Детям и беременным монахиням со слабой психикой дальше читать не рекомендуется. Рейтинг: R.
Мое имя Джерелин, Джерелин Дрейк. Три месяца назад я сбежала из психушки для особо опасных больных.
Возможно, вы даже слышали обо мне, людям нравятся смаковать подробности таких новостей. Я убила двадцать шесть своих одноклассников и учителей в городке Сентстоун, штат Мэн. Двадцать шесть мерзких лицемерных тварей, по праву теперь горящих в аду. Видит Бог, я убила бы еще, но меня остановили. Жаль, не успела разнести в клочья местную церковь, это средоточие всего грязного, что есть вокруг.
Меня с детства считали отродьем дьявола и откровенно побаивались. Моя мать утопилась в местной реке, едва вырвавшись из-под домашнего ареста; ходили слухи, что её изнасиловал демон, я якобы унаследовала его глаза, красные, как кровь, и чудовищные способности...
Боже, как сладко было, когда ломались кости этих шавок, а все вокруг превращалось в хаос! Я стояла перед ними, невредимая, и смеялась. Самая счастливая на свете, должно быть, впервые в жизни.
Меня отправили в клинику Д., находящуюся где-то на побережье. Никогда не забуду убийственно монотонный плеск волн о берег и тупую ноющую боль в висках от бесконечных таблеток, подавляющих личность. Но по чьему-то недосмотру (или чьей-то воле?) я сумела сбежать; меня нашел человек, когда-то влюбленный в мою мать, теперь он занимал крупный правительственный пост. Благодаря ему и появилась Джерелин Дрейк, студентка Техуниверситета Невады, проходящая по программе защиты свидетелей.
Джерелин Дрейк, будущая участница тайного эксперимента...
Шоу-бизнес: животные (Баффи, двадцать первая неделя)
Правосудие (Блейз, двадцать вторая неделя)
Океанология (Дара, двадцать третья неделя)
Сфера обслуживания (Милли, двадцать четвертая неделя)
Охрана (Мишель, двадцать четвертая неделя)
Политика (Анджей, двадцать четвертая неделя)
Приключения (Люция, двадцать пятая неделя)
Кулинария (Габриэла, двадцать пятая неделя)
Ученый-естественник (Луиза, двадцать седьмая неделя)
Музыка (Кейн, двадцать седьмая неделя)
Художник (Беттина, двадцать восьмая неделя)
Мистика (Мирцелла, двадцать девятая неделя)
Бизнес (Каталина, двадцать девятая неделя)
Охрана: животные (Дакода, двадцать девятая неделя)
Танцы (Лилит, двадцать девятая неделя)
Чужеземные технологии (Маргарета, тридцать вторая неделя)
Журналистика (Лиам, тридцать третья неделя)
Эстрада (Маргарета, тридцать третья неделя)
Игры (Ниэнэ, тридцать третья неделя)
Тусовка (Аластор, тридцать четвертая неделя)
Разведка (Саймон, тридцать четвертая неделя)
АПОКАЛИПСИС ЗАВЕРШЕН В ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ НЕДЕЛИ
1. Отсутствие навеса над крыльцом (Музыка);
2. Покупка мольберта (Художник);
3. Переезд (Армия);
4. Праздничный торт и пр. (Кулинария, Эстрада);
5. Поиск работы через компьютер (Игры);
6. Заказ еды через телефон (Игры);
7. Караоке (Эстрада)
Эшвилль - Город Пепла
Дополнения/каталоги: все/Glamour Life, Ikea, Kitchen&Bath, Teen Style, H&M
большое спасибо Тьме за оформление и Anastasijkа за одобрение. Также спасибо Скрипкам, Хэнсонам, Даггерам и другим прекрасным династиям раздела "Апокалипсис", послужившим мне вдохновением;
отдельное спасибо замечательной Condamne за прекрасную Кэйлин О'Грэйди и возможность союза с такой прославленной и удивительной династией;
мои дорогие читатели, без вас меня бы тут не было. Я очень рада, что эта история, местами тяжелая и страшная, нашла свой отклик и продолжает привлекать интерес;
используются дефолтные глаза от Veritas;
в записях периодически зашкаливает рейтинг, присутствуют всякие неприятные подробности, аллюзии на другие произведения и просто авторские глюки. Розовый добрый Апокалипсис - это не к нам :-) Трупы, безумие и суровые эшвилльские мужики (и дамы). Я предупредила :-)
названия отчетов основательницы взяты из песен группы Znaki, Аарона - группы Flёur, Леони - группы Мельница, Дары - Канцлера Ги, Кейна - группы Агата Кристи, Ниэнэ - Элхэ Ниэннах (Н. Васильевой);
что касается древа: Фиби, подруга Люциуса, была оставлена там в память об их короткой, но красивой истории (см. Биографии). Дочь Фридриха Адриана не будет принимать участие в жизни Дрейков;
так как в Апокалипсисе я новичок, буду рада вашей помощи. Добро пожаловать к Дрейкам!
