Династия Мортрэн - Страница 4 - Prosims: новости, обзоры, дополнения, файлы, коды, объекты, скины и скриншоты The Sims 3 и The Sims 2

Emary · 20.11.2013, 21:18

“Бездомный”
“Бесстрашный”
“Великий изобретатель” by Ингага
“Семейная черта” (одиночество)
“Табу” by Ингага" (Смешивание напитков)
“Черный рынок”
“Экстрим”

- Закрой глаза... Что ты видишь?
- Только белый лист...
- Скажи, ты видишь восходящее солнце? Чувствуешь, как капли росы стекают по твоим пальцам? Как порыв ветра обнимает твои плечи? А видишь, как улыбается солнечный луч на твоих губах?
- Да, - едва слышен ответ.
- Ты можешь нарисовать всё, что хочешь, всё, о чем только можешь вообразить.
- Но у меня нет ни красок, ни кисти, ни карандаша.
- Зато у тебя есть душа, просто закрой плотнее глаза и рисуй в ней свой мир. Тебе не нужна палитра, твои чувства - это краски, твои эмоции - это кисти.
- Но тогда почему у меня получается только черно-белый мир? Разве он состоит из двух цветов?
- А ты присмотрись, сколько в них оттенков! Мир всегда черно - белый, просто в зависимости от настроения мы раскрашиваем его в своем воображении. Те, у кого есть душа, видят в нем свои тона и оттенки, свои краски.
- Почему я вижу только черный и белый?
- Просто ты не помнишь других цветов, ты забыл их. Ты пытаешься нарисовать прошлое, не стоит... Ты художник своей жизни, ваятель своей судьбы. Рисуй настоящее.
- Значит наша жизнь - это жизнь с закрытыми глазами?
- Да, но только твоя. Чтобы ни случилось, пообещай мне, если когда–нибудь ты откроешь глаза, то сохранишь в душе это нарисованный тобой по-детски Черно-белый мир и, может быть, тогда ты вспомнишь всё и поймешь, что твой мир по-настоящему цветной.
- Хорошо. Я... обещаю...

Моя память - словно темная комната с обветшалой дверью, под которой скользит призрачная полоска света. Вокруг меня темнота, но иногда перед моими глазами, будто кадр с заезженной, старой пленки, мелькают чужие лица, взмах ресниц незнакомых глаз, полных нежности, жест руки… Кадр тухнет… Это моя память. Я на ощупь двигаюсь по комнате, касаясь предметов, спрятанных темнотой, словно слепец, пытаясь узнать в них хоть что-то знакомое. Но я не могу представить даже их очертания. Я в плену у собственной памяти.
Всплеск воды… Я четко слышу его, только не знаю откуда он доносится. Мои глаза плотно закрыты. Но даже сквозь сомкнутые веки я вижу полоску света под дверью. Мое имя расплывается каплями ртути, отравляя подсознание. Снова всплеск… В его звуках я пытаюсь прочесть свое имя, тщетно. Я хочу нарисовать его на окружающей меня плотным слоем черной ваты темноте, только в моих пальцах уголь… Я пишу им свое имя – черное по черному, сглатывая молчание, и, подступившую к горлу мглу. Я слышу взмах крыльев мотылька… Кадр памяти… Взмах ресниц… я чувстую как мотылек бьется о стекло одинокого окна, за которым непроглядной стеной идет унылый, осиротелый дождь. Мотыльку тоже тесно в комнате, как и мне. Я только чувствую и слышу его, но не вижу. Наверное, он тоже темный, как и моя память. Может быть, это я нарисовал его? Окно слишком высоко. Я хочу ощутить, что оно скрывает, что за ним. Или мир состоит из дождя? Из черно-белого дождя… Проем окна совсем близко. Вздох. Разьве мотыльки умеют вздыхать? Нет. Это всего лишь вздыхает моя тень. Она ползет по полу вслед за мной в тусклом свете от окна бесформенным пятном, расплывающимся под ногами. А может это просто мое одиночество?..
Вздох. Я смотрю сквозь стекло и понимаю, что дождь окутывают белые облака, как меня окутывает тьма. Я и дождь. Между нами только мотылек. Я протягиваю к нему ладони и касаюсь пальцами его крыльев, они вовсе не темные, а светлые. Тень позади меня опять глухо вздыхает, будто готовясь к чему-то неизбежному. А если я открою дверь, может, нарисованное мной имя, станет белым и я смогу его прочесть? Я знаю, что тогда тень исчезнет, я останусь один. А может быть, исчезну и я… Сердце бьется в груди, словно отсчитывая мои тяжелые шаги, может, мне только кажется, что я ступаю по полу, странно, но я не чувствую его под своими ногами. А вдруг я сам нарисовал эту комнату? Мои руки нащупывают дверь. Я слабо толкаю ее. Замедленный кадр распахивающийся двери. Я чувствую поток яркого света, на ее фоне - раскачивающуюся на петлях нарисованную дверь, и осознаю, что комната, в которой я нахожусь - светлая, просто ее поглощала тьма. Я распахиваю глаза… Мотылек, касаясь моей щеки, устремляется на свет. Мои глаза широко открыты. Вспышка. Все тот же темный потолок. Стены.
Моя память - словно темная комната с обветшалой дверью, под которой видна призрачная полоска света. Только, я не знаю, с какой стороны двери нахожусь я…

Emary · 17.03.2014, 01:55

Вода в реке такая прозрачная даже сквозь пелену извечного утреннего тумана. Она спит. На мое плечо ложится рука и сжимает его в преддверии грусти. Рука Тони на плече. Расставание. Мои мысли - уйти в небытие. Уйти навсегда. Раствориться в картине отца. Это последнее, что я могу помнить. Может быть, дорисовав себя на том холсте из прошлого, я попал на картину и теперь живу в ней? Неужели я сам нарисовал себя перед смертью, перед тем, как покончить с жизнью? Меня уже нет, но я продолжаю жить… Жалкая попытка улыбнуться себе самому. Я смотрю на свое отражение в воде – зябкое и молчаливое, как отражение в бокале. Тени прошлого. Теперь они всегда будут преследовать меня. Я не хочу бежать от своего прошлого – я НЕ ХОЧУ бежать от себя. Но я выбираю другую дорогу – жить настоящим, не важно, когда оно закончится – сейчас, завтра или никогда.
Туман медленно рассеивается, и я вижу склоненное надо мной лицо Хуана. В его глазах, обычно ничего не выражающих, стоит обеспокоенность. Он молчит, ожидая того, что я сам расскажу о том, что меня беспокоит.

