У кого из нас няня не бросала красного ребенка, чтобы понежиться в джакузи или поиграть на пианино? Или чья няня не кормила ребенка, вместо того, чтобы выкупать его, и наоборот? Если вам это все опротивело, милости просим
Начните с созданными в КАСе родителями, подростком, ребенком школьного возраста и малышом (тоддлером). От Лалэль: В моём случае я играю персонажами, которые уже пожили до начала челленджа, так что вы тоже можете использовать своих любимых симов или любую из игровых семей. Поселите их в любой дом, но помните, вам необходимо много комнат на первом этаже (без фундамента).
Оба родителя должны работать и выходит, что надо нанять няню. Цель челленджа состоит в том, чтобы убить как можно больше нянь, насколько это возможно.
Вы получаете 20 баллов за каждую новую форму смерти вашей няни (смерть от мух, смерть от утопления, смерть от огня) и 10 баллов за повторы (второй случай смерти от огня будет стоить только 10 баллов).
Минус 200 баллов за использование кодов boolprop, moveobjects, и любых других кодов и хаков для убийства няни. Использование эликсира жизни или любого другого способа продлить жизнь в этом челлендже запрещено.
Вы должны держать все надгробия/урны на лоте челленджа.
В доме всегда должен быть ребенок школьного возраста (внуки и усыновленные дети тоже считаются).
Невероятные силы играют нашими судьбами, как разбушевавшаяся стихия играет маленьким корабликом. Мне ничего не удастся изменить, я ни на что не смогу повлиять. Моей воли недостаточно, чтобы остановить волну.
Мне кажется, что мы сидим в зрительном зале и смотрим балетное представление про нас двоих.
Вот мы встретились. Как сладко, как больно это видеть! Он протянул мне руку – и я его заметила. Он был уникальным, единственным в своём роде.
скриншот в повседневной одежде
Мы были разными как огонь и лёд, как разум и чувства.
Он всегда был мечтательным, нежным и будил во мне чувства, которых я никогда бы не узнала без него.
Чистая, обнаженная душа... Как он мог нести зло? Как зло могло владеть им? Зло должно было бы стекать с него, как вода, не задевая.
скриншот в купальном костюме
Неужели вся его искренняя любовь, вся непритворная нежность были лишь пищей для той тёмной силы, что контролировала нас? Неужели наша любовь обречена была нести смерть? Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! Впрочем, отринь он семью и снова прими другое имя – ничего бы не изменилось...
Мы были непохожи во всем, как будто принадлежали к разным семействам, как будто представляли два абсолютно разных мира, которые не должны были пересечься, никогда, ни в какой из точек. Но они объединились, когда мы встретились и связали свои судьбы.
Потом я вижу себя на сцене – беспомощную, погруженную в сон, глубокий, беспробудный, похожий на смерть, но все чувствующую, все понимающую. Я знаю, что он считает меня потерянной навсегда; слышу ужасный короткий крик – это его душа разорвалась, осознав, что случилось невозможное, что меня больше нет, и из жизни ушло всё то, что составляло ее смысл. Затем отчаяние сменяется гневом, тихие слезы – припадком ярости. Я слышу звон мечей, но не могу проснуться, не могу даже сказать, чтобы они прекратили поединок – потому что я мертва не по-настоящему, а он, если его убьют, уже не оживёт. Я хочу встать, но моё тело сковано будто бы трупным окоченением, и только душа, живая, разрывается от горя. И вот, когда я с криком, похожим на слабый стон, вырываюсь из плена оцепенения – он лежит у моих ног умирающий, и я не могу сказать, видит он меня.
скриншот в выходном костюме
Опустите занавес! Если бы я знала раньше! Стив, очнись! Он не умер, слышите вы, нет! Мы выйдем на последний поклон, а потом я уведу тебя отсюда, на руках унесу, но мы больше не вернёмся в этот ужасный спектакль! Стив, Стив, ты слышишь меня...
Очнись же! Я здесь, я рядом!
...Ты уже не слышишь меня?
- Девочка… Девочка! Как ты привыкла, чтобы тебя звали? Джульстива? Или Джульсти? Как мама тебя зовет? Хотя ты так давно спишь, что, наверное, уже не помнишь.
Джульстива Мэллой – так тебя зовут, ты помнишь? Наверняка помнишь, хотя кто знает, что ты успела забыть за это время. Твоего папу зовут Себастьян Мэллой, а маму – Оливия Нигмополус. Это ты точно должна помнить, нельзя такое забывать. Ты ведь помнишь их? Не забыла, как сильно они тебя любят?
Вспоминай: ты ведь жила обычной жизнью, как любая девочка! Неужели ты не хочешь проснуться и снова увидеть маму, играть, ходить в школу?
- Обычная жизнь? Серость, скука, постылое будничное существование. Для тебя ли это! Не слушай ее, дитя! Ты – наследница двух великих родов, в твоих венах кровь двух величайших женщин, хозяек этого дома и всего города.
Твое рождение – огромная радость для нас всех. Подожди еще немного, и я пробужу тебя, ты очнешься ото сна и предстанешь пред миром прекрасной королевой, которой подвластно все.
- Не кричите, не будите меня! Мне снится волшебный сон про несчастного Карлика и его дочек, которые были принцессами, и жили у коло… колодца с киселем. Я не хочу просыпаться! Когда я посмотрю этот сон, я расскажу его маме.
- Нельзя тебе спать! Знаешь, почему тебя зовут Джульстива? Твоего дядю звали Стив, а тетю – Джульетта. Она тоже пыталась заманить их в ловушку, обещала золотые горы, а когда они не захотели, уснули навсегда. Твоя мама так сильно плакала, потому что очень их любила. Потому и тебя назвали в их честь. Что с ней будет, если и с тобой такое случится?
- Это тетя и дядя? Это же Безумный Шляпник из моего сна, а это - Чащирская кошка. А что ними, они уснули? Как жалко! Мне нравилось с ними играть. Их уже никак не разбудить?
- Не слушай противную девчонку, дитя! Твои тетя и дядя наказаны потому, что не следовали своему пути, и если ты не будешь слушаться, с тобой будет то же. Верь мне, я вырастила твоих папу и дядю. Я сделала их принцами и королями – и ты станешь королевой.
- Значит, я буду принцессой?
- Самой прекрасной, самой могущественной из принцесс!
- Нет, ты будешь вечно страдать, как страдала твоя внучатая тетя. Скоро ты, как она, погрузишься в безумие и будешь просиживать дни на кладбище, где лежат твои жертвы.
- Слушай меня!
- Слушай меня!
- Ой, замолчите! Я вовсе не хочу просыпаться!
Сегодня, 24 ноября, день рождения одного из самых известных серийных убийц - Тэда Банди. В связи с этим я решила вспомнить самого известного серийного убийцу в мире Симс - Оливию Спектер (она же Гертруда Некрономикон). Её исповедь займёт весь новый отчет.
Исповедь Оливии - Гертруды (16+)
Я ждала, что рано или поздно они до меня доберутся. И вот, они нашли меня, схватили и притащили сюда, в мой родной дом, чтобы убить. Мне всё равно. Офелия, как ты изменилась! Как странно видеть тебя здесь... Что они с тобой сделают? А тот мальчик, который стоит в стороне и смотрит на тебя безумными глазами, младший сын Дианы – будешь смеяться, я держала его на руках, когда ему был всего месяц от роду, и он тогда промочил мое платье... Боже, как это странно, как это было давно, а кажется, что всего день прошел...
Где его брат, славный парнишка, другой сын Дианы – его Стив, кажется, звали? Я подарила ему гитару, он всё ещё на ней играет, или уже сломал?
Впрочем, не отвечай. Его нет с вами, значит, уже нет и в живых. Я знаю. Дом всё мне рассказывает.
Слушай, Офелия, слушай, если ты, как и я, можешь читать мысли. Двум Хозяйкам не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Слушай меня, слушай, я расскажу всё, как было, и расскажу только тебе. Узнай, какова была жизнь твоей старой тётки.
Когда-то я была маленькой девочкой – такой же, как ты была, когда я видела тебя в последний раз. Мы тогда жили на этом же месте, только дом был другой, поменьше, пока мы не отстроили его после пожара, он был очень-очень скромный. У меня были любящие папа и мама, твои бабушка и дедушка, и маленькая сестра, которой суждено будет стать твоей матерью. Как же тяжело нам приходилось, пока мы были маленькими! Шла война, и наш городок утюжили снарядами – то с одной стороны, то с другой. Я на всю жизнь запомнила, как просыпалась под звуки канонады и противный вой снарядов, падающих с неба. Не хватало ничего, даже простого хлеба, даже соли. В городе было много беженцев, и в нашем доме постоянно жили незнакомые женщины и девочки, которые были нам чужими, родители давали им приют из милости. То было страшное время для всех, Офелия. Может быть, только это и может служить оправданием тому, что мы все делали .
Однажды к нам пришла оборванная девочка с грудным ребенком на руках. Девочка сказала, что эта бамбини – её сестра. Она лопотала по-итальянски, и мы поняли, что она – дочь итальянского солдата, или, может быть, офицера, который воевал на стороне фашистов. Девочка сказала, что мать её убита, отец погиб в бою, а весь его полк уничтожен, они остались одни и скитаются подобно бродягам. Итальянцев в городе не любили, но отец с матерью почему-то дажи бедняжкам приют, более того, они приняли их, как родных дочерей, и велели нам, чтобы мы звали их сёстрами.
Наверняка они уже знали, кто к ним пожаловал.
Бриана (так звали девочку) сперва всё лопотала по-итальянски, потом научилась по-нашему, обжилась в нашем доме, и помогала матери по хозяйству не как дочь, вполсилы, а как настоящая батрачка. Каждый день она благодарила нас за то, что мы спасли её с сестрой от смерти, и обещала, что сделает для нас все, что мы только не попросим. Отец и мать слушали и улыбались. Я очень скоро привыкла к ней и к малышке и стала считать их своими кровными сестрами.
Вскоре обстрелы прекратились, и в городе, кажется, воцарился мир, появились продукты и материя на платья. Город начал строиться. Мы ничего не понимали, ведь мы были детьми, и просто радовались тому, что больше не стреляют. Почему так происходит, я не задумывалась, пока однажды родители не разбудили нас среди ночи и не заставили спуститься в подвал – всех трёх девочек: меня, Бриану и мою младшую сестренку.
Мы сначала думали, что нас хотят спрятать от бомбежки, и хотели взять с собой малышку, но родители сказали, что никакого обстрела нет, и маленькую можно оставить спать в кроватке. Когда мы спустились в подвал, куда нам никогда раньше не разрешали заглядывать, родители вывели к нам нашу старенькую няню. Мы сначала обрадовались, а потом очень удивились, увидев её в таком месте в такой час. Она выглядела очень растерянной и даже испуганной.
Эта няня (не могу сейчас вспомнить ни её лица, не имени, она осталась в моей памяти, как некая тайная женщина) жила у нас очень долго, она сначала ухаживала за мной, потом за моей сестрой и сейчас приглядывала за малюткой. Я была очень привязана к ней, поэтому для меня стало настоящим потрясением то, что я увидела потом.
Мои мама и папа уложили нашу старую няню на каменный стол и, пробормотав какие-то заклинания, вонзили острый кинжал ей в горло. Затем они открыли какой-то люк и спустили туда бездыханное тело.
Всё это происходило на наших глазах, но так быстро, что мы просто не могли поверить в происходящее. Когда мы это осознали, мы стали громко кричать и плакать, нам стало очень страшно.
В ту ночь мы узнали, что мои родители являются жрецами старого африканского культа, что они нашли в этом доме особый энергетический канал, который можно питать, принося в жертву людей. Каждая жертва, приносимая нашему Дому, упрочивает благополучие города, и бомбежки и голод остановлены только благодаря жертвоприношениям. Мы должны об этом знать, но не рассказывать, а со временем, когда мы подрастем, родители тоже посвятят нас в жрицы этого культа – если Дом нас выберет.
Вернувшись в свою постель, я сперва полночи проплакала и не могла простить родителям, что они убили мою няню. Но Бриана, которая лежала рядом и тоже не спала, рассказала мне, как люди умирают от голода и мучительно страдают, погибая под бомбами. По её мнению, лучше было пожертвовать кем-то одним, чтобы были живы остальные. Я подумала и нехотя согласилась с ней.
Еще несколько месяцев я ходила, обдумывая всё, а потом решила, что тоже хочу сделать для города что-то полезное. Тогда я совершила своё первое ритуальное убийство.
Её звали Бренда, она работала почтальоном, и я до сих пор помню, как искренне она улыбалась в тот день, протягивая мне конверт:
- Тебе письмо, малышка. Ты рада?
Я радовалась - не письму, конечно, его я написала и послала сама себе еще три дня назад. Я была рада тому, что рыбка клюнула на мою наживку.
- Ты прочитаешь мне его? - доверчиво глядя прямо ей в лицо, спросила я. - Я не умею.
Бренда кивнула и, поправив сумку, чтобы не мешала, принялась вскрывать конверт.
-Подожди, - остановила я её. - Я хочу, чтобы сестра тоже послушала.
- А что, твоя сестра тоже не умеет читать? - с досадой спросила Бренда. - Пусть сама тебе и прочтет.
-Она ни за что не станет читать мне вслух, она вредная, - заныла я.
Бренда была очень доброй женщиной, и как все добрые, не могла представить, что кто-нибудь, а особенно ребенок, захочет сделать с ней что-нибудь плохое.Это её и погубило.
- Где твоя сестра?
- В подвале, - я вспомнила, что не придумала причины, по которым моя сестра должна была оказаться в подвале. - Она там, э-э... Прибирается.
Бренда не удивилась и безропотно спустилась вслед за мной по узкой лестнице. Я привела её на то место, где видела, как мои родители спускают в канализацию няню. Брэнда ничего не заподозрила, даже когда я хитростью заставила встать её на тот самый люк.
