Арджент
рос не по дням, а по часам – или, возможно, так лишь казалось его матери, застывшей во времени. Он до сих пор любил сказки о рыцарях и принцессах, но теперь не просто разглядывал картинки, а вчитывался в буквы, каждый вечер проглатывая по целой сказке или хотя бы по главе, если история была уж очень длинной.
Потихоньку осваивал пропись (и почему-то угловатый готический шрифт освоил быстрее и охотнее простых закругленных букв),
учился уже не ходить, а прыгать…
- Почему это обязательно надо делать на кровати? – порой спрашивала Мюриэл, отрываясь от книги, когда пружины матраса скрипели особенно жалобно.
- Ой, ты ничего не понимаешь, - отмахивался мальчик. – Это просто очень весело.
- Когда ты сломаешь кровать, будет совсем не весело; сделай одолжение, слезь и приведи ее в порядок. Если так хочется попрыгать, возьми скакалку.
Арджент обиженно фыркал, но подчинялся – и начинал отсчитывать прыжки, демонстративно поворачиваясь спиной к матери или вовсе уйдя в другую комнату.
Он мечтал стать спортсменом и, еще только готовясь пойти в младшую школу Стренджтауна, видел в школьном Зале славы свое имя на золотых табличках. Поэтому тренировался всегда и везде, где только можно, даже во время еды что-то выполнять пытался – он, будущая гордость спорта, не имел права прийти в первый класс дохляком!
Мать со спокойной улыбкой выслушивала эти наивные мечты – она никогда особенно не увлекалась спортом, хотя и признавала нынешние игры куда более… ресурсосберегающими, нежели турниры минувших дней. В стремлении сына быть здоровым и сильным не было ничего плохого,
это всегда пригодится, даже если он вдруг передумает становиться спортсменом, – но ломать при этом кровать было бы, по ее мнению, неразумно.
Ее многое удивляло в маленьком человеке, и часто она тайком подглядывала за ним, урвав часок между
опытами.
Странное чувство – смотреть, как кто-то только открывает для себя мир… и многие вещи открываются совсем с иной стороны. Даже совсем простые, вроде уборки или мытья посуды.
По некоторым причинам мытьем посуды Мюриэл до недавнего времени занималась только в лаборатории – и относилась к нему соответственно, как к рутинной обязанности, которую стараешься побыстрее сделать, чтобы успеть домой до рассвета. А Арджент это занятие очень любил(хоть по малолетству ни за что сложнее тарелок не принимался), превращая в целый ритуал –
сперва набирал полную раковину воды и мыла, затем осторожно, как корабль, спускал на воду тарелку и смотрел: потонет, не потонет?
Вампирша иногда присоединялась к игре, бросая полные пригоршни воды на «борт» «корабля» - и тот нырял на дно раковины.
- Эй, что это было?
- Кажется, начинается шторм, - пожимала плечами Мюриэл.
- Корабль в шторм не пойдет ко дну.
- Современный, железный, может, и не пойдет, а во времена моей молодости это бывало очень часто. Суда переворачивались, разбивались о рифы, ломались в щепки… у нас есть книга о старинных кораблях, хочешь, почитаем?
Арджент соглашался. Книги о старине он больше любил слушать, чем читать; возможно, потому что интереснее, когда о судостроении или устройстве рыцарских лат рассказывает кто-то, кто видел их не в музее, а в жизни.
- Брось, я была-то всего на четырех турнирах, ну, еще отца и брата в доспехах видела вне состязаний… а корабль близко и вовсе один раз довелось посмотреть.
- И что? Мне и этого повидать не получится… - не договорив, малыш сладко зевнул. – Доброй ночи…
...Зато ты научишься жить среди людей, не прячась, сказала бы Мюриэл, будь ее сын чуть старше. Это счастье – не прятаться по углам с первыми лучами солнца, не бояться показаться людям, не вздыхать с облегчением, глядя в зеркало, которое отражает все, кроме твоего безобразия. Но я не могу научить тебя великой науке нравиться людям, говорить с ними, располагая к себе, - потому что я-то этого не умею, прервала обучение в самом начале, да и вряд ли тебе понадобятся правила этикета, которым обучали средневековую даму.
Сотканный-из-звезд, как бишь тебя, ты запретил нам произносить твое имя. Но любая мать может просить за свое дитя, правда? Значит, и я могу, ведь так?
Я забыла слова, придуманные для тебя, а язык, на котором говорят с тобой, сожжет мне гортань, но ты ведь и так поймешь, верно? Раз ты дал родиться моему малышу, не позволил ему умереть сразу, значит, хочешь, чтобы он жил, значит, поможешь ему? Помоги, пожалуйста…
Древовидный вид
