ко мне подошел отец, с которым я должна была пойти к алтарю.
- Боишься?
- Еще как, - я нервно улыбнулась.
- Я не буду говорить долгие речи. Просто… если ты уверена, что хочешь этого – иди и будь счастлива. Не повторяй моих ошибок. Мы живем один раз.
- Ты меня что… отговариваешь? – изумленно проговорила я.
- Упаси боже! – рассмеялся отец. – Это же твой выбор и твое решение, я даже оценивать его не вправе. Просто будь счастлива, - он обнял меня. – Ну, пойдем… жених уже ждет.
Я вцепилась в отцовский локоть, как в спасательный круг.
Кровь стучала в висках, безжалостно отсчитывая ритм.
Такой упоительный солнечный день… гости, уже занявшие свои места перед увитой цветами аркой. Малкольм – как с обложки журнала, в идеально сидящем на нем костюме, заказанном в лучшем бутике Стренджа.
Музыка… от которой все внутри скручивается в тугой узел.
Шаг, еще шаг, еще…
Серые глаза жениха напротив.
Какие-то клятвы…
Почему все так смотрят на меня, будто ждут чего-то?
Ах, да… надо ведь ответить…
Кольца, - белое золото, бриллианты, специальный заказ, - ярко переливаются в солнечных лучах. На лице Малкольма – выжидательное выражение.
Гости улыбаются, краем уха я слышу, что мы очень красивая пара.
Растерянно оглядываюсь, нахожу лицо отца. Он ничего не говорит, взгляд спокоен. Адарис стоит поодаль, но я словно чувствую его руку на моем плече.
Открываю рот. Собираюсь с духом…
- Прости, - наконец, выдыхаю, и, не разбирая дороги, убегаю под изумленными взглядами священника, гостей и журналистов.
Мама дорогая… какой же будет скандал.
Но на душе неожиданно легко.
Из окон библиотеки, где я сижу, вжавшись в кресло, видно, как что-то бойко вещают журналисты. Как успокаивает Малкольма, на котором лица нет, мой отец. Как шушукаются гости.
Да, первоклассную тему для пересудов подарила я местным сплетникам…
Но мне почему-то все равно.
И слова Этана о том, что я буду счастлива, уже не звучат издевкой.
С Малкольмом этого бы никогда не вышло.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем скрипнула дверь. Вошедший сделал несколько шагов и остановился около моего кресла – так, что в поле зрения попали только хорошо начищенные дорогие ботинки.
- Пришел кинуть в меня камнем?
- У меня только один вопрос.
Поднимаю голову. Малкольм Ландграаб даже сейчас остался собой – уверенный в себе мужчина, которого невозможно унизить даже такой выходкой.
Взглядом даю понять, что хочу услышать вопрос.
- Почему?
- Я думала, что смогу. Но… прости.
Он ничего не ответил. Сдержанно повернулся ко мне спиной и ушел, не опустив головы.
- Я верну тебе деньги, - крикнула я ему в спину, чувствуя себя идиоткой.
- Дура, - беззлобно ответил он, чуть задержавшись. – Прощай.
Какой-то девушке очень повезет с мужем.
Ну а то, что я дура… пожалуй, это уже аксиома.
Малкольм, похоже, хорошо умел затыкать языки – пресса мусолила случившееся не дольше пары недель, переключившись на какую-то певичку, замеченную в излишне теплой любви к животным. На этом фоне брошенный у алтаря Ландграаб мерк, так что даже меня журналисты вскоре оставили в покое.
А через месяц я узнала, что он нашел себе новую пассию. Длинноногую умницу и красавицу, которая смотрела на него глазами, полными обожания. Что ж, счастья им.
Я, как ни странно, успокоилась. Пока отношения с Малкольмом не закончились, я не понимала, насколько же сильно на самом деле они на меня давили – сильнее, чем мысли об Этане, которые я научилась отодвигать на задний план. Тем более, Этан для меня в любом случае потерян, а негативный опыт тоже полезен. Еще даже больше, чем положительный.