-Где же твоя сестрёнка? - спросила Брэнда, оглядываясь по сторонам. Тогда я нажала ногой тайную кнопку, и она провалилась в люк, даже не успев ничего понять. На решетке осталась кровь, клочки серо-синей почтальонской формы и обрывки бумаги. Рядом с одним клочком бумаги я заметила прилипший кусок ногтя – и живо представила себе руку Бренды, держащую письмо, которым я заманила её в ловушку.
Когда родители вернулись домой, я всё им рассказала. Они были потрясены и обескуражены тем, что я в таком юном возрасте проявила инициативу, выбрала жертву и спланировала убийство. Нет, они меня не осуждали (я ведь делала то, что они сами делали до этого при мне), но сказали, что я была не права, выбрав Брэнду, потому что она хоть и жила одиноко,без родственников, все же была местной уроженкой, и её семья в своё время была довольно известна в нашем городе.
Мне объяснили, что можно трогать только чужих, тех, кого мы не знаем, тех, кто приехал издалека. Они для нас ничего не значат. Наоборот, на горожан, которые здесь родились и выросли, покушаться нельзя, а надо их любить и защищать. Тогда я начала догадываться, куда пропадали женщины и девочки, которые жили в нашем доме.
Родители боялись, что убийство вызовет скандал, и горожане будут недовольны. Изувеченное тело мы зарыли в саду, одежду сожгли, а сумка Брэнды вскоре всплыла в городском канале; все гадали, куда она делась, но ничего так и не выяснили и решили, что бедняжка утопилась от любви. Со временем всё как-то утряслось, видимо, никто по одинокой Брэнде не печалился, ведь у неё не было ни друзей, ни родни, ни денег.
Я тоже не печалилась. С удивлением вспоминаю, что, кажется, никогда и не думала о том, как же так случилось, что я стала убийцей. Кажется, даже воспоминания об этом у меня не осталось – вот только сейчас, рассказывая вам всё это, я вспомнила. Родители настояли, чтобы я сама хоронила её останки, и её могила торчала на нашем дворе, как гвоздь в доске, мозоля мне глаза, но я почему-то не вспоминала об этом, а если и вспоминала, то не чувствовала угрызений совести.
Моя подружка Бриана, узнав о случившемся, задумала что-то недоброе; она начала прятаться от меня по углам и заниматься своими таинственными делами. Вскоре она сообщила мне по секрету, что тоже хочет кое-кого убить, но об этом никто не должен знать, особенно мама и папа.
- Он наш или нет? - только спросила я. Бриана ответила, что не знает, но постарается выяснить.
- Если она горожанка, то её нельзя трогать, - с важностью ребёнка, усвоившего простую истину и поучающего всех подряд, сообщила я. Бриана на это поморщилась и заявила, что ей всё равно, из каких краёв этот человек, поскольку она его ненавидит так сильно, что готова извести и его, и весь его род, и очень рада, что может сделать это, заодно оказав услугу нашему дому, приютившему их с сестренкой, да и всему городу.
- А ты не думаешь, что родители приняли вас, кормят и одевают только затем, чтобы потом убить? – не подумав, выдала я. Бриана покачала головой и ответила, что вряд ли, если бы они планировали это сделать, то не стали бы раскрывать ей тайн дома.
- Впрочем, мне все равно. На улице мы в любом случае умерли бы, - сказала она.
Мы поклялись друг другу и дому, что будем молчать об этом и сделаем всё вместе, без помощи родителей. Прошло несколько месяцев, я уже забыла об этом, как о прочих детских глупостях, но Бриана напомнила мне о моем обещании. Оказывается, все эти годы она разрабатывала план убийства. Мы были тогда уже юными девушками, подростками, и благодаря заслугам родителей у нас была репутация девушек из хорошей семьи. Мы могли многое себе позволить, например, заказать ужин с доставкой на дом в дорогом ресторане. Поэтому никто не удивился, когда Бриана, дождавшись, пока в доме никого, кроме нас, не будет, позвонила по телефону в один известный в городе ресторан и буквально вызвала к нам домой свою жертву. Как оказалось, жертвой, которую она наметила, была девчонка, работавшая в ресторане, развозившая еду богатым клиентам, заказывающим завтраки в постель и обеды и ужины на дом.
- За что ты её так? - спросила я, и услышала в ответ такой скрежет зубов, что мне стало страшно.
- Она не дала нам еды. Мы умирали с голоду, а она пожалела отдать нам огрызок какой-то лепешки, на наших глазах выбросила его собакам, ещё и смеялась при этом… Я пыталась достать лепешку, собаки меня искусали, чуть не разодрали сестрёнку... Всё, не спрашивай меня больше.
Не очень хорошо помню, что Бриана наплела по телефону, и как она заманивала свою жертву в дом, но чем всё кончилось, помню весьма отчётливо. Мы затащили девушку в подвал и заперли в каморку, которая, подозреваю, для того и предназначалась, чтобы кого-то там держать. Бриана торжествовала, она издевалась над своей жертвой, мучила её, как могла. Она не давала ей есть, не давала ей пить, нарочно ставила ржавую кружку с водой так, чтобы ей трудно было дотянуться, мешала даже спать – специально принесла в подвал магнитофон на батарейках, чтобы прокручивать оглушающе громкую музыку, когда жертва захочет спать или упадёт в обморок. Она приходила, садилась так, чтобы жертва могла её видеть, и начинала есть всё самое вкусное, что только можно было найти у нас на столе. Доходило до того, что Бриана размахивала перед лицом умирающей от голода доставщицы еды кусками пищи, до которых она не могла дотянуться, и приговаривала:
-Ам! Ам! Ну, что ж ты не ешь? Не хочешь? Придется выбросить…
Я смотрела на всё это с недоумением и страхом, но понимала, что Бриана в чём-то права, всё-таки она мстила за себя и за сестру, ведь они чуть не умерли. Но очень уж это было жестоко. В первый же день она разбила девушке нос – её лицо опухло, переносица стала красной, из носа текла кровь, заливавшая всё лицо, и когда Бриана это увидела, она сказала, хохоча:
- Смотри, земляника! Зина у нас земляника!
Так и осталась бедная девушка в моей памяти как Зина Земляника.
Когда она умерла, Бриана даже не заикнулась о том, что нужно предать тело земле или хотя бы спустить в канализацию, чтобы скрыть следы преступления. Нет, она так и оставила бедную девушку валяться в сырой каморке на съедение крысам. Тогда я впервые почувствовала тошнотворный запах гниющей плоти и пронаблюдала все стадии гниения тела.
Как только Бриана удостоверилась, что Зина Земляника мертва, на её лице появилась довольная улыбка, которую я изредка видела у неё и потом. Меня эта улыбка почему-то страшно пугала.
Скриншоты представлены EvilChild, огромное спасибо ей за это.
__________________
Последний раз редактировалось Лалэль, 25.11.2015 в 00:36.
Время шло, мы взрослели, наши сестрички подрастали и тянулись вслед за нами. Малышка, сестра Брианы, только готовилась пойти в школу, а моя сестрёнка уже училась в старших классах. Мы же с Брианой превратились в девушек на выданье. Отец и мать не жалели денег, чтобы вывести нас обеих в люди. Сейчас под выражением "выйти в люди" молодые девушки понимают успешную карьеру в какой-нибудь крутой компании, а в те времена женщины, принадлежащие к приличному обществу, вообще не должны были работать, разве что заниматься благотворительностью или давать уроки музыки. "Выйти в люди" для нас значило быть принятыми в высшем обществе нашего маленького городка, удачно выйти замуж за приличного человека со средствами и стать благородной матерью семейства. В год, когда нам исполнилось восемнадцать, мы обе дебютировали, после чего стали украшать своим присутствием званые вечера и вечеринки, а также начали проходить все стадии становления богатых бездельниц, профессиональных посетительниц вечеринок, чьи капризы выполняются за счет родителей, а затем и жениха. Нужно сказать, на этом поприще мы имели успех.
На одном из званых вечеров нам представили этих молодых людей, Эрнста и Тима. Нам говорили, что они графских кровей, и в их фамилии была частица "де". В общем-то, для меня их статус не имел большого значения, мне импонировали эти молодые смуглые развязные парни. На меня положил глаз старший, Эрнст, а младший, Тим, ухаживал за Брианой. Мы на всякий случай всем говорили, что мы сводные сёстры, и молодые люди также вполне удовлетворились таким ответом. Это было очень удобно для Брианы, наша фамилия всё-таки была уважаема в городе, а она была никто, сирота без роду-племени, к тому же дочь итальянца. Впрочем, Тим быстро к ней охладел, зато у нас с Эрнстом всё было на мази - мы обручились и, как я думала, готовились пожениться.
Как оказалось, зря я ему доверилась. Если бы я с самого начала не относилась к этому серьёзно, мне бы не пришлось рыдать в свадебный букет.
Он бросил меня перед алтарем. Возможно, если бы я была поумнее, смогла бы это предотвратить.
Бриана нашла меня плачущей в церкви и сказала, что она тоже пострадала – Тим обманул её и вынудил отдать то, что составляет главное достоинство девушки. Сейчас я уже не уверена, что всё было так, как она говорит, но тогда поверила ей безоговорочно, тем более, что Тим в своё время и ко мне приставал. Мы решили, что должны наказать юношей за неверность, и всё равно, что они – отпрыски уважаемой семьи. И мы наказала их так, как уже привыкли наказывать обидчиков, как сестра наказала несчастную Зину.
Мы заманили молодых людей в наш дом под предлогом того, что нам необходимо вернуть им их подарки и обручальные кольца. Затем мы напоили их снотворным и спустили на лифте в подвал. Дальше всё было, как с Зиной, с тем исключением, что на этот раз Бриане удалось раздобыть где-то электрический стул, и мы казнили обоих братьев с помощью этого приспособления.
Есть что-то завораживающее в ощущении того, что мужчина, сильный, волевой, ещё недавно игравший тобой, словно куклой, теперь сам лежит у твоих ног, как поломанная марионетка, и не может ничего противопоставить твоей воле. Я даже прониклась сочувствием к парням, несмотря на то, как глубоко они нас оскорбили, особенно когда Бриана начала применять свои извращенные пытки. Мне иногда хотелось облегчить страдания юношей, дать им воды, перевязать их раны, остановить кровотечение, но я понимала, что моё милосердие, во-первых, разозлит Бриану, а во-вторых, ничем не поможет этим нечастным, поскольку их судьба была предрешена.
Эрнст умер первым, Тим наблюдал за его мучениями и ждал своей очереди. Потом мы посадили его туда, откуда только что извлекли останки его брата. Затем, дождавшись ночи, мы вынесли по частям их трупы и похоронили на заднем дворе, где уже были похоронены Брэнда и Зина.
Мы считали, что всё делаем правильно. Во-первых, мы приносили дому необходимые жертвы, во-вторых, наказывали своих обидчиков. Тогда я считала, что это справедливо.
Единственное, что нас тревожило – возможность разоблачения. Мы могли ждать удара от любого из домашних, слуг, от любого гостя, приходящего в наш дом. Поэтому, когда у нас засорился водопровод, и ремонтник (кажется, его звали Степан... Степан Бицилли) извлёк из стока раковины кольцо-печатку с инициалами Эрнста (как она туда попала, ума не приложу), мы поняли, что нужно избавляться от свидетеля. Степан был отправлен в другую камеру (в нашем подвале их было много), и также как и Зина, был замучен голодом. Правда, в этот раз Бриана не зверствовала, дала бедняге помереть самому. Потом мы его зарыли в саду – это уже стало у нас традицией.
-Нам нужно быть осмотрительнее, исчезновение людей привлекает к себе внимание, - то и дело говорила я Бриане. Кажется, она жаждала крови, но осторожность, приобретенная во время скитаний в раннем детстве, ещё сдерживала её и заставляла соглашаться со мной. Тогда страсть к убийству ещё не овладела её душой до конца, и она распоряжалась доставшейся ей силой, руководствуясь доводами разума.
Иногда, правда, мы становились чересчур подозрительными. Так, когда к нам в сад проник детектив по имени Патрик Джонс, мы решили, что он подозревает нас в убийстве братьев, и решили от него избавиться. Оказалось, что у горе-ищейки не было никаких данных об убийстве, он всего-навсего проник к нам по заданию какого-то женского журнала, чтобы набрать побольше материала для газетных статеек. Увы, это выяснилось уже после того, как мы посадили его в камеру, а выпустить пленника из нашего подвала живым мы, конечно же, не могли. Пришлось отправить незадачливого собирателя сплетен на электрический стул. Тогда мы с сестрой впервые надели на жертвоприношение коричневые балахоны, напоминающие монашеские, полностью скрывающие все тело, включая лицо и руки. Мы сочли, что это весьма удачная идея: поскольку мы не только мстим, или расправляемся со свидетелями, а выполняем волю могущественных сил, и в данном случае совершенно неважно, чтобы жертвы видели наши лица. Мы всего лишь орудие, исполнители, жрицы, вестницы судьбы, если угодно. Нашим жертвенным агнцам совсем необязательно знать, кто кладет их на жертвенник и заносит над ними церемониальный кинжал, решили мы. С тех пор мы надевали балахоны каждый раз, когда приносили жертвы.
Время шло, моя сестрёнка выросла и благополучно обручилась, а затем и вышла замуж. С её помощью мы породнились с одной из самых уважаемых семей города, Нигмополус (они были из греческих переселенцев, владели аптеками и больницей, а также построили частный колумбарий). Йоргас (Зог) Нигмополус и его жена Геката всегда были желанными гостями в нашем маленьком домике и сами с удовольствием принимали нас у себя. Старший сын этой семьи, носящий пышное имя Анакреон, в честь греческого поэта (мы его звали просто Креон), должен был бы выбрать в невесты одну из нас, старших девочек, но мы решили обручиться с этими негодниками-графьями, и родители отказали ему, поэтому бедолаге пришлось ждать, пока подрастёт младшая – пойти против воли родителей и жениться на женщине из другой семьи, не из нашей, он не мог. Молодые обручились, как только сестра получила аттестат об окончании школы, и поженились буквально через месяц. Моей юной сестрёнке нравилось играть в замужнюю даму, и она души не чаяла в своем женихе, была влюблена в него, как школьница. Креон, по-моему, тоже ни разу не пожалел, что послушался родителей. Они всегда жили душа в душу и были весьма довольны друг другом.