- Я вспомнил тебя, Хуан, - начинаю я, - если хочешь, то мы можем сходить к тому месту, где я впервые тебя увидел. Ты тоже вспомнишь, только я не знаю, стоит ли тебе вообще все вспоминать. Хотя и идти-то никуда не надо, - я прислоняюсь к стволу березы, под которой сижу.
Хуан, все также молча, мотает головой. Он смотрит вдаль, как тогда, несколько лет назад у дороги.
- Думаю, не стоит ворошить прошлое. Я чувствую, что там я был один. И хорошо, что я многого не помню! Зато я сам могу придумать прошлое – родных и близких. Я часто хожу на кладбище и ношу цветы на могилы незнакомых людей, представляя, что в прошлом мы, возможно, были друзьями. Я сам создаю свое прошлое. Я часто ходил к могиле Джулиана Мортрэна, его глаза мне были знакомы, а имя – нет. Он стал мне другом. За его могилой никто не ухаживал, кроме меня. Я не говорил тебе этого раньше, посчитав, что вы просто похожи, а потом, когда ты сказал, что ничего не помнишь, я начал думать, что ты просто существуешь в моей фантазии. Знаю, что все считают меня сумасшедшим.
- Я не считаю, - откликаюсь я эхом и сажусь на примятую траву рядом с ним.
- А ведь напрасно, - Хуан поворачивается ко мне и как-то горько улыбается, - я ведь сбежал из сумасшедшего дома. Просто обманываю себя, называя его – четыре стены и бродячие по коридору тени. А еще я помню дорогу, как мимо проезжали машины: туда-сюда, туда-сюда… Им до меня не было дела, кроме одной. Я совсем не помню того парня, вложившего в мою ладонь деньги. Я помню только его глаза – добрые, понимающие и одинокое. Дальше снова четыре стены - белые, но приветливые. Помню больницу. В ней не было теней. Именно там я узнал, что меня зовут Хуан Храброс. Нелепая фамилия для нелепого человечка. Я много встречал людей, но, ни у кого не было таких глаз. Я увидел их однажды осенью на памятнике, когда работал там смотрителем.
Хуан достает из кармана деньги и вкладывает их в мою ладонь, - я хочу вернуть тебе долг.
- Не надо, - я возвращаю их ему обратно с едва заметной улыбкой на губах.
- Тогда я просто скажу спасибо. Без тебя не было бы этого моего будущего. Знаешь, а оно мне нравится. Мне кажется, что сюда, в Твинбрук, попадают все, кто не помнит себя. Они придумывают прошлое и живут им, надеясь на будущее.

Странно, что никто не может найти с Хуаном общий язык, никто не понимает его, считая сумасшедшим. Все, кроме меня. Наверное, я такой же, как он. Ведь я тоже помню ту клетку из четырех белых стен, а еще мотылька…
- Но мне надо узнать мое прошлое, иначе не будет и моего будущего.
Храброс в ответ лишь кивает головой. Он, выдумав себе прошлое, просто живет настоящим, живет каждым его днем, не думая о будущем. Я же в упор не вижу своего настоящего, не зная, кто я такой, хотя раньше, в моих воспоминаниях, я хотел забыть о себе, о своем существовании, став просто частью заброшенного твинбругского кладбища. Интересно, какой видит свою жизнь Харвуд?
- Хуан, ты сказал, что работал смотрителем? – нарушил я осеннее молчание.
- Ага, но только первое время, - откликнулся тот, продолжая смотреть вдаль, на клин журавлей, медленно таящих в туманных небесах, - они, прям, как наши с тобой воспоминания. Вроде видишь их, но чувствуешь, что они не твои, смотришь на них, будто бы со стороны. Меня притягивали те глаза на памятнике Джулиана Мортрэна, но я не хотел ничего о нем знать. Я придумал нашу с ним дружбу. Теперь я знаю, что он заботился обо мне, оплачивал мое лечение в больнице, а после я ухаживал за его могилой, - он поворачивает голову и смотрит на меня. Как странно – Хуан говорит обо мне в прошедшем времени, как будто меня и вправду нет…
- Скажи, а ты видел там моих родителей?
- Да, радом с твоей могилой, - произносит Хуан, удивительно, но мне становится спокойней от того, что он упомянул обо мне в настоящем времени, - их звали – Андрэа и Софи Мортрэн. Знаешь, имя твоей матери переводится как мудрая. А еще у нее такие же грустные, добрые глаза… Она, наверное, была действительно мудрой женщиной.
- Да, - на этот раз я киваю головой, глядя на обрушенный деревянный мост, - просто она жила в своем мире и ее мало кто понимал.
- Совсем как нас, - глаза Хуана такие внимательные. Когда он рассуждает, то становится совсем не похожим на самого себя. Но, наверное, он такой и есть, просто старается не помнить себя. Все привыкли видеть его иным – взбалмошным, чудаковатым. Все, только не я.

- Снег выпал и растаял, будто его и не было, - Хуан, словно уже позабыл о нашем недавнем разговоре, поднимается и отряхивает свои брюки от налипшей земли. Может быть, он просто не хочет причинять мне боль, рассуждая о потерянном прошлом.
- Мне нужно съездить к Харвуду, ты со мной? – спрашиваю я и тут же получаю в ответ утвердительный кивок головой. Я вызываю такси. Ожидание такое томительное.
- Эту груду металлолома я недавно нашел на задворках свалки, - внезапно произношу я, бросая взгляд на старый, проржавевший автомобиль, возле которого сижу, - Сначала я хотел его просто разобрать, да не стал. Знаю, он безнадежен, но я хочу попробовать оживить эту машину.
Хуан скептически глядит то на меня, то на живописно выделяющийся среди пожухшей зелени понурый автомобиль прошлого столетия. Примерно такой реакции я от него и ожидал. Он деловито обходит «машину» со всех сторон и, наконец, остановившись, смотрит на нее, словно на живую, затем осторожно кладет ладонь на покоробившийся металл и с восторженностью в дрогнувшем голосе произносит:
- Она великолепна! Смотрю на нее и мне кажется, что всегда мечтал о такой. Это же раритет, как вообще кто-то додумался выбросить это чудо?!
Вот этого я точно не ожидал, даже зная какую слабость Хуан питает к вещам с помойки. Он, будто не замечая меня, садится в то, что осталось от машины и пытается ее завести.

Я склоняюсь над люком, беру гипс, который мне дал еще вчера Харвуд, и начинаю делать слепок ключа.
- Я вчера начал чинить ее. С каждой отремонтированной деталью чувствовал, как она оживает, что моя жизнь продолжается, что у меня есть будущее, - говорю я, тем самым обращая на себя рассеянное внимание друга, пребывающего в какой-то прострации, - я знаю, оно зависит от нас самих, но мне почему-то кажется, что не только. Эта машина так бы и пролежала на автомобильном кладбище, если бы я ее не заметил. Возможно, так происходит и со мной… Спасибо, Хуан, что думал обо мне.
- И тебе спасибо, что вспомнил меня, - улыбается в ответ Храброс и переводит взгляд на застывший в тихой грусти старенький автомобиль, - а он и вправду живой.
Мы садимся в подъехавшее такси - мы уезжаем в осень... Я понимаю, что люблю не только Твинбрук, но и это время года. А еще я пытаюсь вспомнить ту, которую любил, а, может, люблю до сих пор. Я помню лишь ее рыжие пряди волос среди озорных кружащихся листьев и больше ничего… Я гляжу на краски осени, разлитые за окном такси, на кроны деревьев, окруженные ореолом небесного света, на одиноко забытую газету, лежащую на земле. Наверное, в дальнем уголке моей памяти вот так же лежит забытое мной прошлое. Как жаль, что я не в силах прочесть его страницы… И странное чувство сжимает до боли, до истерзанного крика душу. Чувство того, что я уже не вернусь сюда.

Осень завораживает и манит меня в прошлое. Осень играет листьями и от прикосновений ее пальцев они медленно увядают. Осень беззвучно смеется, подняв свои прозрачные глаза к бескрайнему небу. Осень просит забыть прошлое, опускаясь невесомым туманом на мои измученные бессонными ночами веки. Если небеса бесконечны, почему я чувствую запертым себя в мирке, ограниченном прозрачными, словно созданными из стекла, стенами куба?! Я не могу сделать ничего, лишь наблюдать, как перекрашивается мир вокруг меня, как что-то рождается, живет и погибает… Хуан нервно поглядывает в окошко такси и, поежившись, передергивает плечами от холода.
- Милости прошу в мой дом, - встречает нас Харвуд с порога. Первый раз у него в гостях и оттого веду себя немного скованно, чего не сказать о Хуане, чувствующем себя, как дома. Напевая себе под нос какую-то лихую песенку, он, ничуть не смущаясь, заваливается на диван и уже через пару минут начинает самозабвенно храпеть. Харвуд перехватывает мой недоуменный взгляд и с веселой искрой в глазах произносит:
- Мы давно дружим. Вчера ты был занят люком, наверное, поэтому не заметил, как мы с Хуаном по-дружески общаемся. Просто мне нравятся хорошие, открытые люди.

