Прием заявок на VII премию «Золотая Корона» объявляется открытым!
Вы можете самостоятельно выбрать, в каких номинациях будет представлена ваша династия, однако будьте внимательны: в некоторых номинациях могут участвовать не все категории династий.
К какой из категорий относится ваша династия? Смотрите ниже. Каким образом проводилось распределение, можете прочитать здесь
К участию в Золотой Короне допускаются династии всех видов, которые отвечают всем условиям ниже:
династия не находится в архиве;
династия начата за два и более месяцев до начала сбора заявок;
в династии есть четыре и более отчетов и/или соразмерных отчету бонусов;
Цитата:
В данном случае отчет - это один пост, содержащий текст соответствующего объема и хотя бы 10 скриншотов.
для династий, завершенных за последний год, пункты выше игнорируются, они имеют право участвовать даже при нарушении озвученных условий.
Если ваша династия не соответствует одному из этих условий, не огорчайтесь. Постарайтесь найти время для новых отчетов, и в следующем году вы сможете участвовать наравне со всеми.
Категории:
Для попадания в определенную категории династия должна отвечать минимум двум ее условиям.
Начинающие:
- 4-15 записей;
- одно-два поколения;
- "возраст" династии - от 2 месяцев до года включительно.
Активные:
- 15-35 записей;
- 2-4 поколения;
- "возраст" династии - от года до 5 лет.
Профи:
- не менее 35 записей;
- не менее четырех поколений;
- "возраст" династии - от 5 лет.
Короткие челленджи. Челленджи, рассчитанные на одно-два поколения. Примеры: Голодные игры, Не говори маме, что няня умерла, Горемычные.
Длинные челленджи. Нестандартные династии и челленджи длительностью в три и более поколений, предполагающие наследование.Примеры: Апокалипсис, Кругом одни идиоты, Трейлерный парк, Остаться в живых, Советская династия.
Завершенные.
Династии и челленджи, завершенные за последний год, то есть с августа 2019 и по сей день.
Вы можете участвовать в каждой номинации только с одной династией или челленджем (например, если у вас есть классическая династия и челлендж, и в обеих есть наследники, только один из них может соревноваться за звание лучшего наследника). Однако не возбраняется участие разных династий одного автора в разных номинациях, а также участие одной династии в нескольких номинациях.
Номинация и подраздел – не одно и то же! Подразделы введены для удобства, однако у некоторых из них есть ограничения, распространяющиеся на все входящие туда номинации. Подробности смотрите ниже.
Подраздел I. Персонажи Ограничения: можно заявлять об участии только одного персонажа на каждую номинацию. В номинациях этого подраздела не могут участвовать персонажи/дуэты, которые уже побеждали в прошлых премиях (например, лучший наследник прошлогодней премии не может снова участвовать в одноименной номинации, но может быть заявлен в составе дуэта). Персонажи/дуэты, участвовавшие в предыдущих премиях, но не получившие короны, могут предпринять еще одну (но только одну) попытку, всего две попытки для одного персонажа/дуэта.
Лучший основатель\основательница
Номинация для категорий: "Начинающие", "Короткие челленджи", "Длинные челленджи", "Завершенные"
Лучший наследник\наследница
Номинация для категорий: "Активные", "Профи", "Длинные челленджи", "Завершенные"
Комментарий: вы можете выставить как действующего наследника, так и любого предыдущего.
Лучший второстепенный персонаж
Номинация для всех категорий.
Комментарий: любой персонаж вашей династии, не являющийся основателем и наследником, может претендовать на эту номинацию.
Лучший дуэт
Номинация для всех категорий.
Комментарий: любая пара персонажей из вашей династии может претендовать на это звание, будь они влюбленными, друзьями, коллегами или даже врагами.
Подраздел II. Хранитель династии
Лучшее семейное древо
Номинация для категории: "Длинные челленджи", "Профи", "Завершенные"
Комментарий: древа, победившие в прошлых премиях, могут участвовать, только если были переделаны с нуля. Каждый случай рассматривается организаторами индивидуально, если сомневаетесь, спросите в ЛС до подачи заявки.
Лучшая техничка
Номинация для всех категорий династий.
Комментарий: самая полная, тщательно и аккуратно подсчитанная техничка.
Лучшая завершенная династия
Номинация для категории "Завершенные"
Подраздел III. Текст Ограничения: одна и та же династия не может участвовать одновременно в категории для начинающих и мастеров. Можно выставлять любые сцены, написанные вами и опубликованные в теме династии, если они не побеждали в прошлых премиях. Если текст номинированной сцены имеет рейтинг 13+ или 16+ согласно правилам форума, не забывайте указывать его в заголовке ката.
Лучший текст среди начинающих
Номинация для всех категорий.
Мастер пера
Номинация для всех категорий.
Лучшая романтическая сцена
Номинация для всех категорий.
Комментарий: желающие участвовать в данной номинации должны выбрать лучшую, на их взгляд, романтическую сцену в династии и прикрепить ее к заявке, спрятав под кат
Вот так.
Лучшая драматическая сцена
Номинация для всех категорий.
Комментарий: подойдет любая сцена, в которой описываются сильные эмоции персонажей, острые переживания, противоречия и конфликты. Желающие участвовать в данной номинации должны выбрать лучшую, на их взгляд, драматическую сцену в династии и прикрепить ее к заявке, спрятав под кат
Вот так.
Лучшая комедийная сцена
Номинация для всех категорий.
Комментарий: желающие участвовать в данной номинации должны выбрать лучшую, на их взгляд, комедийную сцену в династии и прикрепить ее к заявке, спрятав под кат
Вот так.
Лучшая экшен-сцена
Номинация для всех категорий.
Комментарий: сцена, в которой описываются борьба, погоня и тому подобное. Желающие участвовать в данной номинации должны выбрать лучшую, на их взгляд, сцену экшена в династии и прикрепить ее к заявке, спрятав под кат
Вот так.
Подраздел IV. Скриншоты Ограничения: одна и та же династия не может участвовать одновременно в категории для начинающих и мастеров. Можно выставлять любые скриншоты, сделанные вами и опубликованные в теме династии, если они не побеждали в прошлых премиях. Если номинированный скриншот имеет рейтинг 13+ или 16+ согласно правилам форума, не забывайте указывать его в заголовке ката.
Лучшие скриншоты среди начинающих
Номинация для всех категорий.
Мастер скриншотов
Номинация для всех категорий.
Лучший романтический скриншот
Номинация для всех категорий.
Комментарий: желающие участвовать в данной номинации должны выбрать лучший, на их взгляд, романтический скриншот в династии и прикрепить его к заявке, спрятав под кат
Вот так.
Лучший драматический скриншот
Номинация для всех категорий.
Комментарий: скриншот, иллюстрирующий сильные эмоции персонажей, острые переживания, противоречия и конфликт. Желающие участвовать в данной номинации должны выбрать лучший, на их взгляд, драматический скриншот в династии и прикрепить его к заявке, спрятав под кат
Вот так.
Лучший экшен-скриншот
Номинация для всех категорий.
Комментарий: скриншот, иллюстрирующий борьбу, погоню и тому подобное. Желающие участвовать в данной номинации должны выбрать лучший, на их взгляд, экшен-скриншот в династии и прикрепить его к заявке, спрятав под кат
Вот так.
Лучший скриншот из бытовой жизни
Номинация для всех категорий.
Комментарий: интересный кадр из повседневной жизни без явного экшена, романтического или драматического сюжета. Желающие участвовать в данной номинации должны выбрать лучший, на их взгляд, скриншот из бытовой жизни и прикрепить его к заявке, спрятав под кат
Вот так.
Подраздел V. "Кнут и пряник" Ограничения: один участник может выставить только ОДИН КНУТ и/или ОДИН ПРЯНИК, выполненные им как в ходе лотереи в любое время (не обязательно за прошедший год), так и в рамках "Кнута месяца", но обязательно вовремя, в пределах того месяца, когда был получен, и/или отсрочки. Нельзя номинировать задания, победившие в прошлой премии.
Списки кнутов и пряников, с которыми можно участвовать, смотрите ниже. Участникам данной номинации необходимо прикрепить к заявке ссылку на выполненный кнут/пряник, иначе заявка не будет рассмотрена.
Лучшее выполнение лотерейных заданий
Номинация для всех категорий династий.
Кнуты:
Сет скриншотов с основателем\наследником.
Заработать балл (относится только к техническим баллам).
"13 интересных фактов".
Семейное фото.
Нетипичные роли.
"Стильный сим".
"В характере"
"Мелочи жизни"
"Один день с..."
"Трудовые будни"
Сезонный сет скриншотов.
"Праздник к нам приходит".
Династийная love story.
"Скажи мне, кто твой друг".
"Сны".