А уж как были рады родители обоих семейств, особенно наши мама и папа! Родители Креона также были довольны, они зачастили к нам в гости – ни один воскресный обед теперь не обходился без их участия. Старик Йоргас приходил реже, он всегда был занят делами, а старая леди Геката навещала нас чуть ли не каждую неделю. Как выяснилось, она была в курсе всего происходящего у нас в подвале, и горячо поддерживала идею принесения жертв во благо города. Будучи натурой восторженной, склонной к драматизму, и весьма начитанной, она предложила всем членам нашей семьи выбрать себе псевдонимы – во-первых, это было прилично для жрецов культа, чьи настоящие имена не должен был знать никто, во-вторых, это позволило бы отличать членов нашего семейства ото всех других горожан. Геката была страстной поклонницей классической английской литературы, особенно Шекспира, и потому подобрала нам псевдонимы, взятые из его произведений. Она утверждала, что только Шекспир смог прикоснуться к величайшему таинству на земле – таинству смерти, и потому жрецам Смерти пристало носить имена его персонажей. Надо сказать, при подборе псевдонимов она показала полное знание наших характеров. Бриана, кровожадная и неумолимая, получила имя Гров (в честь Гров инген Биде, иначе говоря, леди Макбет), моя кроткая и невинная сестра – имя Уиллоу, в честь ивы, о которой пела перед смертью Дездемона. Маленькая сестра Брианы, мечтательная, нездешняя, получила имя Диана – в честь Дианы из «Сна в летнюю ночь».
Насчет меня леди Геката долго сомневалась, и в конце концов решила, что мне подойдет имя Оливия, в честь знатной дамы из «Двенадцатой ночи». Мне так понравилось это имя, что я потом даже и не думала о том, что когда-то у меня было другое. Сейчас я не могу даже припомнить, как родители назвали меня в детстве, мне кажется, что я всегда была Оливией. Правда, после того, как умер мой муж, и я вышла замуж второй раз, очень быстро, по её мнению, примерно через полтора года после похорон, она, не одобрявшая этого шага, поменяла своё мнение и стала утверждать, что меня следовало с самого начала назвать Гертрудой, как неверную мать Гамлета, поскольку я «ещё и башмаков не сносила, в которых шла за гробом в слезах, как Ниобея». Гров, желая меня позлить, начала звать меня Гертрудой, и постепенно я и к этому имени привыкла, но всё равно продолжала считать себя Оливией.
Наши настоящие имена забылись – разве что имя настоящее имя Гров я запомнила, потому что оно было созвучно имени её сестры, хоть никогда больше и не звала её так. Остальных я даже имен не помню, они приняли свои псевдонимы, да и горожане звали нас исключительно по придуманным именам, поэтому свои истинные имена мы больше и не вспоминали.
Да, брачный союз Уиллоу и Креона упрочивал наше положение в обществе и превращал нашу семью в одну из самых влиятельных семей города. Увы, мы с Гров снова всё испортили, нарушив – не в первый раз, надо сказать – единственное негласное табу, существовавшее в нашем доме. Следующей жертвой снова стала горожанка, к тому же девочка-подросток. Я была бы против, если бы не одно обстоятельство: эта малолетняя злодейка подкараулила в школе Диану, сестрёнку Гров, которая в то время училась в начальных классах, жестоко избила её, отняла все дорогие вещи, золотые сережки и деньги, а потом еще и запретила жаловаться старшим, угрожая в противном случае порезать её ножом. Малышка испугалась, никому ничего не сказала, но стала выдумывать разные поводы, чтобы не ходить в школу. Когда мы всё-таки смогли её расспросить и узнали, что случилось, Гров просто озверела. Я не могу её за это осуждать, ведь сестра была её единственной родственницей, можно сказать, самым близким человеком на свете, но ей следовало хорошенько всё взвесить и, по крайней мере, выработать план. А Гров просто отправилась в школу, подкараулила там эту девчонку, возвращавшуюся с занятий, и утащила её силой. Не уверена даже, что никто их не видел.Скорее всего, кто-то видел, как она тащила девчонку волоком, а та сопротивлялась и орала изо всех сил.
На этот раз Гров была сама не своя от злости, она издевалась над девчонкой (кажется, её звали Мелисса Симсон) так, как не издевалась даже над бедной Зиной – а уж та вынесла столько, сколько не вский мученик за веру смог бы вынести. Опять же, не знаю, можно ли её осуждать, учитывая, что эта девица сделала с её сестренкой. После месяца бесконечных издевательств и пыток едва дышащая (в прямом смысле, у неё было сломано ребро) Мелисса отправилась на электрический стул, а затем – на наше домовое кладбище. Гров было мало её разбитого лица и переломанных рёбер; напоследок она еще и обрила девушку наголо, сбрив заодно и брови. Ей так понравилось смотреть, как выглядят её жертвы без волос, что после этого она сбривала брови и волосы всем жертвам. Надо сказать, меня в дрожь бросало от её безумной фантазии. Я была готова исполнить свое предназначение, но не готова была издеваться над жертвами. Мне казалось, они должны покидать мир с радостью, зная, что послужили делу спасения города.
Маленькая сестрёнка Гров, Диана, которую она привела посмотреть на то, как её старшая сестра вершит расправу над обидчицей, сначала зарыдала, а потом потеряла покой и сон. Увиденное не давало ребёнку покоя. Я убедилась в том, что мы совершили ошибку, когда показали ей всё это. Наверное, следовало быть к ней помягче. Во всяком случае, я считаю, что во всём, что произошло потом с Дианой, есть доля нашей вины.
И в том, что случилось с родителями, тоже.
Конечно, такой конец был вполне предсказуем – несмотря на всю поддержку, оказываемую горожанами нашей семье, некоторые местные жители были против того, чтобы наши родители совершали свои тайные жертвоприношения. Эти безумцы не понимали, что иногда лучше погубить одного, чтобы спасти всех остальных. Убийство школьницы, в котором все заподозрили Гров и меня, должно быть, стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Однажды ночью они напали на нас, подожгли всю мебель и стены, превратив дом в огромный жертвенный костер, и заперли все двери, не давая нам выйти. Уиллоу повезло, она в то время гостила у родственников мужа. Мы трое смогли спастись, потому что в момент поджога оказались рядом с люком, открывающим вход в подвал, и успели там спрятаться. Наш волшебный подвал защитил нас и от огня, и от злых людей, но родители… Пепони и Муэнда сгорели заживо, не имея возможности выбраться. Мы долго ещё слышали их предсмертные стоны и вопли тех, снаружи.
Потом мы три дня просидели в подвале, опасаясь выйти оттуда – а когда рискнули выглянуть наружу, увидели только чистое небо и обгоревшие руины. Наш дом сожгли дотла, а обгоревшие трупы родителей выволокли наружу и бросили на заднем дворе, там, где было наше маленькое кладбище. Бросили, не надругавшись, но и не похоронив как следует, оставили на поругание людям и на съедение диким зверям. Мы дождались темноты и, сдерживая рыдания, тихонько похоронили их, затем снова спустились в подвал.
Впрочем, я не думаю, что родители совсем умерли: несколько недель спустя мне приснился сон, в котором были они оба, живые, весёлые, и они велели нам служить Дому так же, как они служили, говорили, что будут присматривать за нами. Мне потом часто казалось, что они по-прежнему разгуливают по дому, как делали это при жизни.
Наше положение казалось практически безнадежным, и мы готовились к смерти, но на четвёртый день к нам под покровом ночи прокрались несколько влиятельных горожан, которые утешили нас и оказали нам всяческую поддержку. Они предложили нам приют, обещали разделаться с убийцами наших родителей и помочь нам отстроить наш дом заново. Среди них были представители семей Грант, Вандерморган, Нигмополус и других. Все они симпатизировали нашей семье и не хотели, чтобы наша помощь городу прекратилась. Они понимали, что город жив в основном благодаря тому, что мы совершаем жертвоприношения.
Покровители сдержали своё слово: наши обидчики быстро куда-то исчезли, потом многих из них находили за пределами города, в пустыне, мёртвыми. Наш дом быстро отстроили, превратив скромный домик в роскошное жилище с витражными дверями; нас с сёстрами снова стали приглашать на разные светские вечеринки и как бы невзначай ссужать деньгами.
В довершение всего нам выдали главного виновника случившегося с нами несчастья – им оказалась наша служанка, Айседора Эбади, служившая нам уже несколько лет верой и правдой. Под пытками она призналась Гров, что девчонка, которую мы звали Зиной Земляникой, приходилась ей родной сестрой, и в наш город она приехала исключительно в надежде узнать что-нибудь о её судьбе, а когда по косвенным признакам поняла, что Зина убита в этом доме, поклялась нам отомстить и организовала поджог. Когда она рассказала всё это, на лице Гров появилась злодейская улыбка, которая так пугала меня раньше. Она схватила несчастную за волосы и потащила в ту камеру, где погибла её ненаглядная, и где до сих пор лежали белые кости, обглоданные крысами. Такого страшного крика я не слышала больше никогда! Проорав неразборчивое проклятье, Айседора упала ничком, обняла скелет Зины и больше уже не шевелилась. Гров больше и не мучила её, только изредка приходила посмотреть на её страдания.
Айседора так и умерла от голода – молча, не переставая обнимать сестрины кости. Потом мы вынесли и похоронили обеих, и Гров была даже не против, чтобы останки Земляники предали земле. Правда, могилы Зины и Айседоры расположились в разных концах кладбища – Гров хотела разлучить их и в загробной жизни.
- Не было ли у них других родственников? - с недоброй улыбкой спросила она, и меня бросило в дрожь. Я ничего не сказала, но вскоре по некоторым признакам поняла, что она собирает информацию об этой семье. Гров явно собиралась извести весь их род.
Мне не хотелось, чтобы наше дело превратилось в сведение счетов, и я сказала ей об этом. Гров ответила уклончиво, и больше мы к этому разговору не возвращались.
Однако вскоре я застала её пытающей Бенджамина, работника из службы, занимающейся уничтожением насекомых. На этот раз бедолага почувствовал себя в шкуре таракана, до которого добрался дезинсектор. Он был знаком с Айседорой, и вероятно, Гров пыталась у него узнать, остались ли у Айседоры и Зины родственники. Она применила к парню свою любимую пытку, пытку голодом, и заморила парня до смерти, но всё-таки выбила из него сведения о том, что у Айседоры и Зины есть некий двоюродный брат, который живет неизвестно где. Кроме того, он назвал имя закадычной подруги Зины, которая до сих пор жила где-то в городе со своим малолетним сыном. Узнав это, Гров бросила все силы на поиски этих кузена и подруги. Я поняла, что переубедить её не в моих силах.
После того, как мы казнили Айседору, и все, кто был причастен к поджогу дома, сгорели, наше положение в городе стало таким же прочным, как раньше. Мы снова начали выходить в свет и были приняты в самых высоких кругах нашего города. К сожалению, родителей, которые нас поддерживали прежде, больше не было с нами, поэтому нас самим нужно было придумывать, где взять деньги, чтобы вести достойный образ жизни. Гров предложила подыскать мне богатого мужа. Сама она замуж не собиралась, Диана была ещё ребенком, поэтому искать себе мужа предстояло мне. Надо сказать, все наши знакомые, узнав о том, что я нахожусь в поиске спутника жизни, принялись помогать мне и знакомить меня с симпатичными холостяками. Среди них попадались приятные и очень интересные мужчины, и многие готовы были предложить мне руку и сердце. Меня останавливало только то, что все мои кавалеры были местными уроженцами. Я искала кого-то, кто был бы достаточно богат, но приехал к нам из дальних краёв и не имел в нашем городе ни родственников, ни близких друзей.
Нужно признаться, что Гров сразу решила, что как только я выйду замуж, и мой муж отдаст мне всё, что у него есть, и перепишет завещание в мою пользу, мы убьём его. Надо отдать ей должное, она была достаточно умна, чтобы облегчить мою совесть и представить это не как убийство ради получения наследства, а как меру, призванную защитить тайну нашего дома. Она утверждала, что муж, живя с нами, увидит много такого, чего ему видеть не следует, и поэтому стоит избавиться от него раньше, чем он начнёт болтать.
Вскоре мне встретился мужчина, который буквально очаровал меня, и при этом отвечал всем предъявляемым требованиям. У нас закрутился роман, мы быстро обручились и сыграли свадьбу. Мы не только упрочили свое финансовое положение; кроме этого, я приобрела нежного любовника и верного друга, заботливого супруга. Кажется, впервые за всё время я была счастлива. Я была так сильно влюблена в него, что всячески защищала его, отвоёвывая у Гров право оставить его в живых. Бедолага и не подозревал, что всё время находился в смертельной опасности, и праздновал свой медовый месяц.
- Чем он нам опасен? - с горячностью говорила я Гров, размахивая руками. – Муж моей сестры тоже живёт в нашем доме, что он нам сделал? Разве он на нас донёс?
- Креон родился здесь, он из нашего круга, а твой муж чужой. Где ему понять, зачем мы это делаем!
- Он любит меня больше жизни, - утверждала я, - и даже если что-то узнает, никому не расскажет. Мой муж не сделает ничего, что могло бы мне навредить.
Даже безжалостная Гров не могла ничего противопоставить моему отчаянному напору.
- Ты уверена, что он сможет принять наши правила игры? - недоверчиво спросила она.- Ведь тебе не удастся всё время скрывать от него правду. Что он сделает, когда узнает, вот в чём проблема.
Тем не менее, я стояла на своём, и Гров пошла на попятный. В то время она ещё считалась с моим мнением и прислушивалась к моим доводам.