- Тогда почему ты дружишь со мной, ты ведь обо мне ничего не знаешь?
- Значит, придет время, и ты о себе еще расскажешь, - Харвуд проводит меня в мастерскую и обводит пространство рукой, - она в твоем полном распоряжении.
- Спасибо. А ты знаешь, что Хуан дружит только с теми…
- … с теми, кого уже нет? – заканчивает он за меня фразу, приподняв одну бровь, - да, я знаю.
- Но ведь ты существуешь.
- Не совсем. Можно сказать, меня тоже нет, потому что я бегу от своего прошлого. Знаю его и бегу, - в его глазах нет ни сожаления, ни боли, есть лишь умиротворение и тихая радость, а еще неизменная искорка задора, - я знаю, что Хуан, мягко говоря, странноватый человек, с сумасшедшинкой, но он очень открытый, отзывчивый и не задает лишних вопросов.
Харвуд склоняется над скульптурным станком, бережно держа в одной руке кусок глины, а в другой – стек. Я тоже принимаюсь за работу. Передо мной на столе лежит готовый гипсовый слепок, снятый мной с замка от люка. Я методично измеряю линейкой все детали слепка, не пропуская ни одной. Затем переношу данные на бумагу и рисую чертеж, по которому Харвуд сможет выплавить ключ.

Я мельком бросаю взгляд на своего друга, да так и застываю: глина под его умелыми пальцами медленно оживает: вздыхает, мнется, гнется и… рождается, приобретая форму. Она, словно музыка, льющаяся с гитарных струн, струится по глиняному плинту. Харвуд чувствует мой взгляд и оборачивается. Я подхожу к оживающей скульптуре и тихо говорю, боясь нарушить ее пробуждение от долгого сна:
- Она будто дышит в твоих руках…
- Такое у меня хобби - давать жизнь тому, что ее не имеет, - в его глазах читается улыбка. Харвуд умеет говорить глазами. И я его понимаю. У меня появляется надежда, что я смогу вдохнуть жизнь в бесчувственный металл, в тот изувеченный автомобиль, оставшийся в моем доме. Дом… Только теперь я по-настоящему осознаю, что у меня есть Дом. Это не просто постройка, где можно укрыться от дождя, бури и невзгод , а место, где тебя ждут, пусть это хотя бы и просто старенький Автомобиль, запорошенный осенними листьями. Из раздумий меня выводит бодрый голос Харвуда:
- Хочешь попробовать продолжить мою скульптуру? А я пока закончу с ключом, ведь чертеж-то, я смотрю, ты уже закончил.
- Но я не знаю, что ты лепишь. Я могу испортить твою работу.

- Лепи, как душа подскажет. Ты не сможешь лишить жизни то, что ее пока не имеет. Попробуй, может у тебя получится, - я читаю в глазах Харвуда молчаливое ободрение. Мы меняемся местами: я становлюсь за станок, а он – за чертежный стол. Я осторожно прикасаюсь к еще сохранившей тепло от пальцев Харвуда глине и начинаю творить.
- Давно ты увлекаешься скульптурой? – невольно спрашиваю я. За моей спиной на мгновение повисает тишина, затем она нарушается голосом Харвуда:
- Давно. Очень давно. Я скульптор и художник в прошлом. Наверное, прозвучит странно, но я бежал от этого в Твинбрук. Я представлял всегда творчество совершенно иным, нежели угождать ничего незначащими, бездушными картинами на заказ. Если ты не рисуешь для толпы – толпа не принимает тебя. Молодость… Пора амбиций, когда хочется покорить мир. Я поздно понял, что становлюсь обычным художником-штамповщиком, который не пишет свои картины, а просто рисует, чтобы угодить кому-то, кто хорошо заплатит, кому-то, кто совсем не разбирается в искусстве, требуя лишь сухую схожесть предметов. Мой серый мир, мою заблудившуюся душу перевернули картины Андрэа Мортрэна. Я был на его выставке. Я был покорен. Хотел приобрести одну картину, но они не продавались. Именно там я понял, что как художник я никто. Я был всего лишь жалким трафаретчиком, зарыв свой талант в обмен на славу и деньги. А оказалось, что слава приходит за тем, кто не жаждет ее.
- Тебе доводилось общаться с Андрэа Мортрэном? – сам собою слетает с моих губ вопрос.

- Я был только знаком с его работами. Вот, кто умел по-настоящему вдыхать не только жизнь, но и душу в обычный белый лист, рисовать то, чего нет и наделять свои творения эмоциями, чувствами, судьбой. Всегда хотел увидеть, как он пишет картины, я мечтал быть его учеником. Я даже ездил в Рори Хайтс, где он последнее время жил с семьей. Жаль, что я приехал слишком поздно… А почему ты спрашиваешь о нем?
Моя рука так и застывает с занесенным над глиной стеком. Я поднимаю глаза на Харвуда, не в силах поверить в услышанное. Не знаю, как сказать ему о своих воспоминаниях. Может быть, они не связаны с реальностью, просто я хочу видеть свое прошлое. А эти воспоминания, если не отчаянный крик моего воображения, то просто отрывок чужого прошлого, рассказанного мне кем-то из осени. Если бы только осень могла все помнить… Если бы я мог…
- Я помню эту фамилию. Воспоминания мне не дают покоя, они мучают меня.

- Возможно, ты тоже был знаком с его творчеством или видел фамилию Мортрэн в газетах, - делает предположение Харвуд, повернувшись в мою сторону.
- Нет, это совсем иные воспоминания, будто я являлся частью семьи Мортрэн, будто я – его сын.
- Это невозможно, - качает головой мой друг и смотрит на меня, как на человека, уличенного во лжи, - единственный сын Андрэа Мортрэна умер, так и не родившись. Андрэа рисовал его, представлял каким он мог бы быть. А бедняжка Софи верила, что ее мальчик живет в созданном ею мире, который ее муж смог воплотить на картине. Это давало ей силы существовать. Она была слаба рассудком. Но продажные репортеры вынесли трагедию семьи на всеобщее обозрение, караулили у дома, фотографируя каждое движение четы. В то время семья Мортрэн жила во Франции. Им пришлось переехать подальше от грязных сплетен и пересудов в Рори Хайтс, который находится всего в нескольких километрах от Твинбрука. Андрэ просто хотел защитить Софи от этого бесчувственного, жестокого мира, но ему не удалось. Она погибла, а Андрэа, не выдержав этого, вскоре слег сам и через несколько дней отправился вслед за своей супругой, наверное, в тот самый мир, который она тоже рисовала, только в своем сознании… Говорят, что он оставил после себя картину, где изображена вся семья с их сыном Джулианом. И Джулиан на ней совсем взрослый. Он жил, пока жили они.
Стек выпадает из моих ослабленных пальцев и с глухим стуком моего сердца замирает на деревянном полу, перепачканному глиной. Леденящий комок холода застывает осколком льда в душе. Нет, это холод от моей души… Я опускаюсь на колени.

Глина медленно умирает под моими пальцами, словно листья прошлого в руках осени. За окном стоит ее зыбкий призрак, овеянный ветрами и отрывками воспоминаний. Я действительно существую всего лишь на картине, созданной моим покойным отцом. Я не рождался, я не умирал. Меня просто нет. Я часть того, что могло бы быть, того, кто мог бы родиться… Тогда отчего я помню, как рисовал себя сам на той картине? Я жил. Жил в воображении своих родителей. Когда не стало их – перестал существовать я. Я сам сделал последний штрих своей несуществующей жизни. Я перешел из обычной жизни людей в свой нарисованный мир. Мир чужих воспоминаний. Это мой мир. Мой. У каждого из нас свой мир. Своя картина возможной жизни. И из этих картин создаются улицы со спешащими пешеходами, домики с приветливыми лужайками и дремлющее на закате море. Здесь ничто не существует просто так. Здесь все что-то кому-то дорого.