Последний раз редактировалось Hyacinth, 07.05.2019 в 10:43.
Причина: Реставрация
Hyacinth, Вот это да! Потрясающе пишешь! Ну... Конечно логика у меня развита плохо, признаюсь, поэтому мне не понять всего, но я пытаюсь. Жаль, что династия так скоро заканчивается( Надеюсь, в будущем ты нас ещё чем-нибудь порадуешь) И спасибо за Лилит))
Добавлено через 4 минуты Так стоп! Джерелин и есть дочь Пенни!
__________________
Последний раз редактировалось Le-Rush*, 29.03.2011 в 12:59.
Причина: Добавлено сообщение
Брависсимо, маэстро! Это сильно, круто, обалденно и! и! и! Вообще.) Не зря я так предвкушала пролог - он полностью оправдал ожидания. Ты не думала заняться созданием сериала? Такой слог нужно использовать сполна.
Hyacinth, прлог интересный, но обо всем этом я и сама догадалась, потому как Джрелин, как самую любимую вечно перечитываю). Мне намного интереснее кого в военной форме видела ДиДи в универе, я думала ты просветишь.. только не говори, что это был Эш, откуда ДиДи его знать? оО
… Перебираю воспоминания как сухие листья, сохраненные меж книжных страниц, ломкие, хрупкие, полупрозрачные. Одни рассыпаются в моих руках, другие оставляют на пальцах след, будто пойманная бабочка – пыльцу с крыльев. Их все меньше и меньше, они умирают раньше меня; память гаснет, надежда уже погибла, а ведь говорят, что ей – уходить последней. Как жаль, что изношенные людские присказки, в которые так истово веришь, оказываются ложью.
Любимый мой, я видела твои глаза – когда-то они были живые, золотые и янтарные, а теперь они тусклая медь. Ржавеют от слез, когда ты приходишь, уж лучше бы не приходил. Не смотри на меня такую, уже похороненную, гниющую заживо, не меня ты тогда полюбил, а другую, носящуюся наперегонки с ветром. Что осталось? Вспоминать, пока можно, переживать все заново, собирать бережно, аккуратно в единый букет бурых, красных осенних листьев.
Вспоминать, не жалея. И ждать.
32. К темной воде склоняются ивы
март 32 г.
Изведанный мир такой тесный и скучный, в нем бьешься, как обезумевшая птица о прутья клетки, и глаза твои слепы. Неизведанный – бесконечен, и страшен, и прекрасен; он не отпустит, если ты хоть на одну миллионную принадлежишь ему. Детьми мы с сестрой гуляли по городу, взявшись за руки, и разглядывали прохожих, выискивая только нам одним понятные детали. Взволнованные, мы говорили отцу в один голос: смотри, миссис Рид – вампир, у неё серая кожа, красные глаза, и она не выходит на солнце. Он качал головой и отвечал снисходительно: она не вампир, она больна – и произносил длинное латинское название. Не его вина, что не хочет видеть, но нам, если выколоть глаза, будет все равно, знание идет отовсюду.
Гретхен обожает звезды, она одержима ими, коротает ночи за телескопом, вглядываясь в синее бархатное небо. Звезды похитили её душу. Звезды похитили – её. Однажды вечером, когда Гретхен по обыкновению стояла у телескопа, мы с Аластором, находящиеся неподалеку, услышали крик. Надрывный и пронзительный, как у смертельно раненого животного. Но когда мы вбежали на балкон, Гретхен не было: она испарилась в предполуночном тумане, только звезды сверкали в высоком небе.