В то же время наедине со мной она не именовала моего мужа иначе, чем Труп Хладненький (как там твой Труп Хладненький?), как бы намекая, что не собирается отступаться от своих планов.
Мне это очень не нравилось, я просила её прекратить, но Гров продолжала свою игру – ей нравилось меня злить. Благодаря ей я сейчас уже и не помню, как звали моего первого мужа. В моей памяти он так и остался Трупом Хладненко.
Мой муж был в уже преклонных годах – это был второй аргумент, с помощью которого я защищала его жизнь. "К чему убивать того, кому и так недолго осталось"? Я так надеялась, что мне удастся убедить Гров дать моему любезному умереть своей смертью, но мне это не удалось. Я поняла это, когда в один ужасный день, возвращаясь домой с пикника, увидела у ворот машины пожарных, полицейских и парамедиков. Сердце сжалось в комочек, нырнуло куда-то вглубь и, вернувшись, заняло от горя. Мне стало ясно, что моего любезного больше нет в живых.
Пожарные сказали, что причиной взрыва стала утечка газа из баллонов кухонной плиты, и классифицировали всё как несчастный случай. Я зашла на кухню – плита и в самом деле была раскурочена, стены, выложенные из камня, почернели от высокой температуры. Мне живо представился мой покойный муж, ничего не подозревающий, вставший среди ночи и спросонья пришедший на кухню, чтобы пожарить себе яичницу. Я чуть не наступила на его разбитые очки и споткнулась о сковородку, деформированную взрывом.
- Хорошо, что твой трупик хладный оставил нам достаточно денег, чтобы мы могли сделать ремонт, - как бы невзначай заметила Гров. Я посмотрела на неё искоса и ничего не сказала. Впервые у меня появилось стойкое ощущение, что она опасна, и нужно её убить.
Гров властвовала надо мной, подчиняла меня и всех окружающих своей воле. Наверняка поэтому, и ещё потому, что Дом вытягивал из меня все силы, я постарела очень рано. Уиллоу понемногу старела, но оставалась молодой и изящной леди, даже Гров, хоть и её дом стремительно старил, оставалась привлекательной, про малышку Диану нечего и говорить – она недавно перешла в старшие классы и едва-едва начала расцветать, как молодой полураскрывшийся бутончик. Одна я постарела резко и страшно, в одночасье превратившись из молодой женщины в некрасивую старуху.
Мне тогда едва исполнилось тридцать лет, но выглядела я на все пятьдесят. Сестра украдкой плакала, когда глядела на меня – ей казалось, что её ждёт та же участь. И в будущем я с величайшим сожалением заметила, что и Уиллоу стареет быстрее, чем положено природой. Она ушла от нас довольно молодой, но выглядела совершеннейшей старухой. Увы, Дом высасывал силы, молодость и красоту не только из меня.
Влияние Гров было так велико, что у меня не хватало ни стойкости, ни силы духа сопротивляться, когда она заставляла меня делать вещи, которые были мне неприятны. Так, когда второй раз объявилась жаждущая мщения родственница нашей жертвы – на этот раз в город приехала мать убитой девчонки Мелиссы, Вики Симсон, – Гров потребовала, чтобы я выследила её и привела в наш дом. Разумеется, я возмутилась:
- Почему ты заставляешь меня исправлять твои ошибки?
Гров посмотрела на меня так, будто я сказала что-то непристойное, такое, о чём может говорить только душевнобольной.
- Я ведь похитила дочь. Думаешь, если я попробую заманить к нам мать, я не стану первой подозреваемой в убийстве?
На моё замечание о том, что никто не будет особенно суетиться, наши покровители замяли дело, а в городе уже подзабыли об этой истории, Гров, снисходительно улыбаясь, растолковала мне, что мамаша убитой приехала к нам не одна, а привезла с собой лучших детективов, чуть ли не Интерпол, и она не успокоится, пока не узнает правду.
- И если кто-нибудь в городе проболтается, кто убил её ненаглядную доченьку, это станет для нас серьёзной проблемой, - заявила она. На это мне нечего было возразить: с Интерполом нам было не справиться, мы обе это понимали.
Похищение Вики было похоже на дурно написанный третьесортный "шпионский" роман. Мне досталась неприятная и нелёгкая работа. Впрочем, сестра сделала всё, чтобы помочь мне: несмотря на все меры предосторожности, принятые Вики, которую консультировали лучшие детективы, Гров легко нашла её убежище и даже организовала круглосуточную слежку за ней, благодаря чему я смогла легко заманить её в ловушку. Так незадачливая Вики, которая приехала к нам в город как охотница, не заметила, как сама превратилась в добычу.
Сложнее всего было выбрать подходящий момент, чтобы выманить Вики из её убежища, и сделать это незаметно для всех, чтобы никто не смог меня заподозрить. Мы могли обратиться к нащим покровителям, но решили сделать всё сами, чтобы как можно меньше людей знали об этом и могли потом нас шантажировать. Вики не выходила одна из дома, более того, круглосуточно находилась под охраной, но при помощи шпиков Гров, расписавших нам по минутам весь день нашей жертвы, мы смогли выбрать подходящий момент, чтобы похитить её. Детектив, охранявший Вики по ночам, ежедневно заказывал ужин на дом, всё время в одном и том же ресторане, и каждый день делал заказ примерно в одно и то же время, с разницей в пять-семь минут – мы убедились в этом, поговорив с хозяином ресторана. Сначала Гров требовала, чтобы я явилась к ним, притворившись работницей службы доставки, но я отвергла этот план как слишком опасный. Нужно было выбрать момент, когда детектива не будет рядом, и он будет занят чем-то другим в соседней в комнате, например, будет заказывать ужин.
Мы рассчитали всё до мелочей, выработали поминутный план действий. В девять ноль три детектив снял трубку, чтобы, как обычно, заказать доставку; Гров устроила так, чтобы связь была очень плохая, и хозяин ресторана проинструктировал диспетчера, так что та всё время переспрашивала, как бы недослышав, уточняла всякие детали, и разозлила детектива настолько, что он начал орать в трубку и ничего, кроме своего голоса, не слышал. В девять ноль пять я негромко постучала в дверь: детектив не услышал, но Вики встревожилась и открыла мне. Ничуть не удивительно: мне сказали, что в глубине души она всё ещё надеялась, что дочь жива, и, услышав стук в дверь, видимо, понадеялась, что ей принесли вести о Мелиссе. Меня она не узнала, хотя наверняка уже видела: я, как могла лучше, изменила внешность, надела темно-серый плащ с высоким воротником, нацепила белокурый парик и очки со слегка затемнёнными стёклами.
- Что вам угодно? - спросила
- У меня есть сведения о вашей дочери, - шепотом сказала я. Вики слабо вскрикнула и беспомощно посмотрела на дверь, ведущую в соседнюю комнату: там детектив, распалившись, орал в трубку телефона на прикидывающуюся дурочкой девушку из кафе.
- Я буду говорить только с вами, - безапелляционным тоном заявила я. - Пойдёмте со мной.
Всё-таки Вики была глуповата, она забыла всё, чему её учили детективы, вышла из дому, последовала за мной и села в мой автомобиль. Это была ошибка, стоившая ей жизни. Детектив выбежал из дома, когда я уже успела вколоть своей жертве снотворное и дала по газам. Он пытался нас преследовать, но я заранее испортила некоторые детали его машины, и авто заглохло как мёртвое. Вряд ли он сумел запомнить номер уезжающей машины, думала я, но даже если успел, ничего страшного в этом не было, эта машина принадлежала человеку, который полгода назад умер от смертельной болезни, и теперь у неё фактически не было хозяина.
Несколько раз поменяв машину по пути предосторожности ради, я доставила Вики в наш дом – на похищение ушло всего пятнадцать минут, из которых две минуты я потратила на уговоры, а остальное время – на заметание следов. Мы дали жертве очухаться, а затем Гров, которая решила на этот раз прикинуться добренькой, подступила к ней с расспросами. Вики сначала отвечала неохотно, понимая, что находится в плену, но потом, видимо, Гров удалось расположить её к себе, или, может, она поняла, что уже нечего терять, и рассказала всё.
Вики поведала нам, что Мелисса была смыслом её жизни, и потому она всю жизнь зарабатывала деньги, стремясь обеспечить будущее себе и дочери, и не может простить себе, что была далеко, когда та погибла. С тех пор Вики стала жить мечтами о мести и потратила всё, скопленное для дочери и отложенное на старость, оплачивая услуги лучших детективов. Они не подозревали нас, но подобрались к нам достаточно близко, поскольку кто-то из школьников (думаю, это был кто-то из младших классов, от старших школьников они ничего бы не добились, все знали, кто убил девочку, и боялись нас) вспомнил, что Мелиссу в тот день увела из школы какая-то тётя, причём Мелисса упиралась, а тётя тащила её за собой и страшно ругалась.
Гров никак не отреагировала на это заявление, но я мысленно прокляла её горячий итальянский темперамент, из-за которого нас чуть не поймали. Видимо, чувствуя вину, Гров не стала издеваться над жертвой, просто усыпила и положила в подвале под капельницу, ожидая, когда Вики, погруженная в кому, умрёт от естественного истощения организма. Очевидно, Гров хотела показать, что раскаивается в своей ошибке, и потому поступила с Вики милосерднее, чем с Айседорой.
Похищение Вики наделало много шуму: в город приехали множество детективов и полицейских, и все они искали пропавшую женщину, задавая горожанам неприятные вопросы. Особенно усердствовал детектив, у которого я выкрала Вики – это был страшный удар по его репутации, ставивший под удар всю его карьеру. Мы думали, что нас вызовут на допрос, но вместо этого нас пригласили на собрание Попечительского совета.
Надо сказать, у нашего дома появился своеобразный Попечительский совет, куда входили все значимые люди города. Отношение к нам у них было самое разное – от восторженного почитания до открытой боязни – но все они видели в нас какой-то интерес, и все стремились с нами договориться. Они защищали нас, прикрывали нас перед властями, в том числе и полицейскими, и создавали нам комфортную обстановку, а мы должны были прислушиваться к их пожеланиям и по возможности выполнять их просьбы.
На этот раз они были встревожены большим количеством профессиональных детективов в городе и выражали вполне обоснованное беспокойство. Мы долго обсуждали сложившуюся ситуацию и пришли к соглашению, более или менее устраивавшему обе стороны: Попечительский совет сделает всё, чтобы шумиха улеглась, подмажет кого надо и использует все свои связи, в том числе и в верхах, и в криминальных кругах, чтобы все детективы были отозваны из города и больше не возвращались, но скорее всего, нам придётся пойти на сделку и выполнить некоторые условия тех, с кем придется договариваться. Мы согласились, ведь это был самый удобный вариант для нас.
Попечительский совет выполнил свою часть сделки, и сообщил нам, какой ответной услуги от нас ждут. Речь шла о том, чтобы избавиться от двух мошенников, в лапы которых попало очень много влиятельных людей, что дало им невероятную власть и иммунитет от всяческого судебного преследования.
- От них пытаются избавиться вот уже десять лет, и никак не могут зацепить – очень уж скользкие типчики.У них есть компромат практически на каждого, кто имеет хоть какую-то власть.
- Как же они этого добились?
- В основном через жён, матерей, дочерей и любовниц, - ответили нам. - Они имеют магнетическое влияние на дам.
Мы с Гров переглянулись, и я впервые за много лет согласилась с тем, что прочитала в её красноречивом взгляде: убить шантажистов, использующих женщин, ломающих их судьбы, а затем беззастенчиво шантажирующих их, будет славным делом.
В этом мы были солидарны.
Мальчиков нам доставили на блюдечке, ведь теперь мы не решали собственные проблемы, а выполняли волю весьма могущественных людей. Для нас трудились специалисты из Интерпола, криминальные группировки, да черт ещё знает кто. Они сообща устроили всё так, что мошенников, которые были нашей целью, погнали отовсюду, и они вынуждены были укрыться в нашем забытом всеми приграничном городке. Возможно, они хотели переждать здесь некоторое время, а затем пересечь границу и скрыться от властей. Просидев некоторое время тихонько, они решили, что гроза миновала, и принялись заниматься привычным делом – соблазнять дам из приличного общества, чтобы затем управлять ими и их мужьями, отцами, сыновьями, любовниками. В это время нас им и познакомили: двух смазливых прохиндеев по имени Хью и Лу представили двум симпатичным богатым дамам и благообразной старушке (мне).
Почему-то мне удалось достичь своей цели быстрее всего: вероятно, я показалась мошенникам лёгкой добычей – ещё бы: немолодая, некрасивая, с неплохим капиталом, доставшимся от первого мужа, бездетная и одинокая, жаждущая любви и ласки, готовая броситься с головой в омут страстей. Они и не подозревали, что в этот раз охотятся не они, а на них. Мне даже удалось сделать вид, будто я с большой неохотой позволяю Хью поцеловать меня, а ему удалось сделать вид, что он безумно счастлив, целуя такую старушенцию. Гров тоже без лишнего труда очаровала свою жертву. Правда, как потом выяснилось, у парней были и запасные варианты, о чём мне пришлось узнать в самый неподходящий момент и самым неподходящих образом.
Первое неприятное потрясение я испытала, когда однажды поздним вечером, а вернее, глубокой ночью, вернувшись домой с затянувшейся вечеринки, застала в гостиной генерала Гранта, в нетерпении расхаживавшего из угла в угол. Гров, остававшаяся дома, сидела в кресле и читала, делала вид, что ничего не происходит, как и положено благовоспитанной даме. Она умела проявить такт и хорошие манеры, когда этого требовала ситуация, или это было ей выгодно.
На каменном лице сестрицы я не могла прочесть ничего, и это означало, что мы в отчаянном положении, и она мучительно ищет выход из него.
Прежде всего, я подумала, что нам грозит какая-то опасность – генерал Грант входил в Попечительский совет нашего дома. Возможно, он пришёл предупредить, что власти снова начали на нас охоту, предположила я. Но всё оказалось куда запутаннее и страннее.