Зу любит лошадей, море, ленивые волны и бабочек… А мне дорога береза рядом со свалкой, у которой я встретил впервые Хуана, и то старый обветшалый мост. Именно возле него я поселился. Но почему? Почему… А Харвуд? Наверное, теперь он живет той жизнью, которой всегда хотел жить в том мире, но не успел. Я не слышу, что говорит склонившийся надо мной Харвуд. Я вспоминаю этот мост. Через него когда-то шла короткая дорога на кладбище… Я помню, как родители брели туда. Помню, как отец бережно поддерживал под руку одетую в черное маму. Помню тихий скрип моста под их ногами, такой тихий и почти беззвучный, будто он боялся потревожить их печаль и беззвучную грусть. Они шли ко мне на кладбище – я ребенком шел следом за ними… А еще я помню, как много лет спустя, дорисовав картину, стоял на краю разрушенного моста, готовясь сделать свой последний шаг в никуда… Шаг туда, где могу существовать лишь на картине отца. Это был последний мазок кистью по холсту... Картина была закончена. Мост разрушился.

В этом мире дороги через него нет - он обрушен, потому что тут все рождаются благодаря воспоминаниям наших близких, умирая в той жизни. Я всматриваюсь вдаль - безжизненную туманную молчаливую. Мосты разрушены. Чьи-то жизни оборвались… Нет прошлого…

Глина совсем превращается в бесформенную неживую массу, теряя остатки впорхнувшей в нее души, но она тоже могла бы жить в моем воображении. Капли . Дождь за окном. Плачет. Одинокий. Осень все помнит. И я начинаю вспоминать. Потому, что дождь плачет слезами наших близких. Плачет… Дождь…

Техническая часть

Smilik · 17.03.2014, 10:00

Emary, вот это отчет! Мой рассудок окончательно затуманился, что там, где и как. Текст, как всегда насыщенный и шикарный, но встретилась пара ошибочек.

Цитата:

- Такое у меня хобби - давать жизнь тому, что ее не имеет, - в его глазах читается улыбка. Хуан умеет говорить глазами.

Хардвурд же. Вообще эти Хуан Храброс, Харвуд вечно у меня путаницу вызывают, слишком созвучны. И еще в одном месте слово "невозможно" надо слитно написать, но что-то в тексте потерялась, не могу более досконально посмотреть, ибо на работе.
И так, теперь надо попробовать хоть как-то сформулировать свои мысли, если вообще сие действие будет возможным, потому что мозг реально ощущает перегруженность, что в принципе хорошо, с утра начал работать.
И так, если Джулиан не родился, тогда не удивительно, почему Софи болела, и ее муж всячески ее оберегал и рисовал для нее картины, но отсюда вытекает то, что Джулиан на самом деле живет в параллельном мире теней, который нарисовал его отец. Либо еще как вариант, что ребенка спасли, но лишний раз не хотели наводить шум, если идти из расчета, что Софи была психически больна, либо это вообще другой ребенок умер, а Джулиан уже потом родился, но о нем уже не знал Харвуд и не смог ему это рассказать. Еще как вариант, что Джулиана усыновили. В общем, масса вариантов на этот счет. Теперь стало понятно, как главный герой попал в психиатрическую лечебницу, он пытался спрыгнуть с моста и его, видимо, кто-то увидел (что-то мне подсказывает, что это Тони), а потом пошло поехало, этот памятник на кладбище, чтобы не привлекать лишнее внимание к семье Мортрэн.
В общем, я очень заинтригована. С нетерпением жду продолжения!

!Isabella! · 18.03.2014, 18:42

Emary, отчёт замечательный! Жду продолжения!

Emary · 06.04.2014, 10:10

Smilik

!Isabella!

SierraMadre · 06.04.2014, 14:54

Привет :3
Бродила по разделу и обнаружила твою династию. Я не самый большой фанат Третьих симов, но твоя история заинтересовала) И как только раньше сюда не добралась?
Не хотелось бы повторяться с предыдущими комментирующими, но, всё же, очень понравилась нетрадиционная задумка с началом. Я сама в этом разделе совсем недавно по здешним меркам, но даже ничего похожее на твое не видела.
Ещё, конечно, очень нравится стиль изложения. Сама дико люблю некую "сериальность", по-моему, так куда интереснее, чем просто описывать жизнь :33 Ну, и кроме того, атмосфера, конечно:и скрины в одном духе, и текст - описания проосто на высоте, особенно, на мой взгляд, удалось передать настроение Города. Очень импонирует, что одно так удачно дополняет другое, более того, вот просто читая и глядя на картинки, можно даже представить музыку, которая бы тоже сюда вписалась :3 Такое единение и целостность - оочень круто, и плюсик в карму автора :3 А ещё один плюс - за лёгкий психодел и появляющихся единорогов *____*
Теперь конкретно по поводу истории: в самом начале очень интересно про потерю памяти основателя. Для меня, как человека, воспитанного на самых разных сериалах, это просто личный сорт няшности

Ну а если без шуток - и правда, очень круто и интригующе, сразу столько вопросов возникает: и кто он, и почему не помнит, и кем был до того, как потерял память, и, самое главное - что будет, когда(если) вспомнит!

Самое интересное и самое клёвое, дорогой автор, что по прочтении всех имеющихся на данный момент глав, у меня возникло больше вопросов, чем ответов :3 Обожаю, когда так выходит, и с этого дня, надо полагать, буду следить за обновлениями в теме. Удачи и вдохновения, начало ахренительное просто!

Emary · 29.04.2014, 19:43

Mrs Wallace, спасибо огромнейшее! Так приятно видеть нового читателя!

Цитата:

Сама дико люблю некую "сериальность", по-моему, так куда интереснее, чем просто описывать жизнь

Тоже придерживаюсь такого мнения.) Стараюсь держаться баланса, основываясь на действиях симов, прибавляя к этому "сериальность", но так, чтобы она не противоречила характерам и действиям героев. Джулиан у меня и правда получился "весь в себе".

Цитата:

Очень импонирует, что одно так удачно дополняет другое, более того, вот просто читая и глядя на картинки, можно даже представить музыку, которая бы тоже сюда вписалась

Я в основном под соответствующую музыку и пишу, за редким исключением в тишине. Даже были мысли как-нибудь ее вставить в одном из отчетов. Как же приятно, что читатель чувствует состояние автора и додумывает музыку!!!

Цитата:

Самое интересное и самое клёвое, дорогой автор, что по прочтении всех имеющихся на данный момент глав, у меня возникло больше вопросов, чем ответов :3 Обожаю, когда так выходит

Очень рад! Конечно ответы на них в скором времени будут, но на смену этих вопросов будут приходить другие

Цитата:

Удачи и вдохновения

Спасибо еще раз! Тебе тоже удачи и всего хорошего! Отчет готов, скорее всего выложу сегодня, максимум - завтра.

Emary · 01.05.2014, 00:19

Мы – четверо разных людей, существующих отдельно от мира. Мы заточаем себя в бесконечное кольцо одиночества. Оно защищает нас от посторонних и объединяет друг с другом – меня, Харди, Хуана и Зу. Мы – чужие, но такие родные одновременно. Мы понимаем друг друга без слов. Харвуд тоже понял меня и не обвинил во лжи, но и забрасывать наш разговор в пыльный чулан не стал.