"Разноцветная жизнь".
"Увлечения".
"Не в свое время".
"Альтернативная история..." или "А что, если...".
Скриншот-ограничение.
"Публичная жизнь".
"Фантазии на тему...".
"Вдохновение".
"Интерьер".
Пряники:
Постер.
Презентация.
Экскурсия.
Загадка.
10 вопросов.
Не знаете, как оформить заявку? Примеры с прошлой Короны можно найти здесь, а здесь — прошлые церемонии награждения.
Убедительная просьба не указывать в заявке ничего сверх необходимого, это касается и ссылок на династию во всех номинациях, кроме лотерейной, уточнений, из какого отчета взята сцена и т.д. Пожалуйста, не создавайте дополнительной работы для организаторов.
Заявки можно подавать, редактировать и удалять до 23 августа включительно — то есть, в течение двух недель. Те же две недели есть у тех, кого нет в списках, чтобы выйти из архива и/или выпустить недостающие отчеты. Это не так много, поэтому, пожалуйста, рассчитывайте свое время.
Все вопросы относительно премии и подачи заявок можете направлять мне в ЛС (но убедительно прошу сначала внимательно перечитать данный пост, чтобы найти ответ). В этой теме только заявки.
Владимир медленно подходит, Эльвира оказывается между ним и барной стойкой. Близко, но недостаточно.
- Чему я должен был научиться? - Владимир шумно выдыхает каждое слово. - Вытирать об тебя ноги, как эти козлы, которым просто хочется потрахаться?
- А ты попробуй просто потрахаться, возвышенный мой. Вдруг понравится.
- Эльвира, - Владимир похож на зверя, готовящегося к прыжку. - Ты играешь с огнем.
- Да, - выдыхает Эльвира ему в ухо. - Я обожаю играть с огнем.
Владимир как никогда близок. Как никогда напряжен, будто прижатая пружина. Сколько еще нужно давить, чтобы эта пружина распрямилась и со всей силы пробила невидимую стену, которую они вдвоем возводили столько лет? Где предел прочности?
Эльвира не успевает осознать, как вскрикивает. Владимир впечатывает в ее шею поцелуй — никакого сравнения с тем, что был на свадьбе. Он хочет подчинить, заклеймить, сделать как можно больнее.
И Эльвира тоже этого хочет.
Платье трещит по швам, а вместе с ним трещит и стена между ними. Теперь Эльвира полностью беззащитна перед Владимиром. Он нападает, она подчиняется, как и должно быть.
Эльвира закрывает глаза, прижимаясь как можно крепче. Сейчас не нужно видеть, нужно только чувствовать. Чувствовать его руки, его запах, его поцелуи. Его силу, достаточную, чтобы пробивать стены.
Стена между ними дрожит и с оглушительным грохотом рушится. Оба тонут во взрывной волне.
Эльвира наконец открывает глаза. Владимир ошалело смотрит на нее, и и в его взгляде Эльвира замечает подобие раскаяния. Ах, ну да, он же ни за что не поверит, что именно так она и хотела. Считает себя настоящим преступником. Эльвира запоздало понимает это, когда Владимир еле заметно отстраняется.
Нет, она не позволит! Эльвира быстро наклоняется навстречу и целует Владимира настолько нежно, насколько может. Впервые она сама хочет его целовать.
Взгляд Владимира меняется, и Эльвира впервые видит то, что раньше отказывалась замечать. Благодарность. Высшая степень преданности. Полное подчинение. Он говорил, что готов на всё ради нее, но именно сейчас действительно готов на всё.
Оба молчат, и Эльвира понимает: говорить должна именно она, Владимир сейчас не способен. Но что сказать? Признаться в любви? Нет, это будет ложью. Честное «спасибо»? Тогда он почувствует себя мальчиком по вызову. Извиниться? Разве не этим она только что занималась?
- Пойдем в спальню, - наконец решается Эльвира. - Там будет удобнее.
- Я устала от твоих дурацких метафор, Хэмлок. Говори прямо.
- Говорю. - Воган постукивает пальцами и медленно, но верно тянется к бритве. - Ты никуда не денешься, Слэйер, потому что любишь меня.
Воздух исчезает, зрение отказывает, пропадают все звуки. Только стук сердца — или это таймер бомбы? Какая разница.
- Вот поэтому, - Эльвира выталкивает каждое слово с трудом, не снившемся ни одной тяжелой роженице, - ты сдохнешь.
И взрыв. Весь ее тщательно построенный на лжи мир разлетается с грохотом и звоном стекла.
Воган почему-то не пытается ни вытащить бритву, ни добить очередной фразой, лишь косится в сторону входа. Эльвира поворачивается... и видит Владимира. Разбитая дверь за его спиной всё ещё дымится.
А затем Владимир стреляет. Инстинкт самосохранения, который Эльвира всё это время подавляла, в последний момент сталкивает ее на пол.
Тишина такая густая — протяни руку, и засосет. И только стук капель напоминает, что за пределами этого безмолвного болота что-то есть. Пахнет кровью.
Вот теперь Эльвира боится. Страх всегда был с ней, словно тяжеленная цепь через всё тело. С огромным трудом поднявшись на руках, Эльвира видит Вогана, и тот в кои-то веки молчит, уставясь в одну точку неподвижными глазами. Кровь продолжает капать.
Такими же неподвижными глазами Эльвира таращится на Владимира. Тот молча убирает пистолет.
Не сегодня, значит. Сегодня Владимир в очередной раз пришел спасти ее — всё так, как и должно быть. Тогда где же радость?
- Где здесь большие мешки для мусора?
Эльвира наконец встречается с Владимиром глазами — и понимает. Понимает всё и сразу.
Это больше не тот Владимир, который ее любил и которого изо всех сил пыталась любить она. Раньше он был скалой, укрывавшей от шторма, теперь — ледяная глыба. От прежнего осталась лишь оболочка, тронь — и рассыплется звенящей крошкой. Тот Владимир мертв, но почему-то дышит, двигается, надевает мешок на то, что еще недавно было Воганом.
- Мертв? Тогда хватай за ноги и понесли.
Эльвира не ощущает ни тяжести, ни встречного ветра, ни времени. Только когда видит расходящиеся по воде круги, наконец возвращается в реальность.
Вот теперь — всё, Воган Хэмлок точно мертв. Эльвира много раз представляла этот момент и свои ощущения по поводу него, но теперь, как ни старается, не может почувствовать хоть что-то. Там, где были чувства, осталась выжженная земля до самого горизонта. Камень, свалившийся с души, оказался первым в нагоняющей лавине.
Эльвира подозревала, что когда-нибудь любовь ее убьет. Получилось в точности наоборот: это она убила любовь.
Раньше, чем срабатывает датчик движения и загорается свет, чья-то рука зажимает рот Эльвиры.
- Не дергайся, - шипит в ухо кто-то со знакомым голосом. И тут же ругается, когда Эльвира со всей силы наступает ему на ногу.
Хватка ослабевает. Эльвира вырывается и мчится к задней двери, но спотыкается об...
Нет. Это не может быть Лино. Он не может так глупо валяться в луже крови, так глупо смотреть в никуда, так глупо умереть. Это же Лино, неубиваемый усатый Лино, который...
… всего лишь смертный. Одной пули ему хватило.
- Здесь твои дети, - продолжает незваный гость. - Даже если сбежишь, потом всё равно вернешься за ними. Как раз успеешь к самому интересному.
Эльвира на мгновение замирает, а затем кричит. Жуткий незнакомец превращается в не менее жуткого знакомого.
Ну конечно, это недобитый Клыкманн. Как мило со стороны Вогана было завещать родным своего цепного пса.
Морриган. Все эти годы она выжидала, собирала силы, чтобы ударить как можно больнее. Нет ничего страшнее человека, которому больше нечего терять.
А Эльвире с Владимиром — очень даже есть. Какими же идиотами они были, оставив в живых остальных Хэмлоков.
Владимир уже на лестнице с пистолетом наготове. Клыкманн лишь усмехается, прижимая оружие к виску Эльвиры.
- Одно твое движение, Шлик, и я прострелю ей башку.
- Брось пушку.
- Сначала ты.
Владимир растерянно смотрит, а затем, к ужасу Эльвиры, подчиняется.
- Молодец. Теперь идешь за мной.
- Ты ведь не собираешься ее убивать. Приказ был доставить нас обоих живыми, так?
- Не собираюсь. Но есть вещи похуже смерти.
Эльвира тщетно пытается вырваться. Если пойдут к Морриган, это конец. Она убьет сначала детей, потом их с Владимиром, и хорошо, если быстро.
Выстрел. Хватка Клыкманна слабеет, он оседает на пол.
- Спасибо, - сдавленно шепчет Эльвира. - Когда ты..?