- Оливия, - обратился он ко мне, не тратя время на приветствие и комлементы, - вы должны сегодня провести обряд.
Я в замешательстве присела на банкетку и испуганно посмотрела на Гров. Правила игры были установлены давным-давно, и не мной: одна-две жертвы в течение полугода, не больше, иначе люди начнут роптать и сживут нас со свету. Двух жертв вполне хватало, чтобы питать Дом и защищать город. Не так давно мы принесли в жертву Вики, и полугода с тех пор ещё не прошло, от силы два месяца. В чём же дело?
- В чём причина такой спешки, - прямо спросила я, - уж не собираются ли нас снова бомбить? Неужели красные всё-таки решились объявить нам войну?
Мне подумалось, что генерал мог получить доступ к секретной информации, собранной военной разведкой, и после этого прибежать к нам.
Оба – Гров и генерал – одновременно повернулись ко мне, и на их лицах я увидела снисходительные улыбки. Стало яснее ясного, что я сморозила глупость.
- Полагаю, тебе следует подняться наверх и надеть церемониальный наряд, - заявила Гров, захлопывая книгу, и показывая тем, что решение принято, - а затем мы все спустимся в подвал. Генерал, пока вы ждете, я попрошу приготовить вам кофе. Желаете к кофе ликёру или рома?
Генерал Грант, услышав слова, которые затронули определенные струны в его душе, произнес неразборчивое ругательство и бросился к нашему бару. Вытащив из бара графин, в котором мы подавали крепкий виски для самых невзыскательных гостей, он налил себе полный стакан, и залпом осушил его, даже не разбавляя водой. Покончив с первым стаканом, он тут же налил себе ещё. Гров наблюдала за ним, и за её радушной и равнодушной улыбкой я читала откровенное презрение к гостю.
Я поднялась наверх и облачилась в балахон, который, как выяснилось позднее, был совершенно бесполезен, поскольку наша жертва отлично знала нас. Но в тот момент я об этом и не подозревала.
Покончив с приготовлениями, я спустилась в гостиную, где застала генерала, который к тому времени уже опустошил половину нашего графина и уже слегка покачивался, и Гров, также переодетую в церемониальную одежду. Я смотрела на неё и чувствовала весь абсурд ситуации: мы, две светские дамы, стояли посреди нашей изящной, обставленной антикварной мебелью гостиной, где принимали гостей, наливали им кофе и беседовали о разных путсяках, изящно улыбаясь – мы стояли посреди этой гостиной в нарядах средневековых монахов-капуцинов и только что не сжимали в руках окровавленные кинжалы.
Гров чувствовала себя спокойно, а у меня возникло чувство, как будто я попала на какой-то карнавал.
Поднос с кофейником и кофейными чашками, из которых никто так и не сделал ни глоточка, стоял позабытый на столике.
- Спускаемся в подвал, - приказным тоном сказал генерал, - дело отлагательства не терпит.
- Мы ещё не решили, как поступим, - осадила его Гров, не спеша подходя к шкафу и открывая потайную дверь, - нам с сестрой нужно оценить ситуацию и посоветоваться, прежде чем мы согласимся на это. Говорю вам прямо, генерал, я скорее склонна отказаться от вашего предложения.
Сварливый генерал сразу сник и посмотрел на неё неуверенно. Гров умела одной фразой заставить собеседника чувствовать себя ничтожеством.
Мы спустились в подвал и увидели там привязанную к электрическому стулу женщину.На голове у неё был плотный мешок, и когда генерал сдёрнул его, я узнала в пленнице его жену, Лилу Грант, избитую, с кровоподтёками на лице, почти лишившуюся чувств.
Я невольно вскрикнула.
- Ты с ума сошёл!
- Выслушай меня сначала!- командным тоном велел генерал, с яростью глядя на свою супругу. - Она решила уйти от меня к этому мерзавцу и бросить детей. Я вернулся домой, а она уже собрала сумки и сообщила мне, что мы разводимся, прыгнула в такси и пыталась уехать. Еле-еле успел её удержать, ещё немного, и она бы оставила меня с носом.
Я пожала плечами.
- Обычное дело. Я не собираюсь приносить её в жертву из-за семейной ссоры.
- Ты что, глухая? - взревел Базз Грант. - Она ушла к нему, к твоему хахалю, к Хью! К известному мошеннику! Кто знает, что она ему наговорила обо мне, да и о вас тоже!
Мне стало неуютно. Нет, я не обманывалась насчёт природы чувств Хью ко мне, но узнать о его неверности всё равно было неприятно. А мысль о том, что Лила могла многое рассказать ему о горожанах, в частности, о нас, и о нашем доме, меня немного напугала.
- К тому же, она ограбила меня. - Добавил генерал, снова обретая спокойствие. - Сняла все деньги, что были у нас на счёте, продала драгоценности, что я ей дарил, сложила купюры в дорожные сумки и хотела передать их этому поганцу. Я вовремя успел её остановить, а не то она не только разрушила бы семью, но и лишила мальчиков будущего. - с этим словами он крепко ударил свою связанную супругу в лицо, так, что та всхлипнула, захлебываясь кровью. Я поморщилась, глядя на это первобытное насилие над женщиной.
Лила Грант, урождённая Вандерморган, дочка пожилой Жаклин Вандерморган. Всегда изящная леди с безупречными манерами, красивая молодая женщина, с детства привыкшая к роскоши и к поклонению. Я привыкла видеть её ухоженной, элегантно одетой, всегда восхищалась её нарядами, выдержанными в пастельных тонах, и безупречно уложенными волосами – а сейчас передо мной сидела оборванка в вульгарной ярко-голубой блузке, открывавшей живот, в бесформенных брюках защитного цвета, напоминавших мужские, и кроссовках, бывших когда-то белыми. Теперь леди была скорее похожа на дешевую проститутку с пригородного шоссе. Светлые волосы, которые она, видимо, плохо собрала, выходя из дома, растрепались и рассыпались по плечам, и я заметила отдельные пряди, слипшиеся от крови, уже запёкшейся; одежда также была испачкана в грязи и закапана кровью.
Как она дошла до такого? Без сомнения, я могла встать на сторону бедняжки: жизнь с солдафоном, за которого её заставила выйти мать (про этот брак говорили разное, учитывая, что обоим супругам в день свадьбы не было и семнадцати, и через три месяца после венчания Лила родила первенца), наверняка стала для неё непрекращающимся мучением, но разрушить семью, бросить троих детей, пусть на её взгляд они и не идеальны – это было уж слишком. К тому же, ограбить их, оставить без гроша... впрочем, в этом был виноват поганец Хью, я была в этом убеждена. Только он мог так заморочить бедняжке голову, чтобы она забыла о том, что её мальчикам не на что будет поступить в колледж, если она украдёт все деньги, что они с отцом копили для них.
Ведь это были именно деньги детей. У Гранта была, пожалуй, только одна хорошая черта – деньги его не интересовали, он откладывал именно для своих сыновей, думая об их будущем. А мать так с ними обошлась!
- Зачем ты притащил её сюда? - мрачно спросила Гров. - Мы не обязаны решать ваши семейные проблемы. Посади её под замок и разбирайся сам. Грязное бельё нужно стирать у себя дома.
Генерал посмотрел на неё свирепо, но ничего не ответил. Мне его расчёт был ясен: если бы он сам убил, или хотя бы избил свою жену, ему пришлось бы отвечать перед её родственниками, и дело могло бы закончиться настоящей войной кланов с полноценной вендеттой. В любом случае, неприятностей у него было бы хоть отбавляй.
Можно было бы, конечно, и стерпеть обиду, сделать всё законно, посадить Лилу под домашний арест, вызвать родственников на семейное разбирательство, начать судебный процесс, нанять юристов. Но это, во-первых, грозило бы потерей денег, времени и репутации, и во-вторых, опять же, привело бы к конфликту с Вандерморганами, которые в любом случае примут сторону Лилы и будут всячески её обелять.
Другое дело, если её убьём мы. Мы беспристрастны, нас трудно будет обвинить в том, что мы хотели зла семье Вандерморган. Конечно, семья будет недовольна, а мы в который раз нарушим основное табу – нельзя убивать горожан, тем более членов влиятельных семей. Но если мы докажем, что Лила могла помешать нашему делу, что она собиралась рассказать о нашем культе Хью, подвергнуть опасности нас, а значит, представляла угрозу для всех горожан, Вандерморганы, пусть и скрипя зубами, примут это. Я почему-то верила генералу, утверждавшему, что Лила собиралась рассказать Хью про нас, ей наша деятельность никогда не нравилась, а Хью мог уговорить женщину выболтать все её тайны. Я сама порой, общаясь с ним, готова была проговориться. Он так искренне сочувствовал, когда я рассказывала ему о женихе, который меня бросил, и о гибели первого мужа, что мне хотелось выдать ему всё, выложить всю подноготную.
Да, если Лила погибнет по воле Дома, к генералу не будет претензий ни у полиции, ни у горожан, ни даже у её родственников. Тогда это будет не преступление, а обряд.
-Что думаешь? - шепотом спросила Гров, которая, конечно, уже всё решила, но для виду поинтересовалась моим мнением.
- Не стоит нам с этим связываться. - прошептала в ответ я, прекрасно понимая, к какому решению она склонилась. - Пусть собирают семейный суд и разбираются сами.
Гров бросила на меня взгляд, полный снисхождения. Так отличник, давно решивший задачу, смотрит на двоечника, с усилием складывающего цифры.
- Я решила. Мы выполним его просьбу и принесём Лилу в жертву.
- С ума сошла! Вандерморганы нас линчуют.
- Ничего подобного, я объясню им, что Лила собиралась предать наше дело, и они сами объявят её отступницей, лишь бы не вступать в конфликт с другими семьями.
- Зачем? Зачем нам брать на себя ответственность?!
- Во-первых, Лила нарушила правила, и надо её наказать, - тоном, не допускающим возражений, заявила Гров. – От паршивой овцы следует избавиться, пока не опаршивело всё стадо. Во-вторых, другие должны видеть, что бывает с теми, кто встаёт против нас, чтобы ни одна сволочь больше не смела открыть рот. Образно говоря, мы должны вывесить её труп на заборе. Все должны знать, что Лила погибла от нашей руки, и осознать, что будь ты наш или чужой, обычный горожанин или член влиятельной семьи – в любом случае ты не уйдёшь от расплаты. А в-третьих, - она невольно бросила взгляд на генерала Гранта, который задумчиво разглядывал окровавленное лицо жены, - будет полезно получить компромат на этого ублюдка, пусть знает, что он нам должен.
Мне было нечего ей на это возразить, я смогла найти только слабый довод:
- Мы же не знаем, действительно ли она хотела выдать нас. Сдаётся мне, он всё это придумал, чтобы обосновать убийство. На самом деле, он хочет убить её из ревности и злости.
Гров послала мне другой взгляд, в котором было ещё больше снисхождения.
- Естественно. Но когда она умрёт, никто уже не сможет этого доказать, а то, что она путалась с этим гастролёром, скоро будут знать все. Что тебя тревожит? Думай об этом так: если она ещё не рассказала, то всё равно скоро расскажет. Нечего жалеть предателей.
Итак, нас было трое, двое из нас опустили большой палец вниз, и значит, бедной Лиле предстояло быть принесенной в жертву. В мои обязанности входило подготавливать жертву к обряду, то есть беседовать и объяснять всю важность того, что ей предстоит совершить (если, конечно, жертва была в сознании), призывать раскаяться, рассказать о своих грехах и так далее. Обычно жертвы воспринимали всё это очень плохо, они не хотели меня выслушать, и уж тем более не хотели исполнить свою миссию. От Лилы я ждала, что она, прекрасно зная, насколько важна наша работа для города, примет все смиренно и исполнит свою роль жертвенного агнца как положено. Куда там! Она кричала, даже орала, пыталась вырваться и убежать, и то оскорбляла меня последними словами, грозила, что я попаду в ад, то начинала рыдать и умолять, чтобы её отпустили, разрешили уехать к маме, попеременно пыталась меня то разжалобить, то подкупить. Словом, до того, как я начала готовить Лилу к смерти, я была о ней лучшего мнения. Она сильно меня разочаровала.
В конце концов, махнув на всё рукой, я оставила её и поднялась наверх, где Гров и генерал мирно пили кофе, который им подавали второй раз за вечер, и угощались кексами.
- Господа, - твёрдо заявила я им, - если вы решили начинать жертвоприношение, то самое время взяться за дело.
- Золотые слова! – воодушевлённо ответила Гров, отставляя чашку, над которой тянулся приятный ароматный парок.- Нечего с этим тянуть. Генерал, пройдёмте.
Генерал Грант, как раз подливавший в кофе тёмную жидкость из своей фляжки, вздрогнул и едва не расплескал всё на пол. Несколько капель всё-таки упали на ковёр, после чего он ещё неделю пах чем-то противным – коньяком, виски или чем-то подобным.
- Почему я? - с некоторым трудом выговорил генерал. Конечно, его косноязычие можно было объяснить волнением, но я-то заметила, что он был уже основательно пьян. Впрочем, в такой ситуации это было более чем извинительно.
- Мне нужен помощник, - пожав плечами, сообщила Гров.
- Но Оливия…
- Оливия уже сделала всё, что полагалось. Прошу вас, не спорьте, споры здесь не помогут.
Пройдёмте.
Генерал грузно поднялся с кресла, в последний раз приложился к фляжке и нехотя последовал за Гров, которая, улыбаясь как искусительница, грациозно спускалась в подвал. Я без сил опустилась в мягкое кресло и налила себе густого обжигающего кофе, закусив его теплым кексом, тающим во рту – кухарка, служившая у нас в то время, превосходно их готовила. Отчего-то мне подумалось, что Лила сейчас, должно быть, сейчас с большим удовольствием съела бы кекс и выпила кофе, а вместо этого должна принять невыносимые муки и умереть. Я откусила кусок кекса, проглотила – и вздохнула.