Лицо Аластора стало белее известняка, я сама вряд ли выглядела лучше. Где же она? Где? Я не чувствовала её, тело саднило изнутри, словно кто-то пытался оторвать от меня кусок, но бросил на середине. В безумных темно-серых глазах Аластора чернилами расплылась наступающая ночь. Отчаяние гладило горло длинными жесткими пальцами. И когда я была готова упасть на землю и завыть, вцепившись себе в волосы, Гретхен вернулась. Возникла из поглотившего её тумана, с лицом восковым и бледным, искаженным от ужаса. Я плакала от счастья, и сестра, обнявшая меня, плакала тоже; её волосы щекотали мне шею, кожа была холоднее льда.
- Что с тобой случилось? – севшим голосом спросил Аластор.
Гретхен смолчала. Она никому не рассказала, что же на самом деле произошло. С того вечера моя сестра, которую я знала лучше себя самой, начала меняться.
апр. 32 г.
Какой пустой и несчастной была моя жизнь первые пятнадцать лет! Цвета сепии, мутной, полузабытой, никчемной, ненужной. Безликой, безрадостной, бездумной, бездушной. Но теперь я живу, дышу полной грудью, вижу все больше и больше красок, сама рисую новые узоры. Два года я носила, как дитя, в сердце тайну. Она росла, питаясь моими кровью и жаждой, свивалась в райскую птицу с бритвенно острыми когтями. У неё золотые насмешливые глаза, но нет голоса. Вчера она выпорхнула на окрепших крыльях и кинулась обратно ко мне, как орел к Прометею.
Вчера он пришел к нам на ужин; я впустила его, побледнев и потеряв дар речи, в ответ на шальную улыбку. Пол дрожал под моими ногами. Отец весело приветствовал его, схватил кусок индейки со стола и ушел на кухню разговаривать по телефону. Мы остались вдвоем, и он сказал, предупреждая мой бессвязный лепет:
- Пожалуйста, зови меня просто Саймон. Без всяких мистеров.
И я звала. Саймонсаймонсаймон. Благословенное, священное имя. Почти запретное. Он смотрел на меня в упор, и становилось то неловко, то хотелось ответить прямыми вызывающим взглядом; мое лицо горело, словно обожженное солнцем. Как я была жалка! Голос срывался и хрипел, Саймон, наверное, все понял и насмехался над глупой девчонкой… Он всего на десять лет старше, но кажется, что между нами непреодолимая пропасть. К чему ему интересоваться подобной мне дурочке, когда у него наверняка есть красивая, умная, яркая любовница?
Ночью я не спала, металась по простыням, смотрела на луну, заглядывающую в окно. Утром была серая, с темными кругами, но такой внешний вид в нашей семье дело привычное. Мой брат, пусть и красив, но походит на восставшего из мертвых своей бледностью. Сегодня он выглядел особенно нездоровым, и было в его лице что-то безумное. Он странный человек, Лиам; ему скоро двадцать два, за спиной успешная для дебютанта журналистская карьера, у ног красивые девушки, однако заметно, что по правде брату нет дела до славы мирской.
… К нему пришел какой-то врач. Они о чем-то громко говорили внизу, но я не вдавалась в подробности. Я была занята другим.
сент. 32 г.
В день нашего рождения шел дождь, но скоро солнце выжгло его и засияло, яркое и оранжево-золотое, как подсвеченный апельсин. Восемнадцать лет, нынешнее совершеннолетие; лет пятьдесят назад пришлось бы ждать еще три года. Гретхен с самого пробуждения была весела и взбудоражена, постоянно крутилась у зеркала, поправляя идеальный макияж. К полудню доставили роскошный букет от коллег по театру, где она играет; сестра зарывалась лицом в нежно пахнущие цветы, скрывая ломкую улыбку.
Я чувствовала себя просто прекрасно, легкой и беспечной бабочкой на празднике жизни. Восемнадцать лет! А внешне и не изменилась, ничего новый возраст не прибавил; я была все той же смешной девчонкой. Что ж, думалось мне, девчонка и девчонка, буду выглядеть подростком лет до сорока – на зависть остальным. Не говорит ли это о внутреннем росте? Но как бы я была счастлива, если бы среди гостей оказался Саймон… Но он уехал по делам службы.
Моя работа связана с компьютерами, и я провожу не так много времени вне дома; увы, меня пока что не подпускают к по-настоящему серьезным делам, это серьезный повод для скуки. Только благодаря ей я услышала разговор, о котором не должна была знать, неведение – иллюзия безопасности, но все же. Через неделю после дня рождения я искала у себя книгу, очень нужную Алу. Дома никого не было… По крайней мере, я так думала и крупно ошибалась.