Я поднимаюсь с пола и почти бессознательно с роем мыслей в голове сажусь на диван. Харвуд опускается рядом и ждет от меня слов, только я молчу. Хуан просыпается от напряжения, стоящего в воздухе и говорит вместо меня моими мыслями:
- Иногда мы вспоминаем то, что не принадлежит нам – чужое прошлое, рассказанное нам кем-то когда-то давно. Иногда мы выдаем желаемое за действительное. А, бывает, вспоминаем то, что просто должны помнить о себе.
Я не думал, что Хуан слышал наш разговор с Харди. Он спал и слушал мое затянутое в паутину неизвестности смятение, мои клочья воспоминаний, мою прошлую жизнь. У нас с ним есть общие кадры из прошлого. С Харвудом они тоже начнут существовать, когда мы все сделаем шаг в следующий день настоящего. Уже завтра я буду вспоминать этот разговор, а через несколько лет этот кадр покроется пылью и станет частью моего прошлого.

Мои раздумья обрывает спокойный голос Харди:
- Может, покажешь нам свою могилу? Наверняка там есть какая-нибудь зацепка. Лучше докопаться до истины, чем гадать и мучиться всю жизнь от неизвестности - кто ты.
- Я вот не мучаюсь, - задумчиво выныривает из своего молчания Храброс, - мне и так хорошо. Лучше о себе ничего не знать, а просто жить настоящим. Жить так, как хочешь и не зависеть от прошлого.
Двое друзей – две жизни – два разных мнения.
- Знаешь, Хуан, я просто хочу узнать свое прошлое, но, если оно мне не понравится – обещаю, я забуду о нем, - произношу я с ответственностью за каждое сказанное слово.
- Ну, тогда поехали, чего ждать-то?! Только ко мне сначала заедемте, - Хуан бодро встает с дивана и спешит к выходу.
Как оказалось чуть позже, домик Храброса расположился в болотистой местности, уютно вписавшись в нее всем своим видом, и показался мне каким-то зашибленным.

Хотя, и мой дом поначалу произвел аналогичное впечатление на Харвуда. Я знал, что Клэй несколько раз предлагал упертому Хуану оставить свою убогую «резиденцию» и переехать к нему на Карточный проезд, 12.
Однако, Храброс был категорически против и в следующую минуту я понимаю почему. Цветы. Хуан обожает цветы. Он гордо шествует мимо покосившегося заборчика на задний двор, опираясь на свою старую, облезлую палку, которая служит ему тростью. Храброс редко с ней расстается. По его признаниям, ею очень удобно ворошить хлам в мусорной куче, которую он собирает вот уже добрых пять лет. Груда этого хлама покоится как раз перед домом и издали напоминает какую-то причудливую инсталляцию, гордо возвышаясь среди скудной болотной растительности. В этой мусорной куче есть всё. Причем, это «всё», по утверждению самого Храброса, было жизненно необходимым и обязательно должно было пригодиться ему со дня на день. Ах, да, цветы. На заднем дворе царит совершенно другой мир – мир красок, ароматов и душевного спокойствия. Сад чудака Храброса совсем небольшой, но цветы, не смотря на осень и мрачную болотистую местность, подступающую к его участку, благоухают и разрастаются по всему заднему дворику. Хуан удивляет меня каждый день и сегодня ему удалось это блестяще. Правда, я и раньше мог бы догадаться об этом увлечении друга, ведь он довольно часто просил меня собирать для него цветы в парке.
- Как же здесь хорошо отдыхать от городской суеты, - бормочет довольно Харвуд Клэй, опускаясь на ветхую лавочку, спрятанную в кустах желтых роз.

Храброс кивает головой и начинает любовно собирать розово-красные бутоны роз.
- Это мой любимый сорт «Brautzauber», растет до поздней осени, - произносит он и грустно улыбается, - мне нравится выращивать цветы для своих друзей. Я думаю, они видят мою заботу с небес. Теряя родных и близких, некоторые люди обычно первое время ходят на кладбище, потом бывают там все реже и реже, а позже совсем забывают туда наведываться. Когда я работал смотрителем, то мне вообще казалось, что я нахожусь на каком-то заброшенном кладбище.
Хуан дает мне и Харвуду в руки по букету роз. Что-то легко покалывает мои пальцы. Пустяки. Это всего лишь шипы от роз. Я опускаю взгляд на свою руку и замираю на месте.
- Все в порядке? – спрашивает Клэй. Я киваю головой и показываю след от обручального кольца на пальце.
- Я был женат, - шепчу я одними губами. Взоры моих друзей пересекаются на мне и застывают на несколько секунд.
- И как только мы раньше этого не заметили?! – восклицает Хуан,- может, ты чего вспомнишь, если присядешь да расслабишься?
Я опускаюсь под легким давлением его рук на лавку, закрываю глаза, и снова пульсирующая боль взрывает мои виски. Внезапно и резко. Как будто чей-то раскаленный кулак пытается добраться до самых дальних уголков моей памяти, вырвать призрачные воспоминания из ее кромешной тьмы и оживить их, наложив на пленку моего разума. Снова кадры: небо такое чистое и прозрачное, что ослепляет глаза, сливаясь воедино с морской гладью, рыжие пряди, разметавшиеся на песке. Я вижу девушку, ту самую, из моих снов. Ее лицо такое знакомое, что сердце надрывается от безысходности - я помню и не помню ее.

Лилиан. Сердце сжимается так, что трудно дышать. Девушка улыбается и поднимает мне на встречу свои руки. Я медленно протягиваю пальцы к этому воспоминанию с желанием прикоснуться, дотронуться, дотянуться, но не могу... Между мной и этой девушкой невидимая стена из времени.
- Джулиан, как ты себя чувствуешь? Все нормально? – голос Харвуда вырывает меня из прошлого и впихивает в тесную, беспомощную оболочку реальности.
- Да, я снова вспомнил ту девушку. Ее зовут Лилиан. Наверное, она была моей женой, - я роняю голову на ладони под утешающим взглядом Храброса.
- Только б ее на кладбище не было, - задумчиво шепчет он, почесывая в затылке. Но я знаю – ее там нет, как нет кольца на моем пальце. Она осталась в том мире живых. Она застыла на кадре прошлого. Я должен во всем разобраться, иначе просто сойду с ума.

- Мы тебе не дадим сойти с ума. Исключение могут составлять только безумные идеи Хуана – за них я не могу ручаться,- ободряюще произносит Харвуд. Как же он любит читать мои мысли! Его приподнятое настроение немного передается и мне. Мы направляемся мимо небольшого озерца к очередной причуде Хуана – бестолковым полусгоревшим воротам без забора, одиноко стоящим перед домом, - когда со стороны дороги раздается трезвон велосипедного звонка.
- Зато сразу видно, где выход, да и цивилизованней так как-то, - бубнит, словно оправдываясь, себе под нос Храброс, - ох, и люблю я свежие газеты! Что-то мальчишка их сегодня поздно развозит.
Хуан продолжает жить в своем мире: он поднимает газету и довольно улыбается то ли ей, то ли самому себе. Как же мало человеку надо для счастья.
- Он привык жить один, не смотря на то, что у него есть друзья, - говорит полушепотом Харвуд и обращается к Храбросу, - потом прочтешь, а то мы так сегодня не доберемся до кладбища. Что-то на улице похолодало!

Тот тяжело вздыхает и передает мне газету подальше от соблазна. Зато мы успеваем на последний автобус. Путь не близкий, и Хуан начинает потихонечку дремать под его равномерную укачивающую тряску. Я кладу букетик роз на колени и, чтобы скоротать время, открываю газету: политика, очередные сплетни, советы огородникам, сумасшедший, сбежавший из психиатрической лечебницы, так и не пойман… Стоп! Что? Я снова перечитываю заголовок и глазами вырываю текст из статьи. Опасен… Буйный… Высокого роста, блондин, глаза карие, имеет французский акцент… На пальцах рук набита татуировка в виде слова…
С замиранием души я перевожу уже второй раз за день взгляд на свои пальцы. На них – татуировка: воспоминания. Мне кажется, что я смотрю на них не моргая целую вечность. Потрясенный, я даже не замечаю, как выхожу из автобуса и, остановившись у ворот городского кладбища, вновь открываю газету.