Когда Гров вернулась, я дремала, откинувшись на спинку кресла. Она разбудила меня, прикоснувшись кончиком обнаженного обжигающе-холодного кинжала к моей беззащитной шее. Мне следовало бы испугаться, но отчего-то это действие напомнило мне ритуал посвящения в рыцари, и я восприняла его спокойно.
- Просыпайся. - велела она. - Нужно помочь мне убрать Лилу.
Убрать – значит, вынести бездыханное тело, из которого Дом уже высосал остатки жизни. Следовательно, пока я витала в иллюзии сна, несчастная Лила Вандерморган успела мученически расстаться с жизнью и перейти из иллюзии тленной в иллюзию вечную .
Что ж, можно сделать вывод, что перекрытия в нашем подвале достаточно прочные, а стены не пропускают ни единого звука – ни стона, ни крика, ни громкого воя, поскольку мне, дремлющей в гостиной, ничего не было слышно.
Смыв с себя остатки сна и снова спустившись в подвал, я увидела чёрный пакет для переноски трупа, наполовину застегнутый – после того, как мы породнились с Нигмополусами, они снабжали нас всеми необходимыми похоронными принадлежностями. Пакет, как я уже упомянула, был приоткрыт, и если приглядеться, можно было рассмотреть почерневшее лицо покойницы. Очевидно, её казнили на электрическом стуле.
Пробираясь к ней впотьмах, я споткнулась о другое бездыханное тело – тело генерала Гранта. Вздрогнув от неожиданности, я настороженно спросила Гров:
- Что, и он... тоже?
Та громко фыркнула.
- Мужики! - с непередаваемым презрением произнесла она. - Как обещать кого-то убить, они все грозные, а как до дела дойдёт... Когда я предложила ему дёрнуть рубильник, он так расчувствовался, что рухнул в обморок. Так до сих пор и не очнулся. Вояка! - с этими словами она легко толкнула лежащего генерала своей туфелькой, бесстрастно, как толкнула бы любой предмет, лежащий у неё на пути.
Генерал не шелохнулся – видимо, он был слишком пьян, чтобы придти в себя. Он очнулся гораздо позже, когда мы с Гров уже вытащили труп Лилы и похоронили его.
- Где моя жена? - спросил он. Гров в ответ улыбнулась ужасной своей улыбкой и ответила с издёвкой:
- Спите и дальше, генерал, она вас больше не потревожит.
Видимо, генерал так и не осознал до конца, что его супруги больше нет на свете – во всяком случае, несколько лет подряд он пытался узнать у меня, что случилось с Лилой, и убедиться, что мы действительно её убили. Он признался мне, что в ночь убийства был настолько пьян, что ничего не запомнил, и в его памяти запечатлелась только сцена, когда Лила бросает в него обручальным кольцом и садится в такси, а он бросается на неё, чтобы остановить. Что было потом, он просто не мог вспомнить.
Полагаю, он так до конца и не поверил в то, что Лила убита.
До этого случая я относилась к генералу с легким пренебрежением. После него я стала презирать этого человека и относиться к нему с подчеркнутой холодностью.
__________________
Последний раз редактировалось Лалэль, 31.01.2016 в 21:10.
Генерал был не единственным существом мужского пола, лишившимся моего снисхождения. Подлецы Хью и Лу также вызывали у меня теперь чувство глубокого отвращения – как потом выяснилось, они только такого отношения и заслуживали. Мне не хотелось иметь с ними больше никакого дела, но я должна была по-прежнему изображать заинтересованную невесту. Вскоре мы обручились, и я, преодолевая тошноту, подступающую к горлу при мысли о совместной жизни с этим негодяем, начала готовиться к свадьбе. Меня успокаивало только одно соображение: долго ломать комедию не придётся, как только мошенники полностью доверятся нам, мы принесём их в жертву.
Пышной свадьбы не было: я настояла, чтобы всё было скромно, а Хью не возражал. Братья переехали в наш дом, и я с ехидством думала о том, что возможно, мне даже не придется убивать их – Дом сделает всё сам. Действительно, мы давно заметили, что все, живущие в доме или постоянно в него приходящие, например, наши слуги, склонны к несчастьям и очень часто погибают не своей смертью – даже если мы в мыслях не держали принести их в жертву. В городе давно шептались, что на всех, кто живет в нашем доме, наложено проклятье, и когда в дом входит новый человек, проклятье тут же задевает и его. Поговаривали, что проклятье распространяется и на родственников наших слуг, которые и вовсе ни разу не переступали порог нашего дома. Так, сын нашей кухарки, той, которая пекла несравненные кексы, сначала попал под грузовик и сломал обе ноги, а некоторое время спустя покончил с собой, не имея на это никаких причин; знаю и о других случаях, похожих на этот. Дом уничтожал всех, кто попадал в его сети; понимая это, я надеялась, что возможно, дом сам убьет Хью, да и Лу вместе с ним. Сожительство с ними было для меня постоянной пыткой, очень сложно было изображать заботливую жену и внимательную сноху перед теми, кого мысленно уже видишь бездыханными.
Однако дальнейшие события показали, во-первых,что Дом не делает ничего по нашему заказу, а во-вторых, что даже стоя одной ногой в могиле, эти подлецы умудрились нам нагадить.
Мы приняли их в семью, и они жили под одной крышей с нашим семейством – Хью как мой муж, Лу как мой деверь и потенциальный муж Гров. Вместе с нами проживали моя сестра Уиллоу с мужем и маленькая сестра Гров; это было вполне естественно, и я не видела в сложившейся ситуации ничего подозрительного или опасного. Гров заметила раньше меня, но и она спохватилась, когда всё уже свершилось. Это был второй неприятный сюрприз, преподнесенный мне братьями.
- Тебе нужно поговорить с твоей сестрой, - заявила мне Гров однажды, заявившись в мою спальню, когда я только собиралась вставать. - Я заперла её в подвале.
Услышав это, я вздрогнула.
- Зачем ты так?
- Нам придется её наказать. Ты знаешь, что этой ночью она собиралась бросить своего мужа и сбежать с моим мужем, её любовником, прихватив все наши деньги и ценные бумаги?
Я в ужасе закрыла рот рукой.
То, что Хью провернул с Лилой, Лу намеревался сделать с моей сестрой.
- Если бы я спала так же крепко, как ты, мы бы были уже и ограблены, и опозорены. - сердито заявила Гров. - Одевайся и спускайся в подвал на семейный совет. Будем решать, что с ней делать.
Я заметалась, не зная, что делать, что подумать. Уиллоу, как ты могла?
- А он? - сообразив, уточнила я.
- Готовятся к смерти. - кратко сообщила Гров, имея в виду обоих братьев. - Креона я накормила снотворным, чтобы не мешал нам. Что делать с твоей сестрой, не знаю, поэтому и хочу с тобой поговорить.
Разумеется, если бы не сомнения по поводу Уиллоу, Гров давно бы всех убила и поставила меня перед фактом. Глупо было и спрашивать.
Я и без того была перепугана и сбита с толку этими жуткими новостями, но когда я уже надевала платье и второпях пыталась пригладить волосы, Гров снова заглянула в приоткрытую дверь и добавила:
- У меня сильное подозрение, что она беременна, и не от мужа, а от него.Странно, что мы раньше не заметили.
Эта новость окончательно выбила почву у меня из-под ног. Сестрёнка, как же ты могла пойти на такое? Что же с тобой случилось? Вчера ещё ты была счастливой женой и сестрой, а сейчас как изменщица сидишь в подвале и ждёшь смерти.
Вкалывая в волосы последнюю шпильку, я твёрдо решила, что не дам Гров убить сестру, даже если придется прикончить её саму. Братьев – пожалуйста, они заслужили, но сестру я в обиду не дам. Впрочем, Гров наверняка всё это понимала, поэтому вряд ли планировала убивать Уиллоу. Крепко напугать, подчинить своей воле, наказать – может быть, но убивать – нет.
Однако как же мы будем со всем этим разбираться, думала я. И что нам делать с ребенком? При мысли о том, что Уиллоу, возможно, носит ребенка от этого козла, я снова похолодела.
Когда я, вся трясясь, зашла в каморку, где была заперта Уиллоу, и она с рыданиями бросилась мне на шею - мне стало не по себе, потому что я впервые не знала, как мне отреагировать. Хотелось прижать её к сердцу - и одновременно оттолкнуть, как чужую, незнакомую женщину.
- Что ты наделала, - повторяла я, - что ты наделала!
Уиллоу плакала и каялась, заходилась в рыданиях и снова каялась. Она поведала мне всё, не скрывая и не приукрашивая – и мне хотелось вместе с ней рыдать над её безыскусной историей. Уиллоу даже сама не заметила, как мерзавец Лу использовал её и заставил плясать под свою дудку. Конечно, её брак с Креоном был вполне благополучен, но ей всё время чего-то не хватало, возможно, бурной страсти, взрывной любви – всего того, что мошенник Лу смог изобразить так искусно, что она ему отдалась, хоть и понимала, что творит что-то ужасное. Ему не составило труда совратить бедняжку, должно быть, она была у него уже сотой. Моя наивная сестра сделала всё, что он велел, и осталась ни с чем, более того, над ней нависла угроза смерти, и угроза несмываемого позора – если станет известно, что она изменяла мужу, все наши знакомые от неё отвернутся.
-Что же мы с тобой будем делать? - в отчаянии спросила я.
В этот момент загремела железная дверь, и к нам вошла Гров. Мы взглянули на неё как две затравленные косули.
- Идите за мной, - сурово сказала она. И мы последовали, уже зная, что нам предстоит.
Первым она казнила Лу – а Уиллоу, влюбленную в него, заставила на это смотреть. Никакое, даже самое каменное сердце не выдержало бы такого. Бедняжка чуть не потеряла рассудок от ужаса. Я понимала, зачем Гров поступила так, но это было бесчеловечно.
Следующим казнили моего мужа, Хью. Не скажу, что испытывала к нему теплые чувства, но за то время, которое мы прожили вместе, я успела привыкнуть к нему. Но когда я смотрела, как Гров сжигает его останки, я постоянно напоминала себе о Лиле Грант и о её несчастной судьбе. Хью обязан был принять такие же муки, какие приняла она, твердила я себе. Поэтому его смерть я приняла более или менее спокойно.
Братья-мошенники были мертвы и упокоились на нашем семейном кладбище под фамилией "Заупокойных", а значит, все их высокопоставленные жертвы могли теперь спать спокойно. Мы выполнили свою часть сделки.
- А теперь – что мы будем делать с тобой? - грозно спросила Гров, глядя на несчастную обезумевшую Уиллоу, забившуюся в угол. Та заломила руки в отчаянном жесте:
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - монотонно бормотала она, - я не хочу умирать, я скоро стану матерью, я не могу погубить несчастное дитя, мне нужно жить... Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста...
Гров смотрела на неё огненным взором и молчала, но это молчание было равносильно самому суровом приговору.
- Накажи меня, - резко сказала я. - Убей меня вместо неё.
Это должно было прозвучать как вызов, а прозвучало неуверенно и даже жалко. Но Гров посмотрела на меня с уважением, а это дорогого стоило.
- Я не могу убить другую хозяйку Дома, Оливия. - сказала она.
- Моя сестра тоже хозяйка.
- Нам это неизвестно. Она ещё не совершила ни одного жертвоприношения.
-У неё просто не было возможности. Тем не менее, она тоже нужна нам. Дом выбрал её, помнишь?
- Я не собираюсь убивать тебя, Оливия. - сказала Гров. - Ты нужна мне живой.
- Кто-то из нас должен понести наказание. Я заменю её.
- И это всё из-за ублюдка в её животе?
- Не только из-за него. Я не позволю тебе убить сестру и её ребенка.
Гров вздохнула.
- Пусть будет так, как Дом решит. - сказала она.
Она посмотрела на меня с ещё большим уважением – никогда прежде я не удостаивалась такого глубокого взгляда.
- Ты и вправду готова умереть вместо сестры, - сказала Гров не с вопросительной, а с утвердительной интонацией. Внутри меня что-то оборвалось, и я не чувствовала больше ни страха, ни сожаления. Я поняла, что теперь она видит во мне не помощника, а жертву, и значит, спасения не было.
- Не думала, что до этого дойдет, но раз ты решила, пусть всё так и будет. Прими наказание вместо сестры, и пусть её мучает совесть.
Уиллоу, рыдая, хватала меня за руки и умоляла, чтобы я этого не делала, но я погладила её по голове и сказала:
- Не надо. Мне всё равно, никто не будет по мне плакать. А у тебя есть ребёнок. Что же он теперь, и солнца не увидит?
Вот так, Офелия. Не хочу хвастаться, не хочу вызвать у тебя чувство вины или напрашиваться на благодарность, но факт есть факт: если бы не я, тебя бы убили вместе с твоей матерью – ещё до рождения. Мне бы хотелось, чтобы ты знала об этом и вспоминала о своей старой и грешной тётке, попавшей в ад, с сожалением, но без злости.
Я поднялась к себе, переоделась в белый саван – у нас были такие рубашки, которые мы надевали на будущих жертв – и распустила волосы. Именно так мы одевали всех, кого приносили в жертву. В последний раз глянув на себя в зеркале, я была поражена увиденным зрелищем: безумная старуха в белой рубашке, с растрепанными седыми волосами – и перекошенным отчаянием лицом, которое вдруг снова стало удивительно молодым.
Снова спустившись в подвал, я легла на каменный стол для жертвоприношений – мы им почти не пользовались, во всяком случае, никого ещё на нем не резали, сюда укладывали умирающих от голода, тех, кто был при смерти и уже готов был отдать Дому душу. Теперь мне предстояло впервые обагрить этот стол своей кровью, а Гров – принести первую кровавую жертву.
Я легла, тщетно пытаясь успокоить своё сердце, которое неистово билось в груди. Гров в темном балахоне наклонилась надо мной, и я заметила, как в широком рукаве блеснуло лезвие кинжала. Мне подумалось, что, должно быть, то, что я вижу сейчас, видела перед смертью каждая наша жертва.