Владимир непонимающе глядит на нее, затем на Клыкманна, затем куда-то вверх. Взгляд Эльвиры следует за ним.
Руки Владимира пусты. У перил второго этажа, на которые он смотрит, сидит Константин. Рядом — тот самый пистолет, который в свое время помог Эльвире спастись от Либера, а затем был надежно, как она думала, спрятан.
Эльвира взлетает по лестнице и прижимает к себе Константина.
- Ты в порядке?
- Да, - его голос дрожит. - Я знаю, как обращаться с этой штукой. Лино научил.
Эльвире так много хочется сказать, но слова срываются на подступах и разбиваются, поэтому она просто гладит Константина по голове. Вопреки обыкновению, тот даже не пытается вывернуться.
- Никому не позволю обижать мою маму.
Мастер скриншотов – Slayer. Seven Sins Лучший романтический скриншот – Slayer. Seven Sins
Лучший второстепенный персонаж - Грейс Хиллбрук. Династия Томпсон. Лучший дуэт - Флора Томпсон и Грейс Хиллбрук. Династия Томпсон. Мастер пера - Династия Томпсон.
- Вставай, только не резко, - обратилась я к Грейс, но она никак не отреагировала. В ужасе смотрела, во что превратилась моя вечеринка и не двигалась с места, так что мне пришлось встряхнуть её за плечо. – Грейс!
Я схватила её за руку и потянула на себя. У неё подогнулись колени, но я придержала её на весу. Не так я представляла наше первое объятие, совсем не так…
- Грейс, послушай, - обратилась я к ней, стараясь оттащить в сторону подсобки, где оставила свои вещи, - мне нужно, что ты делала всё, что я сейчас тебе скажу. Понимаешь? Это важно.
Она кивнула и встала ровно, больше не опираясь об меня, я схватила её ледяные пальцы, и мы вместе скрылись за углом. От румянца не осталось и следа, сейчас она была блнее кафельной плитки, но очень сосредоточенная. Я не стала включать в подсобке свет, нашла на ощупь свое пальто и кинула его ей в руки.
- Надень, там прохладно, - приподнявшись на цыпочках, я открыла нараспашку высокое окно и снова обернулась к ней.
Грейс так и стояла с моим пальто в руках, и мне пришлось самой сперва одеть её, а затем и развернуть в сторону окна. Она явно не ожидала ничего подобного от своей первой вечеринки, и её парализовал страх. Я уже видела подобное и знала, что объяснять что-то человеку в ужасе, как и кричать на него, чтобы пошевеливался, бесполезно – нужно просто брать и делать всё самой.
- Быстрее, я тебя подсажу, - кинув взгляд на закрытую дверь подсобки, поторопила её я.
Казалось, будто шаги сделались громче.
- А ты? – вдруг обрела дар речи Грейс, и я улыбнулась.
- Я справлюсь. Как вылезешь из окна, старайся держаться подальше от фонарей и главной дороги. Они, скорее всего, на машинах. Перебирайся от куста к кусту, как шпионы в мультиках, поняла? Залезай тогда!
Я подставила сцепленные пальцы под её ногу, и она очень неуклюже, стараясь ещё и придерживать платье, вылезла в окно.
Обращенный ко мне исполненный испуганной благодарности взгляд мелькнул на фоне рассветного неба всего на мгновенье, но я чуть не подавилась воздухом. Если она и дальше собирается так смотреть…
Окно я закрыла на автомате и уже собиралась возвращаться к бассейну, как дверь подсобки распахнулась едва ли не с ноги.
Я спала больше суток? Это как-то ускользнуло от понимания в первые минуты пробуждения. С другой стороны, после бодрствования почти семьдесят два часа длиной, чего-то такого и стоило ожидать. Но самым главным было не это. Грейс пришла! Как и обещала!
– То есть, она сейчас придет? – переспросила я, воровато оглядывая комнату. Ничего неприличного нигде не валялось, кроме... – А это что?
Взгляд остановился на бонге из цветного стекла рядом с ноутбуком. Я могла поклясться, что двадцать четыре часа назад его здесь точно не стояло.
– А на что похоже? – полюбопытствовал в ответ Крис. – Это вторая часть моего извинения за тупость.
– Что, настолько стыдно? – подойдя ближе, я сначала провела по стеклянным узорам пальцем, а потом подняла одной рукой, второй поддерживая под округлое днище. – Ахренеть, он ещё и с подсветкой!
– Настолько стыдно, – подтвердил Крис, и я собралась сказать ему что-то ещё, как в дверь вежливо постучали три раза.
Руки вспотели, и стеклянная трубка едва не выскользнула из пальцев.
– Откроешь? – вполголоса уточнил Крис, наблюдая за моим бездействием с кровати.
Я думала только о том, как буду выглядеть, если открою Грейс дверь, в другой руке держа расписное устройство для курения растительных наркотиков. Эта мысль, должно быть, отобразилась у меня на лице огромными неоновыми буквами, и Крис закатил глаза.
– Думаешь, она вообще знает, что это такое?
Бестолково поставив бонг туда же, откуда его взяла, я сделала несколько коротких вдохов и выдохов и распахнула дверь. Настоящая живая Грейс с бархатным бантом на хвосте держала перед собой три стаканчика кофе на подставке.
– Ты проснулась, – немного удивленно констатировала она и протянула мне стаканчик с моим именем. – Как тебе удалось? Я стучала почти двадцать минут.
Вопрос предназначался Крису, на что тот только уклончиво пожал плечами. В возникшей паузе Грейс окинула взглядом комнату и вдруг обогнула меня. Я посмотрела на Криса самым страшным взглядом, который только смогла в этот момент изобразить, и обернулась.
Грейс рассматривала бонг.
– Какая красивая ваза, – медленно изрекла она и закрыла один глаз, чтобы посмотреть сквозь цветное стекло на свет. – Я таких раньше не видела.
Боковым зрением я заметила, как Крис где-то на фоне давился смехом, и улыбнулась тоже.
– Спасибо. Это подарок.
Лучший наследник\наследница Игрек Анхэд, Апокалипсис: Династия Анхэд - Всадник без головы Лучший второстепенный персонаж Джил Анхэд, Апокалипсис: Династия Анхэд - Всадник без головы Лучший дуэт Робин и Пятница Анхэд, Апокалипсис: Династия Анхэд - Всадник без головы
В следующий раз я проснулся поздно, часов в десять утра. Пошевельнулся, осторожно поправил одеяло… Очень непривычно было чувствовать, что рядом со мной в постели лежит кто-то еще.
В первые мгновения я почему-то думал, что мы не просыпались на рассвете и не занимались любовью, а мне это только приснилось. Но потом я внимательно посмотрел на порозовевшее личико моей девушки – и понял, что все это было наяву.
Пятница очень крепко спала, и я осторожно, стараясь её не будить, вытащил руку из-под подушки, повернулся на правый бок и принялся смотреть на спящую, стараясь запомнить каждую черточку.
Я не знал, как долго она проживет, сколько пробудет здесь. Не знал, сколько мне самому осталось. Не знал, останется она со мной или уйдет. Я ничего не мог сказать заранее – может быть, завтра мы оба умрем, и тогда эти минуты будут последними сладкими воспоминаниями в моей жизни.
Я не знал о ней ничего – имени, и то не спросил. В прошлой жизни это меня бы, возможно, напугало. А сейчас я чувствовал такую огромную потребность в любви, испытывал такое невероятное счастье оттого, что Пятница просто сопит рядом, что ничего не боялся. Я только хотел, чтобы она осталась на подольше.
- Ты идешь? - Пятница слегка кивнула, отложила расческу и тоже легла.
- Спокойной ночи.
Может быть, я не должен был этого делать, но я больше не мог этого выносить.
- Хватит уже! Прекрати! Я так не могу! У нас сын умер, а ты ведешь себя, будто ничего не случилось!
- Я должна устроить истерику? - холодновато спросила Пятница.
- Нет, - ответил я, уже понимая, что сделал что-то не то, - я хочу, чтобы ты не держала все в себе. Так и с ума сойти можно.
Пятница молчала, по-прежнему отвернувшись от меня, и от этого становилось все страшнее и страшнее.
- Знаешь, - наконец сказала она, разглаживая рукой одеяло, - в колледже я читала одну интересную книгу. Там было написано, что индийские йоги могут обходиться без пищи и воды по сорок дней и больше...
- Наш сын не был йогом, - перебил я её, - он был несчастным больным мальчиком. Не надо сравнивать.
Пятница издала неопределенный звук. Она по-прежнему не желала ко мне повернуться.
- Послушай, - я попытался её утешить, - Икс был болен с рождения. Он мог умереть в младенчестве, мог оказаться прикованным к постели и пролежать всю жизнь без движения. А он выбрался, прожил хорошую, насыщенную жизнь и многого добился. Нам нужно порадоваться за него.