-Что-то ты бледный какой-то, - обеспокоенный голос Харвуда приводит меня в себя. Ничего не говоря, я смотрю в его удивленные глаза и протягиваю ему газету.
- И что тут?! – непонимающе взирает на меня он и пробегает глазами по строчкам. Храброс заглядывает ему через плечо, пытаясь тоже что-то прочесть. Наконец, Хуан равнодушно пожимает плечами:
- Я сам оттуда, а наговорить могут чего угодно, даже, если там речь о тебе!
Харвуд аккуратно слаживает пополам газету, несколько секунд смотрит на меня своим рентгеновским взглядом и, резким движением зашвырнув ее в урну, твердо произносит лишь одну фразу:
- Ты не похож на сумасшедшего, тем более буйного.
Тони. Я знал его с детства. Он ведь был моим единственным другом. И он отвернулся от меня. С Хуаном и Харвудом я знаком всего пару месяцев. Они всегда рядом и готовы поддержать, понять, верить мне – человеку, о котором почти ничего не знают, о котором я сам ничего не знаю.
Вечереет. Вокруг нас все застыло, замерло на одном месте. Даже осень боится нарушить своим легким дыханием незыблемый покой. Я кладу к своему памятнику букетик роз и, опустившись на каменную скамью, тупо разглядываю татуировку на своих пальцах. Черная - на побелевших от холода пальцах.

Мне кажется, что мир снова становится черно-белым. Краски медленно стекают вниз по холсту жизни. Остается лишь белый туман, черная чугунная изгородь и скамья, нарисованная в несколько штрихов. Наверное, так бывает, когда понимаешь, что ты существуешь, но не живешь. Я всего лишь сумасшедший, сбежавший из психушки. Может быть, я просто помню чужое прошлое, выдавая себя за Джулиана Мортрэна, и поэтому меня упекли в сумасшедший дом? Или из-за того, что я хотел окончить жизнь на том мосту? А, может, все, кто попадает из мира живых в этот нарисованный мир, оказывается в психлечебнице? Все, кто здесь живет – немного сумасшедший? Сумасшедший для того, чтобы выдерживать эту безумную жизнь, не привыкать к бессмысленным правилам и аморальным идеям других безумцев. Только я к тому же еще и буйный… Опасный для общества.

Мне внезапно вспоминаются слова Тони, когда мы были еще подростками.
- Ты идешь против себя! Все вокруг тебя нормальные, это ты сумасшедший, Жули! Ты и никто другой! Ну и что, что я хочу гулять по девочкам? Желание секса – это естественная потребность, неужели ты не понимаешь?!
- Не понимаю, - я равнодушно смотрю на него и сквозь него, - я не хочу быть рабом таких «потребностей». Вообще, я разочарован в тебе, как в человеке, как в личности. Я, наверное, никчемный друг, если не могу образумить тебя. Тот, кто просто понимает и прощает грех – это уже не друг, а человек, который ни во что не хочет вмешиваться.
- Да мне и не нужна помощь! Пройдет время и будет повод списать все грехи на ошибки молодости. У меня сейчас проблемы с предками, мне нужно снять стресс. Просто я очень чувствительный, а ты – бесчувственный, Жули!

- Чувствительность и разврат – разные вещи. Твой отец болен, ему нужна операция, а ты думаешь лишь о себе и ищешь любой повод, чтобы оправдать себя. А как же Сильвия? Ты говорил мне, что у тебя к ней чувства, что тебя тянет к ней, как магнитом?
- Ну, я же ей пока не признавался в любви – значит, и не изменяю.

-Каждый конечно поступает по совести, но я сомневаюсь, что она у тебя есть. Хоть ты еще и не признался Сильвии в любви, ты ей уже изменяешь. Изменяешь своим чувствам к ней. Изменяешь себе самому, а человек, предавший себя, предаст и другого. Запомни, Тони, клятва в верности приходит с чувствами, а не со словами. Даже, если эти чувства не взаимны.

-Мы можем кутить, пока молодые, Жули! Отпусти себя, на тебя же девчонки вешаются, а ты ведешь себя, как сумасшедший! У тебя черно-белая жизнь!
- Знаешь, Тони, тогда пусть я буду бесчувственным или просто сумасшедшим… Сумасшедшим для тебя. Сумасшедшим для всего мира. И пусть я буду жить своей черно-белой жизнью.
Я отворачиваюсь и бреду прочь. Бреду в настоящее.
Все, что я говорил раньше, в той жизни, – исполняется сейчас. Город под названием Память хранит надежно свои тайны, наши воспоминания бродят по его улицам, и иногда мы сталкиваемся с ними.

- Постой, Жули! Я не хотел тебя обидеть. Прости, - слышу я вслед взволнованный голос Тони. Я оборачиваюсь и тут же оказываюсь в его объятьях.
- Я возьмусь за ум, Жули, вот увидишь! Ты - моя Совесть, куда же я без тебя?! – он смотрит на меня и улыбается, - мы ведь друзья. Навеки. Помнишь, мы поклялись?
Только Тони много лет спустя сам нарушил эту клятву. Странно, что я до сих пор не вытравил с пальцев татуировку… Не стер ее из своей души…Татуировка… Мы сделали ее с Тони друг другу, когда были подростками, когда поклялись всегда быть вместе, быть лучшими друзьями. Тони стал для меня братом, которого мне всегда так не хватало. Я окончательно прихожу в себя и вижу, как Харвуд наклоняется и оставляет на промерзшей земле одинокий букет роз рядом с памятником моего отца.

Я беру, оставленный мной на лавке озябший букет цветов, и кладу его на холодный камень памятника Софии Мортрэн. Они согреют его теплом моих рук, частичкой моего сердца.
- Почему моих родителей похоронили тут, а не в Рори Хайтс? – спрашиваю я, обращаясь к самому себе, совсем не ожидая услышать ответа от Харвуда.
- Она родилась в Твинбруке. Здесь появился на свет Джулиан и здесь… он был похоронен, - почти неслышно произносит тот, - вот тут.
Я невольно делаю шаг назад, плотно закрыв глаза. За моей спиной лишь кованая изгородь. За ней – продрогшая осень. А за осенью – мои воспоминания. Забытые и одинокие, как эти памятники. Воспоминания меня больше не страшат.
- Здесь и правда две могилы Джулиана, одна из них – младенца, другая – взрослого, - вновь произносит Харвуд, - возможно, ты просто однофамилец.
- Тогда почему я помню, как мы всей семьей ходили сюда? Почему я помню себя ребенком, когда стоял у собственного памятника, позади своих родителей? Почему на другом памятнике мое фото? – я открываю глаза и вижу Хуана, рыдающего над моей могилой.

Для него все, кто здесь есть – близкие, родные люди.
- Хуан, я пока еще не по ту сторону земли, - произношу я, но он словно не слышит меня.
- Думаю, нам стоит отсюда уйти. Мы увидели, кого хотели, - говорит Харвуд Клэй и внезапно останавливается, - забыл сказать тебе, Жули. Вчера я был на свалке, искал подходящий материал для своей новой инсталляции и увидел типа, похожего на того, что следил за тобой. Он читал книгу, но у меня сложилось впечатление, что он кого-то ждет: постоянно ерзал и оглядывался по сторонам. Я едва успел его щелкнуть на фотоаппарат. Завидев меня, он сел в машину и тут же скрылся. Посмотри, может, я ошибся.
Я беру протянутые мне фотографии. Даже на снимке, где красуется лишь затылок незнакомца, я сразу понимаю, что интуиция не подвела Харвуда.