- Не кричишь? Молодец. – со зловещим смешком сказала Гров, разрезая на мне саван – одним движением она распластала его от ворота до подола, и я почувствовала дикий стыд, осознав, что она видит обнаженным моё безобразное старческое тело.
- Пусть Дом решает! – торжественно провозгласила она и одним мощным движением вонзила кинжал мне в горло. Я закричала, но мой крик превратился в сдавленное клокотание, ведь горло наполнилось чем-то жидким и солёным.
Мне трудно вспоминать, что было потом. Надеюсь, Офелия, что ты через это никогда не пройдёшь. Было очень больно, было много крови, я даже чувствовала, как она течёт из моих ран. Я видела Костлявую, она вцепилась в меня, держала моё гроло в своих цепких пальцах и я, задыхаясь, чувствовала её невыразимо холодное дыхание. Это было моё сближение со смертью, сближение настолько близкое, что оно напоминало интимное сближение мужчины и женщины.
Не знаю, почему я тогда не умерла. Наверное, Дом не отпустил меня.
Потом, когда я с трудом очнулась – вся искромсанная, изрезанная, чуть живая, но всё-таки живая – обе сестры (да, и Гров тоже) взирали на меня с таким благоговейным ужасом, будто я на их глазах совершила чудо. Уиллоу рыдала взахлёб, а Гров, убирая со стола окровавленные тряпки, ворчала на неё:
- Что ты кричишь, ну что ты причитаешь? Жива она осталась, ну и радуйся.
Потом она сгребла эти тряпки в кучу и понесла к печке, туда, где мы обычно жгли одежду наших жертв. Я, улучив момент, когда её не будет рядом, схватила сестру за руку:
- Беги, беги отсюда быстрее! Спрячься у родственников мужа, а потом уезжай как можно дальше. Тебе нужно спасти ребенка.
- А она? А мой муж? Они будут меня искать! – рыдая, повторяла сестра.
- Я всё устрою. Беги, беги, пока она за тобой не следит!
И Уиллоу сбежала. Что странно, Гров не выказала никакого удивления, когда вернулась ко мне и обнаружила, что её в комнате нет.
- Неужели ты думаешь, что я не смогу до неё добраться?
И вот я, чуть живая, спорила с Гров, отстаивая ваше с матерью право на жизнь. Гров была твердо настроена от тебя избавиться, пока я не произнесла фразу, которая и спасла твою жизнь, и одновременно с тем погубила её:
- Как ты думаешь, кто станет Хозяйкой дома после нас?
Этот вопрос заставил Гров задуматься. Как любой злодей, прикоснувшийся к сверхъестественной силе, она полагала, что будет жить вечно, но абсолютной уверенности в этом у неё не было. Нужен был наследник, продолжатель дела. Уиллоу не способна нести бремя Хозяйки дома, после того, как мы увидели её реакцию на убийства братьев, у нас не оставалось в этом сомнений; некоторые надежды возлагались на Диану, но Гров была уверена, что и на неё нельзя будет положиться. Детей у нас с Гров не было, и не было оснований полагать, что они когда-нибудь родятся.
Выходит, ты была нужна нам. Не было бы тебя – не на кого было оставить дом.
- Почему бы Уиллоу и не оставить этого ребенка? Ведь она замужем, нет никакого греха в том, чтобы родить в браке. Никто и не узнает, что ребенок не от мужа.
Гров саркастически рассмеялась, а потом сообщила, что Креон не может иметь детей, и об этом знает вся его семья, а также лечащий врач и персонал клиники, где он наблюдается.
- Если Уиллоу родит, эта информация обязательно всплывет, и все поймут, что ребенок не от мужа.
Вероятно, все это тебе не так уж интересно. Тебе уже надоело слушать болтливую старушенцию, но что уж поделаешь, мне многое нужно тебе сказать. Не буду сильно тебя утомлять, скажу просто, что на общем семейном совете мы решили, что Уиллоу должна на некоторое время скрыться из города, родить ребенка и оставить его на воспитание у чужих людей, а потом мы решим, каким образом принять его в семью, чтобы не опозорить нас в глазах общества. Вся семья согласилась с этим решением (за исключением мужа Уиллоу, которому мы решили ничего не говорить, и он прожил несколько лет, не подозревая о твоём существовании).
Уиллоу подчинилась нам безропотно – конечно, ведь она была на грани смерти, а мы предложили ей путь к спасению. Она скрылась на полгода, поехала в дорогой санаторий, находившийся за тридевять земель от нашего городка – как будто бы уехала лечиться от нервных болезней, а на самом деле спряталась, чтобы доносить и родить ребенка. Нам строго-настрого запрещено было говорить Креону, где находится его жена, и он трогательно обижался, что его не пускают навестить супругу. Он и не подозревал, что от него что-то скрывают.
Родив, Уиллоу не без сожалений оставила тебя на воспитание чужим людям и вернулась домой и воссоединилась с семьёй . Не знаю, были ли у неё мысли о побеге. Думаю, она понимала, что в какой бы части света она ни укрылась, сила, управляющая нами, заставит её вернуться.
Мы все были под воздействием этой незримой силы, и она влияла не только на наши души, но и на тело. Я поняла это, когда с ужасом обнаружила, что жду ребенка. Гров предположила, что это последствия того обряда, который она провела, когда пыталась принести меня в жертву. Я не поверила, но что ещё можно было подумать? Покойный муж меня не касался и пальцем, более того, я никогда не отдавала свое тело мужчине. Гров из суеверия запретила мне даже думать о том, чтобы избавиться от ребенка – и я выносила и родила младенца, хотя и полагала, что беременность окончательно убьёт меня. Гров сказала, что этого ребенка нам не нужно скрывать, и распустила по городу слух, что мой сын – посмертный ребенок моего мужа. По датам все сходилось, он вполне мог бы быть его сыном, если бы мы зачали его в последнюю ночь. Но я-то знала, что невинна. Всё это было очень пугающе и странно.
Я родила сына – твоего кузена, которого ты никогда не видела.Он родился уродливым и странным, но я все равно любила и жалела его.Это было дитя нашего Дома.
Все, все мы были в зависимости от Дома: и я, и Гров, и Уиллоу, и юная Диана. Диана... Вот за неё я переживала больше всего, больше даже, чем за свою родную сестру. С самого детства она была немного странной, похожей на юродивую: немного безумной, немного странной, но очень доброй. Потом, когда Гров привела сестренку посмотреть, как она расправляется с Мелиссой Симс – девочка была тогда совсем маленькой – Диана так испугалась, что окончательно сошла с ума, начала метаться, плакать без причины, видеть кошмары и мочиться в постель. Потом всё прошло, но тот настороженный, недоверчивый взгляд, которым она теперь встречала нас всякий раз, как мы приближались к ней, остался навсегда. После того случая Диана старательно избегала всего, что было связано с нашей деятельностью, и никогда не спускалась в подвал.
Иногда она вела себя как обычная девочка, но очень часто я с тревогой замечала у неё признаки развивающегося безумия. Диану следовало бы отправить лечиться в заведение, но Гров не хотела даже слышать об этом. Она не хотела расставаться с сестрой и боялась разговоров, которые непременно пойдут в городе, если Диану увезут в желтый дом.
К шестнадцати годам Диана расцвела и превратилась в настоящий южный цветок – Гров в этом возрасте тоже была очаровательна, но не настолько. Это обстоятельство добавило нам лишней головной боли: она была полоумна и при этом простодушна, как дитя, любой мог бы её обидеть, задурить ей голову и воспользоваться. Мы следили за ней, как две драконицы, но все же не уследили – у неё появился ухажер.
Узнав об этом, мы сначала испугались и строго-настрого запретили Диане с ним видеться, но она заплакала, потом начала упрямиться. Мы скрепя сердце разрешили ей встречаться с этим парнем, но начали неотступно следить за бедной безумицей. И вот однажды мы застали эту парочку на заднем дворе – они нежились в джакузи и, судя по всему, исследовали юные тела друг друга. Гров просто сошла с ума от ярости, увидев это – она никогда не принимала распущенности, и могла покарать девушку, и тем более юношу за один только намек на разврат, – а здесь речь шла о её сестре.
Надо признаться, к тому времени моя сестра окончательно утратила связь с реальностью, перестала контролировать себя, и её жестокость переходила порой всякие границы. Так, когда она нашла (не знаю, как ей это удалось) и заманила в наш подвал двоюродного брата Зины Земляники, простого работягу по имени Леонид, она подвергла бедолагу таким пыткам, что он не выдержал и сошел с ума. Он вёл себя как маленький ребенок, агукал и звал маму. Смотреть на это было невыносимо, и Гров быстро умертвила его – не из милосердия, а из брезгливости.
А теперь она застала свою сестру, свою единственную родственницу, в тот момент, когда её совращал молодой человек. Гнев её был ужасен; одно хорошо, она не стала издеваться над бедным парнем, а просто окунула его головой в джакузи и держала, пока он не захлебнулся и не утонул. Диана так и смотрела на всё это – полуголая, в неприличном купальнике, который вошел в моду в то лето (кажется, он назывался бикини), дрожащая от ужаса и бледная. Она пыталась вырываться и кричать, но я крепко держала её и закрывала рот рукой – мне не нужно было, чтобы соседи услышали крики в нашем дворе.
Потом Диана вырвалась и, не помня себя, бросилась в свою комнату. Я пыталась её удержать, но она захлопнула дверь перед моим носом.
- Оставь её, - велела Гров. - Нужно закопать падаль.
Когда спустилась темнота, мы зарыли юношу. Никто из нас не знал, как его зовут, поэтому мы написали на могильном камне придуманное имя "Люк Смит". Этой же ночью Диана выбралась из своей комнаты через окно и сбежала из нашего дома.
Мне казалось, Гров не составит труда её найти, но оказалось, что Диана была не настолько безумна, как мы думали. Во всяком случае, она сумела спрятаться от нас так, что Гров отыскала её только через шесть лет. У Дианы тогда уже был пятилетний сын, видимо, несмотря на юный возраст, она умудрилась забеременеть от своего ухажера – но с головой лучше не стало. Мальчика отняла у неё полиция, и Гров прибрала его к рукам (она сняла какую-то квартирку, поселила там мальчишку, наняла ему няню и приезжала посмотреть, как у них дела).
Диану же мы поместили в Атэнс – туда же, куда на старости лет ты отправила меня. Когда меня подвезли к воротам, и я разглядела лечебницу, то рассмеялась и подумала, что это её месть. Диана окончательно потеряла остатки разума, но все еще оставалась очень красивой, и даже сидя в психушке, она умудрилась забеременеть – уж не знаю, от кого. Гров дождалась, пока Диана родит, и забрала себе и этого сына. Несомненно, у неё были виды на обоих мальчиков.
Когда она потребовала от Уиллоу, которая переехала с мужем в отдельный дом и появлялась в нашем доме нечасто, чтобы та привезла нам тебя – я поняла, что Гров решила провести инициацию всех потенциальных хозяев Дома, чтобы узнать, кого из них Дом выберет наследником.
-Не рано ли? - осторожно спросила я. - они еще совсем маленькие.
- Мы тоже были детьми, - отрезала Гров. И я поняла, что споры бессмысленны.
Вот так у нас в доме собрался целый детский сад – четверо малышей разного возраста: мой сын и ты, оба совсем ещё крошки, и племянники Гров, смуглые, темноволосые, как она, и как их мать, – долговязый малыш и грудничок, которого, казалось, только вчера отняли от маминой груди.
- Как Диана решила его назвать? - поинтересовалась я
- Никак,- отрезала Гров, - Диана больше не может ничего решать.
- Значит, мы сами должны дать ему имя?
- Сами мы ничего с ним делать не станем, - твердо заявила Гров. – Как Дом решит, так и будет. Может, он и вовсе помрет.
Я не стала ей перечить, как и всегда.
Вы, малыши, никогда раньше не видели друг друга. Мы посадили вас в гостиной, и вы играли на ковре и беспечно шептались. Старший сын Дианы не спускал с рук своего грудного братика, и в то же время гладил тебя по голове, а ты с удовольствием тянулась к нему, и еще больше стремилась погладить малыша, лежащего у него на руках.
-Я бы хотел, чтобы у меня была такая сестренка, - заявил он тогда.
Мне понравился этот парень, он был простодушный, лёгкий в общении, и в то же время у него был очень умный взгляд. Должно быть, нелегко ему приходилось жить сначала у безумной Дианы, а потом и у Гров (хотя та его, наверное, не обижала, просто не обращала на него внимания, как не обращают внимания на кинжал, лежащий в ножнах – он ведь был нужен ей только как оружие, как наследник).
- Ты мечтаешь о большой семье? - он пожал плечами.
- У меня есть брат, мне этого достаточно, - я обратила внимание, что парень не включил в состав своей семьи тётю и маму, - но эту малышку я бы тоже забрал себе.
Ты тогда глупо хихикнула и зарделась, как любая маленькая девочка.
- А чего ещё ты хочешь? - спросила я.
- Ещё я бы хотел гитару, - прямодушно ответил мальчик, - я хочу играть на гитаре, но у меня её нет.
Он нравился мне всё больше и больше.
- Подарим мы тебе гитару, - пообещала я, - если ты пройдешь испытание, как мужчина.
-А что за испытание? - заинтересовался парень.
- Скоро сам узнаешь, - со вздохом сказала я.
Тут как раз вернулась Гров, которая спускалась в подвал, чтобы пообщаться с Домом. Она заявила, что все дети обязательно должны пройти обряд инициации. Поэтому каждый из них спустится в подвал, держа в руках бумажку с написанным именем.
- Они и ходить-то ещё не умеют, - робко заметила я.
-Я их отнесу. Приготовь их. Напиши имена.
Гров настояла на том, чтобы детям дали шекспировские имена. Я приготовила бумажки с именами "Офелия" – для тебя, и "Тит" – для своего сына. Потом подошла к сыну Дианы:
- Как тебя зовут, скажи ещё раз?
