[Cromachy]

Ужасен любой теперь шорох и стук,
И чуток ты стал, как голодный паук,
Но только паук ждет добычу сетям,
А ты ждешь, что в сети окажешься сам.

«Любезная сестра! – писал Франциск, ее давний друг и собрат по несчастью. – К сожалению, до нас дошли печальные новости. Возлюбленная Ревекки, раздираемая горем и гневом, жаждет мести за ее смерть; кроме того, она, по всей вероятности, захочет закончить ее дело. Камарилья гудит, как растревоженный улей, мнения разделились –

кто-то согласен, что ребенок мертвеца сам по себе чудо и потому не может быть пущен на реагенты; кто-то впадает в ярость от мысли, что «неуместные проявления нежности»(не буду передавать дословно, дабы не оскорблять тебя) лишили их даже призрачного шанса снова увидеть солнце. Кроме того, все еще остается открытым вопрос казни - с одной стороны, ритуал совершался с ведома и позволения Князя, но с другой, твои действия явились нарушением сразу нескольких заповедей.
Есть, впрочем, еще и третья сторона - мы, скажем так, весьма категорично заступались за тебя на последнем собрании, - но я бы не был уверен на сто процентов, что мы были достаточно убедительны.
С твоей стороны было бы разумным попросить помощи у Королевы Пепла – одной из немногих, кто пережил смерть от солнца и воскрес. Не думаю, что ее решение хоть кто-то посмеет оспорить; если она примет тебя на своей территории и разрешит остаться, тебе не о чем будет беспокоиться. Что немаловажно, она не состоит ни в одной из организаций, и потому будет справедлива.
Мы не в силах сейчас помочь тебе чем-либо кроме добрых советов и теплых слов, но знай – никто из наших братьев не осуждает тебя. Для меня же лично и вовсе честь считать тебя сестрой.
С любовью, Франциск».

Мюриэл вчитывалась в строки, судорожно сжимая столешницу, не замечая, что под ее нечеловечески сильными руками спрессованные опилки крошатся в пыль. Вечная ночь… не зря она в последние недели вздрагивала от каждого шороха, не зря терпела, как могла, дневное солнце, боясь заснуть даже на несколько часов…

Она даже на работу выходить боялась – и до пены у рта ругалась по этому поводу с начальником лаборатории. Тот, злясь на задержку в проведении серии опытов, даже прислал няньку, чтобы та присмотрела за Арджентом, – почтенную добродушную женщину, далекую от всех афер и интриг на свете, неспособную на злой умысел – таких называют «божьими одуванчиками».

Но когда она наклонилась над детской кроваткой, Мюриэл испугалась так, как боялась разве что много веков назад, кидаясь в ров с мутной грязной водой, чтобы спастись от беспощадного отныне и навеки солнца…

- Не трогайте!!! – нянька верно поняла звериный оскал и когтистые лапы, едва не сжавшиеся вокруг ее горла; она ушла и больше не приходила. Начальник потом долго орал что-то о «материнском психозе»; Мюриэл даже не слушала, положив телефонную трубку на стол – пусть себе бранится, если так нравится, – и уйдя на кухню кормить Арджента.

Ей было плевать, по большому счету, о чем там думает смертное начальство – лишить работы и дома за прогулы ее все равно вряд ли посмели бы. Она была очень ценным научным образцом – и умела ломать стальные прутья через колено. Но каждый час она с ужасом ждала, что в уютный научный городок заявятся Тремер, возможно, даже с поддержкой из других кланов…

она может убить одного нападающего, ну, пятерых. Ну, десять, двенадцать. Но не сотню. И вот тогда Арджент точно пойдет на органы. А Канализационные Крысы… они, конечно, придут на помощь, и задержат наступление, и будут драться вместе с нею… и, случись воевать против нескольких кланов, отомстят за каждого погибшего «своего». В том числе, за малыша, формально тоже причисленного к «семье».

«Только крайняя необходимость заставляет меня обращаться к Вам, миледи, - выстукивала она электронное послание, измучившись постоянным страхом. – На кону стоит жизнь и судьба моего маленького сына; я боюсь, что даже с помощью друзей не смогу защитить его. Прошу, дайте нам убежище на Вашей территории; поверьте, я умею быть благодарной и никогда не забуду оказанной милости.
С надеждой на Ваше великодушие,
Мюриэл Гайер»
Оставалось только ждать. И она ждала, все так же почти не отходя от детской кроватки.

Если бы могла – вовсе не спускала бы Арджента с рук; с сожалением отвлекалась на домашние дела, чутко прислушиваясь к звукам, доносящимся из детской; большие уши шевелились, беспокойно поворачиваясь на каждый шорох и стук.
Спустя неделю за окном послышалась тяжелая поступь почтальона и скрип ржавого почтового ящика – и Мюриэл целый день ходила кругами около входной двери, и почти выбежала к ящику, едва дождавшись наступления темноты. Выделяясь среди счетов и гневных посланий начальства(как обычно, с угрозами выселения), в руку упал изящный длинный конверт. Официальное приглашение.