Сказал это и положил руку ей на талию. Пятница дернулась и сбросила мою руку. Она раньше никогда так не делала.
- Я плохо помню, как хоронила сыночка, - она рассказывала так, как будто не слышала ничего, что я говорил ей раньше, - одно запомнила: детский гробик тогда достать было невозможно. Пришлось зарывать его в ящике из-под патронов. А потом, почти сразу, родители...
- Они умерли от радиации?
- Нет, они не заразились. Наверное, у нас в семье был какой-то иммунитет. Маму с папой убили воры, которые забрались в их квартиру. Тогда могли зарезать за банку тушенки.
И сейчас тоже могут.
- И вот когда их зарывали - на том же месте, где я раньше закопала моего мальчика - когда я на это смотрела, я поклялась, что этого не повторится. Что никогда больше не увижу, как тех, кто мне дорог, кладут в деревянный ящик и опускают в землю. Потом я встретила тебя... Ты заставил меня забыть всё. Я начала верить, что у нас все будет хорошо. Но сегодня... все началось опять. Я снова должна похоронить своего ребенка. Как думаешь, кто будет следующим? Ты? Дочка? Сыновья?
- Никто, никто, - попытался я её успокоить, - никто. Все наши дети здоровы, все проживут долго, - но Пятница меня не слышала.
- Кто? - спрашивала она, всхлипывая, - Кто уйдет за ним? Они все умрут, все! Смерть всех отберет! Робин, Робин, что нам делать? Как нам с этим справиться?
Я не мог представить, какой страшный гнев, какие огненные страсти бушуют под её напускным спокойствием. В сравнении с её отчаянием мое горе казалось детским и смешным.
И я снова почувствовал, что начинаю ненавидеть себя. Ведь если бы не я, не было бы Взрыва, и беспорядков, и Пятница не потеряла бы сына, и родители её были бы живы. Если бы не Взрыв, я остался бы нормальным, и Пятница не связалась бы с уродом и не нарожала детей с генетическими отклонениями, которые не смогут выжить в этих условиях. Если бы не Взрыв, малолетние девчонки не стояли бы перед выбором - проституция или голодная смерть - и мальчишки бы не умирали от голода, пытаясь спасти этих девчонок.
Всего этого легко можно было бы избежать, если бы в день Взрыва меня по дороге на работу сбила машина. Но Смерть - жадная старуха, вряд ли она согласилась бы взять одну жертву взамен миллионов.
Пятница тихонько плакала, уткнувшись в уголок подушки. Я прижался к ней всем своим невидимым телом и осторожно поцеловал её в шею.
- Что я могу для тебя сделать?
Жена повернулась ко мне - её прекрасное лицо было все залито слезами. Она выглядела совершенно несчастной, но я обрадовался, что она больше не сжимает губы и не хмурит брови, скрывая свое горе. Теперь ей обязательно должно стать легче.
- Сделай мне ребенка! Я так хочу маленького...
И я сделал все, что мог, чтобы выполнить её просьбу. Мы не спали всю ночь, мы любили друг друга - и это была не просто вспышка страсти, это был наш вызов Смерти, единственное, что мы могли ей противопоставить.
Раньше я всегда думал, что библейский завет "Плодитесь и размножайтесь" звучит немного пошло. И только сейчас я начал понимать, какая глубочайшая мудрость заложена в этой фразе.
Жизнь возвращается. Жизнь обязательно победит, и поколение за поколением будут поднимать головы, бросая вызов безнадежности и обреченности. Наш человеческий полк тащится вперед, оставляя позади раненых, больных, прирезанных случайными попутчиками и потерявших вместе с надеждой рассудок. Мы скорбим о них, но все равно, упрямо стиснув зубы, идем вперед, не думая о том, что кто-то из нас скоро вот так же упадет на землю и не сможет идти дальше. Мы идем, и с каждым шагом в нашем полку прибавляется новых людей - молодых, сильных, умных. Мы можем не дойти, но уж они-то дойдут обязательно, и они увидят времена, когда жизнь перестанет напоминать войну, а станет, как и раньше, легкой и радостной.
Пока мужчины будут продолжать любить женщин, пока они, мужчины и женщины, будут готовы вместе совершить все возможное и невозможное, пойти на любые лишения, чтобы дать начало новой жизни - Жизнь будет продолжаться, и она победит. Потому что иначе быть просто не может.
Игрек сделала заявление, после которого нас с матерью чуть удар не хватил:
- Мама, папа, я встретила мужчину, и мы решили жить вместе.
Мы оба так и сели. Потом, когда к нам вернулся дар речи, забросали ее вопросами, пытаясь узнать, как дело было. Дочь рассказала, что познакомилась со своим ухажером недавно, и они сразу поняли, что им суждено быть вместе. Он приехал не пойми откуда и говорит с, как сказала Игрек, милым акцентом. Из ее сбивчивого рассказа, в котором было не так уж много полезной информации, мы сделали вывод, что в наш город он приехал не так давно.
- Может, ему просто жить негде? - предположила неромантичная Пятница. Игрек ничего на это не ответила, но судя по тому, как она вздрогнула, такая мысль не приходила ей в голову.
Мне очень хотелось увидеть этого таинственного хахаля – не только потому, что он встречался с моей дочерью, но и просто потому, что не каждый день встретишь мужика, который способен спать с женщиной без головы, не говоря уж о том, чтобы испытывать к ней какие-то нежные чувства. Игрек привела своего к нам домой – оказалось, это плюгавый рыжий волосатик среднего росточка и в очках. Он сказал, что родом с Балкан и до Взрыва был режиссером; лично для меня это многое объяснило. Если бы не это, я бы решил, что парень душевнобольной, а так – все нормально. Для него роман с безголовой девушкой на фоне апокалиптических пейзажей – всего лишь воплотившаяся в жизнь творческая фантазия.
Прошло совсем немного времени – месяц, не больше – и настал день, когда, вернувшись с работы, я увидел всех братьев и сестер во дворе, прямо возле нашего обширного кладбища. Почему они все собрались там – не знаю, возможно, какая-то неведомая сила согнала их вместе. Я только собрался спросить, для чего они, собственно, собрались, когда все – кроме меня и Нефрита, который тоже только что подошёл и встал рядом со мной – одновременно изогнулись под воздействием какого-то чародейства и буквально на наших глазах изменили облик.
Мы ничего не могли с этим поделать, нам оставалось только наблюдать.
Кажется, тогда я хотя бы отчасти ощутил тот экзистенциальный ужас, который испытала бедная тётя Джил. Потому что буквально через несколько секунд двор на месте наших братьев и сестер стояли дряхлые старики и старушки.
Не знаю, подействовало ли прежнее заклятье ведьмы, или она придумала какое-то новое, но все в семье, кроме нас с Нефритом, превратились в стариков.
Но окончательно поразило меня не это, а то, что назавтра все они, как обычно, пошли на работу.
У них украли полжизни, а им хоть бы что! – думал я, ужасаясь и тайно восхищаясь ими.
Лучший второстепенный персонаж - Мэй Ландграаб, Сага о Брокенстоунах Лучший дуэт - Брюс Берберис и Эстер Эткинс, Сага о Брокенстоунах
Мастер пера - Сага о Брокенстоунах Лучшая романтическая сцена - Сага о Брокенстоунах
Действовать нужно было быстро, пока ни я, ни она не успели друг друга накрутить. Я поднял на неё глаза, и взгляд случайно зацепился за одну неестественную деталь. Я бы не сказал, что это была хорошая идея, стоило придумать что-то... другое. Но, как назло, другие идеи решили не приходить.
– У тебя тесто.
Она хлопнула ресницами и приподняла бровь.
– Тесто?..
Я подошел к ней. Близко. Наверное, даже слишком близко, потому что Мэй немного отшатнулась назад. Она продолжала улыбаться, разве что в глазах её снова виднелась какая-то другая эмоция. Я попытался рассмотреть, но в отражении увидел лишь себя.
Обхватил руками её талию. Мэй не была против, но и не делала ничего в ответ. Просто смотрела на меня будто бы стекленеющими глазами.
Я осторожно прикоснулся к кончику её носа и убрал тесто. Затем неспешно провёл пальцами по её щеке, но... Она издала какой-то утробный звук и замотала головой:
– Не надо, не надо... Только не надо меня жалеть...
Она не отталкивала меня, не убегала, но я чувствовал, словно между нами вырастала стена. И мне почему-то казалось, что ещё немного, и она могла стать нерушимой.
Нужно было действовать решительно. Что ей сказать? Мэй, не надо плакать? Мэй, выходи за меня? Мэй, кажется у нас горит плита?.. Как переключить её внимание?..