Этот странный человек действительно зачем-то выслеживает меня.
- Давай облаву на него устроим? Не в шпионов же он играет! – высказывает свое мнение успокоившийся Хуан, - вдруг он газет начитался, вот и приглядывается - уж не ты ли тот сумасшедший, сбежавший из психиатрической лечебницы?!
- А может он просто знал меня раньше? - выдвигаю я более оптимистичную версию всего происходящего, - я думаю, мне просто стоит подождать, когда он снова придет и поговорить с ним. Спасибо, что вы со мной, но с этим типом я разберусь сам.
- Что ж, тогда я займусь изготовлением ключа, пока ты охотишься. Через пару часиков мы с Хуаном опять заглянем к тебе. Надеюсь, сегодня мы сможем открыть люк. Удачной охоты, Жули! – шутит Харвуд. Попрощавшись с друзьями до вечера, я решительно отправляюсь на свалку, не обращая внимания на сонно моросящий дождь. Еще издали я замечаю своего знакомого незнакомца.

Он глядит на проезжую часть и, как будто, ждет кого-то. Не кого-то, а, точнее - меня. Только бы его не спугнуть. Дождь, то немного стихает и дремлет, то начинает просыпаться и лить с новой силой. Хорошо, что незнакомец не слышит моих шагов. Уж я-то знаю, как он может быстро сбежать и решительно, но осторожно подхожу к нему и окликаю.
- Вы, случайно, не меня ищите?
Мужчина оборачивается, слегка вздрогнув от неожиданности. На его лице читается испуг, страх и смятение, как и в первый раз нашей встречи. Однако через пару секунд выражение его лица становится непроницаемым.
-Нет, вы, вероятно, ошиблись, - голос незнакомца совершенно спокоен. Он смотрит мне прямо в глаза.
- Да, вы не ищите меня. Вы просто следите за мной, - говорю я, четко проговаривая слова, и не свожу взгляда с его темно-серых, холодных глаз. Зрачки незнакомца бегают, словно маятники в часах.

-Хорошо. Да, я слежу за вами, но для вашего же блага. Вам нельзя здесь находиться, нельзя вспоминать свое прошлое. Просто забудьте его.
- Что? – переспрашиваю я, не до конца понимая смысл его внезапного ответа.
- Похороните свое прошлое. Не ворошите его, иначе вы станете опасны для общества. Я не хочу, чтобы вы вернулись обратно, но мне придется это сделать, если вы не прислушаетесь к моему совету.
Я замираю на месте, а когда прихожу в себя, то слышу лишь шелест шин по асфальту и звук отъезжающего автомобиля.

Странно, но я не заметил его машины. Видимо, он припарковал ее где-нибудь за углом или кустами. Я знаю, что мужчина больше сюда не вернется, и спокойно прохожу в сарай, чтобы согреться и обдумать услышанное. В голове мечутся десятки безответных слов под знаком вопроса. Я растапливаю огонь в поржавевшем камине. Языки пламени напоминают осенние листья, поднимающиеся ввысь от земли под порывами играющего ветра. Треск огня подпевает музыке дождя, барабанящего по стеклу. На душе становится спокойно, и я могу трезво подумать над словами незнакомца. Что он имел в виду под словами «вернуться обратно»? Вернуться обратно в психиатрическую клинику? Или есть еще что-то, чего я не знаю? «Опасен для общества»... Эти слова не дают мне покоя. С чего я должен верить этому незнакомцу? Кто он вообще такой? Мой бывший лечащий врач? Санитар? Или просто прохожий, узнавший меня по описанию из газеты?

Дождь заканчивается, роняя остатки своих слез. Мне пора. Друзья, наверное, уже ждут меня.
Едва успеваю добраться до дома, как на пороге появляются Хуан и Харди. Я решаю перенести на завтра разговор о моей встрече с незнакомцем. Клэй без лишних колебаний опускается на колени и, очистив крышку люка от опавших листьев, вставляет в нее ключ, пока Хуан потирает ладоши то ли от вечерней прохлады, то ли от нетерпения. Замок щелкает, и крышка люка поддается нашим усилиям. Я заглядываю в образовавшуюся яму. На меня смотрит чернота. Чиркаю зажигалкой. До пола совсем недалеко и это радует. Не задумываясь, я осторожно прыгаю вниз навстречу неизвестному.
- С тобой все в порядке? – надо мной появляется обеспокоенное лицо Храброса.
- Да, все отлично. Давайте ко мне, только лучше по лестнице!
На какое-то время физиономия Хуана исчезает из виду, уступив место готовящемуся ко сну небу. Тишина длится всего лишь несколько минут, пока Хуан не притаскивает лестницу.

За то время, пока он возится с ней и спускается вниз, я успеваю привыкнуть к полумраку и мельком рассмотреть небольшой коридор, в котором нахожусь. Единственное, что мне сразу бросается в глаза – это то, что в нем нет дверей, а, значит - и комнат. Справа от себя на стене я вижу электрощит. Невольно переглядываюсь с Харвудом. Нам в голову приходит одна и та же мысль: здесь должно быть электричество. Но Хуан, как всегда, опережает наши мысли и, даже не спустившись с последней ступеньки лестницы, уже шарит руками по стене в поисках выключателя. Через секунду комната наполняется скудным светом, идущим из одной-единственной пыльной лампочки, уныло висящей на потолке, но в такой темноте даже он кажется нам ярким.

- И ради чего мы старались? – не понимает Хуан, пожимая плечами, и оглядывается вокруг.
-Не похоже на подвал, - я смотрю на стены, обшитые белыми панелями из плотного материала, - и зачем это место сделали рядом с автомобильной свалкой? Давайте прощупаем стены сантиметр за сантиметром. Возможно, нам повезет, и мы наткнемся на потайную дверь. Не садовый урожай же тут хранили!
- Да, пустых комнат просто так никогда не бывает, - лаконично подытоживает Хуан, и мы принимаемся за дело. Я приседаю на корточки и пытаюсь прощупать стену снизу. Перед моими глазами на белой стене неуклюже, по-детски, нарисован черным фломастером единорог, еще ниже – поляна, домик и небо… Мое сердце сжимается и дергается, словно под ударом тока. Резкая боль в голове заставляет меня сжать виски руками и осесть на пол. Снова воспоминания. Кадры сменяются новыми кадрами с бешеной скоростью, как будто прошлое наскоро подыскивает нужную пленку воспоминаний.
Я сижу на полу. В моих руках игрушка - единорог. Вокруг лишь белые стены. Я вижу склоненное надо мной лицо отца. Он приветливо улыбается, гладит меня по волосам и дает мне в руки черный фломастер:
- Вот, Жули, держи! Порисуй здесь что-нибудь, пока я буду занят. Только не скучай!
Он целует меня в лоб и исчезает. Я ставлю игрушку рядом с собой и пытаюсь ее нарисовать. Черная линия на белоснежной стене. Я рисую дом, небо. Рисую, как из маленькой белой тучки сыпет черно-белый дождь, дрожащий на невидимом ветру. Мама, папа и я идем сквозь мельтешащие капли дождя. Здесь мы всегда вместе. Здесь у меня свой мир, только он лишен красок. Потому, что этот мой мир черно-белый. А где-то там высоко над моей головой бездонное чернильное небо и слепая луна.

Утром оно проснется и разбудит темноту прозрачными красками. Меня разделяет с тем миром лишь старенькая деревянная лестница в небо. Я кладу на белый пол фломастер, запрокидываю голову и смотрю вверх, на сонные звезды, глядящие на меня сквозь квадрат люка – такие далекие и сказочные. Интересно, а кто рисует звезды? Кто нарисовал меня?
Белый мотылек на деревянной лестнице. Я осторожно подхожу к ней, боясь спугнуть его своим дыханием, каждым неосторожным движением. Наш управляющий Франсуа говорит, что мотыльки – это души людей, которых с нами больше нет.

