- Дорогой, ты математику любишь больше чем меня.
- Ну что ты, дорогая, конечно нет.
- Докажи.
- Хорошо. Пусть А - множество любимых мной объектов...
(с) интернет
Секс – это скучно, я читал.
(с) он же
Широки и необъятны просторы Эдельгарда. Не один год топчут наши кони эти земли, не одно орочье отродье оросило их своей кровью, не один девичий стан припадал к ним перед моим войском, благодаря за избавление от напасти. Как темны, как коварны Эльфийские леса, чьи ветви рвали мои одежды, чьи звери рвали моё тело, чьи птицы клевали мои глаза! Сколько раз пробирался я сквозь эти чащи, едва живой, опьянённый зельями эльфийских магов и околдованный песнями эльфийских женщин. И как не тянуло бы бренную плоть к земле, как не стремился дух воссоединиться с душами давно падших предков, всегда поднимался я с колен и рвался вперёд, движимый гласом совести. Ибо ничто так не радует мой взор, как разбитые войска врагов, ничто так не услаждает слух, как их стоны и мольбы о пощаде, ничто так не тешит сердце, как восстановленная мной справедливость. И не будет произвола орков в мире людей, не будут они покорять города и грабить деревни, не будут они забирать молодых и убивать старых, покуда жив я – Чёрный Властелин. И не одно поколение орочьих тварей будет вздрагивать при звуках моего име...
- Дэнни! Ты снова играешь в свои стрелялки? – грозно прозвучал материнский голос за моей спиной, - мы все ждём только тебя.
Мне потребовалась какая-то доля секунды, чтобы выключить монитор и развернуться на девяносто градусов, улыбаясь так же мило и невинно, как девственная выпускница мортемианского колледжа на семинаре по этике.
- Нет, мам, я проверял у сестры график тангенсоиды, - я машинально почесал затылок – всегда так делаю, когда вру, - ты ведь знаешь, она такая невнимательная.
Для убедительности я небрежно махнул рукой в сторону тетради на столе, которую мама не преминула взять в руки.
- Ты прав, просто безобразное количество ошибок, - задумчиво пробормотала она.
Мне хотелось заметить, что она держит тетрадь вверх ногами, но благоразумно решил промолчать.
- Я сегодня не буду обедать, мам, - осторожно сказал я, тут же прижавшись к спинке стула. Спинка не могла меня спасти от материнского гнева, но внушала какое-никакое чувство безопасности.
- Не говори глупостей. Будет невежливо не пообщаться с Кейлинн - она пришла именно к тебе. Я даю тебе ровно тридцать секунд, чтобы привести себя в порядок и спуститься к столу.
- У меня болит голова. Пожалуй, мне лучше больше не есть ничего сегодня, - прибегнул я к последнему отчаянному средству, но мать сегодня явно не была расположена жалеть меня.
- Это всё от твоего компьютера, - бросила она напоследок и вышла из комнаты.
****
Я понял, что отличаюсь от других, когда мне было восемь. Мы тогда праздновали в школе День Всех Святых – все нарядились феями и колдунами, а я долгопериодической кометой Кьюриос-Колби 2987 года. С тех пор в школе ко мне отношение было особое.
Поначалу из меня пытались сделать местного изгоя, но когда мои одноклассники поняли, что таким образом лишаются своего единственного источника подсказок на контрольных и правильно выполненных домашних заданий, открыто высмеивать меня перестали. Верными друзьями мне обзавестись не удалось, но зато когда кому-то нужно было списать, я получал просто море внимания к своей персоне, чем остался вполне удовлетворён.
Следует остановиться поподробнее на специфике школы, в которой я учился. Нас с сестрой отдали в портлендскую школу им. генерала Гранта, где когда-то работал наш дедушка. Уровень знаний в школе в целом был невысок, большую часть времени там уделяли физическому воспитанию, что безмерно радовало мою сестру, но неизменно огорчало меня. Из-за в целом не очень высоких {да кого я обманываю? Просто отвратительно низких!} баллов по физическим дисциплинам, мне не удавалось закончить школу экстерном, хотя весь школьный курс я знал настолько хорошо, что и сам вполне мог преподавать.