– Я порву с ней, – сказал, как отрезал. Выбор был сделан.
Губы Мэй приоткрылись, но она так и не произнесла ни слова. Смотрела на меня своими глазами-бусинками и тогда я обратил внимание на то, как едва заметно подрагивали её веки. Либо она была так расстроена, либо... я мог в корне изменить то, что между нами назревало.
– Ты сказала, что я отстраняюсь. Да, я и правда делал это, но... – пути назад не было,– Исключительно ради тебя. Потому что я тебя уважаю, Мэй. Потому что я желаю тебе только добра... И я тоже не хочу, чтобы кому-то из нас было больно. Особенно тебе.
– Я опять всё испортила? Ты хочешь, чтобы я ушла? – теперь уже подрагивали и её губы. Вся стала дрожать, с каждым мгновением заметнее и сильнее. Я растерялся. В голове вертелось только что-то вроде "Нет, это не ты виновата, это твоя стерва-начальница", или "Что поделать, не мы такие, а жизнь такая", даже откуда-то из закромов памяти появилась фраза "На всё воля Творца", и, наверное, что-то такое я бы и ляпнул... Если бы в тот момент из её рук тогда не брякнулся со звоном венчик. Она вздрогнула. И только тогда, почему-то только тогда я понял.. Насколько же она была до сих пор напугана. Я решил, что больше не нужно оттягивать то, что и так должно было случиться. Это была более чем уважительная причина. Она боялась, она нуждалась во мне, а я... продолжу мямлить и уворачиваться?
– Ты никуда не уйдёшь Мэй. По крайней мере, пока не будет готов ужин. И, знаешь, что я хочу больше всего на свете? Прямо сейчас?
Мэй не шелохнулась.
– Я хочу помочь тебе его приготовить. И не только сейчас. Но и завтра, и послезавтра, и... всегда. Давай поедим, а потом я расскажу тебе всё? Договори...
Джеймс садится перед ней на колени. Кровь пачкает его одежду, руки, но он словно бы не обращает на это внимания вовсе. Он бережно поворачивает тело Лары на спину, и невидящий взгляд её устремляется в небо, к звёздам. В вечность. Он долго смотрит на её застывшее, будто каменное, лицо, а затем проводит по нему рукой, ладонью смыкая её веки. Он и сам закрывает глаза, и, склонившись над Ларой, начинает что-то негромко шептать. Вики подходит ближе, и до неё обрывками доносится "... По воле Всевидящего... Ибо Творец всемилостив... Даёт испытания лишь любимым детям...". Затем смолкает. Оставляет поцелуй на лбу Лары. Медленно поднимается и направляется к смертной девушке.
– Я знаю тебя, – говорит Вики, – Ты – Джеймс.
Он подходит к лежащей в стороне смертной и прикладывает пальцы к её шее. "Проверяет пульс? Но зачем?" – думает Вики, однако это далеко не всё, что её удивляет.
– Я бы и сама справилась с Псом, – снова говорит она, наблюдая за реакцией Джеймса. Но тот продолжает молчать, лишь осматривает девушку.
Когда он поднимает её тело на руки, Вики совсем перестаёт понимать происходящее. Смертная виснет на его руках, как тряпичная кукла. Как неживая. Но Джеймс держит её осторожно и бережно. Медленно шагает к лестнице.
– Зачем тебе эта полумертвая смертная? – спрашивает Вики, уже не надеясь получить от молчаливого Джеймса хоть какого-нибудь ответа.
– Уже не совсем, – всё-таки отвечает он, пусть и не сразу.
– Не совсем что? Нужна? Или не совсем мертвая?
– Не совсем смертная, – глухо произносит Джеймс, – Лара перестаралась.
Лара... Болтушка-хохотушка Лара, наверное, была слишком доброй, слишком человечной для вампира. Для человека. Для этого мира.
– Куда ты? – спрашивает Вики, но на этот раз Джеймс снова не отвечает. Во всяком случае, словами. Он смотрит на неё, и в этом взгляде Вики улавливает что-то... Что она пока не может понять.
Было бы логично, если бы он не пришёл. Этот сумрачный мир – мир одиночества, где каждый сам за себя, где доверять нельзя даже себе. А он... Он говорит и ведёт себя как безумец, который из последних сил пытается хвататься за обрывки своей, возможно, прошлой жизни. За свою человечность. Будто несется с такой скоростью, что и сам не заметил, когда преодолел свою точку невозврата.
Вики смотрит на него внимательнее, и тогда в голове её всё становится предельно ясно – Джеймс осознаёт, что делает. Он делает это по своей воле. Грань, за которую ему больше не вернуться, он преодолел слишком давно, и у него просто нет повода сбавлять скорость и останавливаться перед чертой.
Вики могла бы остаться как всегда в стороне, но...
Она не может не пойти за ним.
Вечность отражается в его взгляде. Холодная, горькая вечность.
Дверь кабинета внезапно распахивается настежь. Мэй ещё не успевает как следует рассмотреть возмутителя спокойствия, но узнаёт его сразу же - никто к ней не заявляется так эффектно, только... Да, это был он. Его повадки. Не то, что обычные клиенты – они, перед тем, как прийти, вежливо звонят. Не то, что Хьюберт, который сначала робко постучит раза три, а затем заглянет и спросит "Можно?".
Дверь едва ли не с ноги и без предупреждения может открывать только один человек. Это был Ланс. Лан-се-кха-кха (Прости, Творец, но как же ему не подходит это имя!). Ланс.
Вместе с ним в комнату врывается привычный запах мяты – Ланс так любит её, что употребляет почти что в любом виде – жвачка у него всегда была с этим вкусом, напитки он тоже брал по возможности с мятой, и даже когда готовил еду не мог без неё обойтись. Мэй коротко хихикает – от одного лишь душистого аромата ей вспоминается то, что рассказывал об этом растении Хьюберт. А именно то, что оно далеко не самое полезное для мужского здоровья. Вернее, совсем не полезное. Это прекрасно характеризует Ланса.
– Что? – кивает он в её сторону и упирает руки в боки.
Мэй пытается скрыть улыбку и стать самой мисс серьёзностью. С ним иначе и нельзя – Ланс был тем редким человеком, который смог спокойно дожить до своих лет с напрочь атрофированным чувством юмора. Для него вообще по жизни всё было слишком серьёзным.
– Ни-че-го, – говорит она медленно почти нормальным тоном, – А тебе что тут нужно?
– Ты как всегда негостеприимна, – вздыхает Ланс и по-хозяйски обходит её кабинет, – и на звонки тоже как всегда не отвечаешь. Это грубо.
– Я же сказала, что занята. И попросила меня сегодня не беспокоить по пустякам.
– Я когда-нибудь беспокоил тебя? – Ланс подходит к окну, и Мэй пользуется моментом, чтобы скорчить его затылку рожицу. Он оборачивается на неё, и она тут же принимает прежний невозмутимый вид, – Тем более по пустякам… Что-то не припоминаю.
– Ах, ну да, ну да, точно, – многозначительно несколько раз кивает Мэй и кашляет в кулак, чтобы спрятать смешок, – и зачем же вы пожаловали, сэр Ланселот? Круглого стола у меня, к сожалению, в кабинете нет.
Он скрещивает руки на груди, а затем долго и выразительно смотрит на неё. Мэй мысленно перебирает факты о Лансе, выбирая, какой из них раздражает её больше всего. Привычка вламываться без предупреждения со своими архиважными делами? Нет, к этому она уже почти привыкла. А как насчёт манеры делать вот эти многозначительные патетичные паузы (в основном не к месту), по которым она, якобы, должна обо всём догадаться? Возможно, этот факт она поместит на вершину своего личного топа. Что бы он там и ни пытался передать ей телепатически, сейчас он выглядит просто как робот с зависшей программой. И это уже становится не смешно.
– Сначала скажи, что у тебя за дела, – наконец соизволяет «отглючить» офисный рыцарь, – что-то я не заметил, что ты и правда так занята.
Мэй приподнимает бровь.
– С каких это пор я должна перед тобой отчитываться?
Мэй делает максимально каменное лицо, и тогда Ланс… улыбается?
– Я ведь твой друг, Мэй. Ты забыла, сколько нас всего связывает? Учеба, мои выступления, журналистика…
Мэй закатывает глаза и машет на пришедшего рукой. «Снова начинаются трели о себе любимом, да своей жёлтой газетёнке» – думает она и пытается заглушить у себя в голове его голос. Но Ланс продолжает неожиданно кратко:
– Если тебе вдруг нужна моя помощь… Только попроси.
– Помощь? – переспрашивает Мэй. Чтобы сиятельный сэр Ланселот предлагал кому-то руку помощи… Это для неё неожиданно.
– Помощь. Как от друга и более успешного коллеги.