В холле второго этажа послышались голоса: громкий и сердитый принадлежал маме, спокойный и чуть глуховатый – Лиаму. Выходить с невозмутимым видом, прижимая к себе листы, показалось мне довольно глупым, и я осталась в комнате, затаившись у двери. Даже дыхание стало тише и незаметнее.
- Мама, - голосом выводимого из себя святого произнес Лиам, - это не была моя инициатива. Она сама нашла меня: прочитала статью в журнале и позвонила в редакцию. На сайте есть наши фотографии. Не понимаю, почему ты не хочешь поговорить с Изольдой. Насколько мне известно, она фактически выросла на твоих глазах, и Орлэйт, её мать, хорошо к тебе относилась...
- Орлэйт, - она хмыкнула. - Не говори о том, чего не знаешь, Лиам.
- Ну так просвети меня.
- Это не твое дело.
Казалось, они продолжали многократно начинаемый разговор, но только сейчас он достиг своего апофеоза, как лавина, срывающаяся с гор. Брат рассмеялся, тихо и нехорошо; говорят, его недоброжелателей этот смех вводил в состояние, близкое к панике - после него им перекусывали глотки... и то в лучшем случае. Я не верю слухам о Лиаме, но в глубине души к стыду своему убеждена, что такой может оказаться правдой.
- Тогда расскажи, почему именно Каталина.
- Люблю символизм, - отрезала мама. Я слышала гнев в её голосе, он подступал, как грозовая туча, готовая извергнуть сметающий все на своем пути ливень, перемежаемый молниями.
- Понимаю, - вкрадчиво протянул Лиам. - Жаль, в тебе нет ни грамма нужного честолюбия. Кошмары следует убивать, а не лелеять. Но, видно, кто-то наверху считает, что дать тебе жить и рожать детей на этой земле невероятно забавно. Такая вот ирония судьбы. Что ты об этом думаешь, кстати?
- Как ты смеешь так со мной говорить? Упущенные возможности, Лиам? Ты совсем рехнулся, лезешь, куда не надо. Давай, общайся с Изольдой! На твое несчастье она нормальный человек.
- Спасибо, мамочка. Всегда нуждался в твоем благословении.
Пружины дивана агонизирующе скрипнули, застонала неловко прилаженная доска у лестницы, хлопнула входная дверь. Я стояла, машинально смяв анкеты; щеки мои горели, пульс колотился в ушах, как гром барабанов. Подслушанный разговор казался чем-то фантастичным, но все же он случился на самом деле и был правдивее некуда. С того дня Лиам называл маму только Каталиной, издевательски подчеркивая имя; его бешенство еще не остыло, и вряд ли это случится скоро. Наконец однажды вечером он покинул дом. Такси свернуло за поворот, и больше мы его не видели.
нояб. 32 г.
У сумеречного неба множество оттенков. В одной стороне оно аметистовое, сиреневое или лиловатое, в другой – серо-голубое под грязно-белым, в третьей – просто темное. Мое – пурпуровое в синеву.
Таким оно было в тот день.
Если бы я знала, чем обернется простой поход в магазин за новой одеждой… Гретхен похитила меня, втолкнула в чью-то машину и заявила, что с неё хватит любоваться моим «убогим шмотьем»; это было самое приличное из её выражений. Когда я примеряла выбранное сестрой платье, она взяла мои вещи и преспокойно их выкинула, имея наглость непринужденно заявить о благе и заботе. Зеркало в примерочной отразило растерянную девочку в открытом платье, тонком, будто крыло бабочки.
Разве она была мной? С изящной шеей и длинными ногами? Это была я? В новом платье и двигаться пришлось по-другому, медленно и плавно; и обжигаться о взгляды находящихся в магазине мужчин; и не падать, когда увидишь его.
- Прекрасно выглядишь, Ниэнэ, - улыбнулся мне Саймон.
Как земля не ушла у меня из под ног? Или ушла, а я не заметила? Мы разговаривали – о чем? Не вспомнила бы и под страхом смерти. Его голос превращал меня в тающий воск, его взгляд скользил по моей фигуре. Насмешливый, раздевающий, пылающий. Золотой. Раскаленный металл перед кузнецом. Твори, что хочешь. Я хочу быть твоим воздухом. Ты взял меня за руку, а показалось – убил.
Ты меня целовал, и я не желала больше ничего.