Под светом луны моя тень робко отделяется от черноты и начинает растекаться у моих ног по полу.
- Привет, я тебя ждал,- тихо говорю я тени, - мотылек - это ведь твоя душа? А хочешь, порисуем вместе? Смотри, что я для тебя нарисовал.
Я опускаюсь на пол, поджав под себя ноги. Моя тень усаживается напротив меня. Мы рисуем маленького мотылька.
- Меня опять не берут в школу. Я слышал, как директор сказал папе, что я отсталый, что меня надо лечить и обучать в специальной школе, что я могу навредить другим детям,- произношу я. Тень сжимается и плачет, забившись в угол.
- Я тебя не брошу и никогда не сделаю тебе плохого. Ты мой лучший друг и мне не нужен никто другой. Только когда-нибудь приди ко мне, пожалуйста, ребенком, чтобы мы могли поиграть. Очень тебя прошу. Я буду звать тебя Энди. Энди Фишер. Ведь нельзя быть без имени, а у тебя его до сих пор нет.
- Жули, с кем ты там говоришь? – раздается голос отца из кабинета.
- Я говорю со своим братом, он опять ко мне пришел. Ему одиноко. Папочка, разреши нам еще немножко поиграть!
- Жули, я же тебя просил.
- Хорошо, - отвечаю я. Не хочу, чтобы папа переживал.
- Тогда мы будем играть, молча, - едва слышно шепчу я, прижав палец к губам, - тс-с-с.
Моя тень растворяется, но я знаю, что она сидит рядом со мной на каменном полу. Мы опять мечтаем и рисуем. Рисуем лестницу в небо…

Техническая часть

Smilik · 14.05.2014, 14:32

Emary, вот это запись! Очень содержательная. Немного открывается прошлое Джулиана.
Значит, мои догадки были все-таки верны, что Джулиан потом родился, раз он общался с тенью своего брата. Только не понятно, зачем он ему подарил кроме имени еще и фамилию, но зато становится понятно, почему для каждой вечеринки и для других людей он представлялся другими именами, чтобы дать возможность жить этим самым теням, чтобы они проживали какую-то особенную жизнь через него. Почему-то у меня сложилось такое мнение. Либо он просто не хотел, чтобы все знали, кто он такой, хотел жить какой-то другой жизнью, потому что о нем и его семье ходило много слухов.
Очень странно было увидеть Жули с накрашенными ногтями и глазами))) Переходный возраст и все такое, но он все-таки сын порядочного семейства, мог бы как-то ограничить себя для появления на людях в таком виде, хотя, кому какое дело, не нравится, пусть не смотрят)))
Правда, нифига пока не понятно, почему бункер, куда приводил отец Жули (хотя, наверно, все-таки правильней сказать о том, что он там жил какое-то время, раз мечтал вылезти с помощью лестницы), находится не у них на участке, где они жили, а в таком далеком месте. Может быть, это какая-то лаборатория? Или там находили убежище сбежавшие психопаты? Что-то меня понесло на этот счет)))
Очень понравились рассуждения Джулиана насчет его новых друзей, что они ему так помогают, что он чувствует, что они не предадут. С учетом того, что они о нем ничего не знают, они ему доверяют и не задают лишних вопросов, если видят, что он не хочет или не может пока на них ответить. Что нельзя не сказать о Тони, который им всегда пользовался и клялся в верности. Очень четко видно это из всех упоминаний о нем и прорисовок из прошлого.
И очень здорово, что уже будь таким молодым, Жули прекрасно понимал цену своим чувствам и как неправильно делать по отношению к себе, не говоря уже о других.
Текст как всегда шикарен, позволяет окунуться в переживания героя с головой, прочувствовать все, что он думает, делает и что его окружает. Еще мне понравился скрин с луной.
Жду продолжения! Запись шикарная, спасибо за нее)))

!Isabella! · 17.05.2014, 18:02

Emary, до чего же у тебя интересная династия!!! С одной стороны, ведётся техническая часть, и многие события зависят от неё, с другой стороны, богатство твоей фантазии просто поражает! Ты сочетаешь неповторимый авторский стиль с возможностями "The Sims 3", и результат потрясающий! Строки, отражающие прошлое главного героя, заставляют о многом задуматься и неразрывно связаны с настоящим и будущим, как я и предполагала ранее. Скриншоты как всегда выше всяких похвал. В отчёте, как говорится,"ни убавить, ни прибавить". На мой взгляд, всё просто идеально. С огромным нетерпением жду продолжения!!!

Большое спасибо за твоё творчество!

Emary · 30.06.2014, 02:21

Дорогие читатели и династийцы, очень приятно, что вы помните о нас с Джулианом! К сожалению, отчет задержался на целых два месяца, хотя он почти готов к выпуску: все, что нужно - отыграно, заскринино, осталось лишь немного дописать. Отчет выйдет ближе к выходным. Спасибо, всем кто оставил комментарии или просто зашел к нам!

Smilik

Очень рад, видеть тебя на страничке моей династии!

Цитата:

Только не понятно, зачем он ему подарил кроме имени еще и фамилию, но зато становится понятно, почему для каждой вечеринки и для других людей он представлялся другими именами, чтобы дать возможность жить этим самым теням, чтобы они проживали какую-то особенную жизнь через него. Либо он просто не хотел, чтобы все знали, кто он такой, хотел жить какой-то другой жизнью, потому что о нем и его семье ходило много слухов.

Да-да, твои догадки верны! И то, и другое предположения правильны. Каких только слухов не ходило о семействе Мортрэн, в особенности о его матери. А почему Жули дал фамилию Фишер своему брату-тени, станет известно в следующем отчете. Вообще, ему было спокойно под чужими именами и фамилией, потому что он, в какой-то мере, не считал себя полноценным членом семьи. Но об этом позже, а то скажу все заранее))

Цитата:

Очень странно было увидеть Жули с накрашенными ногтями и глазами))) Переходный возраст и все такое, но он все-таки сын порядочного семейства, мог бы как-то ограничить себя для появления на людях в таком виде, хотя, кому какое дело, не нравится, пусть не смотрят)))

На это я уже частично ответил, когда отвечал на предыдущую цитату. Вообще Джулиан очень хотел быть ближе к матери и отцу, но все сложилось по-другому. А подводки -это всего лишь желание уйти от себя, сменить образ внешний на внутренний и одновременно найти себя, почувствовать, что он сам существует на самом деле. Жули учился уже тогда менять образы, выдумывать их, а позже - называться ими. Я не случайно привел диалог Жули и его друга Тони. Среди других подростков Тони и его несколько свободные взгляды на любовь, жизнь считались вполне хорошими, а вот то, как вел себя Жули, как он подводил глаза, одевался - считалось чем-то ненормальным. Непонимание одноклассников, желающих быть не как все, но в итоге становившимися как Тони, тоже сыграло свою роль.

Цитата:

пока не понятно, почему бункер, куда приводил отец Жули (хотя, наверно, все-таки правильней сказать о том, что он там жил какое-то время, раз мечтал вылезти с помощью лестницы), находится не у них на участке, где они жили, а в таком далеком месте. Может быть, это какая-то лаборатория?

Жули очень часто там был до школы, ему просто было небезопасно находиться в доме и не только из-за душевно больной матери. Почему? Ответ на этот вопрос тоже будет в следующем отчете. А про лабораторию ты угадала! Отец Джулиана очень серьезно занимался изобретательством и медициной, но не просто так, всему были свои причины.
Спасибо тебе большущее за такой интересный комментарий!

!Isabella!

Ну, а это небольшой тизер. Именно в этом месте будут происходить события следующего отчета. Так же в отчете появятся новые герои - кто-то из них пройдет мимо, а кто-то останется в жизни Жули.