Ко всему прочему, Портленд находился далеко от крохотного рыбацкого поселения Торвилль, где жила наша семья. В самом Торвилле школ пока не было, поэтому дорога туда и обратно была весьма неблизкой – домой я приезжал ближе к вечеру, и автобус к тому времени был уже совершенно пуст.
- Дэнни! Как здорово, что ты всё же решил к нам присоединиться! Я так давно пытаюсь тебя выловить, а ты всё прячешься! – кокетливо взвизгнула Кейлинн, стоило мне переступить порог кухни.
Я нервно сглотнул, с надеждой поглядывая на спасительную дверь, но суровый материнский взгляд отрезал мне все пути к отступлению.
- Взаимно рад тебя видеть, - кивнул я, почесав затылок.
Кейлинн училась со мной в одной школе, и со времен самого начала полового созревания проявляла ко мне совершенно непонятный интерес. Дело усугублялось тем, что наши матери состояли в одном клубе садоводства, и, разумеется, обе вбили себе в головы, что мы с Кейлинн просто созданы друг для друга.
Последняя совершенно не замечала моей реакции на свои действия {она колебалась от нулевой до резко отрицательной, в зависимости от активности этих самых действий}, а если и замечала, то, очевидно, не придавала этому значения. В Симленде это было в порядке вещей – отношения обычно начинала девушка. «Это же мужчины, их всегда нужно подталкивать к серьёзным действиям» говорили умудрённые опытом мамаши своим дочерям, и те покорно шли добывать мужчин, как мамонтов, безжалостно уволакивая их в свои пещеры, невзирая на их сопротивления.
Именно такой линии поведения придерживалась Кейлинн, когда классе в третьем зажала меня в школе под лестницей и одарила своим первым слюнявым поцелуем, старательно изображая пылесос. Позже, глядя в мои ошарашенные глаза, она спросила:
- Тебе кажется, мы слишком торопимся?
«О да» хотелось ответить мне «я бы хотел сделать паузу в наших отношениях на ближайшие триста миллионов лет». Но вместо этого позорно капитулировал, наглухо закрывшись в моей комнате, и неделю не появлялся в школе, сославшись на обострение язвы двенадцатиперстной кишки.
Меня самого удивляло моё неприятие сложившейся в нашем обществе схемы отношений. Ведь именно по ней развивались отношения моих родителей, чем они, по-моему, совершенно не тяготились. Я привык, что мамино слово – закон для всех, включая папу, и именно она принимала все основные решения, касающиеся нашей семьи.
«Она же женщина» пожимал плечами отец «это в её природе – командовать». Я кивал, соглашаясь, но внутренне всегда сопротивлялся – ведь, как же так, в её природе? А разве в нашей природе не заложено защищать свою женщину и её потомство? Разве раньше, ещё в Тёмные Века, не мужчина считался главой семьи, оберегающей женщину от различных напастей?
- В зеркало себя видел, глава семьи? – фыркала Юльхен, когда мне случалось разразиться пламенной речью в её присутствии, - это общество, здесь свои законы. Нужно быть хитрее.
Я понимал, о чём она говорит – Юльхен неплохо удавалось скрывать свою истинную сущность в угоду сложившимся социальным законам. При матери она, как и всякая правильная девушка, могла сколько угодно щебетать о садоводстве и рецептах чизкейка, но стоило той куда-нибудь уйти, тут же меняла половник на отвёртку.
Я же прятаться не мог, за что регулярно получал от общества оплеухи. Поэтому единственной моей возможностью воплотить свои мечты о Темновековье, рыцарстве и прекрасной даме были онлайн-игры, вроде «Эделькрафта», где мой воин восьмидесятого уровня безжалостно разбивал вражеские войска.
- Как дела в школе? – спросила мама, тут же вырвав меня из раздумий.
- Замечательно. Несколько моих статей по астрономии опубликовали в школьном журнале, - поделился я, осторожно доставая из салата кусочки грибов и украдкой кидая под стол. Дистель, очередной плод любви безвременно почивших Юджина и Тарталетки, с благодарностью набрасывался на лакомство и продолжал тереться о мой ботинок, выпрашивая добавку.
- О, это ведь здорово, - Кейлинн накрыла мою руку своей, как делали симлендские жёны, когда мужья сообщали им о повышении, - это должно очень помочь тебе с поступлением.