– Ох, дорогой, – вздыхает Мэй, – куда уж мне до твоей успешности…
Мэй снова становится смешно. Как это… Забавно, что он до сих пор считает её бедной заблудшей овечкой. Просто из-за того, что теперь Мэй работала только на саму себя.
Я услышал шаги, приближающиеся сверху. Неизвестный силуэт медленно подошёл к лестнице и остановился. Я видел его лишь краем глаза, так как боялся взглянуть прямо. Однако я хорошо слышал, как он отстукивает ногой какой-то тихий ритм. И, когда я наконец решился посмотреть в глаза неизвестному, я встретился взглядом…
С Джеймсом.
И я тогда совсем забыл, как дышать. Очная ставка продолжалась слишком долго, но я не мог отвести от него взгляда. Не потому, что я такой сильный и такой молодец, а потому, что мне было безумно страшно. Хоть моё плохое зрение вкупе с окружающей тьмой сильно искажали видимое пространство, Джеймс был не таким, каким я привык его видеть. Сейчас передо мной словно был тот Джеймс, которого я раньше отказывался замечать. От которого веяло уже неприкрытой угрозой и опасностью.
Он нарушил молчание первым.
– Значит, помнишь… Да, это был я.
Если бы я знал, что из-за такого дурацкого напитка, как кофе, мне придётся пережить такую гамму ужаса, я бы активно подписывал всевозможные петиции о запрете его употребления и ввоза в страну. Но теперь было поздно, особенно после того, что я увидел.
Он не только говорил, он выглядел нечеловечески и чудовищно. Такой Джеймс не вызывал ни капли смеха, лишь парализующий ужас. Его взгляд гипнотизировал, а потому я остолбенело смотрел, как он медленно поднимался в воздухе, обнажал жуткие клыки, на лице его проступали темные вены, он приближался…
Я потерял равновесие и грохнулся с лестницы. Зрительный контакт разорвался, и, казалось бы, падение, из-за которого я мог бы свернуть шею и умереть на месте, спасло мне жизнь…
Прихрамывая, я помчался в противоположную от лестницы сторону, давя в себе желание обернуться. Я почему-то был уверен, что если сделаю это, Джеймс точно меня тут же настигнет.
Вбежал в ближайшую комнату, захлопнул дверь и запер на замок, который очень удачно на ней оказался. И когда я уже готов был расслабиться оттого, что я наконец вроде как в безопасности...
Бах! Бах! Дверь застонала и стала сотрясаться от неистовых ударов по ней.
Жнец подери!
Я окинул комнату полуслепым взглядом и всё-таки обнаружил второй выход из неё. Захлопнул за собой новую дверь, и затем с содроганием услышал, как разлетелась на щепки прежняя.
Не останавливаясь, побежал дальше, пытаясь ускоряться и быстро закрывать за собой двери. Но Джеймс не отставал.. Наоборот, он уже был слишком близко, я чувствовал его дыхание – дыхание самой смерти – на своей шее… Это, наверное, мой финал, думалось мне, потерявшему всякую надежду, но… как чудо, я увидел перед собой тяжелую металлическую дверь. На мое счастье, не запертую. Успел юркнуть в комнату, и быстро, насколько это было возможно, закрыл вход. Дверь застучала, на ней стали пробиваться вмятины... Но она пока держалась. Кажется, пока что я был в безопасности. Ему до меня пока было не добраться.
Мастер скриншотов - Сага о Брокенстоунах Лучший романтический скриншот - Сага о Брокенстоунах
Лучший наследник – Джонатан Дальмонт (История семьи Дальмонт) Лучший второстепенный персонаж – Холли Альто (История семьи Дальмонт) Лучший дуэт – Джон Дальмонт и Холли Альто (История семьи Дальмонт)
Лучший текст среди начинающих – История семьи Дальмонт
После их ухода Нота молчит несколько секунд. Она просто стоит и, не моргая, смотрит на Джона в своём кровавом одеянии точно сам Жнец. Но почему-то Джон ничего и не ждёт от неё.
— Ты удивляешь меня всё больше и больше. Пойду, поищу Чипа и Йона. Не знаю как ты, а я напьюсь сегодня.
— Я вас найду.
В ответ она лишь кивает и неслышно закрывает за собой дверь. Когда Джон разворачивается к зеркалу, чтобы всё-таки попытаться смыть грим и нанести новый, то слышит за спиной скрип половиц.
— Ты всё-таки решила меня подождать? — поддразнивает он.
— А ты любишь, когда тебя ждут? — отвечает мелодичный голос, от которого Джон вздрагивает и оборачивается.
В костюме вампирессы Чери выглядит еще более соблазнительно, чем во снах Джона. Он усмехается своим мыслям и бедром упирается в край стола. Вытерев салфеткой руки, он бросает красный клочок бумаги позади себя. Видимо, отмыть лицо ему сегодня не суждено.
— Нет, не люблю. Что ты здесь делаешь?
— Вы, — поправляет она. — Я всё еще твой преподаватель, не забывай.
— Извините, реферат еще не готов.
— Какая жалость, — Чери хочет ещё что-то сказать о выступлении Джона, но он перебивает её так резко и громко, что будь они в школе, она обязательно потребовала бы у него дневник.
— Что ты делала на Исла?
Молчит. Не хочет или не знает что говорить?
— У меня был педагогический семинар.
— На вечеринке? — Джон подходит к ней вплотную, так, что чувствует сладкий запах её духов вперемешку с потом. Ей некуда отступать. Только если она умеет ходить через стены.
Чери хмыкает, кладет ладонь Джону на грудь и заглядывает в глаза:
— Чего ты хочешь?
— Тебя.
— Ну, уж нет, — она усмехается. — Ты вообще-то мой ученик...
— Да кого это волнует? — Джон накрывает её рот своим, обхватывает руками её бёдра и садит на стол. Одной рукой стянуть в узел её волосы легче простого, расстегнуть ширинку другой – не составляет вообще никакого труда. Она не сопротивляется.
Смех и музыка из окон уже не раздражают. Кто-то визгливо зовет на помощь. Это уже раз пятый за вечер. Опять кого-то защекотали до колик в животе. Крик повторяется снова, на этот раз громче, надрывнее. И ещё раз. Один за другим голоса стихают, в доме слышится топот. Джон оборачивается на дверь, затягивается, смотрит на половину сигареты и, сморщившись, тушит её о лавку.
Внутри всё также играет музыка. Пустые бутылки лежат на полу, по ковру рассыпаны чипсы. Никого нет. Он проходит через комнату, сворачивает в коридор. Рядом с лестницей Джон хватает лохматую девчонку:
— Что произошло?
— Сказали, что-то с Холли… — мямлит она, — на кухне.
Последние слова она кричит уже в спину. Оттолкнув от входа нескольких человек, Джон врывается в кухню и видит на кафельном полу осколки. Чуть дальше, в луже красного вина в конвульсиях содрогается Холли. Та, о которой Джон не думает уже давно. Короткая юбка Холли Габриельсун задралась ещё больше, обнажая синяки на бёдрах и кружевное бельё. Джон подбегает ближе, садится на пол рядом с Нотой, звавшей на помощь.
— Уже вызвали скорую? — спрашивает он.
Она судорожно кивает. Появляется мысль, что нужно что-то сделать, но синие губы и красное лицо Холли пугают даже его. Её глаза смотрят в потолок, зрачки расширены настолько, что голубая радужка еле видна. Вены на шее вздулись и посинели. Изо рта тонкой струйкой течет белая слюна. Она задыхается – понимает Джон. От осознания этого он сглатывает и отшатывается назад. Время как будто останавливается. Он вслушивается в звуки, но сирена скорой помощи либо очень тихая, либо в комнате слишком громко.
— Вырубите проклятую музыку! — ревет он.
Её выключают почти мгновенно и тогда, в тишине, протяжный сигнал появляется неожиданно: сначала это писк комара, затем свист далекого поезда. Холли как будто тоже его слышит и успокаивается: судороги слабеют, и, наконец, она расслабляется. Только глаза продолжают смотреть в потолок. Не мигая.
Сирена воет у самого окна. Джону кажется, что её даже можно пощупать, настолько она осязаема.
Они опоздали, знает он. Врачи всегда опаздывают. Их белые халаты шуршат, а обувь громко стучит.
— Передоз. Вызывай полицию, — констатирует один из них. Заметив его морщинистую руку, Джон зачем-то смотрит на свою. Ту где, осталась царапина.
Его отводит в сторону Нота, крепко держит за обе руки. Кто-то из врачей резко выплевывает ругательства, а потом Холли поднимают на носилки и уносят из кухни. Джон понимает, что видит её в последний раз. Теперь, только красный след вина на полу напоминает о ней.