Лето в этом году, кажется, вообще решило задержаться подольше – уже начался сентябрь, а на улице еще стояла такая жаркая погода, которой мог бы позавидовать июль.
Подражая маме, в последнее время очень полюбившей садоводство, я помогала ей с многочисленными посадками – когда освобождалась от работы в отцовском НИИ, где трудилась на ставке младшего научного сотрудника, на деле занимаясь редактурой статей и помощью в составлении различных речей – все-таки высшее образование ГСУ, как никак.
Снова вспомнила о рисовании, и теперь много времени проводила за мольбертом, потрясая домашних своими непревзойденными шедеврами современного искусства.
Ну и страсть к чтению, конечно же, никуда не делась.
Порой я настолько увлекалась книжкой, что засыпала прямо на диване, стоящем в библиотеке.
Как и сегодняшним вечером.
Пожалуй, я так и проспала бы в скрюченной позе до утра, но меня разбудил звонок в дверь. Дома никого не было, только кошки – все семейство еще вчера отбыло на дачу, - так что, чуть поворчав и потянувшись, я пошла открывать.
Мельком взглянула на часы и удивилась – кому что-то понадобилось так поздно, в двенадцатом часу ночи?
За стеклянными дверями смутно вырисовывался стройный мужской силуэт. Надеюсь, не воры…
Я подошла ближе.
Тук.
Сердце, кажется, замерло, пропуская удары. Как дышать я тоже забыла.
Немеющими пальцами я с третьей попытки отперла замок и потянула на себя дверь, впуская в дом стылый ночной воздух, терпко пахнущий поздними цветами.
- Ты… как ты… как здесь… - слов не осталось. Ничего не осталось.
Я во все глаза смотрела на молодого мужчину, нерешительно стоящего на пороге. Два месяца в Европе пошли ему на пользу – затасканная рубашка сменилась дорогим черным свитером, потертые джинсы и кроссовки – отличными штанами и ботинками.
Но глаза… и улыбка… они остались прежними.
- Я не удивлюсь, если ты меня выгонишь, - сказал Этан, глядя мне прямо в глаза. – Моя очередь просить прощение. Я был… таким дураком.
- Да, - безжалостно отрезала я, чувствуя, что еще немного, и ноги просто подогнуться. – Очень большим дураком. Как и я.
И, не сговариваясь, мы сжали друг друга в объятиях.
Я уже и не помнила, как это… целовать человека так жадно, словно жить осталось несколько секунд. Забывая, как дышать, растворяясь в объятиях, не замечая вокруг больше ничего.
- Хочешь кофе? – просто чтобы сказать что-нибудь, ляпнула я, когда мы, наконец, оторвались друг от друга и перевели дыхание.
- Хочу, - сказал Этан.
Мы прошли на кухню, и я начала возиться с кофемашиной, стараясь уложить в голове, что он здесь. Он приехал. Он стоит за моей спиной, и это все наяву.
Что я не проснусь…
Горячее дыхание коснулось шеи, и в следующий миг все было забыто – и кофе, и моя глупость, и его уязвленные самолюбие и гордость, и все-все-все, творившееся с нами на протяжении последних двух лет.
И как-то оказалось, что я уже сижу на столе, обнимая, прижимая к себе его… Что мир сузился до нас двоих, что не существует больше никого и ничего, нет больше никаких проблем, пока мы рядом.
Есть только тепло его кожи. Его волосы, щекочущие мне шею. Его губы – жадные, нетерпеливые.
Одежда, летящая на пол. Пламенное, сжигающее дотла душу сумасшествие. Хриплые стоны, два тела, словно слившиеся в одно.
Рука в руке.
Объятия, дарующие покой и надежду.
Только так. Навсегда.
Сейчас я в это верю.
Техничка
3.6 Veritas
Комбинированный вид