Я кивнул и активнее заработал вилкой, чтобы получить возможность освободиться от её руки.
- Я так надеюсь, что мы поступим в колледж вместе! – взвизгнула она, и я подавилс куском кабачка.
- Послушай, я не уверен, что...- промямлил я.
Мать, очевидно, собралась пнуть меня под столом, но по ошибке пнула Дистеля, на что тот немедленно отозвался истерическим визгом. Кейлинн вздрогнула, а я, воспользовавшись переполохом, тут же поднялся из-за стола:
- Спасибо, мам, всё было очень вкусно, но, ты знаешь, много уроков!
Не дав ей успеть возразить, я тут же ринулся наверх, испытывая небывалое облегчение.
Чёрный Властелин, гремя латами, тут же отозвался на движение мыши, давая понять, что готов продолжить бой. Я облегчённо вздохнул, предвкушая несколько часов беззаботной игры, как снова услышал скрип двери.
- Эй, мелкий! – Юльхен перешагнула порог, - освобождай помещение.
Я вздохнул и нехотя поднялся со стула. В дверях нерешительно переминался с ноги на ногу сестринский бойфренд Чак, и я ухмыльнулся, тут же поняв, в чём дело.
- Сотня, и комната твоя, - решительно сказал я, не сводя с Чака внимательного взгляда.
- Пятьдесят, и я ещё переплачиваю, - отрезала та, сунув мне в руку пять одинаковых купюр, - и чтобы раньше вечера не показывался!
У меня не было настроения с ней ругаться, и я покорно покинул комнату, специально задев Чака плечом по дороге.
Сейчас я уже плохо помню, когда наши с Юльхен отношения превратились из братско-сестринских в товарно-денежные. В детстве мы неплохо ладили – она неизменно была заводилой во всех наших играх, и ей в разы лучше удавалось находить оправдания перед родителями, когда наши шалости заходили слишком далеко.
Разве что один раз, когда мы разобрали мамину кофеварку, чтобы переформировать её в осциллограф, Юльхен не придумала ничего лучше, кроме как свалить всё на меня. Конечно же ей, маминой дочке, поверили – и лишили меня доступа к компьютеру на бесконечно долгих три недели. Да, пожалуй, тогда всё и закончилось – именно после того случая моё хрупкое детское доверие к авторитету старшей сестры было навеки утеряно. Пожалуй, мы оба могли бы забыть об этом со временем – но чем старше мы становились, тем сильнее ощущалась возрастная и гендерная разница в наших с ней интересах. Так что сейчас, пожалуй, нас обоих вполне устраивало текущее положение дел.
На самом деле, комнату с сестрой мы вполне могли бы и не делить – оставалась ещё спальня бабушки и дедушки, которые умерли десять и шесть лет тому назад соответственно. Но мама, руководствуясь беспощадным в своей нелепости аргументом почтения их памяти, наглухо закрыла комнату на ключ.
Я вышел на улицу, раздумывая, где бы провести ближайшие несколько часов, как услышал звонок мобильного в кармане:
- В вашем школьном шкафчике обнаружен ящик наркотиков, - сообщили в трубку, стоило мне приложить её к уху, - ваша семья будет подвергнута допросу в ближайшие несколько часов. Вам запрещено покидать дом и тем более выезжать из страны. Вы имеете право хранить молчание, право на адвоката, и...
- Кай, не дури, я знаю, что это ты, - прервал его я, глупо улыбаясь в трубку. Испорченное Юльхен и Кейлинн настроение снова повышалось до градуса нормального.
- Ну признайся, что ты испугался в первую секунду, - расхохотался тот, - хотелось бы видеть твоё лицо!
- Послушай, - я внезапно вспомнил о своём добровольном изгнании, - я могу перекантоваться у тебя несколько часов?
- Конечно, - радостно согласился тот, - у меня как раз есть кое-что для тебя.
Я облегчённо вздохнул и направился к соседнему дому.