- Позволишь мне вновь увидеться с тобой? – спросил Саймон.
Позволила. И плакала в машине – от счастья.
размытые строки
… Я была столь занята своей любовью, что не замечала домашних дел. Они меня просто-напросто не интересовали, и за это не было стыдно ни капли. Потому я сильно удивилась, когда к нам на ужин приехал незнакомец, с нежностью, красившей его несимпатичное лицо, смотревший на тетю Лилит. И она объявила, что уезжает с ним Лондон записывать свой новый альбом; в глазах её читалось, что возвращения не будет.
Спустя несколько дней к дому подъехало такси. Тетя Лилит ни разу не обернулась – взгляд Аластора буравил ей спину.
февр. 33 г.
В воздухе пахло тревогой – ноткой озона после грозы, сухим песком пустыни, терпким травяным ветром. Она въелась в каждую вещь, пропитала кожу, укутала стены. Улеглась рядом и ждала чего-то. А глаза Гретхен сделались больными, в зрачках её притаилось нечто, чему я еще не знала названия. Новый страшный взгляд, будто это не она смотрит. Совсем. Совершенно.
Гретхен прекрасная актриса, перевоплощающаяся с завораживающим мастерством. Теперь оно стало пугающим, завладело ей без остатка. Сотворило её разум клеткой, где рычат обезумевшие звери. Я не видела своей сестры. Моя сестра не может смотреть на нас с такой смесью пренебрежения и неприязни.
Я натыкаюсь на то, чего не хочу, не должна знать. Это не мое, отпустите меня, пожалуйста… но тщетно. Вот Аластору, кажется, все равно, какая она. Все равно будет пожирать её взглядом, жадным, восхищенным и благоговейным. Волчонок. Видит ли он? Чует ли он? Но Ал никогда не скажет.
Он всегда был скрытным, пусть и улыбался приветливо, заводил друзей; внешне копия никогда не виденного отца, внутри – своей матери. Справив шестнадцатый день рождения, Ал почти перестал бывать дома, по его словам, он подрабатывает в местной забегаловке. Или в клубе. Или на территории военной базы. Однажды он пришел без рубашки - на плечах змеилась татуировка, в левый сосок было продето кольцо (Гретхен так и впилась в него взглядом) – и я перестала видеть в нем шестнадцатилетнего мальчишку, впрочем, как и мои родители.
Истина неприятна в отличие от прекрасных, заботливых иллюзий. Самая мудрая поговорка, оправдывающая себя век от века: многие знания – многие печали. Я не хочу видеть чужую боль, я не хочу видеть чужие тайны. Я не хочу!.. Но кто меня услышит? И снова случайный разговор (чуть слышный скрип кровати, шелест одежды, судорожный вздох):
- Ты любишь меня? – искаженный хриплый голос Аластора.
- Нет, - смеется моя сестра, и в следующий миг с её губ срывается протяжный стон.
Много ли времени прошло, утекло водой сквозь пальцы с тех пор, как мы радовались каждому новому открытию? Прекрасное и пугающее неизведанное. Отпусти меня.
… Когда ты долго всматриваешься в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя.
Последний раз редактировалось Hyacinth, 26.05.2019 в 16:23.
Hyacinth, я вдруг поняла, что уже периодически забываю, какая из династий апокалиптики О_о Слишком у Дрейков дела наладились - чувствую, что Апокалипсис скоро будет побежден.
Хочется чего-то о новой наследнице написать, но почему-то в голову не одной умной мысли не приходит.
Кажется, с Гретхен назревает какая-то новая тайна Дрейков. Если даже сестра-близнец не может ее понять, то мне уж точно не дано И Гретхен - удивительна красива, не могу не отметить. PS
С появлением имен я поняла хотя бы в каком направлении двигаться насчет Каталины. Я не безнадежна все-таки
Hyacinth, вау, просто вау! Вкусный такой отчет, прыгаю на стуле от счастья, что Аластор с Гретхен, вот обожаю такое =). По-моему это Ниене надо было идти в писательницы, очень красивая манера написания, описание запахов и незначительных деталей, цветов... просто переносит в ее мир, волнуюсь, чтоб ее этот Саймон не обидел,а то она такая наивная(. А насчет новых имен я вообще запуталась с этим Лиамом, в общем мне нужно основательное пояснение).
Апокалипсис: Династия Дрейк. Из пепла - в пламя.
Линейный вид