Джон таких мобильников еще не видел. Задняя крышка переливалась разными цветами, плавно меняла изображение. Дольф присвистнул. Мортимер отреагировал на него округлившимися глазами, отразись в них пиксельные знаки вопроса – никто бы даже не удивился. Когда же Мортимер понял в чём дело, то перевел взгляд на смартфон в своей руке, словно только что заметил.
— А, это – ничего сложного, девять электромагнитов на управляйке с рандомайзером и сыпучими ферромагнетиками со светофильтрами для интерференции света. Сделал на втором курсе.
— Как раз об этом и подумал, — парировал Джон невозмутимым тоном.
Мортимер посмотрел на Джона с улыбкой, с которой ученый смотрит на сообразительную обезьянку. Жаль было его разочаровывать. Пока Мортимер читал сообщение, Джон переглянулся с Дольфом. В этот раз сдержать улыбку было сложнее.
— Отбой, ребят. Майки уже нашёлся. Белла пишет, что он завис в тамбуре второго вагона. Был рад поболтать с вами, но мне уже пора. Удачи на экзамене, надеюсь увидеть вас осенью в МУХе.
После ухода Мортимера Дольф встал с сиденья и с кривой ухмылкой достал пачку сигарет.
— Мне теперь пососать никотинового монстра надо, а то меня как будто училка трахнула. Вроде и неплохо провели время, но как-то неловко.
В зеленой форме, с красными аттестатами в руках выпускники казались ему похожими на клубничный куст. И Джон был одним из них.
Эшли и отца нигде не было. Несколько зевак стояли у окон, складывая мантии. Среди них было несколько преподавателей. Белка догнала уже в холле.
— Что произошло? Где папа? Где Эшли?
— Ушли.
— Куда? Джонни, что, блин, произошло?
Ответил ей Этан. Тихо, так, чтобы никто кроме них не слышал.
— Чей-то папочка съехал с катушек, да, ракушник?
— Отвали, Этан, — огрызнулась Белка.
— Теперь за тебя отвечает сестра? Если так, то подучи её хорошим манерам. О, прости, я забыл, тебе они ведь тоже не знакомы.
Джон следил за ним: за его взглядом, походкой, за тем, как развевалась его мантия, и как на прилизанных волосах играл свет. Впервые Этан был один. Он наслаждался моментом.
— Теперь я не удивлен в кого ты такой. Скажи, тебя заделали до того как он того, или уже после? — он сделал ещё один шаг. По носу ботинка пробежал блик. — Я думаю после. Твоя мамаша вряд ли могла найти кого-то, кто залез бы на неё в здравом уме.
— Этан, заткнись!
Этан посмотрел на Белку с той самой очаровательной улыбкой, которой бабушки одаривают проституток у подъезда.
— Единственное существо в этой семейке, которое ещё могло бы на что-то сгодиться, но даже оно всего лишь расходный материал, — он был близко. Ему ничего не угрожало здесь, в школе, среди людей. — Лет в тридцать ты будешь умолять трахнуть тебя, чтобы не подохнуть с голоду.
Ничего, кроме Джона.
Бить было легко. Джон не чувствовал боли на кулаках, но видел как содрогалось тело в мантии, как появлялись красные капли на белой плитке. Как ему этого не хватало. Весь год он терпел, делал то, что от него требовалось, то, что другие посчитали бы правильным. Весь год он был другим. А, может, и всю жизнь. Не только злость на Этана управляла кулаками Джона, не только раздражение, но и желание вернуть себя.
Джона оттащили трое мужчин. Этан не двигался. Его мантия задралась, один ботинок слетел, волосы торчали во все стороны. Красные мазки на плитке дополняли образ клубничного куста, который ободрал медведь.
Мастер скриншотов – История семьи Дальмонт Лучший романтический скриншот – История семьи Дальмонт
И никто еще никогда не взрывал мозг паникой, когда утром постель оказывалась пустой. В юности такое радовало, позволяя избежать неловких объяснений (а порой и истерик). С Мэл никогда не было причин для волнений: она либо была в душе, либо на кухне, либо отставила милую записку и ушла на работу. А с Десмерой… Я вскочил с постели как с трамплина, прислушался, надеясь услышать шум воды в ванной, но там было тихо.
"Ведь я не боюсь смерти, потому что я и есть смерть"
Я не мог и представить, что смерть может быть живой
Она сказала: "На свете и не такое есть.
И я не боюсь смерти, потому что я и есть смерть"
Мало ли куда она пошла? Дом большой, здесь куча комнат, - так я пытался себя успокоить, пока натягивал какую-то одежду, попавшую под руку. Не помогало. Сердце билось как бабочка в стекло, предчувствие чего-то плохого, предчувствие беды сжимало горло.
Я искал в детской, но там лишь малышки мирно спали в кроватках. Проверил сыновей (зачем? Она же никогда туда не заходит!), скатился с лестницы почти кубарем на первый этаж. Библиотека, столовая, кухня – везде пусто.
- Что ты делаешь? – чужим голосом прохрипел я, наконец, вонзившись в нее взглядом.
Десмера, безмятежно спокойная и безупречно красивая, поправляла ворот на пальто, посматривая в зеркало в прихожей. У ее ног стоял большой чемодан.
- Ухожу, - она даже не повернула головы в мою сторону, лишь отражение вскинуло бровь в недоумении.
- Куда?
Ворот улегся, очертив белую шею, она неопределенно пожала плечами и принялась укладывать прядки волос возле лица. Как будто бы ей вообще требовалась вся эта мишура! Она выглядела идеально до последней реснички даже сейчас, когда собиралась покинуть меня навсегда, и не испытывала ни тени сожалений. Десмера вонзила булавку броши в шарф, а показалось иголка вонзилась мне в горло, помешав сказать хоть что-то. Как никогда я мечтал услышать, почувствовать, хоть на одну секунду ощутить ее эмоции, но проклятая эмпатия молчала – так, словно бы между нами никогда и не было никакого единения.
Наверное, мне стоило упасть на колени и просить, нет молить ее остаться. Но я просто стоял и смотрел, как она кивает самой себе в зеркале, удовлетворенная своим видом. Мне нужно было схватить ее и не отпускать, вцепиться мертвой хваткой и не позволять вот так вот выйти за дверь. Но я не сделал и попытки удержать ее, когда Десмера легонько коснулась губами моей щеки, взяла чемодан и вышла, будто собиралась лишь на прогулку. Унижение? О нет, об этом не было и мысли. Да и какое бы это имело значение, будь хоть малейший шанс ее остановить? Я просто знал, что у меня не выйдет. Неважно как бы я умолял, неважно, как бы старался – она бы все равно ушла. Я уже предложил Десмере все, что у меня было: мой дом, мою семью, мою любовь, сердце, душу, да вообще все, чего бы она ни пожелала. Просто ей все это не было нужно. А у меня больше ничего и не осталось.
И она развернулась и медленно вышла вон
Лишь сказав на прощанье: "До встречи, до лучших времен"
Ещё сказала: "Не смейте обо мне здесь скорбеть
Ведь я не боюсь смерти, потому что я и есть смерть"
Дверь закрылась за ее спиной и внутри меня все умерло. Я не нашел в себе сил смотреть, как Десмера идет по дорожке к такси, но слышал ее шаги, вторящие мягкому стуку колесиков чемодана по плитке. Внутри меня все увяло и умерло, как деревья перед зимой, с той лишь разницей, что для меня весны никогда не будет. Холодно стало даже физически, я очнулся от того, что стучал зубами, лежа на полу в прихожей и понятия не имел, сколько прошло времени. Да и какая разница. Она ушла, и все теперь было неважно.
Кажется, я даже плакал, как пятилетний мальчишка, разбивший коленку – громко, навзрыд и со слезами, застилавшими глаза. Все напоминало о ней. На любом диване мне чудилась она, с неизменной чашкой кофе и глянцевым журналом в руках. Эти самые журналы грудой лежали на журнальном столике, бликовали обложками под солнечным лучом и отчаянно напоминали блики в ее волосах. В спальне она была везде. Тень баночек и флакончиков в нашей ванной виделась мне на пустой половине раковины. В кресле лежал плед, в который она заворачивалась, работая на ноутбуке. Половина лишних вешалок в шкафу. Пустая тумбочка у кровати. И, конечно, сама кровать. Я не менял белье уже вторую неделю и запретил это делать горничной – оно все еще хранило ее запах, неспелые яблоки и мята, и я вдыхал его, выл как узник в темнице и затыкал себе рот углом подушки. В спальне было хуже всего, и именно отсюда я е хотел выходить. Тут она как будто была все еще рядом.
Нужно было заботиться о малышках, я помнил. Нужно было быть с ними, ведь и их она тоже бросила. Но я боялся на них смотреть, потому что ничто не могло напоминать Десмеру сильнее, чем ее дети. Наши дети. Я слышал их плачь, и не двигался с места. Как смотреть на них, если больно дышать от одного лишь воспоминания?