****
Кай был на два года старше меня, но всё ещё не собирался в колледж – медицинский факультет Академии ля Тур требовал немаленьких финансовых вложений, и он всеми силами старался заработать на поступление. Тётя Сью агитировала его поступать в заведение попроще, но Каю упрямства было не занимать – и, в конце концов, сдалась. Теперь он, кажется, работал санитаром в психиатрической клинике, по выходным подрабатывая в автомастерской. Я, воодушевлённый его примером, тоже рвался найти себе подработку, но мать строжайше запретила мне отвлекаться от учёбы, пока я не улучшу оценки по физвоспитанию. Поэтому единственным моим источником заработка по-прежнему оставались сделки с собственной сестрой.
- Как мама? – небрежно спросил Кай, едва я перешагнул порог его комнаты.
- Работает, - пожал плечами я.
Вопрос был с подвохом – я знал это. Мама уже полгода не давала Каю спать спокойно, с тех пор как стала возглавлять Торвилльскую Демократическую Партию. Торвилль в масштабе Симленда никогда не значил слишком много, и далеко мамины амбиции зайти не могли – но направление её идей вызывали у Кая зубной скрежет. «Демократия» подразумевала лояльность к лицам других национальностей, прежде всего дергийцам – и мама вот уже полгода без устали боролась за дергийские права в нашем таком нетолерантном государстве, с гордостью приколов к пиджаку прото-дергийскую красную ленточку. Насаждение чужой культуры и наглость самих чужестранцев у нас с папой тоже не вызывали энтузиазма, но маму наше с папой мнение интересовало так же сильно, как и устройство осциллографа. То есть, вообще не интересовало.
Но если мы могли относиться к дергийцам с достаточной долей терпения, то у Кая при упоминании слов «Дергия», «Малый Континент», «рыжеволосый» и «равноправие наций» случался истерический припадок. Ему хватало благоразумия не поднимать эту тему при матери, но не упускал случая вылить ушат недовольства на меня.
- Ты говорил, у тебя что-то есть для меня? – поспешил сменить тему я, остерегаясь очередной гневной речи.
- Ах, да, - Кай кивнул на стол, - вот, это тебе.
Со стола на меня смотрела тряпичная кукла. Таких раньше сотнями продавали на Островах в качестве сувениров, но они уже пару лет как безнадёжно вышли из моды.
- Это мистер Майклз, - хихикнул Кай, - я получил его в наследство от дедушки. Он говорил, что когда-то она сильно помогла ему, и может исполнять желания. Я решил, тебе она нужнее.
Я усмехнулся – дедушкино наследство давно уже было предметом шуток в нашей семье. Не успев нажить сколько-нибудь значимого состояния, дедушка, тем не менее, успел завещать множество мелких «сюрпризов» кое-кому из знакомых. Например, последний неизданный роман об Антонии, который он собственноручно подписал, тем самым признавшись в авторстве, и отправил своей бывшей жене. Чем едва не спровоцировал у неё сердечный приступ. А ещё он приказал перевести двести симолеонов на счёт семьи Ландграаб от своего имени – говорят, Алиша очень смеялась.
Эта кукла, очевидно, тоже была очередной дедушкиной шуткой – я перевёл глаза на Кая, но так и не смог понять, серьёзен он или нет. И на всякий случай тоже хихикнул.
- Я ни разу так и не воспользовался ей по назначению. Но, я думаю, ты вполне можешь попробовать. Например, пожелать себе, наконец, отдельную комнату.
Кай улыбнулся и я отзеркалил его улыбку, покорно кладя куклу в сумку. Ведь даже если абстрагироваться от всех этих суеверий – чем она может мне помешать?
****
Я вернулся домой затемно, и, получив законный подзатыльник от мамы, направился в нашу с сестрой комнату, устало держась за поручни. Юльхен была уже в постели – я помахал ей рукой в качестве приветствия, и она сонно кивнула в ответ.
Почти уже раздевшись, я вспомнил о мистере Майклзе, что всё это время лежал у меня в сумке – и тут же достал его.
- Прости, друг, я совсем о тебе забыл, - вздохнул я, усадив куклу на прикроватный столик, - не знаю, рад ли ты нашему знакомству, но, надеюсь, здесь тебе будет уютно.
Я снова хихикнул, накрываясь одеялом с головой. Уже сквозь сон мне показалось, что от куклы исходит красноватое свечение.
III.1. Тряпичная кукла
Древовидный вид