- Стив.
- Тебе нравится это имя?
- Оно обычное. Мне бы хотелось что-нибудь поинтереснее.
- Если ты пройдешь испытание, тебе можно будет выбрать другое имя. Как насчёт Ромео?
- Странное имя, - сморщился он. - Но пусть будет.
- Не привередничай! - я написала на бумажке крупными буквами "Ромео" и вручила мальчику.
Для новорожденного я ничего не придумала, его бумажка так и осталась чистой.
Пришла Гров и начала забирать детей – одного за одним, одного за одним. Первым она увела самого старшего, того, кому я решила дать имя Ромео. Малыши потеряли его из виду и начали капризничать, пришлось их успокаивать. Впрочем, надолго он не задержался – Гров очень скоро вывела его, держа за руку. Ноги у парнишки заплетались, он как будто спал на ходу.
- Что с ним?
- Дом его не принял. - она кинула тело мальчишки на диван, как куль с мукой. - Слишком чистая душа. Инициацию он прошел, но Хозяином дома никогда не будет. Уж очень он похож на свою мать, - добавила она.
Оставив парнишку, Гров взяла на руки моего сына и понесла его в подвал. Я посмотрела на Ромео – он дышал, но спал глубоким, беспробудным сном. Мы не смогли его добудиться, и он так и уехал домой спящим. В качестве компенсации я на следующий же день купила в магазине музыкальных инструментов гитару и просила Гров, чтобы она её ему подарила. Она пообещала и забыла об этом, и вручила только через несколько лет.
Через некоторое время дверь из подвала отворилась, и Гров вытолкнула ко мне моего орущего, кричащего, визжащего Тита.
- Не выдержал, - коротко сообщила она. Я схватила сына в охапку, одновременно удерживая на весу младенца, рожденного Дианой. Гров протянула к нему руки:
- Где бумажка с именем? Как ты его назвала?
Я была занята тем, что пыталась успокоить своего сына, и не ответила на её вопрос. Гров сама придумала ему имя:
- Раз ты, Оливия, так нежно его держишь, пусть он будет Себастьяном. - отрезала она, быстро записала имя на бумажке и забрала у меня малютку, чтобы отнести в подвал.
Когда она ушла, я пыталась привести в чувство моего сына, но он все время плакал и кричал, и не хотел меня услышать. Не зная, что с ним сделать, я увела его в спальню и дала ему снотворное, чтобы он успокоился.
Мой бедный сын, твой кузен, сошел с ума в тот день. Через несколько дней Гров, понимая, что он безнадежен, заставила меня написать отказ от материнских прав. Она передала его социальным службам, и те пристроили его в какой-то приют – под чужим именем и фамилией. Не могу передать, как я страдала, потеряв его. Эта рана кровоточит и по сей день.
Себастьян оказался первым, кто выдержал инициацию. Когда Гров вернулась, держа его на руках, он выглядел спокойным, разве что немного куксился и хныкал.
- Он прошел, - удовлетворенно сообщила Гров. - Дом его принимает. Возможно, со временем он станет Хозяином. Давай сюда девчонку.
Она забрала тебя и понесла в подвал. Я с удивлением держала на руках малыша, баюкала его, думая о том, как же это ужасно: он такой маленький, но уже обречен служить этому кошмарному месту.
Гров вернулась, вся сияя – никогда раньше её такой не видела – и торжественно ведя тебя за ручку.
- Познакомься с новой хозяйкой, Оливия.Вот кто заменит нас, когда мы не сможем больше служить Дому.
Я с ужасом смотрела на тебя – и мне показалось, что я вижу на твоей детской головке огромную черную корону. Я испугалась за тебя, и подумала о том, что эта новость разорвет сердце Уиллоу.
Мы вызвали её, и она приехала буквально через десять минут – столько ей понадобилось, чтобы выбежать из дома и взять такси. Когда она вбежала в наш дом, без слов схватила тебя, стиснула в объятьях и залилась слезами.
-Зачем ты ревешь? - сердито сказала Гров. - Твоей дочери предназначено великое будущее, она будет хозяйкой Дома и всего города.
Но Уиллоу-то знала, что это означает, потому и рыдала. Послышался шум подъезжающего авто – как оказалось, это был её муж. Мы были так потрясены случившимся, что даже не обратили на него внимания.
- Дорогая, что с тобой? Почему ты уехала из дома, не предупредив? Что случилось, что за слезы? Что это за чудесная малышка?
Уиллоу продолжала рыдать и ничего ему не ответила.
- Пойдем! - Гров схватила меня за руку и вытащила из комнаты. - Пускай сами разбираются.
Она увезла детишек – неудавшегося Ромео, который так и продолжал спать, и Себастьяна, будущего хозяина дома.
Не знаю, что твоя мать сказала своему мужу, но он забрал тебя домой и вскоре усыновил тебя. Уиллоу была бы счастлива, если бы не тревога за свою судьбу.
Моя сестра посвятила себя семье, Гров следила за мальчишками, Диана лечилась в заведении, моего сына забрала социальная служба – и я внезапно оказалась в полном одиночестве, и мне стало невероятно тоскливо. Нет ничего хуже, Офелия, чем оказаться наедине с самим собой. В этот момент меня поддержал мой друг – Ихкабод Некрономикон, который очень скоро стал моим возлюбленным и мужем. Он согрел мой закат, и это был первый мой муж, который умер тихо и спокойно, от глубокой старости.
Мне казалось, что никаких потрясений в моей жизни больше не будет, но все опять повернулось против меня. Несколько лет спустя, когда я вновь овдовела и потеряла надежду когда-нибудь увидеть сына, Гров, которая, как я уже сказала, не жила со мной постоянно, но при этом все равно не отлучалась из Дома надолго, заявилась ко мне с требованием пригласить на разговор мою сестру и её мужа.
- Они не хотят отдавать нам Офелию, - сердито сказала она. -Зачем они хотят испортить девчонке судьбу?
Я была уверена, что они, напротив, оберегают тебя, и сказал ей об этом.
Гров только фыркнула.
-Пригласи-ка их на чаёк, - велела она, и мне стало страшно. Гров уже пыталась убить мою сестру, и я знала, что за последние годы она потеряла всякие представления о том, что хорошо, а что плохо. Гров предвидела мою реакцию, и потому позвонила сестре сама. Когда мы собрались за столом и выпили по чашечке чаю, мне вдруг стало так нехорошо, так закружилась голова, что я вынуждена была встать из-за стола и пройти в спальню, чтобы прилечь отдохнуть. Когда я пришла в себя и вернулась в гостиную, моей сестры и её мужа там уже не было.
- Где они? - тревожно спросила я. Гров ничего не ответила: она увлеченно играла с тобой.
-Уехали домой, - спокойно и весело ответила она, и у меня волосы от ужаса зашевелились.
Уиллоу никогда бы не оставила тебя одну.
Я бросилась к телефону - набирать номер сестры, но услышала звонкий смех Гров, и мне стало не по себе. Я поняла, что твоих родителей больше нет в живых. Как плохо мне тогда стало, я и передать не могу.
Тела моей сестры и её мужа выловили несколько дней спустя в городском канале. Вместе с ними подняли со дна их автомобиль, поэтому решили, что они просто не справились с управлением и свалились в канал. Так ты стала сиротой.
Досказать осталось немногое. Ты стала жить у нас. По правде сказать, я не уделяла тебе достаточно внимания – прости меня за это. Как только я смотрела на тебя, увлеченно возящуюся с куклами, передо мной сразу вставало лицо моей бедной сестры, и я просто не могла смотреть на тебя.
Гров превратилась в мой наихудший кошмар. Я мечтала поскорее избавиться от всей этой жизни, но она была рядом и не допускала ни малейшего неповиновения. Один из мальчиков, сыновей Дианы, умудрился от неё сбежать; к сожалению, другой, которому предназначено было стать Хозяином, оставался при ней.
В один прекрасный день она легла спать как всегда привыкла ложиться: повернулась на бок, обняла свою страшноватую облезлую куклу, с которой засыпала с детства, и закрыла глаза. Больше она их не открывала. Через полдня, понимая, что происходит что-то непонятное, я вызвала врача, и он констатировал смерть.
Не могу передать, какое облегчение я испытала. Первой же моей мыслью было оставить всё, схватить тебя под мышку и бежать в ближайший монастырь – если нас там примут. Но стоило мне зайти в спальню с намерением переодеть тело Гров, как я поняла, что никогда от неё не избавлюсь.
Тела в постели не было, лежала только та самая кукла. Гров, бесплотная, парила в воздухе:
-Пусть я и умерла, я никогда не оставлю вас, Гертруда. - с хохотом сообщила она. И она выполнила обещание.
Она была со мной, куда бы я ни пошла, следила за каждым моим шагом. Я слонялась по дому, не зная, что мне делать, и с каждым днем все сильнее погружалась в безумие. По дому бродили призраки убитых нами когда-то людей; я сперва вздрагивала, видя знакомые лица, потом перестала пугаться. Ты, ребенок, тоже быстро к ним привыкла.
Последней каплей стал тот взгляд, который я заметила у тебя, когда ты подросла. Точно такой же взгляд был у маленькой девочки, которая давным-давно вошла на наш двор, держа в руках маленькую сестренку.
Я не вынесла и схватилась за нож, стремясь положить этому конец раз и навсегда. Прости меня за это. Думаю, сейчас и ты согласилась бы с тем, что лучше бы я тебя тогда зарезала.
Прощай, Офелия! Дом решил избавиться от меня, я это точно знаю. Я вижу нашу старенькую няню, которая манит меня, и зовет. Меня скоро не станет, а ты уж как хочешь, так и оставайся.
Теперь ты знаешь все - прости меня, если сможешь. Для тебя спасения не было, Дом изначально выбрал тебя в хозяйки, но может быть, твоя судьба будет не так печальна, как моя.
Няня, няня, подожди меня! Я иду к тебе!
__________________
Последний раз редактировалось Лалэль, 31.01.2016 в 21:39.
Ого, да в этом доме нефиговые такие скелеты. Как в переносном, так и в прямом смысле.
По тексту. Бриана-Гров мне раньше представлялась убийцей, не ловящей кайф от процесса, но оправдывающей это благими целями. Оказывается, совсем наоборот: ей нравилось убивать, а вся эта религиозная шелуха - лишь прикрытие. Как интересно получилось: Бриана не дочь Муэнда, но переняла их традиции приносить человеческие жертвы так легко, будто выросла с ними в утробе матери. В то же время, Лерато и Пепони мне представляются другими. Для них убийство - это просто ритуал, который нужно регулярно совершать. Нечто не слишком приятное, но необходимое, как зарезать гуся к праздничному столу. Они вряд ли садисты, скорее вынужденные хранители традиций.
А что до Оливии... Вот её жалко. С раннего детства девочке заморочили голову, и она выросла с мыслью, что убивать - это правильно и жизненно необходимое. С другой стороны, ещё и Бриана постаралась: у "сестры" не было возможности ей противостоять, и Оливия, как более слабая духом, просто подчинилась и приняла это занятие как данность. В общем, семена упали на благодатную почву, и девушка не сомневалась, что всё делает правильно.
Ещё понравилось обоснование дурацкого перевода имён. Всё в тему, всё продумано! Аплодирую
Вот только судьба Дианы мне пока не понятна. Естественно, она сошла с ума в таком окружении. Но ведь это произошло не сразу! За такое время девочка могла адаптироваться к ужасам, происходящим в доме. Но у неё, тем не менее, помутился рассудок - отчего? Дом убил её мужа, отца Стива? И вообще, от кого дети? Видать, её чёрный жених постарался, причём оба раза.
С нетерпением жду третьей части и продолжения (завершения)!
Influence, спасибо, что несмотря ни на что, остаёшься с нами!Спасибо, что так быстро и полно комментируешь.
На мой взгляд, в данном случае жители дома разбудили силу, которая во много раз могущественнее их, и эта сила не только поддерживает их, но и жестко управляет ими, с одной стороны, даёт подпитку, с другой - иссушает и очень плохо влияет на душу.
Бриана с самого детства была испорчена жизнью, насмотрелась на кровь и страдания, приняла тот факт, что люди - не больше, чем расходный материал. Но если вначале она руководствовалась мотивами возмездия и справедливости, думала о горожанах, о семье, апеллировала к доводам разума, то потом сила просто поглотила её. Она сама не заметила, как превратилась в олицетворение жестокости.
Оливия, наоборот, уверовала в свою миссию, но разум и совесть подсказывали ей, что что-то она делает неправильно. Она ведь инициировалась первой, совершила убийство, причем руководствуясь не мотивами личной мести, а мотивом "так я принесу пользу". Чем дальше, тем больше она понимает, что это безумие, что ничего хорошего их не ждет, и её напарница ещё более безумна, чем даже она сама. Иногда, конечно, и у Оливии проявлялась склонность к садизму, но в основном она все-таки остается равнодушной, а в глубине души - даже протестующей и сочувствующей.
Потому она и постарела раньше - не только дом её выедал изнутри, но и скрытые терзания души замучили.
__________________
Последний раз редактировалось Лалэль, 27.02.2016 в 13:52.
вот это крипота *.* блин, я пару лет назад такое даже читать не начинала бы, а тут что-то даже нравится)
началось все с того, что я поняла, по новой истории без картинок я вообще никак не пойму кто герой. было принято решение, в обед ознакомиться с первыми отчетами. в итоге залипла настолько, что не заметила как до конца дошла. очень сильное впечатление. а кто убийца-то? добротно написано, события не опускают. в общем да, хотеть теперь продолжение
п.с. когда смотрела на заглавный пост, думала что это будет что-то в стиле ужастиков, где маленькие детки тыкают во всех людей ножиками, а оказалось немного не так, да
п.п.с. так хочется написать что-то огромнохорошее, но у меня вообще мысле нет кроме "вааааа, крутотенюшка, хочу еще" Т-Т
Не говори маме, что няня умерла: семья Мэллой
+ 100 баллов репутации)
Линейный вид