Знакомый вкус полился на язык. Легче не стало, и я налил себе еще виски. Мэл забрала сыновей, миссис Кранц будет с девочками, а я останусь здесь. На полу поначалу было жестко, но я быстро привык: не мог заставить себя снова лечь в постель, где все пропитано ей и все иллюзия. Потому что ее нет.
Еще немного виски. Два… А, пусть будет на три пальца!
Мог ли я жить без нее? Мог ли дышать? О, да, мог. Но я не хотел. Без нее я не хотел ничего.
"Ведь я не боюсь смерти, потому что я и есть смерть
Ведь я не боюсь смерти, потому что я и есть смерть"
Я понял, что безумно скучал по ней, как только Десмера прижалась губами к моей шее. Инициатива с ее стороны случалась не часто, но всегда была однозначной. Этот раз не стал исключением.
- Разве нам уже можно?
Доктор Найджел точно говорила воздерживаться не менее шести-восьми недель. Я вспомнил тот строгий разговор, и был готов уже застонать от разочарования: прошло всего три с половиной. Десмера поморщилась, села на меня сверху и одарила глубоким поцелуем.
- Да.
- Но врач говорила… - я предпринял еще одну слабую попытку, хотя не имел ни малейшего желания отказывать от ее предложения.
На это она даже не ответила. Повела бедрами, прижалась всем телом, отлично знала, как именно это на меня подействует. Не прогадала. Сопротивление было сломлено в зародыше, его место заняло предвкушение. Я хотел ее, я мечтал о ней. Мне не хватало Десмеры в постели уже много недель, с тех пор как это запретили из-за поздних сроков беременности. Нет, никаких мучений не было, так было нужно, и я воспринимал это спокойно, просто скучал. Очень скучал.
Я перекатился, не разрывая поцелуй, Десмера оказалась снизу. Ее запах заполнил легкие, самый любимый аромат неспелых яблок и мяты. Теперь не она целовала меня, а я ее. Целовал, ласкал, стянул что-то, мешавшее добраться до кожи, дотронуться по-настоящему. Мне нравилось гладить ее ладонями, ощущать тепло кончиками пальцев, чувствовать каждое встречное ее движение. Касаться королевы всегда было привилегией, и я, после столь долгого отлучения, был намерен наслаждаться каждым мгновением.
Десмера вздохнула, выгнулась, подставила грудь под мои руки и губы. И я, с удовольствием, погладил и поцеловал все, до чего смог дотянуться, спустился ниже и повторил там все то же самое. Дыхание ее участилось, тело разогрелось, но я не останавливался, мне нравилось слушать ее негромкие стоны. Она не вытерпела долго, как всегда. Потянула меня обратно и обхватила ногами, без единого слова давала понять, что именно ей нужно прямо сейчас. Желания наши совпадали, как никогда. Десмера подалась навстречу, с тихим вздохом, я ответил тем же, только очень осторожно – не хотелось причинить ей боль. И ей не было больно, ей было хорошо, это я ощутил почти сразу, а потом едва не задохнулся: эмоции Десмеры обрушились горячей волной, заглушив даже собственные чувства.
- Дес…мера, - прошептал я, не веря самому себе. Такого никогда не было, никогда ничего не было, кроме слабых бледных отголосков. В этот раз ее чувства были такие яркие, что обжигали эмпатию, ударами тока.
- Продолжай, - она распахнула глаза, подарив еще больше чувств, если это было возможно. Обняла меня за шею, запустила руку в волосы, и притянула к себе. Я и не думал останавливаться. Я брал все, что она давала, ее тело и ее эмоции. Десмере было хорошо, она радовалась, испытывала наслаждение и удовольствие, возбуждение ее искало выход, как и мое. Мне нравилось ощущать все, наконец-то, все по-настоящему. Я-то думал, что счастье - это просто быть с ней, теперь же понимал: до этого словно ничего и не было. Без этого, без ее эмоций, все было не полным, не настоящим. Чувствовать Десмеру только физически, все равно, что только наполовину. Впервые все было иначе. Она раскрылась, словно цветок, нежная капризная орхидея, чертовски сильно стиснувшая меня во время экстаза. Я едва смог двигаться, еще чуть-чуть, только чтобы успеть последовать за ней.
Келл не знает, зачем тянется к ней, зачем разворачивает к себе эту статую с площади.
Статуя растерянно смотрит на него, точно позабыв, кто он и как очутился рядом с ней. Холод уступает место беспомощности.
Эта женщина выглядит так уязвимо, что её хочется либо сломать, либо защитить.
Чары действуют слишком хорошо, и Келл целует сестру жены раньше, чем успевает подумать.
Агнесс не отталкивает его, не протестует, когда он вжимает её в стену. В ней нет желания сопротивляться - как нет и желания в принципе. Её губы изучают его губы, и это "изучают" - увы, не фигура речи.
Эта женщина ведет себя так, что её хочется либо отшвырнуть и проклясть за равнодушие, либо зацеловать до исступленных стонов. К счастью, страсти - и дурости - Келла хватает на три пуговицы и на несколько мгновений.
Агнесс улыбается, когда они отодвигаются друг от друга.
Несмотря на то, что щеки горят от стыда, Келл готов поклясться: Агнесс Траст улыбается кому угодно в этом мире, но не ему.
- Он... - она делает паузу, что-то обдумывая.
"Кто - он?!", - хочет со злостью переспросить Келл, но находит в себе силы не трогать чужую женщину и чужих мертвецов.
- Он целовал меня не так. Он был выше меня. Приходилось поднимать голову.
Её лицо на миг светлеет - словно она очутилась во временах, когда ещё знала, что значит слово "счастье".
Он умер, бедная ты дурочка, хочет сказать Келл, но ему хватает такта промолчать.
Агнесс гладит его по лицу - или не его - поочередно обводит пальцами брови, нос и губы.
- Будет нечестно, если я выйду за кого-то замуж, чтобы нацепить на него свои воспоминания. Как думаешь?
- Нечестно, - соглашается Келл. - Но... - "но" не приходит в голову, и он повторяет: - Нечестно.
- Пойдем работать.
- Не говори Тави.
Агнесс пожимает плечами - для неё не произошло ровным счетом ничего.
Иногда она ей снилась - засыпанная серым пеплом пустота. Клочья липли к босым ногам. Несс пыталась брести вперед - из ниоткуда в никуда, никого не ищущая, никем не желанная.
- Где вы? - шептала Несс в этих снах. - Куда вы все ушли? Почему я не заметила?
- Трупотворка, - вдруг заорал один из растянувшихся на земле, вглядевшись в её лицо. - Эта она мою сестру на Игры уволокла!
В том, что случилось дальше, была своя ирония. Пока драка была мужской, в ход шли кулаки. Появление Мэлэй заставило их схватить булыжники. Опознавший её тип вцепился в ноги, не давая вовремя добраться до остальных. Мэл до хруста огрела его по рукам, вырвалась, но было поздно - в лицо не то ударил, не то ужалил хвост огромного скорпиона.
Она бы не выбралась, будь хоть на йоту слабее. Боль выла в голове тошнотворной сиреной, рассыпалась эхом, мешала думать. Тело справилось само - кое-как вывернулось из капкана паники, механически расшвыряло остальных. На осиротевшей сетчатке отпечатались только смазанные картинки - расплывшиеся задворки, чья-то свернутая набок челюсть, хруст костей под пяткой, выпученные от боли глаза. Булыжник, врезающийся в того, кто всё ещё пытается на неё замахнуться.
Траст рисковал, швыряя его. Идиоту повезло, что она узнала единственное пятно светлых волос раньше, чем набросилась.
Мэлэй замерла. В ушах вдруг зазвучал стук капель, донеслись чьи-то стоны боли. Траст не двигался - боялся спровоцировать. Смешно, подумала Мэлэй, разглядывая разбитое лицо "приоритета". Может, Тринадцатый искал вовсе не бойца?
Боль облизала зубы и сделала следующий укус.
- Прикончу, всех, - прохрипела Мэлэй, прижимая руку к глазу. То, что она чувствовала, заставляло терять уверенность, что там что-то уцелело.
- Покажи, - проулок мигнул, на миг спрятался за чернотой, как в дешевом фокусе. Из-за шума в голове Мэлэй не уследила, когда "красный приоритет" подобрался вплотную и потянул слишком длинные руки. Как не успела решить, стоит ли ломать ему уцелевшие ребра. Капли темного дождя мерзко забарабанили, отбивая долгие секунды.
- Глаз цел, - наконец сказал он. - Рана - над ним. Нужно шить.
VII Золотая Корона: заявки
Линейный вид
